Малый театр – единственный из многих театров, в котором действительно, как бы банально это не звучало, есть что-то от храма. Он всегда был центром высокой духовной культуры. Те, кто работал и продолжает в нём работать, заложили мощный духовный фундамент и создали такой высокий уровень мастерства, играть ниже которого просто стыдно. Но и дотянуться до него очень не просто.
Я не знаю, что будет завтра, что будет послезавтра, но я верю в Малый театр. Я возлагаю на него огромные надежды. Сегодня Малый театр – один из немногих хранителей традиций. И не только в силу классического репертуара; классику тоже ставят по-разному. Я очень люблю классику, а здесь есть возможность чувствовать её, нести этот замечательный священный крест. Это – вечность, с ней надо обращаться бережно, не пытаясь утвердить себя за счёт Чехова, Толстого, Островского, но стремиться познать автора, соотнести сочинённое с сегодняшним днём, дотянуться до созданного нашими великими писателями, а не подминать их под себя, под свой только жизненный опыт.
Самый уютный для меня – Малый театр, несмотря на все сложности его сегодняшнего существования. Малый – это одно из немногих зданий, откуда мне не хочется уходить. Тебе улыбаются билетёрши, вахтёрши, костюмерши... Они получают невообразимо низкие, нищенские зарплаты, но всё равно поддерживают традиции, чистоту Малого. Исполняют свой долг. Я чувствую их причастность ко всему, что делает театр, и их боль – тоже. Я их люблю.
Ещё Малый представляется мне могучим, тяжёлым океанским лайнером. Изрядно потрёпанный штормами, местами проржавевший, но всё такой же мощный и уверенный в своём историческом предназначении, он, как и двести с лишним лет назад, неторопливо режет волну и идёт своим курсом. И никакие временные человеческие междуусобицы не способны свернуть его с этого пути.
Сегодня в этом храме расколов нет. Мы не разделялись на группировки, у нас не было беспощадных столкновений, чего не избежали некоторые столичные театры. Происходили в своё время какие-то небольшие брожения, но они скоро прекратились. Потому что тут, в Малом, есть некая божественная аура. И без молитвы, без исповеди здесь нельзя быть: эта сцена – исповедальная. Ещё Америки не было, самого кровожадного мирового монстра, а Малый театр – был. И в нём уже начинали складываться знаменитые традиции Малого, которыми мы все так дорожим, которые бережём...
Я прихожу в иной театр и ощущаю некий душевный дискомфорт: мне хочется уйти оттуда до начала спектакля. Иногда такое случается даже в некоторых православных храмах – я чувствую то, о чём сказано в писании: «И обрящется в одежды мои, и будет говорить устами моими дьявол, сатана...» И хорошо сказал иеромонах Роман: «Я боюсь тех, кто ничего не ведает о Боге, и я боюсь также тех, кто слишком много знает о Нём». Я всегда должен быть в поиске, и для меня Он всегда рождается заново. Всю жизнь.
Многие спектакли Малого привлекали и привлекают внимание людей к темам, надёжно скрытым в глубине истории, но очень важным для думающей России. А это уже – больше чем театральное искусство: это – подвижничество во имя Истины и служение ей...
Главное – в бережном отношении к истории, к прошлому. Не случайно столько сезонов на спектакле «...И Аз воздам» зал всегда был полон. Много постановок он выдержал, и в ответ ощущалась некая вольтова дуга, которая соединяла зрителей со сценой. Я не считаю этот спектакль самым удачным, но если он помогает иначе взглянуть на судьбу страны, побуждает отмести устоявшиеся фальсификации – значит, такая работа театра необходима обществу. Когда нам пытаются доказать, сколь деспотичными и кровожадными были цари России, неплохо перепроверять это – по разным историческим источникам, а не только по общепринятым, внедрённым в наши программы и сознание. Маленькая деталь, но очень важная: династией Романовых за 300 лет было казнено ...84 человека.
Николаю II, истинно православному царю, было известно его предназначение. Он предчувствовал свою гибель и знал о ней. Но Николай II не предполагал, что вся Семья будет расстреляна, вплоть до последнего, болезненного и немощного мальчика Алексея.
И вот что поразительно. Приезжают из Афона, приходят ко мне батюшка с матушкой. Показывают фотоснимок иконы – Николай II и Семья. Пишется икона за полгода до канонизации, когда противников причисления Николая к лику святых было гораздо больше, чем сторонников. И вдруг – засветка с левой стороны фотографии. Неоднократно проявляли: та же самая засветка остаётся на фотографии. И, не знаю точно, на какой по счёту проявке, но появляется в этой засветке шестикрылый Серафим, который лучом своим освещает царя Николая II. И возвращается этот луч на руки Анастасии, дочери его. И батюшка, приехавший из Афона в Россию, сказал: «Это было чудо и большое потрясение...».
В дневнике последнего русского императора есть любопытное замечание о Петре I. Не очень-то любил Николай II своего предка, за предпочтение западного уклада российскому. Мнение это во многом созвучно и моим размышлениям. В преемственности, защите и сохранении отечественных традиций в прежние времена велика была заслуга Православия...
Наверно, это тема будущих фундаментальных исследований – какое мощное очистительное воздействие оказывает Малый театр на наше мировоззрение. Но остановлюсь сейчас на спектакле – -«...И Аз воздам», а вернее – на резонансе, который был вызван им. Спектакль был поставлен режиссёром Борисом Морозовым по пьесе Сергея Кузнецова – по пьесе, может быть, не совершенной, но достаточно искренней и предельно приближённой к правде. Играл я там Вайнера. Образ этот во многом вымышленный, введённый для художественной целесообразности, хотя реально такой человек существовал. Принимал ли он участие в расстреле царской семьи или нет, остаётся тайной. В спектакле ему отведена роль третейского судьи: при всей ненависти к монархии, он пытается соответствовать заповеди христианства «не убий». А по сути, он, как Понтий Пилат, «умывает руки».
Но речь о другом: эта постановка втянула искусствоведов в изучение очень сложного, судьбоносного для страны периода – в тайну цареубийства. Какие круги пошли от спектакля, покажут две критические работы, написанные с разных позиций. И я привожу их (в сокращении) не потому, что как-то там отмечается вскользь и моя актёрская работа, а ради того, чтобы отразить масштаб воздействия Малого театра на умы наших современников.
Спектакль заставил думающих людей пересматривать заново даже экономику предреволюционной страны – сравнивать статистические данные, обращаться к документам первых лет большевизма; иными словами, докапываться до сути исторических процессов, задетых Малым театром. Собственно искусство отходит в этих работах на второй и даже третий план. А решение спектакля, игра актёров, сама пьеса становятся поводом – серьёзным поводом к пересмотру огромного куска отечественной истории.
Вот некоторые выдержки из статьи Н. Велеховой: «И кто скажет Ему: «Что Ты делаешь?»»:
«...Нам вообще внушили мысль о Его (Николая Романова) никчёмности. О том, что Его царствование было бездарным и что его следовало судить за доведение страны до кризиса. Но это входит в противоречие с историей, статистикой, фактами. (...)
Талантливые исследователи (М. Геллер, А. Некрич, Д. Мейснер, Н. Эйдельман и другие) определённо говорят, что Россия в предреволюционное десятилетие переживала бурный экономический расцвет. Утверждение это в книге «Утопия у власти» М. Геллера и А. Некрича сопровождается цифрами. Производство угля возросло (в пятилетие 1908 – 1912 годов) на 79,3 %, чугуна на 24,8 %, железа на 45,9 %. Прирост продукции крупной промышленности с 1900 до 1913 – на 74,1 %; создаётся сеть железных дорог, сокращается доля иностранных вложений с 50 % до 12,5 % – опять же к 1913 году.
Сельское хозяйство после освобождения крестьян даёт скачок вверх по урожаю: производство пшеницы возросло на 37,5 %, ржи на 2,4 %, ячменя на 62 %, овса на 29%, кукурузы на 44, 8%. «Ни один народ Европы не может похвастаться подобными результатами, – цитируют авторы французского экономиста Э. Терри. – Этот рост сельскохозяйственного производства не только позволяет удовлетворить новые потребности населения, численность которого возрастает ежегодно на 2,7 % и которое питается лучше, чем раньше, но и значительно увеличить экспорт...»
Значительных успехов достигло народное просвещение. В 1908 году был принят закон о введении обязательного начального обучения. Его осуществление прервала революция. (Заметим, что советской властью закон этот был реализован лишь в 1930 году.) Об усилиях государства свидетельствовал рост ассигнований на просвещение: с 1902 до 1912 года они увеличились на 216,2 %...
Итак, вспомним, что процедил сквозь зубы «Энциклопедический словарь» насчёт «катастрофического» состояния страны (по «вине», конечно, реакционного царя). Война та, разумеется, это не рай, и не сахар, и людям хочется, чтобы не стреляли. Однако Россия и впрямь страна необычная, ибо историки пишут: «Несмотря на войну, можно бы сказать, в связи с войной продолжается быстрое экономическое развитие России. В 1914 году русская экономика составила – по сравнению с 1913 годом 101,2 %, в 1915 – 113,7 %, в 1916 – 121,5 % (из книги А. Сидорова «Экономическое положение России в годы первой мировой войны»).
(...) Россия производила в 1916 году 20 тысяч лёгких орудий и импортировала 5 625. Производство гаубиц было на 100 % отечественное, а тяжёлых орудий – на 75 %. «Запасов царской России, – пишут М. Геллер и А. Некрич, – хватило на три с лишним года гражданской войны».
Вот оно, неизвестное, покрытое искусственным туманом и затмившееся наше прошлое. Россия была жизнеспособная, плодоносная, прекрасная Земля. Её нелегко было убить. Февраль дал ей необходимые политические свободы, а после этого начался бесконечный, затяжной апокалипсис с маленькой будничной буквы. (...) Главная мысль Николая в те дни записана его собственной рукой: «Неужели я двадцать два года старался, чтобы всё было лучше, и давадцать два года ошибался?»
(...) Примечателен его диалог с Вайнером.
«Вайнер. Как оправдаете вину свою перед народом?
Николай. Что ж. Согласен, коли сперва вы оправдаете преступления своей власти перед народом. За восемьдесят лет, вплоть до 1905 года, в империи было казнено людей меньше, чем сейчас ежедневно. Расстрелы без суда и следствия стали нормой, и не только имущих, но и самих рабочих. За десять минут задержки состава, я сам видел, на перроне, комиссар расстреливает начальника станции, телеграфиста и стрелочника! Вот приказ от 1 июня. (Читает.) «Ввиду объявления военного положения... революционный штаб арестовал наиболее видных лиц буржуазии и представителей партий, принимавших участие в выступлении чехословаков, и будет содержать их за заложников. При контрреволюционном выступлении заложники будут расстреляны в первую очередь». Как оправдаете? Отдаёте ль отчёт, куда ведёт сия мораль, позволяющая казнить не за вину, а просто затем, что властям почему-либо потребно? ...На словах Церковь от государства отделили, но имущество её отобрали, проповедовать вероучение запретили, святые мощи осквернили, расстреливаете крестные ходы, а ещё 9 января имеете наглость вспоминать; священникам, мирным людям, единственным оружием которых является крест, выкалываете глаза, отрезаете языки и уши, живьём закапываете в навозной яме...».
(...) Зал не сразу привыкает к трактовке членов Уральского комитета. Это революционеры, но их характеристика не является общепринятой. С них впервые, наверное, снят ореол героев. А они положили начало этой эпохе. Это были первые советские люди, никем не придуманные. Ходили по земле: Юровский, Вайнер, Войков, Белобородов, Голощёкин... Им надлежало стать тюремщиками и палачами этой семьи.
Член анархистской партии, Войков оказывает «услугу» своим кипучим умом; он придумал написать подложное письмо к царским пленникам от неизвестных спасителей, предлагающее им побег. Недрогнувшей рукой оно написано и подброшено обречённым, чтобы спровоцировать, поторопить их гибель, но к тому же ещё и дать убийцам фальшивое документальное оправдание. (...) Облик характерный, характеризующий ту пустоту и бессовестность, которые до настоящего времени ценились на одной шкале с героизмом и получили потом своё увековечение на табличке одной из улиц Москвы и станции метро – «Войковская». Можно с уверенностью сказать, что ни один из живущих в этой части города и пишущий обратный свой адрес: ул. Войкова, не знает, какую человеческую мразь означала эта фамилия и каким страшным преступлением она вошла в историю нашей несчастной отчизны. И уж наверняка не знают они, что Войкова настигло возмездие, он был убит выстрелом бывшего белого офицера Бориса Коверда, узнавшего на пальце убийцы алмазный перстень Николая II...».
В спектакле произошло столкновение «двух правд» – красной и белой – в роковые часы отечественной истории... При стремлении к объективности, статья Н. Велиховой написана больше «с белых позиций». Другая статья, научного сотрудника Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС А. Ушакова, имеет скорее красный оттенок. Оправдывая и опровергая с двух разных сторон трактовку пьесы, обе эти работы, дают возможность увидеть крупицы истины, которая не имеет идеологической предвзятой окрашенности, что и ценно.
А. Ушаков «Взгляд историка»:
«...Не давая характеристик Николаю II и Его Семье, рассмотрим ставшие одиозными фигуры большевиков, непосредственно принимавших участие в судьбе Романовых.
«Я двадцать лет в партии, с 12-го года член ЦК, побегов, тюрем, ссылок – больше чем волос на голове! В 17-м году с Ильичом переворотом в Смольном руководил...» – патетически восклицает в пьесе Уральский облвоенком Шая Голощёкин. На самом же деле в 1918 году стаж пребывания его в РСДРП (б) равнялся пятнадцати, а не двадцати годам. Арестовывался, с последующим тюремным заключением или высылкой, Филипп Исаевич пять раз, из ссылок же бежал дважды (в 1910-ом, в 1913-ом). В 1912 году на VI (Пражской) конференции был избран в члены ЦК РСДРП. В Октябрьские дни руководил отделом внутренней и внешней связи Петроградского военно-революционного комитета, с декабря 1917-го – член Екатеринбургского комитета РСДРП(б), с февраля 1918-го – Уральский облвоенком, член обкома партии и облсовета. (...) Однако ни энциклопедия «Великая Октябрьская социалистическая революция» (Москва, 1987), ни энциклопедия «Гражданская война и военная интервенция в СССР» (Москва, 1987) не говорят о том, что Голощёкин был арестован и расстрелян как «враг народа» в октябре 1941 года, а полтора десятка лет спустя реабилитирован.
«Я жизнь свою положил на алтарь революции! А у меня, кроме неё, никого!..» – убеждённо говорит со сцены председатель Уральского облисполкома А.Г. Белобородов. Член партии с 1907 года, а с апреля 1917 года член уральского областного комитета РСДРП (б), делегат знаменитой апрельской конференции и УI съезда партии, в пьесе он колеблется и отказывается участвовать в решении судьбы Романовых в отсутствии Голощёкина и без санкции Москвы («Москва ровно воды в рот набрала. Свердлов на запросы не отвечает. Тот ещё... дипломат»). Однако позже, когда встаёт вопрос о том, что же делать с доктором Боткиным и прислугой, он, не колеблясь, рубит: «Тут не об чем рассуждать. Прислужники поведеньем своим доказали преданность всероссийскому убийце и тем обрекли себя на смерть». Говорил ли так Белобородов, мы не знаем и вряд ли когда-нибудь узнаем, но нам известно, что позже, в 1919 году, он являлся уполномоченным Совета рабочей и крестьянской обороны по подавлению Вёшенского мятежа, а затем был заместителем начальника Полит-управления Реввоенсовета Республики, занимал ряд ответственных постов, в 1919 – 1920 годах был членом ЦК партии. В 1927-м за участие в троцкистской оппозиции был исключён из партии, затем раскаялся, признал свои ошибки и в 1930 году восстановлен в партии. Но это его не спасло от расстрела в 1938 году.
Не менее противоречива фигура Уральского комиссара снабжения П.Л. Войкова. Меньшевик с 1903 года, переметнувшийся к большевикам в августе 1917-го, он в октябре становится секретарём областного бюро профсоюзов и председателем городской Думы Екатеринбурга. После описываемых в пьесе событий работает в Наркомпроде, в 1919 году становится председателем правления Центросоюза, а с 1920-го – одновременно членом коллегии Наркомвнешторга. В 1924-ом Войков назначается полпредом СССР в Польше и 7 июня 1927 года погибает от руки белоэмигранта. Его тело было доставлено в Москву и предано земле у Кремлёвской стены, а имя дано одной из станций Московского метрополитена.
Наименее изученной остаётся личность председателя Следственной комиссии Уральского областного ревтрибунала, товарища комиссара юстиции Уральской области, члена коллегии областной ЧК, коммуниста с 1905 года Я.М. Юровского. «Вот он, наш уральский, пролетарский якобинец», – коротко и ясно характеризует его в спектакле Голощёкин. После екатеринбургских событий июля 1918 года он перебирается в столицу, где заведует районными ЧК Москвы, а в 1919 – 1920 годах возвращается в Екатеринбург председателем губернской ЧК. Позже «пролетарский якобинец» появляется опять в Москве и работает в Наркомате рабоче-крестьянской инспекции и Государственном хранилище ценностей. Умирает в 1938 году от язвы желудка.
(...) В пьесе, когда Вайнер спрашивает Николая II: «Как оправдаете вину свою перед народом?», – бывший Царь отвечает: «Что ж. Согласен, коли сперва вы оправдаете те преступления своей власти перед народом. За 80 лет, вплоть до 1905 года, в империи было казнено людей меньше чем сейчас ежедневно...». Но эта фраза царя представляется явно надуманной, если говорить о событиях, предшествовавших июлю 1918 года.
Красный террор был объявлен постановлением Совета народных комиссаров от 5 сентября 1918 года. Террор объявлялся после убийства председателя петроградской ЧК М.С.Урицкого и покушения на В.И. Ленина 30 августа 1918 года. Красный террор был объявлен как ответ на усиление контрреволюционного террора летом и осенью 1918 года. (...) Так что вкладывать в уста Царя ставшую ныне модной мысль об изначальной кроваво-карательной сути большевистской власти, на мой взгляд, неправомерно...».
Так эти работы помогают одна другой – и думающему человеку – выйти не к правде красной или к правде белой, но к правде как таковой. Обе открывают на страницах журнала «Театр» массу интереснейших уточнений к сюжету, соучаствуют в многовековом поиске истины. Благодаря Малому театру.
Я, особо не претендуя на объективную оценку событий того времени, думаю, что уже невооружённым глазом видно: та кучка мерзавцев, которая прибыла из Германии в Россию в опломбированном вагоне во главе с великим демоном зла, имела одну определённую цель – из этой искры разжечь огромное мировое пожарище, натравить одних русских на других, утопить Россию в крови. Я не думаю, что время смоет кровь с рук тех палачей и убийц, как бы ни старались умолчать о том их современные продолжатели, совершившие в 90-х годах вторую революцию в моём отечестве.
И всё-таки Россия – это страна, которая способна возрождаться вновь и вновь, несмотря на спланированную гибель русского народа. И современный писатель Владимир Крупин на вопрос японского писателя «Уйдёт ли русский народ из истории человечества» ответил: «Уйдёт только вместе с историей».
