Среди забытых книг, появившихся с конца 80-х на книжных прилавках, была и книга Эммы Барстоу (она же – баронесса Орчи) "МАРГАРИТА". Пять романов из серии "Лига красного цветка" (СПб.: Северо-Запад, "Гриф", 1992; Текст воспроизведен по приложению к журналу "Родина". – СПб., 1911).
Романы, составившие книгу "Маргарита", – об эпохе террора Великой французской революции – откровенно восходят к роману А.Дюма "Двадцать лет спустя" – об эпохе Кромвеля и попытке отважных французских мушкетеров спасти от плахи английского короля Карла I. В "Маргарите", напротив, группа английских аристократов спасает от гильотины "врагов народа", приговоренных французским революционным судом*.
* Кроме того, в "Маргарите" очевидна преемственность и с другими романами А. Дюма: "Королева Марго", "Граф Монте-Кристо", "Таинственный доктор" (на русском языке издан в середине 1990-х гг. в переводе В.Мильчиной) и др.
Итак: плаха, гильотина, террор, "враги народа". Формулировка "враг народа", знакомая каждому советскому человеку и всем, "кто посетил сей мир" в 30-е годы XX столетия, обязана своим происхождением революционной Франции. Формула "друг народа" в нашей стране как-то не прижилась, может быть, благодаря работе Ленина "Что такое "друзья народа" и как они воюют против социал-демократов". Зато уж "врагов народа" оказалось более чем достаточно...
Тема судилищ над "врагами народа" – одна из центральных в подтексте романа Булгакова "Мастер и Маргарита". Театр-цирк Варьете, где по требованию публики (народа!) отрывают голову "надоевшему" конферансье Жоржу Бенгальскому, можно рассматривать как метафору современного Колизея – модели государства, в котором по требованию народа, "не ведающего, что творит", совершаются казни над теми, кто "надоел" режиму. "Римский" колорит театру-цирку придают и фамилия его финдиректора Римского, и то, что театр Варьете входит в систему "зрелищ облегченного типа" – вспомним лозунг римской толпы: "Хлеба! Зрелищ!"
Тема гильотины впервые прозвучала на страницах "Мастера и Маргариты" в предсказаниях Воланда Берлиозу: "Вам отрежут голову". Голову "отрезать" может только нож, скажем, нож гильотины, или же рельсовый транспорт: трамвай, поезд. Отсвет гильотины возникает и в театре Варьете, когда девица с безобразным шрамом на шее тараторит по-французски, а затем является финдиректору Варьете Римскому в обличье покойницы с трупными пятнами на теле.
В "Маргарите" Эммы Барстоу действует артистка парижского театра "Варьете" Дезире Кандейль* – агент "Комитета общественной безопасности". Московское "учреждение", в которое финдиректор Варьете Римский послал с доносом администратора Варенуху и куда собирался звонить после "третьего отделения", при жизни Булгакова еще не носило названия Комитет государственной безопасности, но комиссары государственной безопасности в 30-е годы уже были (так, Н.И.Ежов носил звание Генеральный комиссар государственной безопасности). Слова "комиссар", "гражданин", "гражданка", которыми иронически перенасыщено повествование Эммы Барстоу, прочно вошли в советский быт и не могли не резать ухо человека, насильственно погруженного в "новую жизнь". Сотрудники Комитета общественной безопасности в "Маргарите" производят массовые аресты, набирая "тысячу для гильотины". И это знакомо советскому человеку, привыкшему к планам и разверсткам.
* Актриса "Варьете" Кандейль (Амели Жюли) – историческое лицо. Упоминается в романе А.Дюма "Таинственный доктор". (Сообщено В.А.Мильчиной.)
Уже на первых страницах "Маргариты" мы встречаем характерные текстовые сближения с романом Булгакова. Так, о предводителе "дерзких англичан" (иностранце!) "говорили даже, что он и те, кого он спасал, были наделены даром делаться у заставы невидимыми", что, значит, дело не обходилось без "нечистой силы". Вспомним булгаковскую Маргариту, с помощью нечистой силы ставшую "невидимой и свободной!" Что же касается наружности предводителя "шайки иностранцев", спасающих обреченных из революционного ада, то и в "Маргарите" и в "Мастере и Маргарите" его приметы неизвестны органам безопасности. "Мы не знаем даже, какова его наружность, высок он или мал ростом, брюнет или блондин" ("Маргарита"). Не лучше обстояло дело и в Красной Москве: по одним сведениям, "человек этот был маленького роста, зубы имел золотые и хромал на правую ногу"; по другим – "человек был росту громадного, коронки имел платиновые, хромал на левую ногу".
Лидер иностранцев в "Маргарите" постоянно меняет обличья, переодевается то женщиной из простонародья, то евреем-возчиком, то революционным депутатом из провинции. Даже близкие люди не могут его опознать. Он великий актер, мастер перевоплощения. Что же говорить о маэстро Воланде, главаре шайки иностранцев в Москве, предстающем перед персонажами и читателями "Мастера и Маргариты" в столь разных обличьях, что совершенно сбивает с толку и его романных преследователей и литературных следопытов, пытающихся найти для него единственный реальный прототип.
Охота на "Лигу красного цветка" в "Маргарите" обосновывается тем, что ее участники – "английские шпионы". Действительно, кем еще могут быть иностранцы в революционной стране? "Вот они где у меня сидят, эти интуристы! – интимно жаловался Коровьев... – Приедет… И или нашпионит, как последний сукин сын, или же капризами все нервы измотает: и то ему не так, и это не так!"
Как тут не вспомнить "интуриста" Андре Жида, дружба которого с Советским Союзом закончилась после выхода в свет его книги о визите в СССР, да и Фейхтвангер так талантливо "похвалил" порядки в Москве 1937-го и процессы над троцкистами, что хотя его книга и была сгоряча переиздана в Москве, но вскоре разобрались, и книга бесследно исчезла из магазинов и библиотечных стеллажей.
Вполне понятно беспокойство литератора Берлиоза по поводу впечатления, которое может сложиться у иностранца о Красной столице. Как видно из текста "Маргариты", престиж страны заботил и "комиссаров безопасности" XVIII века. "Проклятые изменники употребляют все старания, чтобы восстановить общественное мнение всей Европы" против революционной Франции.
Атеизм как важнейшее государственное дело – тема беседы ответственного Берлиоза с невежественным поэтом Бездомным. А во Франции? "Республика хоть и уничтожила Бога, не могла уничтожить в сердце человеческом страх перед неведомыми силами". В Москве на Патриарших идеолога Берлиоза во время урока атеизма вдруг "охватил необоснованный, но столь сильный страх, что ему захотелось тотчас бежать с Патриарших без оглядки", и "сердце его стукнуло и на мгновение куда-то провалилось, потом вернулось, но с тупой иглой, засевшей в нем".
Думается, что внешнее сходство положений в булгаковском романе "Мастер и Маргарита" с приключенческим циклом Эммы Барстоу, объединенным названием "Маргарита", призвано привлечь читателей к аналогиям между реальными событиями эпох террора во Франции и Англии (не забудем о генетической связи "Маргариты" с романом А.Дюма) и реалиями современной Булгакову России.
В этом смысле интересен и мотив "перевоспитания", воспитания нового поколения под девизом "отречемся от старого мира".
Заключенный в тюрьму малолетний "Людовик Капет", сын Луи XVI и Марии-Антуанетты, по требованию своих "воспитателей" называет свою мать "грязным словом" ("Маргарита". Роман "Борьба за принца"). В Стране Советов стали нормой как публичные отречения детей от родителей – "врагов народа", так и заключения несовершеннолетних в тюрьмы и лагеря. (Страшный "детский приемник" находился на территории Данилова монастыря – в районе, важном для "географии" "Мастера и Маргариты" – здесь был похоронен Гоголь, рядом находилась самая знаменитая московская психиатрическая клиника имени П.П.Кащенко – Канатчикова дача). Впрочем, не только несовершеннолетние отрекались от своих родителей. Демьян Бедный, который подобно Бездомному "очертил... главное действующее лицо своей поэмы, то есть Иисуса, очень черными красками" ("Мастер и Маргарита"), "выступая перед собранием красноармейцев, сказал: моя мать была блядь" (из дневника М.А. Булгакова). Как тут не вспомнить и рассказ Давыдова из "Поднятой целины" о профессии его матери, уличной женщины, которым он аргументирует необходимость повальных репрессий: "дети... жалость... ну выселим кулаков к черту, на Соловки выселим. Ведь не подохнут же они?" Как вскоре выяснилось, "дохнут". Сравним агитацию Давыдова с репликой поэта Бездомного: "Взять бы этого Канта, да за такие доказательства года на три в Соловки!" От Соловков Канта с его доказательством бытия Божия спасает только то, что он "заблаговременно" умер! Тема "атеизма" переплетается с темой "перевоспитания", превращения монастырей в тюрьмы, в том числе и для детей, и, видимо, не случайно идейный наставник простодушного поэта Бездомного председатель МАССОЛИТа Берлиоз – полный тезка прославленного автора "Поднятой целины".
"– Михаил Александрович! – крикнул он (профессор) вдогонку Берлиозу. Тот вздрогнул, обернулся, но успокоил себя мыслью, что его имя и отчество известны профессору также из каких-нибудь газет".
* * *
Известна приверженность Булгакова к играм с инициалами. В начале творческого пути одним из его псевдонимов был "Г.П.Ухов" – знак трогательного внимания к "известному учреждению". Обратим внимание на титульные листы "Маргариты" и "Мастера и Маргариты". Переводной роман подписан именем "Эмма Барстоу". Под псевдонимом "Эмма Б." некогда печатался Михаил Булгаков, "Эмма Б." – это и "эм а бэ" – М.А.Б., то есть Михаил Афанасьевич Булгаков (в "Мастере и Маргарите" он отдает эти инициалы атеисту и антиподу Мастера – Михаилу Александровичу Берлиозу), "Эмма Б." – это и знаменитое alter ego Флобера Эмма Бовари ("Эмма – это я!").
Но вот обнаруживается еще одна "Эмма Б." – автор исторического романа, видимо, знакомого Булгакову с юности – напечатан в Петербурге в 1911 году! Итак, роман "Маргарита" написала Эмма Б. – Эмма Барстоу, роман "Мастер и Маргарита" – Эмма Б. – Михаил Афанасьевич Булгаков. Кто знает, может быть, вынося имя Маргариты в название "фантастического романа" на обложку со своими инициалами, Булгаков хотел этим веселеньким каламбуром дать читателю еще один ключ к теме террора, "ужаса" – в эпоху, когда "жить стало лучше, жить стало веселее".
