***
Дай мне, Господи, Слово
Всех времён и сторон,
Что ложится в основу,
Словно в колокол звон.
Сокровенным помилуй
Из Небесной Горсти —
Дай мне, Господи, силу —
В Слове силу нести.
Чтобы, слыша то Слово,
Зашептались века:
— Слышишь, брат, из какого
Донеслось далека…
ЗЕМНОЕ РЕМЕСЛО
Я рос, как злак и сорная трава,
Сквозь дёрн, сквозь камень корни проникали.
И потому тяжёлые слова
Мою гортань с рожденья напитали.
Мне, я считаю, в жизни повезло —
(Хотя и небо высотой манило)
Меня вскормила истинная сила.
И я земное славлю ремесло,
Давно и крепко веря, навсегда,
Как в истину, что есть вода и пламень,
Что землю держат хлеб и лебеда,
И ремесло, тяжёлое, как камень.
Живите так и вы, мои слова!
В корнях своих упорство находите,
Как злаки или сорная трава…
Я верю вам. И вы не подведите!
***
Февраль. Мороз. И вслед метёт,
И встречь метёт, однако.
За мной, как тень, скулит, бредёт
Худющая собака.
Пришли. Вот пища скудная.
На, морда, половину.
Куда теперь приблудную
Тебя девать, скотину?
Вот половик потёртый —
А вдруг решишь остаться…
В такие-то погоды
Куда собаке шляться?
Ты знаешь, эту вьюгу
Я сам не выношу.
Иди ко мне, зверюга!
За ухом почешу…
Ведь помнишь ты едва ли
Тепло хозяйских рук
И то, что каждой твари
Положен в жизни друг.
БЕЛЫЕ ЦВЕТЫ
Сведу дыханьем на стекле цветы,
Их лепестки и листья кружевные.
Немного жаль, хотя и не живые,
Космической, хрустальной красоты.
Но ближе мне мерцающих красот
Земной удел и все цветы земные —
Невинные, простые полевые,
О них душа уставшая поёт…
И вспомню лето: в зыбких берегах
Река несла таинственное нечто,
Оно вздыхало призрачно и млечно,
Текло в овраги, таяло в лугах.
И пахло мятой около воды.
А как свистели ласточкины крылья!
И облака сквозные в небе плыли,
И мне смеялись, кланяясь, цветы.
Ещё я вспомню лошадь на лугу
Жеребую, бредущую в тумане.
Как подошла — и что-то между нами
Открылось вдруг на зыбком берегу.
Как было много света и воды!
И лошадь мне в глаза смотрела долго…
Уж не она ли мне дышала в окна?
И надышала белые цветы…
***
Александру Фигареву
Ограда, выгон, дальний лес.
Аукнешь — катится волнами.
И лошадь, что стоит в тумане…
Каких ещё тебе чудес?
Ещё сказать о чудесах?
Изволь:
с ладони лошадь кормишь
И вдруг себя на мысли ловишь,
Что тонешь весь в её глазах.
Сморгнёт каурая сейчас
Меня,
и нет обратно хода.
И ты иначе на природу
Из лошадиных смотришь глаз.
Губою верхней, чуть дрожа,
К руке потянешься за хлебом…
А человек под этим небом —
Конечно, добрая душа!
Нам невозможно без чудес.
Дожди идут не мимоходом,
Но, улыбнувшись, вдруг природа
Зовёт, зовёт скорее в лес!
Я знаю здешние леса,
Придёшь с добром — добром отпустят.
Ну чем, скажи, не чудеса
Вот эти рыжики и грузди!?
Осинник, что багряно-жёлт
И чудом лишь не облетает,
И лошадь, что вот-вот заржёт,
И эхо, что вот-вот растает.
***
Сентябрь. Не сильные, грибные
Дожди идут об эту пору.
Редеют кроны проливные,
Еще притягивая взоры.
Сквозь тучи, хрупок каждый, тонок,
Пробьются редкие лучи.
И, как застенчивый ребёнок,
Природа мудрая молчит.
И мне молчанье станет в счёт.
Оно сродни молитве в храме.
А то, что по щекам течёт,
Не объясняется словами.
Учусь молчанию листа.
Внимаю таинству долины,
Где вспыхнул каждый куст рябины
Библейской раною Христа.
САМАЯ РОДНЯ
Александру Нестругину
…так в избе деревянной
Добрый Филя живёт.
Николай Рубцов
…и ответил мне: — Ночевай!
Николай Рубцов
Лунища!..
Круглая, — в полнеба!
А звёзды частые настоль,
Как будто кто горбушку хлеба
Солил — да и просыпал соль.
Мой путь тревожен, долог, снежен.
Но слава Богу, что порой
Среди равнины мировой
Стоит изба, дымя прилежно.
Нет, не мираж! На самом деле
Стоит себе — трубой дымит!
А ветерок январский еле
Дымок ладошкой шевелит.
Не зря про хлеб да соль в пути
Подумал.
Отряхнусь от снега.
— Хозяин! Примешь ли?
— Входи…
Пошто морозить человека…
На вид угрюм и нелюдим.
В рубахе векового ситца.
— А как мне звать вас?
— Никодим! —
Ответит, скрипнув половицей.
Согреет чай.
Курить предложит.
Тулуп накинет на меня.
— Вы Филе родственник, быть может?
Ответит:
— Самая родня...
…сидим…
Довольные судьбой,
Да самосадный дым ворочаем.
Слова округлые, как обручи,
Катаем редко меж собой.
— Индийской… со слонами чай…
Чуть погодя:
— Промежду прочим!..
Того…
Однако…
Не серчай, чего не так...
— Вы…
Добрый очень!
— Спокойной ночи Вам желаю!
Скажу, проваливаясь в сон.
— Спокойной… —
Скажет, задувая
Свой керосиновый огонь.
Чего он там ещё ответил,
Склонившись к древнему огню,
Не помню…
Помню, что приветил
Меня — как самую родню!
СЛИВЫ
Август.
Сливы стали сизыми,
Отливают перламутром.
Осень первыми капризами
Очаровывает утра:
То вздохнёт морозцем ранним,
То грибным туманом радует.
И от этого дыханья
Сливы падают…
и падают…
ЗОЛОТЫЕ ШАРЫ
Любови Ковшовой
Ты живёшь на таком этаже —
Даже ласточки ниже летают.
Ты, наверно, привыкла уже —
У лица облака протекают.
А ко мне в палисадник давно
То заглянут цветущие вишни,
То сирени сиренево дышат,
То закат заглядится в окно.
Человеку дано выбирать.
Выбираю —
оставьте мне малость —
В палисадник окно открывать,
Чтобы майской сиренью дышалось,
Дорожить и далёким, и близким
Оттого, что оно — до поры…
Ближе к осени в садике низком
Зацветут золотые шары.
Зацветут золотые, склоняясь,
На ограду всё ниже…
А там —
Облетят, на ветру осыпаясь.
Это — к близким уже холодам…
***
Огородик за слепенькой хатой.
Речка бродит в сухом камыше.
Лес простуженный. Луг кочковатый.
А поди — прикипело к душе.
Из последних по стылой воде
Жёлтый лист проплывает медлительно.
Знаю, больше не будет нигде
Так покойно, светло, так пронзительно.
А казалось бы — речка да лес,
Куличок на излучине вроде бы…
Свет неярких осенних небес…
Отними — не останется Родины.
СПАСИБО ВАМ
Когда снаружи ветер детским плачем
Зайдётся
и не выйти без огня,
Прислушаюсь…
А что всё это значит,
Как будто вдруг окликнули меня?
И настежь дверь…
Её закрыть нельзя!
На огонёк, без всяких там прелюдий,
Ко мне пришли мои учителя.
Спасибо вам, мои родные люди!
Слова, молчите! Вас отныне нет!
Лишь снежный скрип да звёздное мерцанье…
Усни, мой разум! Этот лунный свет
Сильнее обретённого познанья.
Посторонюсь, две тени пропустив.
По половице, прошлым скрипнув скрипом,
Пройдут и сядут. Сяду против них.
И замолчим молчанием великим.
Лишь лунный свет да сосен древних шум,
И звёздное полночное мерцанье
Свидетелями станут вечных дум,
Которых мы касаемся молчаньем.
Уже вот-вот белёсо… рассветёт.
Как жаль, что вам нельзя не торопиться!..
Но та, что след ваш помнит половица,
Ещё не раз приветливо споёт.
***
Вокруг Россия! Родина моя…
И мне не надо знать истоков боли,
Чтобы любить вот эти тополя,
Чтобы любить заснеженное поле.
Пусть деревень далёкие огни
Мне вечной тайны зимней не откроют,
Но пусть горят, полночные, они —
Глухою, снежной, русскою порою!
И пусть душа на радостную весть
Всегда ответит искренне и просто.
И пусть мерцают звёзды над погостом,
И будет вечной святость этих мест.
