Католическая церковь недавно покаялась
за преступления Инквизиции…
Не пора ли и Православной церкви
покаяться за продолжавшийся более столетия
чудовищный геноцид русских староверов.
1
Не проста эта жизнь, не проста.
Давит, жжёт ядовитая дума:
- Пусть евреи распяли Христа…
Ну а кто сжёг живьём Аввакума?
Но молчат… Не приемлют вины.
Крутят, врут на стремнине летейской.
Лишь мои, чую, дни сочтены
в скорбной участи русско-еврейской.
Для чего полукровкой рождён?
Что имела судьба на примете?
На меня с высоты смотрит Он…
Я раскаюсь за тех и за этих.
2
Плыл нимб… Глаза светили...
Нёс мир и благодать.
Когда его схватили,
не рвался убегать
При нервной перегрузке -
наивен и красив,
задумался по-русски,
семитский позабыв.
Страна, где всё заклято,
где в будущем Он был,
которую когда-то
всю, всю Он исходил…
Я подступаюсь к теме,
что муторна, больна.
Нормально, что в поэме
сломались времена.
3
Всё было, как в России,
конвой, стукач, арест…
Он падал от бессилья,
но нёс свой тяжкий крест.
Из будущего злого,
где ложь, корысть, разор,
от горечи былого
мы не отводим взор...
4
На холме невысоком
стоял, избит, смешон.
Тут страшный суд над Богом
людьми был совершён.
Глаз любопытных гроздья.
Молчит толпа людей…
Когда вбивали гвозди,
Он слышал хруст костей.
Там – в Иерусалиме
(я тоже в нём бывал)
давно забыто имя,
кто гвозди те вбивал.
Нет палача в помине…
Он – стрелочник... Плевать!
Зато осталось имя,
кто приказал: - Вбивать!
Как это некрасиво -
коррупции разгул!..
Наверно, и Каифа
Пилату отстегнул.
5
Отбросьте, зачеркните
мой воспалённый стих.
Ведь Он учил: - Любите!
гонителей своих!
Но не лукавьте, бросьте…
Да! так Он говорил…
Того, кто вбил те гвозди,
любил ли Он?.. - Любил!..
Был гогот, мат, угрозы…
А время шло к концу.
Катились Божьи слёзы
по Божьему лицу…
Пред кротостью и болью
я упадаю ниц.
Но не могу, тем боле,
любить Его убийц.
6
Иисус вдруг тело выгнул -
был Богом не храним,
и, обезумев, крикнул:
- Эли! Эли! лема сабатхани!!
А это значит, боли
терпеть уже не мог.
Была потеря воли.
И Отче не помог...
Никто не понял сразу -
и в страхе и тоске -
зачем Он крикнул фразу
на странном языке?
Над людом онемелым
тьма с громом пронеслись.
Он задрожал всем телом,
метнулся и провис.
Провис, опал, поникнул…
И взор его потух.
Он снова что-то крикнул
и отпустил свой дух…
7
Прошло два дня. Нелепо
считать, что Он – Господь…
Но в третий день из склепа
Его исчезла плоть.
И воздевали руки
евреи в синь небес…
И расползались слухи,
что, вроде, Он… воскрес!
И смерть, поправши смертью,
вновь к людям ищет путь:
учить нас милосердью
и совесть нам вернуть.
Он будет ждать веками
тех тягостных минут,
когда придёт над нами
вершить свой Страшный суд.
8
Так кто же Он? – я думал.
И буду думать век.
Он жил, как Бог, а умер...
как честный человек…
Кто верит пропаганде?
Никто и никогда.
Да, были Корчак, Ганди!!
А прочье – лабуда?
И нет конца сюжета:
война, грабёж, хула…
Боюсь, что жертва эта
напрасною была…
9
И мучит стыд до гроба
во мгле родной земли:
За что же протопопа
мы заживо сожгли?
Шла староверов горстка
за ним, забыв про страх…
В пропащем Пустозёрске
его развеян прах.
Не дрогнул он, не крикнул,
сгорел до тла, до дна.
Чем памятник воздвигнул
на вечны времена…
10
Всё это вижу... Маюсь…
Душа кровоточит…
Конечно, я раскаюсь,
Но церковь промолчит.
И патриарх резвится -
пиар, поездки, власть…
Не хочет повиниться
и на колени пасть.
За бойню, за изгнанье,
за скрытый геноцид,
исполнить покаянье
гордыня не велит.
Господь взирает, страшен,
И хлещет Божий бич.
Когда в основе нашей
лежит гнилой кирпич.
И пенится огромный
судьбы девятый вал.
Но патриарх не помнит,
чем ране торговал.
И боль, куда ни гляну,
корысть, пожар и мор…
А старую подляну
заткнули под ковёр
11
Ну а Христос мерцает \
средь мрака, лжи и слёз.
Он всё ещё ступает,
Он в венчике из роз.
Он ходит по России,
как издревле ходил.
Печален взор мессии,
и не осталось сил.
И цельный мир порушен…
Лакейство, чванство, глум...
О, как нам ныне нужен
бесстрашный Аввакум!
12
Жив ли он, пейзаж берёзовый?
Свет потайный жив в судьбе?..
Аввакумы и Морозовы
попадаются в толпе.
Та же даль и ветры буйные,
глушь лесов и ширь полей.
И душа всё та ж – разгульная,
только горше и щедрей.
И мелькают лица странные
средь вокзальной суеты –
Бородатые и драные,
то ль бомжи, то ли Христы?
июль – декабрь 2010 г.
Вадим Ковда. Родился в Москве. В настоящее время живёт в Германии, город Ганновер, и в Москве. Печатался в журналах: «Новый мир», «Знамя», «Юность», « Дети Ра», «Крещатик» и др. Автор 11 книг стихотворений.
