Еврейская тема в творчестве Юлия Кима. Песни протеста и песни любви0

Хоть ты убей, я не еврей, я — русский шансонье. Но каждый день ... тихонько я пою: Ерушалаим, сердце моё... Юлий Ким. Песня «Ерушалаим» В известных мне обзорах, посвящённых еврейской тематике в русской поэзии, не нашлось места Юлию Черсановичу Киму. Только в дипломном проекте Игоря Белого «Еврейское национальное самосознание в рамках жанра авторской песни»[1] упоминаются четыре еврейские песни Юлия Кима. В предлагаемых заметках рассматриваются более двадцати песен и стихов[2] Кима, которые можно отнести к «еврейским». Песни Юлия Кима, затрагивающие еврейскую тему, можно разделить на песни ПРОТЕСТА и песни ЛЮБВИ. Созданные до середины 70-х годов «еврейские» песни были песнями ПРОТЕСТА против политики советской власти, политики провоцирования и поощрения антисемитизма. Эти песни порождены гражданской позицией Юлия Кима, его правозащитной, диссидентской деятельностью. Протест против антисемитизма – одна из граней его участия в демократическом движении. И когда ему пришлось (под угрозой серьёзных репрессий) отойти от активного, открытого участия в этом движении, перестали появляться и кимовские еврейские песни протеста. Но затем уже в 1989 году Ким написал «Открытое письмо» российским писателям, не скрывавшим своего антисемитизма. Позже, в 1999 году он резко ответил отрицателям Холокоста стихотворением «Роже Гароди», а в 2014 году спел песню «Моя борьба». А с 1990 года, когда Ким впервые побывал в Израиле, появились новые еврейские песни, песни ЛЮБВИ к Израилю и к евреям.[3] Часть 1. Песни ПРОТЕСТА О национальных корнях Часто можно услышать вопрос о национальности Кима, есть ли у него еврейские корни. Более двадцати лет тому назад на вопрос «Не еврей ли Вы?» он отвечал: «Да, я – еврей по жене и дочери». Вот ещё цитаты из разных интервью : «По всем историческим и культурным корням я – русский человек». «Я коренной русский бард с корейским уклоном и израильским гражданством» «Я с детства терпеть не могу антисемитов – так меня воспитала моя русская мама Нина Валентиновна Всесвятская». Мама была, по словам Юлия Черсановича, из старого разночинного рода, происходящего от образованных священников. Это были люди — плоть от плоти самых что ни на есть чеховских земских интеллигентов, с их подвижническим служением народу. Нина Валентиновна работала учительницей в Хабаровске, там вышла замуж за корейца Ким Чер Сана. Потом они жили в Москве, где он был переводчиком с корейского и с японского языков и учился в ГИТИСе. В 1937 году все корейцы в Москве были объявлены японскими шпионами. Чер Сан был расстрелян. Мама, как жена «врага народа», оказалась в печально известном лагере АЛЖИР – Акмолинский Лагерь Жён Изменников Родины (Казахстан). Юлика (1,5 года) и его сестру Алину (5 лет) приютили родственники. Детям сказали, что папа умер, а мама в долгой, далёкой командировке. Она вернулась в 1946, и они уехали в Малоярославец (ей разрешалось жить не ближе 100 км от Москвы), потом в Туркмению. Мама, по словам Юлия, «никогда не рассказывала о лагерных годах. При разговорах на эту тему она каменела». В этом же лагере (АЛЖИР) отбывала наказание и Ашхен Налбандян - мать Булата Окуджавы. Они с Ниной Всесвятской не были знакомы - в лагере было 8000 заключённых. А вот сыновья Нины и Ашхен не только познакомились, но и стали друзьями – единомышленниками. Булат относился к Юлию с нежностью, как к младшему брату. Он посвятил Киму песню «Ну, чем тебе потрафить, мой кузнечик»: Какой струны касаешься прекрасной, Что так легко, так звонко исповедуешься ты? «Злоязычный либерал» После окончания Московского педагогического института Юлий Ким учительствовал несколько лет на Камчатке. Вернувшись в Москву, работал в физико-математической школе при МГУ. «Я был очень хорошим учителем — преподавал литературу и историю. Историю я преподавал на основе материалов, опубликованных во времена Хрущева, а литературу во всеоружии новейшего самиздата». В это время он «стал обычный злоязычный либерал», вошёл в круг диссидентов... В 2002 году Ким так рассказывал о людях, к которым примкнул: «Им свойственно было ощущение отнятых отцов - войной ли, НКВД. У всего нашего поколения отобраны были старшие: отцы, дядья, тётки. Наше поколение можно назвать обманутым. Но не только обманутым, но и воспрянувшим от этого обмана, преодолевшим его. Речь идет о 56-м годе, о хрущевской оттепели и о дальнейшем развитии инакомыслия». В 1963 году Ким сблизился с Петром Якиром – сыном расстрелянного вместе с Михаилом Тухачевским выдающегося командарма Ионы Якира. Вскоре Юлий Ким написал песню о судьбе Петра: «Сказание о Петре Якире, который родился в 1923 году, а сел в 1937». Вот начало этой песни: Четырнадцати лет пацан попал в тюрьму, В одну из камер (номер тридцать восемь), вот бедняга! Четырнадцать статей предъявлено ему: Политбандит, вообще семит, И неизвестно, чей наймит, И поджигатель, кажется, Кремля, не то Рейхстага — Вот это передряга! Вот это арестант! Наверно, он талант! Вообще они талантливы, все эти иудеи! Четырнадцати лет, - пацан ещё, и шкет, А он уже политбандит, Уже наймит, уже семит И поджигатель, вроде, Третьяковской галереи - Уж эти мне евреи! И дальше о том, что вместе с «Петькой-забиякой» были посажены Одних учёных десять тыщ и неучёных десять тыщ, И несколько мильёнов - просто так, на всякий случай. Зачем и почему - неясно никому, а только одному... Еврейская тема здесь — отражение одного из проявлений политики власти, реализующей эту политику через своего «цепного пса» — ГПУ / НКВД / КГБ. Квартира, где жили после реабилитации Пётр с женой и дочерью Ириной, была всегда открыта для всех «инакомыслящих». Их называли либералами, демократами, диссидентами, позже — шестидесятниками. Атмосферу этой квартиры 60-х годов Юлий Ким через 20 лет воссоздал в пьесе «Московские кухни». В 1966 году, когда Ирине исполнилось восемнадцать, они с Юлием создали семью. Ира и Юлик Ирина активно включилась в подготовку «Хроники текущих событий» - издания, сообщавшего о преступлениях власти в тюрьмах и лагерях, об арестах и судебных процессах, о новостях самиздата. Издание проникало за границу. Ирина собирала и редактировала тексты, организовывала и поддерживала связь с различными источниками информации. Кроме того, она была «главным человеком по связи с Украиной». Позже Юлий написал «Балладу о принцессе-революционерке», о том, как Её высочество в хрустальных башмачках В Санкт-Петербург из Киева катило. ... За блеском глаз скрывая чёрный страх. В хрустальном башмачке под левой пяткой, Заткнув в каблук и подоткнув заплаткой, Она везла с собой – известно что: Листок, набитый доверху крамолой, Такой разоблачительный фугас, Что в случае чего – исход хреновый... Ким рассказывает: «За участие в диссидентском движении её вытурили с третьего курса историко-архивного, не говоря там про комсомол». Юлий подписывал письма в защиту политических заключённых, распространял самиздат, сочинял листовки, участвовал в редактировании некоторых номеров «Хроники», писал политические (антисоветские) стихи и песни и пел их. В 1968 году после ввода советских войск в Чехословакию, после сидячей демонстрации протеста на Лобном месте на Красной площади с лозунгом «За вашу и нашу свободу», Ким пишет «антибрежневскую» песню «Я сам себе Ильич». В песне упоминаются Павел Литвинов, Наталья Горбаневская, Лариса Богораз, а также Юрий Андропов, который был тогда Председателем КГБ. Песня «Я сам себе Ильич» представляет собой монолог пьяного Брежнева. Только последние строки – от имени автора. Про эту песню Ким сказал «Там точно было, за что посадить». Вот концовка этой песни. Брежнев: Мои брови жаждут крови, подпевай, не прекословь, Распевайте на здоровье, пока я не хмурю бровь. Доставай бандуру, Юра, конфискуй у Галича. А где ты там, цензура-дура? Ну-ка, спой, как давеча. Эх, раз, ещё раз, ещё много-много раз, Ещё Пашку, и Наташку, и Ларису Богораз! От автора: Негде яблоку упасть среди родного блядства. Эх, советская власть, Равенство и Братство! Как мне кажется, главный смысл этой песни в последнем предложении. Внимательный слушатель (читатель), привыкший к формуле «Свобода, Равенство и Братство» сразу спросит: «А почему нет Свободы?». Это и есть та реакция, на которую рассчитывал автор: А где СВОБОДА? Ради этого шестидесятники и вышли на площадь: «За вашу и нашу СВОБОДУ!» Информация о крамольных песнях Юлия Кима стекалась в КГБ в досье «Гитарист» - под таким именем его «разрабатывали» в этой Конторе. «Отпусти народ мой» Юлий Ким, как уже говорилось, неоднократно выступал против антисемитов. В стихотворении «Разговор 1967 года» Ким рисует встречу двух профессиональных провокаторов «ЦК-шника и КГБ-шника» — один «с красной книжечкой, шел на заседание», другой – с «площади Дзержинского, шел на задание». Автор показывает, как они, не зная один другого, пытаются спровоцировать собеседника, рассказывая, что творится в стране: о том, что начали сажать за анекдоты, о том, что задумали убрать Твардовского из «Нового Мира», о том, что за чтение Солженицына можно «семичастным» образом накрыться на много лет (Владимир Семичастный был тогда Председателем КГБ). Затрагивается и еврейская проблема: — А как вам эти клятвы-заверения, Что вымерли у нас антисемиты? А Бабий Яр заброшен тем не менее, Как будто они все там зарыты!.. Это было написано тогда, когда в Бабьем Яре была просто свалка. А памятник был поставлен только в 1976 году. Но какой памятник? Ким возмущается: «Бабий Яр – это катастрофа еврейства. Это в первую очередь часть Холокоста. А они там поставили интернациональный памятник. Чтобы подчеркнуть, что здесь, дескать, «не только евреи». Власть умудрилась даже с помощью интернационализма выразить свой антисемитизм. То есть: «Не хотим ставить памятник евреям!». В 60-е годы в Советском Союзе в связи с разгулом государственного антисемитизма развернулось движение евреев за выезд в Израиль – «Отпусти народ мой». В поддержку этого движения на Западе проводились конференции и демонстрации, собирались подписи под петициями. В 1968 году Политбюро ЦК КПСС рассматривало вопрос о возобновлении «ограниченной эмиграции для воссоединения семей». Ограничения касались прежде всего тех, кто по роду своей работы имел допуск к так называемым секретным документам (секретными могли считаться не только чертежи изделий, но и, например, ведомости на зарплату). Кроме того, нужно было получить вызов от членов семьи из Израиля (поскольку доказательств родства не требовалось, то вызовы часто посылались от незнакомых людей, называвших себя тётями или дядями). Это были минимальные требования, которые расширялись по прихоти любого чиновника как угодно. В стране появились отказники (получившие отказ на выезд), которые искали способы преодоления ограничений. Одним из таких способов была голодовка. В 1971 г. отказники из Прибалтики провели голодовку на Центральном телеграфе в Москве[4] ; об этом сразу же сообщили многие газеты и радиостанции на Западе. В «Песне фраера (Песня об утрате веры)» Юлий Ким демонстрирует хорошее знание проблем еврейской эмиграции: он вспоминает и про допуски, и про вызовы, и про голодовку на Центральном телеграфе. Знание таких деталей говорит о том, что Юлий был «болельщиком еврейской команды». Позже он стал и «болельщиком Израиля». Герой песни – оптимист, поверивший, что «Авось, как-нибудь, обойдётся, чать, перемелется, ничаво!», и прозревающий, когда ему «дали срок». Был я мирный человек, стал - фраер... И чего я не поехал в Израиль? Покороче там всё же этапы, Хоть, конечно, там тоже арапы. И жена-то у меня - еврейка, Да и сам-то я похож наружно, И на месте есть одна семейка - Столько вызовов пришлёт, сколько нужно. И пускают щас всех, даже рады! Кто без допуска, тот в полном праве! Так что вроде бы уже и не надо На Центральном голодать телеграфе! Ну, так и в чем же суть? А всё Россия - мать! Ты чаво? — говорит — Ты того! Авось, как-нибудь, обойдётся, чать, Перемелется, ничаво! И поверил я, чудак, этой мути, И утратил надлежащую веру, Начитался самиздату до жути — Хоть сейчас давай мне высшую меру! Расчирикался я, как канарейка, То про Сталина загну, а то и дальше... Прям, как будто и жена — не еврейка, Прям, как будто я — Громыко[5] на даче. А ведь, помню, приходил участковый, Даже штатский майор сделал милость: Упредил меня беседой суровой, Предсказал мне он всё, что случилось... А мне всё кажется... Ну, разумеется, Ну, годок пройдет, ну, пяток,- Дайте срок, и все перемелется, Авось, как-нибудь! Дали срок. Можно считать, что эта песня во многом автобиографична. Правда, Киму повезло, ему не «дали срок», так что «фраером» он не стал, но в остальном – всё, как в его жизни: и жена – еврейка, и «про Сталина загну, а то и дальше», и «самиздату начитался до жути», и «штатский майор упредил беседой», и вера в то, что «через пяток годов всё перемелется»... «Зря сажать не станем» В конце 60-х после событий в Чехословакии власть спустила своего «цепного пса»: Комитету ГБ было велено вплотную заняться «антисоветчиками», в том числе, теми, кто имел отношение к «Хронике текущих событий». Массово начались обыски у диссидентов, их стали «приглашать на беседы»: «Вы должны прекратить антисоветскую деятельность, чтобы нам не пришлось применять более жесткие меры». Были и аресты. Повторно был арестован Пётр Якир. Власти понимали, что тех, кто однажды прошёл этот ад, легче сломать: «снова в лагерь, и снова ни за сучий хрен» (цитата из «Московских кухонь»). Демократическому движению был нанесён сильный удар. Кима тоже вызвали, чтобы «упредить беседой суровой». Ему показали и «Сказание о Петре Якире», и «Я сам себе Ильич», и «Адвокатский вальс», и «Кадриль – Сон Брежнева (Разговор со Сталиным)»... Вот отрывок из Кадрили: ЛЁНЯ (Брежнев) Нет, товарищ Сталин! Мы пойдём другим путём: Зря сажать не станем. ОСЯ (Сталин) Ай-ай-ай, Леонид, Что же ты мне врёшь-то? Вон же рыженький сидит Ни за что, ни про что! ЛЁНЯ (Брежнев) Джугашвили, дорогой, Это ж Ося Бродский: Паразит как таковой И еврей, как Троцкий! ОБА (Кадриль) Джан, джан, джан, Джан, джан, джан, Кто желает в ИзраИль — Мы - в Биробиджан. Джан, джан, джан, Джан, джан, джан, Можно ехать в ИзраИль через Магадан! Киму запретили преподавание в школе и выступления на концертах. «Я был антисоветчиком и весьма махровым. Я был в славном отряде наших диссидентов. И настолько активно в этом поучаствовал, что в 1968 году мне запретили заниматься моей профессиональной учительской деятельностью. Меня вышибли за свободомыслие и вольнодумство в 1968 году». Произошедшее отразилось на его творчестве. И несмотря на весь свой оптимизм, он всегда чувствовал пасть цепного пса, ждущего только команды «фас». Позже Окуджава написал (воспользовался Кимовским «Вот приходит грозный муж...»): Вот приходит Юлик Ким и смешное напевает. А потом вдруг как заплачет, песню выплеснув в окно. ... за что ж его не любили наши власти? За российские ли страсти? За корейские ль глаза? Может быть, его считали иудеем? Вот так здрасьте![6] Может, чудились им в песнях диссидентов голоса? Только помнит он всегда, что веревочка-то вьется. Это видно по усмешке, по походке, по глазам. Для того, чтобы продолжать писательскую и бардовскую деятельность, Киму пришлось взять псевдоним. Так Юлий Ким стал Ю.Михайловым. И 16 лет под этим псевдонимом он писал пьесы, а также песни для кинофильмов и спектаклей. А свою «девичью фамилию» - Ким - он вернул после статьи Окуджавы в «Литературной Газете» в 1985 году, где Булат отпускал «запоздалые комплименты» Ю.Михайлову, а потом вдруг: «Что я пишу всё ─ Михайлов, Михайлов, ─ когда все знают, что это Юлий Ким». «Русский или русскоязычный» В 1989 году состоялся Съезд Народных депутатов. Было много замечательных выступлений. Известный писатель Валентин Распутин предъявил претензии к советским руководителям и предложил: «Россия должна выйти из состава СССР, где обижают русских, у которых даже нет своего Союза Советских Писателей!» Был создан Союз Писателей РСФСР во главе с Ю.Бондаревым и С.Михалковым. Основной вопрос, который обсуждался на пленуме вновь созданной организации, был: «Кого считать русским писателем, а кого русскоязычным?». Выступают Распутин, Куняев, Личутин...Обсуждение идёт с таким злым антисемитским акцентом, что пришлось вмешаться «прорабу перестройки» Александру Яковлеву, который потребовал прекратить этот шабаш. Юлий Ким, который уже много лет не писал об антисемитизме, не выдержал и откликнулся на эту дискуссию песней протеста «Открытое письмо Пленуму ССП РСФСР», которую позже назвал песней против антисемитов. Позвольте, братцы, обратиться робко: Пришла пора почистить наш народ, А я простой советский полукровка И попадаю в страшный переплёт. Отчасти я вполне чистопородный: Всесвятский, из калужских христиан. Но по отцу - чучмек я инородный И должен убираться в свой Пхеньян. Куда же мне по вашему закону? Мой край теперь отчасти только мой. Пойти на Волгу, побродить по Пскову Имею право лишь одной ногой. Во мне кошмар национальной розни! С утра я слышу брань своих кровей: Одна вопит, что я кацап безмозгий, Другая - почему-то - что еврей. Спаси меня, Личутин и Распутин! Куда ни плюнь - повсюду мне афронт. Я думал, что я чистый в пятом пункте, И вот, как Пушкин, порчу генофонд... . Отрицателям Холокоста Среди тех, кто утверждал, что Холокоста не было, что евреи специально это придумали, чтобы оправдать создание государства Израиль, что 11 сентября устроили американские и израильские спецслужбы и т.п., большую активность в конце 90-х годов проявил французский писатель Роже Гароди, принявший ислам в возрасте 70 лет. Возмущённый его антисемитскими выступлениями и публикациями Юлий Ким в 1999 году пишет стихотворение «Роже Гароди – ниспровергателю Холокоста».. Это стихотворение направлено не только и не столько Роже Гароди, сколько всем «жидофобам», которых, к сожалению, немало. Разыщу я Роже Гароди, голой жопой протащу по стерне, И размажу я его по стене, и заплачу у него на груди: – Ах ты, гадина, старое мудило! Как могила тебя не поглотила? Как хамсин тебя в море не сдунул? Как ты мог? Как ты смел? Как ты вздумал? Почесал-таки свой сморщенный анус, Таки вздел себе очёчечки на нос И полез в пожелтелые страницы: «Как же так, господа сионисты? Приблизительны ваши расчеты. Подозрительны ваши документы. В них количество заявленных трупов Больше суммы предъявленных бирок». Ах ты, гадина, старое мудило! Ну, чего, чего тебе не хватило? Славы? Денег? Мирового скандала? Нет, всё мало тебе, всё тебе мало! О, не знающие Божия страха Геростраты, осквернители праха! А особенно вы, жидофобы, Отвратительные, как трупоёбы!.. И пойдем мы с Роже Гароди По Европе всей земли посреди. И по Витебскому краю пойдем, По Литве и Украине пойдем, И по Северной Европе пойдем, И по Западной Европе пойдем. Наклоняйся, брат Роже, не чинись, Да очёчки хорошенько прочисть И читай – вслух читай! по складам! Что написано вон там и вон там. «Здесь расстреляны 5 тысяч евреев…» «Здесь расстреляны 7 тысяч евреев…» «Здесь лежат три тысячи триста…» «Здесь – две тысячи двести семнадцать…» «Здесь убита вся семья Абрамович: Роза, Ицик, Моисей и Нехама…» Что, сошлось твое сальдо, Роже? «Моя борьба» Летом 2014[7] года после известных событий Юлий Ким написал песню с символическим названием «Моя борьба» - монолог Вождя. Песня впервые была исполнена на концерте в поддержку узников совести на Болотной. Вот отрывок из этой песни: ... Мне вчера сказали, будто Киев - это мать русских городов. Значит, так и понимать надо цель мою, Будем воссоединять маму и семью. И ты тоже, Эрдоган, думай вот над чем, Ты, в натуре, мой друган или в НАТО член? Но, уж, мать твою едрить, не забудь и сам, Кто прибил давно уж щит к вашим воротам. И наконец, Дальше, мать твою едрить, глянем за Босфор: Где сейчас Моген Давид, будет Триколор; Где на четверть наш народ, будет семь восьмых. Вот какой у нас пойдёт блиц-едрёныть-криг![8] Часть 2 Песни ЛЮБВИ к Израилю и к евреям Впервые в Израиле 1990 год – год, открывший новую страницу в еврейской теме у Юлия Кима. В заметках, опубликованных в 2008 году, Ким написал: «Дорога моей жизни заранее имела в виду пройти через Израиль. ... В Израиле поселилось много нашего народу, а особенно нашего брата шестидесятника. В горбачёвские времена оттуда так и посыпались звонки, приветы и приглашения. А что я знал об Израиле? Ничего. И вот он предо мною. Что меня сразу пронзило, это что Израиль – рукотворная страна. Вечнозелёный рай, широкой полосою идущий вдоль средиземного берега от Тель-Авива до Хайфы, полный прудов, полный рыбы, шумящий эвкалиптами и цветущий миндалём. Пронизанный тремя скоростными автострадами – короче, текущий мёдом и млеком – он весь устроен евреями на месте длинного гниловатого болота, плодящего болезни и мошкару. Хвойные леса, окутавшие Израиль от севера до Иудеи, все посажены евреями.». Тогда же в свой первый приезд в 1990 году Ким написал свою первую песню ЛЮБВИ к Израилю. Вот его рассказ о появлении этой песни, в которой он выражает восхищение людьми, которые трудом, потом и кровью преобразили этот древний край, сажая леса в пустынях и на холмах, проводя дороги, строя города... и всё это под аккомпанемент арабской стрельбы и резни и при жёстком сопротивлении британцев. «Мы с Ириной впервые оказались в Израиле в 1990 году. И были там два месяца. Первое впечатление от Израиля было выражено в песне, которую я в том же году и сочинил, исполненный эйфории. Эту эйфорию надлежало немедленно выразить в песне. С музыкой дело обстояло легко, потому, что еврейская песня льётся в Израиле отовсюду – в автобусах, в домах и просто так. Что касается текста, то я последовал совету Бори Вахнюка, который сказал: «Еврейскую песню сочинять надо так – главным образом употреблять междометия «Ай-ай-ай, Ой-ой-ой» – они такие выразительные. Они скажут всё, что хочешь». Хайфа Ой ты Хайфа, Хайфа! За все годы лайфа Я такого кайфа не ловил. Эти горы, эти пляжи, этот климат тоже даже – Ай-яй-яй-яй-яй-яй-яй-яй.. - полюбил. Если вы молчите на своем иврите, Всё равно ходите, как хотите тут. "Добрый день", "Шолом алейхем", "Гамарджоба", "Аз ох ун вей" – Ай-яй-яй-яй-яй-яй-яй-яй! - Вас поймут. Ах, Исроэл, Исроэл! Как ты так всё освоил, Как ты так устроил этот древний край? О, прекрасный город Хайфа! Я клянусь - за годы лайфа Никогда такого кайфа... Ай-яй-яй-яй-яй-яй-яй-яй! Ай-яй-яй! Своё восхищение Израилем Юлий Черсанович выразил и в другой песне, которую сочинил в 1992 году, когда вместе с Александром Городницким они ехали автобусом из Эйлата в Хайфу – через весь Израиль с Юга на Север. От Эйлата, над Мёртвым морем, через пустыню и кибуцы, через Димон – атомную столицу Израиля, через Тель-Авив, вдоль Средиземного побережья, в Хайфу. «Я оказался в Израиле вместе с Городницким, и мы проехали с ним с юга на север долгим таким автобусным рейсом ночью. Светила луна. Ко мне, как говорят поэты, пришли такие строки: - Дорогой длинною и ночью лунною... Я гордо продекламировал их Городницкому. Он посмотрел на меня смущённо и сказал, что он их уже слышал. Дальше он даже продолжил, но я уже не мог остановиться, пока не сочинил зтот, стало быть, русско-цыганско-еврейско-корейский романс». Рейс 991 Ехали мы этим долгим рейсом Девяносто первым девятьсот. Шесть часов с огромным интересом Вглядывались в каждый поворот. Этот серпантин над Мертвым морем, Древних звёзд мерцающая взвесь. Ой, не зря, не зря мы Бога молим: Это, в самом деле, где-то здесь. Дорогой длинною и ночью лунною С Эйлата в Хайфу через Тель-Авив Землей старинною и вечно юною Летели мы, о Родине забыв. Ой, Израиль, ты меня изранил! Оглушил, опутал, обольстил! Я сюда приехал, рот раззявил, До отъезда так и не закрыл. Как-то здесь особенно поётся! Как-то ноги сами ходят в пляс! В здешнем небе чаще Бог смеётся, Хоть и грозно хмурится подчас. Дорогой длинною и ночью лунною... Ой, Расея ты моя, Расея! Чудо-юдо, край родимый мой! Хмурясь, негодуя и жалея, Бог всё больше плачет над тобой. Но, согласно высшему закону, Знаю я, настанет этот час: Радуясь любимому Сиону, Бог с улыбкой взглянет и на нас. Дорогой длинною и ночью лунною С Калуги в Питер через Кологрив Землей старинною и тоже юною Мы полетим под этот вот мотив![9] «Еврей Апелла» В 1997 году Юлий Ким совместно с композитором Владимиром Дашкевичем написали притчу-мюзикл «Еврей Апелла» из древней еврейской истории: Иудея, Египет, Вавилонский плен, Рим... В этой пьесе - разнообразные по стилю песни. Вот гимн Иудее – земле, в которой находится Пещера Патриархов, земле, которая дала евреям царя Давида и Маккавеев, земле, которая сейчас входит в так называемый Западный берег. Апелла пашет землю и поёт: Я Апелла, еврей Апелла, Я живу на земле Иудеи, Где давно живут иудеи, Где растут священные камни Для Ерусалимского храма. О, Иудея, моя. Иудея! Сколь великолепны твои холмы! Сколь превосходны твои виноградники И прохладны ущелья! Я Апелла, еврей Апелла. Благодарствуй, о Господи Боже! Мне не нужно ни меньше, ни больше — Здесь моя земля Иудея! А вот стихотворное переложение сюжета из жемчужины древнееврейской поэзии «Песнь Песней». ОНА Я очнулась среди ночи - никого со мною нет, На моём просторном ложе лишь холодный лунный свет. Я по городу пустынному бродила вся дрожа, Но не видели, не ведали ночные сторожа, Где ты, возлюбленный мой? ОНЯ здесь, возлюбленная моя, Я здесь, прекраснейшая моя, Как поле, жаждущее дождя, я жажду тебя! ОНА Мои братья наказали мне стеречь заветный сад, Заповедали мне бережно пасти моих ягнят. Для кого ягнята зреют, для кого цветёт гранат? Где ты, возлюбленный мой? ОНЯ здесь, возлюбленная моя, Я здесь, прекраснейшая моя, Как поле, жаждущее дождя, я жажду тебя! ВМЕСТЕ Пусть подушкой в изголовье ляжет левая рука, Пусть атласным одеялом будет правая рука, Освежи меня плодами, соком ягод напои, Ибо я изнемогаю от любви! Ещё один эпизод в «Еврей Апелла» - плясовая «Свадьба Янкеля»: Ой, ой, ой, ой - что такое на дворе? Это праздник на дворе! Ой, ой, ой, ой - кто такое там ко мне? Это Янкель на коне! У него усы такие - ой, ой, ой, ой! Лучше в мире не найти! У него штаны такие -ой, ой, ой, ой! Здравствуй, Янкель, мальчик мой! Ой, ой, ой, ой - что такое на дворе? Это праздник на дворе! Ой, ой, ой, ой - кто такое там в окне? Это Ривка там в окне! У неё такие косы - ой, ой, ой, ой! Лучше в мире не найти! У неё такие очи - ой, ой, ой, ой! Янкель, мимо не пройди! Ой, ой, ой, ой - Янкель едет на крыльцо, "Здравствуй, Ривка!" - говорит. Ой, ой, ой, ой - Ривка лезет из окна, "Здравствуй, Янкель" - говорит. Он её берет за ручку - ой, ой, ой, ой! Принимает важный вид, "Хочешь быть моей женою?" - "Да! Да! Да! Да! Очень!" - Ривка говорит. «В патриота превратился либерал» Вскоре Юлий Ким рассказал о новой своей песне: «Кто-то сказал, что патриотизм - это последнее прибежище негодяев. Действительно, наш «советский патриотизм» набил оскомину выше крыши. С моими приятелями, приехавшими раньше в Израиль, произошла метаморфоза: Я стал получать от них письма, полные подлинного израильского патриотизма. Когда я переехал на два года непрерывной жизни в Иерусалим, я испытал то же самое».[10] Был я верный правоверный пионер, «Широку страну родную» громко пел. В комсомоле, скажем правду, господа, Не оставил я заметного следа. В коммунисты меня звали - я не стал. Стал обычный злоязычный либерал. При словах «гражданский долг», «патриотизм» В организме начинался пароксизм. Кроме спутника и флага на луне За державу только стыдно было мне, И смотря на наши звёзды и кумач Издавал я звонский смех иль горький плач. А теперь скажите, где я, что со мной, Ведь нездешний я, хотя и не чужой. Но гляжу на эту синюю звезду И испытываю гордую слезу. И готов растить бананы на камнях, Славить Господа под Западной стеной, Вдохновенно танцевать на площадях И с ружьём стоять на страже, как герой. В патриота превратился либерал, Прям, как будто только этого и ждал, И готов, как пионер, шагать в строю, И опять я Дунаевского пою: С гулькин нос страна моя родная, Очень мало в ней лесов, полей и рек. Но другой такой страны не знаю, Где так счастлив русский человек. Об ортодоксах Последние годы Юлий Ким проводит в Израиле почти половину своего времени, здесь он член редколлегии «Иерусалимского журнала», где, в частности, публикует свои стихи и песни. В 2008 году он написал песню об ортодоксах «Они читают Тору». Песня написана со свойственной Юлию доброй улыбкой. Он понимает, что Тора – это именно то, что сохранило еврейский народ в рассеянии, когда «пришлось евреям долго жить от Родины вдали». Из интервью 2005 года: «Евреи — народ великой Книги, великой культуры, что всегда отличало его от других народов». После разрушения Второго Храма именно Тора стала для евреев Храмом, а читающие, изучаюшие, трактующие Тору – служителями этого Храма. И пока ортодоксы читают и несут свет Торы – учения, заповедей, законов – ещё не всё потеряно. Вот об этом поёт Ким.[11] Они по городу идут – читают Тору. Они в автобусах сидят – читают Тору. Они за рыбою на рынок, за бумагою в контору Коридорами идут - читают Тору. У моря Красного лежат – читают Тору. У Средиземного лежат – читают Тору. Они лежат, они сидят, они идут, они стоят, Они едят и пьют – и тут читают Тору! Трясёт Исландию – они читают Тору, Колотят Грузию – они читают Тору, Россия Сирии поставила три партии Противотанковых ракет – они читают Тору. Мне замечательно – они читают Тору. Мне отвратительно – они читают Тору. Их уважают, унижают, обожают, обижают, А они её читают. Лежа и стоя, идя и сидя, Благоговейно и уверенно, – И ОН таким образом видит, Что всё ещё не всё ещё потеряно, не всё ещё… Полтавский вереск В середине 80-х годов собирая материалы для «Хроники текущих событий», Ирина оказалась в городке Шишаки на Полтавщине. Ей очень понравилось эта, как она называла, "украинская Швейцария". По словам Кима: «Гоголевские места! Слева — Диканька, справа — Сорочинцы, впереди — Миргород. И чудная река Псёл». Они вскоре купили там небольшой дом, и с тех пор при любой возможности уезжали туда отдыхать и работать. В 1996 году у Ирины обнаружилась тяжёлая болезнь, была операция. Но болезнь не отступала. В 1998 году Юлий повёз Ирину к израильским врачам. Её еврейское происхождение помогло ей получить израильское гражданство и попасть в госпиталь, где врачи пытались продлить ей жизнь. Проводилось активное лечение. Ирине было тяжело. Больше, чем полгода Юлий провёл у постели больной жены, скрашивая ей последние дни. Он жил в Иерусалиме. И приезжал на автобусе в центр города и шёл к жене в госпиталь. Об этом в стихотворении «Двадцать первый автобус»: ... На улице Яффо – лафа, и по этой лафе Иду я себе не спеша от кафе до кафе. Набравши хрустящих ватрушек и лакомых груш, И дальше, в заветную лавку, в цветочную глушь, Где пряно и дико мерцают и тают во тьме Тюльпан и гвоздика и черт-те чего еще не! Но мне-то не надо, не надо мне черт-те чего, Мне эту вот веточку вереска, только всего, Чтоб ... Полтавские дали витали и плыли над койкой твоей И сны навевали бессоннице горькой твоей. Ирина пишет об этом в письме дочери: «Папа принёс букет вереска, как наш, шишакский, только не сухой, а живой, и он здесь нежно-нежно пахнет. Я смотрю на шишакский вереск и развеиваюсь потихоньку». А дочь Наталья со своими тремя детьми много времени проводит в их фамильном домике в Шишаках. Она — журналист, редактор, пишет стихи и короткие рассказы и публикует их в «Иерусалимском журнале». Над небом голубым Израильская телекомпания Алонель выпускает 10-минутные видеофильмы «Прогулки по Израилю». В одном из таких фильмов в любви к Иерусалиму признаются журналист и певица Лариса Герштейн, бард и экскурсовод Дмитрий Кимельфельд, поэт Игорь Бяльский, художник Михаил Яхилевич и Юлий Черсанович Ким. В этом фильме Ким рассказывает: «Иерусалим – любимый город. Это столица Израиля, а Израиль – это ещё одна моя родина. Есть ещё Камчатка, есть ещё Калужская область и, само собой, Москва. Вот Иерусалим – это тоже моя земля. Здесь уже есть мои корни, здесь мои друзья и мои родственники»... «Я многократно гулял по этим улочкам, по этому тротуару и долго стоял на этой площадке. Панорама, которая отсюда открывается, не нуждается в комментариях. Иерусалим – любимый город. Кадр из фильма Даже в самом новом районе Иерусалима, среди самых новеньких улочек, которые вот только-только освободились от строительных лесов, всегда чувствуешь, что ты на древней земле. И перед тобой открываются древние холмы, а там древняя дорога к Мёртвому морю. И всё время перед тобой древняя Иудея, и это древнее время всегда перед тобой. И оно перестаёт быть древним. Оно становится всегдашним временем. Это удивительное чувство, которое, конечно, ни в каких других городах не испытываешь»[12]. Рассказ Кима в этом фильме сопровождается его песней «Псалом 137 (Ерушалаим, сердце мое)». Песня (музыка Владимира Дашкевича) написана в 1994 году для неосуществлённого спектакля по роману Лиона Фейхтвангера «Иудейская война». Эта песня позже вошла и в пьесу «Еврей Апелла», и в пьесу «Время складывать камни». Псалом 137 6-й век до н.э. Войска вавилонского царя Навуходоносора взяли после долгой осады Иерусалим – столицу Иудеи. Завершилось правление «дома Давидова». Иерусалим разрушен. Храм, построенный царём Соломоном, разграблен и сожжён после 370 лет существования. Иудейская элита: священики, мудрецы, музыканты, ремесленники - угнаны в Вавилонию.. Как рассказывает АГАДА: изгнанников вели с завязанными за спиной руками, пока они не пришли в пределы Вавилонии. Им не позволяли останавливаться подолгу, потому что боялись, как бы их молитвы и покаяния не дошли до их Бога, и чтобы ОН не вмешался бы... Так дошли они до реки – границы Вавилонии. Здесь захватчики устроили пиршество, а иудеи сидели и плакали о разрушенном Иерусалиме. Вавилоняне знали, что иерусалимский храмовый хор и оркестр славятся во всем мире. Поэтому они требовали, чтобы пленники услаждали им слух музыкой и песнями. Но иудеи говорили между собой: «За грехи наши разрушен храм, так будем ли мы ещё и играть этим разрушителям на арфах?» - И повесили свои инструменты на деревья и стали рвать струны, откусывать себе пальцы и говорили, показывая руки и инструменты: ─ Как нам играть и петь? Об этом рассказывает Псалом 137 (в христианской редакции этот псалом имеет номер 136, поэтому в исполнении Камбуровой эта песня называется «Псалом 136»).[13] Вот текст песни Кима Псалом 137. Там, возле рек Вавилонских, Как мы сидели и плакали. К нам приходили смеяться: "Что вы сидите и плачете? Что не поёте, не пляшете?" Ерушалаим, сердце моё, Что я спою вдали от тебя? Что я увижу вдали от тебя Глазами, полными слёз? Там, возле рек Вавилонских, Нет нам покоя и радости. Там, под плакучею ивой, Арфы свои изломали мы, Струны свои изодрали мы. Ерушалаим, сердце моё ... Там, возле рек Вавилонских, Жив я единственной памятью. Пусть задохнусь и ослепну, Если забуду когда-нибудь Камни, объятые пламенем[14], Белые камни твои, Ерушалаим, сердце моё!. «Время складывать камни» В 2007 году в «Иерусалимском журнале» были опубликованы фрагменты либретто мюзикла «Время складывать камни» — об исходе евреев из Вавилонского плена и строительстве Второго Храма. В самом названии — не СОБИРАТЬ камни, а СКЛАДЫВАТЬ камни, то есть СТРОИТЬ. Либретто написано Юлием Кимом совместно с Игорем Бяльским. Эта пьеса – не просто рассказ о конкретном периоде еврейской истории. Это пьеса-рассуждение о «всегдашних проблемах»: о споре прагматиков, живущих сегодняшним днём, и тех, кто выше всего ставит свой долг перед народом. Пир вавилонского владыки Валтасара прерывается огненной надписью на стене, надписью, предсказывающей смерть Валтасара. Ночью рабы убивают его. Вавилония покорена персами. Персидский царь Кир обещает отпустить евреев из плена. Евреи спорят между собой — возвращаться ли на историческую родину. Одни надеются на добрую волю представителей «титульной нации», забыв о том, как евреи в Египте постепенно превратились в рабов: Вавилон – наша жизнь, Вавилон – наша песнь, Вавилон – наша юность и детство, И дома наши здесь, и сады наши здесь, Для чего же нам трогаться с места? Вавилон – пуп земли! Вы подумайте, как Расцветет он при новом укладе! И должны мы лишать себя будущих благ? Извините, чего это ради? К тому же Кир не отпустит нас, поверь! Что значит Вавилон без иудеев – Без мастеров, юристов, книгочеев, Без медиков, актёров, брадобреев, Без прорицателей и мудрецов? Да не дурак же Кир, в конце концов! Но если даже отпустит – То тебе-то зачем это нужно? Ты потащишься в пыльное пекло Поднимать Иудею из пепла? Ну признайся: тебе это чуждо! Сторонники возвращения в Иудею, те, для которых священны слова: «Если я забуду тебя, Иерусалим, пусть отсохнет десница моя», объясняют: Мы потому народ, что у нас есть ОНА, Скорбная от потерь, скудная от лишений, Но все равно ЗЕМЛЯ, но все равно – СТРАНА, И возродить её – нету мечты священней! И главное: Надо поставить ХРАМ, надо построить ДОМ, Чтоб не забыть потом, кто мы, зачем и где мы. Дважды гражданин Юлий Ким, как уже говорилось, живёт и в Иерусалиме, и в Москве. Любимый мой Ерушалаим! Преславный Иерусалим! Насколько ты неподражаем, Настолько ты неповторим! Твоя краса. Твои руины. Ста языков конгломерат. И эти лысые вершины, отвсюду видимые над! Воображение поэтово, Глотай историю живьём!.. Да только до всего до этого Нам дела нет. Мы здесь живём. В своих стихах и песнях он не устаёт восхищаться любимым городом. То он говорит о «бессмертной брусчатке его», то о «благородном собраньи изумительных руин». А вот ещё одна песня любви, песня о том, из чего «складывается душа». С каким нежным чувством Ким обращается к своим иерусалимским друзьям. Дорогой мой Владимир Абрамыч! Драгоценный мой Игорь Ароныч! Как журчат и приятно рокочут Имена ваши в полости рта! Как совок по сентябрьскому Сочи, Как изгнанник по капищам отчим — Так по вас я соскучился очень, Аж до чёрта, то бишь до черта! Предо мною то США, то Канада, Надо мною московское лето, Голова моя в тягостном дыме От того, и того, и того. И как важно, как нужно, как надо Соображать, что вы ходите где-то В белокаменном Иерусалиме По бессмертной брусчатке его... И не может быть даже двух мнений, Что из этих вот соображений Состоит, вытекает и складывается То, что мы называем душой: Что, мол, есть, мол, Абрамыч с Аронычем, Да в придачу Наумыч с Миронычем, Да еще Константиныч с Антонычем, Ну и далее — список прикладывается, Хоть уже он не очень большой. Юлий Черсанович ещё в 1998 году получил гражданство Израиля... Он говорит: «У меня два паспорта, но я не считаю себя гражданином двух государств, я - дважды гражданин». У него есть квартира: в Москве на Пресне и квартира в восточном Иерусалиме. Об этом в песне: Два окошка В моей маленькой квартире справа, слева – по окну... Подпирая подбородок то и дело в них смотрю Поражаюсь ежечасно ─ фу-ты, ну-ты, ё-моё! До чего разнообразно окружение моё. За одним моим окошком Пресня весело шумит, Здесь когда-то раздавался пролетарский динамит, А теперь здесь дискотека и торгующий Кавказ. А в другом моём окошке стольный град Ерусалим ─ Благородное собранье изумительных руин Слышу пенье муэдзина и божественный иврит. Иногда их заглушает панарабский динамит. Динамитом панарабским я ужасно удручён, Сколько можно, панарабы, чистить зубы кирпичём? Маршируйте в ногу с веком, почитая свой ислам. Ну, заведите дискотеку, а динамит продайте нам. Распахну я свои окна, пусть прольётся без преград Дождик Пресни на Кинерет, солнце Хайфы на Арбат. . . . «Твой негасимый свет» Ещё одно признание в любви к Иерусалиму — замечательная песня: Ерушалаим (С тех пор, как Тит разрушил Храм). Ким назвал её лиро-эпической. Рефрен в этой песне взят из песни Псалом 137. Он очень хорошо сочетается с остальным текстом. С тех пор, как Тит разрушил Храм, стерев с лица земли, Пришлось евреям долго жить от Родины вдали. Но все две эти тыщи лет в любом краю чужом Евреи пели каждый день любимый свой Псалом: Ерушалаим, сердце моё – Что я спою вдали от тебя? Что я увижу вдали от тебя Глазами, полными слёз? Хоть ты убей, я – не еврей, я – русский шансонье С гитарой верною своей кочую по земле. Но каждый день, хоть ты убей, в любом чужом краю, Закрыв глаза, забыв про всё, тихонько я пою: Ерушалаим, сердце моё ... Я жил на улицах твоих, в глаза твои глядел, Я слышал голос твой и смех, твой хлеб горячий ел. И каждый день они со мной — вот уже столько лет, Твой белый камень, синий зной, твой негасимый свет. Ерушалаим, сердце моё ... «Мы вернёмся сюда навсегда» Завершим наши заметки Песней Исхода, написанной к празднику Песах в 2011 году. В этой песне Ким декларирует свою причастность к народу Израиля. В соответствии с еврейской традицией он говорит, что это МЫ сейчас вышли из Египта, это МЫ идём в землю обетованную, где МЫ построим Город и Храм. Юлий Черсанович рассказывает: «Я сочинил эту песню на известный мотив. Я эту песню услышал однажды на итальянском языке. И весь возбудился, так она меня потрясла, хотя я совершенно не понимал, о чём там речь. Потом я провёл изыскания и узнал, что это хор пленных иудеев из оперы Верди «Набукко». Я несколько удивился, потому, что я понимал, что это своеобразное итальянское переложение 137-го Псалма о вавилонском плене: «На реках вавилонских мы сидели и плакали» и т.д. В этой музыке не было ничего от этого плача. И вообще никакого плача в этой музыке совершенно нет. Потом я даже узнал, что итальянцы хотели эту музыку использовать для своего итальянского национального гимна, но, вероятно, их всё-таки смутило, что это – иудейская песня. И вот я на Песах как-то так вдохновился и с небольшим предисловием сочинил эту Песню Исхода, предполагая, что все евреи земного шара однажды, взявшись за руки, её споют своим мощным хором, а поскольку это – музыкальная нация, не меньше, чем итальянская, это прозвучит ещё более внушительно, потому, что у итальянцев есть своя история, но у НАС, евреев, она значительно лучше». Песня Исхода[15] При всех прогрессах и всех регрессах, А также стрессах своих и чужих, Мы ежегодно справляем Песах ─ Наш главный праздник среди остальных. Мы ежегодно справляем Песах, Вкушаем фрукты и вино, И в наших гимнах и наших песнях На праздник Песах звучит одно: Дальше – музыка Дж. Верди До свиданья, Египет прекрасный, Мы уходим в пустую пустыню, Где живёт только наша свобода, С ней построим мы Город и Храм на горЕ. Впереди много новых египтов, Вслед заветам потянется наша разлука. Всё равно мы сюда соберёмся, Всё равно мы вернёмся сюда навсегда. Нас дарами осыплют и Вавилон, и Вашингтон, Всё равно мы сюда соберёмся, Нам Европа поставит непроходимый заслон, Всё равно мы вернёмся сюда. Море злобы и мрак вероломства, Бесконечных могил череда. Всё равно мы сюда соберёмся, Всё равно мы вернёмся сюда навсегда. Здесь на этой земле наш свободный народ Пьёт вино по весне за великий исход! Даейну Адонай! Юлий Черсанович Ким * * * «Болельщики Юлия Кима» - в России, в Израиле, в Америке и в других странах – ждут от любимого поэта новых песен ЛЮБВИ. И знают, что он «готов стоять на страже, как герой». До ста двадцати, Вам, Юлий Черсанович! Примечания [1] http://berkovich-zametki.com/AStarina/Nomer8/Bely1.htm [2] Стихи Кима по существу – тоже песни, так что в нашем тексте иногда термин «песни» будет применяться как обобщённый и для стихов, так и для собственно песен. [3] И до 1990 года и позже Юлий Ким создавал песни ЛЮБВИ к конкретным людям, в том числе к евреям: к Зиновию Гердту и Александру Володину, к Александру Галичу и Александру Городницкому, к видному правозащитнику Илье Габаю и его адвокату Дине Исааковне Каминской. И много удивительных стихов Юлий посвятил любимой жене Ирине Якир. Создание этих песен никак не связано с еврейским происхождением адресатов. Эти прекрасные произведения нельзя считать «еврейскими» песнями, так что, к сожалению, они не будут рассматриваться здесь. [4] Рассказ об этой голодовке можно прочесть по адресу: http://hadashot.kiev.ua/content/vremya-sobirat-kamni [5] Громыко на даче. Иногда Ким в концертах поёт: Косыгин на даче ...или Пельше на даче — такие вот «разнопения» [6] Виктор Платонович Некрасов, которого антисемиты «подозревали» в еврействе, говорил: «я еврей для них за мою речь у Бабьего Яра. Они евреем называют любого, кто против них. Любого, кто на них не похож» [7] Прошли годы. Злой пёс уже не на цепи, он сменил кличку, теперь он – ФСБ, а не КГБ. Он сменил свою конуру на хоромы хозяина – он теперь сам хозяин. Он поднялся с колен, он перепрыгивает через забор, откусывает куски мяса у соседей. Он рычит, грозит, лает... [8] Исполнение песни «Моя борьба» на митинге в поддержку узников совести на Болотной можно посмотреть, если набрать в GOOGLE — Юлий Ким "Моя борьба" https://www.youtube.com/watch?v=u9SomJvmpno [9] Песни «Хайфа» и «Рейс 991» в исполнении Кима можно послушать, если набрать в GOOGLE — Kim. Israel 1, Brooklyn concert, 2009 https://www.youtube.com/watch?v=UOfRzPfr4hg [10] Песню о Израильском патриотизме в исполнении Кима можно послушать, если набрать в GOOGLE — Юлий Ким О патриотизме https://www.youtube.com/watch?v=fXYEqeNbTAs [11] Песню об ортодоксах можно послушать, если набрать в GOOGLE — Е.Юлий Ким - Они читают Тору https://www.youtube.com/watch?v=UofV7Oei3Wk [12] Этот фильм можно посмотреть, если набрать в Google – Над небом голубым...Jerusalem муз. фильм https://www.youtube.com/watch?v=mLSmmrScHRg [13] Песню-плач Псалом 137 в исполнении Елены Камбуровой можно послушать, если набрать в GOOGLE — Е.Камбурова – Псалом 136 https://www.youtube.com/watch?v=27dPKTFjw4A [14] Моя память сохранила «камни, объятые пламенем» в Минске 26 июня 1941. Мне 9 лет, брату – 13. Мы с мамой уходим из города. Рядом горят целые кварталы трёхэтажных зданий, падают горящие куски жести с крыш. Краска стекает на булыжники мостовой, кажется, что они горят. Очень страшно. Мы с братом прижимаемся к маме и идём... Через четыре года мы вернулись... [15] Исполнение Песни Исхода можно послушать, если набрать в GOOGLE — Юлий Ким - Песня Исхода https://www.youtube.com/watch?v=EXGVwlXJRDg Напечатано в «Заметках по еврейской истории» #2-3(182)февраль-март2015 berkovich-zametki.com/Zheitk0.php?srce=182 Адрес оригинальной публикации — berkovich-zametki.com/2015/Zametki/Nomer182/MaMargolin1.php