Начало 20 века. Россия - на перепутье. Решается ее историческая судьба: куда и как страна будет двигаться? Как бы сейчас сказали, «продвинутое общество» в своих мнениях и убеждениях разошлось... Идет острая идейная борьба. И не только идейная. Революционеры-экстремисты развернули политический террор. Убивают министров, генералов, готовят «охоту» за царем. Назревает смута...
Маклаковы - москвичи. Глава семьи - Алексей Николаевич Маклаков (1837-1895 гг.) - профессор Московского университета, выдающийся доктор-окулист, автор многих научных трудов. Супруга его - Екатерина Васильевна Чередеева - пользуется известностью как писательница. В семье пятеро детей: три сына (Василий, Николай и Алексей) и две дочери (Ольга и Мария). Из трех братьев лишь один, младший, Алексей (р.1872 г.) пошел по стопам отца: тоже стал профессором -окулистом и со временем возглавил университетскую клинику. Николая и Василия захватила политика.
НИКОЛАЙ МАКЛАКОВ: НЕРАСКАЯВШИЙСЯ КОНСЕРВАТОР
Черниговский губернатор
Николай Алексеевич поступил на историко-филологический факультет Московского университета, но по окончании учебы избрал государственную службу. Начал ее с небольшой должности в Московской казенной палате, работал податным инспектором в провинциальном Суздале, затем его переводили во Владимир и Тамбов, а в 1906 г. он был назначен управляющим Полтавской казенной палатой. Это назначение совпало с подготовкой торжеств, посвященных 200-летию победы над шведами (1709) под Полтавой. Ответственность за подготовку возложили на Н. Маклакова. Он справился с поручением наилучшим образом: историческому событию была придана не только яркая праздничность, но, главное, определенная идеологическая направленность. Юбилей отмечался как важная веха в становлении Великой России - имперской державы.
Посетивший Полтаву царь остался очень доволен, в том числе организацией охраны празднования: обошлось без тяжких инцидентов. 200-летие Полтавы стало, можно сказать, и личной полтавой Николая Алексеевича. После 1909 г. его служебная карьера пошла вверх. По представлению премьер-министра П. Столыпина царь назначил Н. Маклакова сначала исполняющим обязанностями Черниговского губернатора, а вскоре и Черниговским губернатором. На этой должности Н. Маклаков тоже проявил себя с лучшей деловой стороны: ликвидировал банду, терроризировавшую население города и окрестностей, много сделал для благоустройства города. Но вот беда: он - монархист, сторонник самодержавия - не уживался с местным земством, где большинство принадлежало либералам.
Губернаторство открыло Н. Маклакову путь в большую политику. Большая же (внутренняя) политика представляла собой в те годы все более сложную и обострявшуюся борьбу между царской властью, с одной стороны, и либеральной оппозицией, с другой. Либеральные партии все настойчивее требовали усиления и расширения законодательной власти Государственной думы, т.е. дальнейшего ограничения (после Манифеста 17 октября 1905 г.) самодержавия, превращения России в конституционную монархию. Они видели Россию «обустроенной» по образцу европейских стран. При таком «обустройстве» законодательная власть переходила им в руки, а, по их убеждению, только либерализм и демократизм обеспечивали России быстрый прогресс и решение всех ее наболевших проблем.
Сторонники же самодержавного строя полагали, что царь уже пошел на такие уступки, результаты которых, а тем более курс на их продолжение, приведут к разрушительным последствиям для российского государства. Правые идеологи были убеждены, что у либеральной оппозиции нет опоры в народе, что народ, от имени которого она претендует выступать, ей в сущности малоизвестен, безразличен, даже чужд. В конце концов, по их мнению, либерализм приведет к массовым революционным выступлениям, которые ввергнут страну в анархию. Гарантией против этого, по убеждению правых, может быть только сильная власть, в российской ситуации - самодержавие. Н. Маклаков полностью разделял эти взгляды.
Министр внутренних дел
Когда царь назначил Н. Маклакова черниговским губернатором, выяснилось, что губерния представляла собой если не оплот, то довольно прочную опору либералов, особенно партии октябристов (образовалась после объявления Манифеста 17-го октября 1905 г.) и земских учреждений (созданы реформой 1864 г. и должны были заниматься в основном административно-хозяйственной деятельностью, но политически активно поддерживали либералов). Это не устраивало центральную власть, особенно в предвидении избирательной кампании по выборам в 4-ую Государственную думу.
По-видимому, используя административный ресурс и другие возможности, Н. Маклаков сумел значительно ослабить позиции октябристов и земцев. В то же время избирательные шансы правых, проправительственных групп возросли.
Возник острый конфликт. Земцы направили в столицу делегацию с обвинением губернатора в оказании давления на избирателей. Царь внял делегатам: освободил Маклакова от должности черниговского губернатора, но... В декабре 1912 г. он неожиданно назначил его... управляющим делами Министерства внутренних дел! Прошло еще два месяца, и в феврале 1913-го Н. Маклаков был утвержден министром, а в мае – еще и гофмейстером (управляющим) двора Его Величества. В близком окружении царь говорил: «Наконец я нашел человека, который понимает меня и с которым я могу работать».
Премьер-министр В. Коковцов и некоторые либеральствующие сановники пробовали возражать против назначения Н. Маклакова. По их мнению, новый министр проявлял уж слишком «крутой монархизм» и личную преданность монарху, которые могли только повредить монархии. Они опасались, как бы этот «провинциал не наломал дров», спровоцировав выступления левой части Государственной думы и вообще либеральной оппозиции против власти. Действительно, главные пункты политики Н. Маклакова заключались в стремлении убедить царя в необходимости роспуска Думы, запрещении общественным организациям заниматся политикой и др. Это раздражало даже тех правых, которые готовы были искать определенного сближения с либералами. Некоторые представители общественности подтрунивали над министром. Даже брат - Василий Алексеевич - называл его «государственным младенцем». Но это мало влияло на Н. Маклакова.Он шел своим путем...
Вскоре после назначения Н. Маклакова министром внутренних дел произошло событие, в котором брат Николая - Василий Алексеевич - сыграл выдающуюся роль: он был наиболее видным защитником на знаменитом процессе М. Бейлиса, обвиненного киевскими крайне-правыми в ритуальном убийстве христианского мальчика А. Ющинского. Обвинение утверждало, что дело касается не евреев вообще, а некой еврейской секты, в ритуал которой якобы входило примешивание к пасхальной маце христианской крови. Было однако ясно: под кровавый навет может попасть все еврейство.
Процесс начался в сентябре 1913 г. и тщательно контролировался министерством юстиции (лично министром И. Щегловитовым). Но и Н. Маклаков не остался в стороне. Из фондов министерства внутренних дел секретно субсидировались эксперты обвинения и оплачивались требуемые ими древние книги неких еврейских сект. По личному указанию Н. Маклакова велось тщательное тайное наблюдение за присяжными заседателями и устанавливалась охрана обвиняющей стороны. Все это предписывалось делать «не стесняясь ценой». Особые агенты МВД направляли в свое министерство засекреченные донесения о ходе процесса и обстановке вокруг него.
Верил ли Н. Маклаков в ритуальный характер убийства христианского мальчика - трудно сказать, но ясно, что в доказательстве этого он видел победу правых сил. Однако против безудержного разгула ультра-националистических элементов, всякого рода маргиналов он выступал со всей решительностью. Когда по Киеву пошли зловещие слухи о возможных погромах в связи с делом Бейлиса, министр Н. Маклаков предписал: «Вменяю местным властям в безусловную обязанность самое предупреждение всяких эксцессов, не говоря уже о погромах. Вообще малейшая вспышка бурной расправы, даже быстро потушенная, будет поставлена мной в вину местной полицейской власти». Это возымело прямое действие.
Советник царя
Возможно, не вступи Россия в Первую мировую войну, последовательно проводимый правый курс Н. Маклакова, при полной и определенной поддержке царя, привел бы к укреплению монархического режима. Как говорил А. Герцен, у истории много дверей. Но во время войны страна нуждалась в особо тесном единении сил, а это требовало от власти политического маневрирования, уступок общественности. А она желала видеть в правительстве не только одних правых, но на худой конец хотя бы «мягких консерваторов», способных к проведению мер либерального характера.
В Государственной думе шли переговоры о создании блока, состоящего не только из либералов, но и некоторых правых (националистов). Царь сознавал необходимость шагов навстречу общественности и, как ему было ни тяжело, решился. В июне 1915 г. он уволил в отставку четырех наиболее одиозных для либеральной оппозиции министров, в том числе Н. Маклакова. Выслушав слова царя, Николай Алексеевич расплакался...
Те, кто хорошо знал этого волевого, твердого человека, писали впоследствии, что эти cлезы не могли были быть вызваны жалостью к себе или скорбью о прерванной карьере. То, что произошло, Маклаков воспринял как дальнейшее отступление царя и вообще исторической российской государственности, которым он был предан всем сердцем. Еще до отставки, в январе 1915-го Н. Маклаков был назначен в Государственный совет и как один из руководителей ее правой фракции поддерживал тесные связи с монархическими группами и кружками. Его авторитет и влияние в них были столь значительны, что ему предлагали возглавить Временный совет монархических съездов, а в случае революционных выступлений - даже диктаторство!
В конце 1916-го - начале 1917 г. у Маклакова появилась новая миссия: фактически он стал негласным советником царя. Он писал длинные письма лично Николаю II, убеждая его не колебаться в проведении твердого правого курса, не допускать никаких разногласий в правительстве. Приближающуюся революционную беду, - предупреждал Маклаков в одном из писем, - еще можно остановить, но для этого необходимо хотя бы на время закрыть Государственную думу, запретить общественным организациям заниматься политическими вопросами, ибо они маскируют свою истинную цель: смену строя, которая даст им столь желаемую ими власть.
В начале января 1917 г. царь принял Маклакова, и Николай Алексеевич вручил Николаю записку правых, составленную М. Говорухо-Отроком, о необходимости проведения срочных мер против возможных антигосударственных выступлений. Через несколько дней царь поручил Н. Маклакову подготовить манифест о роспуске 4-ой Государственной думы. Но подписал царь указ о прекращении работы Государственной думы только 25-го февраля 1917 г., т.е. в дни Февральской революции, когда Дума уже становилась ее центром. Правда, в этот день Совет министров все еще кое-как действовал, и Н. Маклаков в сопровождении двух монархических лидеров - А. Трепова и А. Ширинского-Шихматова - явился туда и предложил немедленно ввести в Петрограде осадное положение. Но премьер-министр, старый Н.Д. Голицын не решился на такую меру без санкции императора. Да и на самом деле было уже поздно. Здание монархии рушилось на глазах...
Арест и расстрел
28-го февраля (ст. стиля) 1917 г., вместе со многими другими царскими министрами и высшими сановниками, Н. Маклакова арестовали и под конвоем пешим порядком препроводили в Петропавловскую крепость. Это был тяжкий путь. Вокруг бушевала толпа. Конвой прорывали и нападали на арестованных. Маклакова тяжело избили. Начались длительные допросы в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства. Маклаков был одним из немногих, кто держался мужественно, своих политических взглядов не скрывал, говорил то, что в действительности думал: «Я считал, что народу должно быть хорошо при старом строе, если этот строй будет правильно функционировать» .
11 октября 1917 г., за две недели до большевистского восстания, Н. Маклакова по болезни перевели в частную больницу доктора Консевича. Здесь он, считаясь арестованным, тем не менее пользовался почти полной свободой: дал врачам честное слово, что даже уходя в город по своим делам, в обязательном порядке каждый раз будет возвращаться в больницу. И возвращался. Доктор И. Манухин, который лечил бывших царских министров в Петропавловской крепости, в своих воспоминаниях пишет, что он и некоторые другие настойчиво советовали Маклакову уйти из больницы и скрыться. Сделать это было нетрудно. Но Николай Алексеевич дал честное слово и не мог нарушить его.
Летом 1918 г. Маклакова перевели в другую клинику. Здесь поначалу мало что изменилось. И отсюда Н. Маклаков уходил свободно, заверив администрацию, что явится в назначенный час. И не было случая, чтобы он нарушил данное слово.
В августе бывший прокурор Н. Чебышев предупредил Маклакова о том, что он располагает данными о его предстоящем аресте. Маклаков покинул больницу, но все же вскоре вернулся, не желая подводить медецинский персонал. А предупреждение Чебышева оказалось правильным. Маклаков был арестован и отправлен в Москву.
30-го августа 1918 г. в Петрограде Ф. Каплан ранила Ленина. В тот же день Л. Каннегисер убил председателя петроградской ЧК М. Урицкого. В ответ на это 2-го сентября Я.М. Свердлов обнародовал обращение ВЦИК о красном терроре, а 5-го сентября «Декрет о красном терроре» вошел в силу. Первыми под него попали заложники - ранее арестованные епископ Ефрем (Кузнецов), протоиерей И. Восторгов и четверо бывших царских министров: И. Щегловитов, А. Хвостов, С. Белецкий и Н. Маклаков. Их расстреляли на Братском кладбище в Петровском парке. Большевистские газеты писали: «Это только цветочки - ягодки впереди»...
26 ноября 1916 г. Н. Маклаков произносил в Государственном совете речь. Он говорил, что так называемая либеральная общественность делает все для победы, но не над врагом, а над властью. «Отечество в опасности - это правда. Но опасность испарится, как дым, исчезнет, как наваждение, если власть, законная власть, будет пользоваться своими правами убежденно и последовательно, и если все мы, каждый на своем месте, вспомним наш долг перед царем и Родиной». И закончил свою речь пророческими для себя словами: «С этой верой мы будем бороться и с этой верой умрем».
ВАСИЛИЙ МАКЛАКОВ: КАЮЩИЙСЯ ЛИБЕРАЛ
Звезда адвокатуры
Старший из братьев Маклаковых - Василий Алексеевич - тоже учился в Московском университете. Сначала на физико-математическом факультете, а затем, после исключения из университета за участие в студенческой сходке, восстановился на факультете историко-филологическом. Кроме того, он экстерном закончил юридический факультет, и профессия адвоката навсегда стала для него основной. Как писал биограф В. Маклакова Г. Адамович, идея права, идея законности стала для него непреложной на всю жизнь. Только в ней он видел прочную основу государственности и вообще любого человеческого общежития.
С 1896-го В. Маклаков - помощник присяжного поверенного Московской судебной палаты, работал с известным адвокатом А. Ледницким и одной из звезд российской адвокатуры Ф. Плевако. Уже в начале нового века имя Василия Алексеевича как защитника на политических, религиозных и гражданских процессах стало хорошо известно в Москве, Петербурге и других городах. Речи Маклакова отличались эрудицией, блестящим и совершенно особым ораторским искусством. Адвокат М. Мандельштам писал о Маклакове как ораторе потрясающей силы. В некоторых процессах В. Маклаков принимал участие по личной просьбе Л. Толстого, у которого он бывал в Ясной Поляне и учением которого одно время увлекался.
«Адвокат в политике»
В 1905 г. в России разразилась революция. Юриспруденцию отодвинула политика. Знаменитые адвокаты вступали, главным образом, в образовавшуюся кадетскую партию - авангард либерализма. В 1906-м вступил в эту партию и В. Маклаков и уже вскоре стал членом ее Центрального комитета. Там он занимал правую, во всяком случае, умеренную, позицию в отличие от более или менее радикальных кругов кадетизма. Это объяснялось как самим характером Василия Алексеевича, так и его особой приверженностью принципам права, адвокатуры. Лидер кадетов П. Милюков говорил, что Маклаков и в политике «остался адвокатом», т.е. закон, право не могли для него стоять ниже партийных интересов. Склонности Маклакова к переговорам, к компромиссу, вероятно способствовала и его принадлежность к масонству, сначала французскому, а затем, после возрождения в начале 20-го в., и к русскому, объединенному в так называемом «Великом Востоке народов России».
Вообще, масонство являло собой нравственно-этическое движение, но русское масонство начала 20-го в., как бы теперь сказали, имело весьма значительную политическую составляющую. Можно считать даже больше: оно было либерально-политическим.
Как политик В. Маклаков полагал, что современная ему Россия еще далека от конституционной, демократической действительности, от правовой атмосферы. Но Манифест 17 октября 1905 г. и Основные законы, принятые в апреле 1906 г., считал он, создают почву для постепенного перехода к правовому государству. Поэтому в политике нужна не бескомпромиссная борьба с властью, а поиски разумного сотрудничества. Однако такой курс, по мнению В. Маклакова, возможен и допустим только при одном непременном условии: власть должна внушать обществу, народу уважение. Но этого-то как раз и не хватало. Власть продолжала пребывать в убеждении, что государственные необходимость и интересы, которые только она выражает, превыше всего. Общественность же, «поднятая» Манифестом 17-го октября, настойчиво требовала от власти дальнейших и немедленных шагов к конституционному строю. В чем же был выход? Нужно, чтобы обе стороны, полагал В. Маклаков, склонились «перед тем, что выше и той и другой и обязательно для обеих - перед общим для всех законом». Увы, эти призывы повисали в воздухе. Борьба продолжалась. Манифест 17-го октября в действительности лишь обострил ее.
Отражением этой борьбы стал, в частности, и уже упомянутый процесс Бейлиса. В нем, говоря современным языком, виртуально столкнулись братья Маклаковы - Николай и Василий. Как уже отмечалось, обвинительную сторону курировало министерство юстиции при активном участии министерства внутренних дел и лично министра Н. Маклакова. Защиту составляли лучшие российские адвокаты, в том числе В. Маклаков. По общему признанию, именно речь Василия Алексеевича стала главной и в решающей степени повлияла на вердикт 12-ти присяжных, среди которых более половины были простые крестьяне.
28 октября 1913 г. они оправдали Бейлиса, хотя и сочли убийство А. Ющинского ритуальным .
«Трагическое положение»
Летом 1914 г. Россия вступила в мировую войну. Началась она неудачно, и борьба либеральной общественности с властью обострялась. Внутренняя политическая реальность порой могла показаться безвыходной. Ее описал В. Маклаков в статье «Трагическое положение», опубликованной в «Русских ведомостях» 27-го сентября 1915 г. Cтатья - аллегория. Положение, в котором оказалась Россия, - это несущийся по крутой дороге автомобиль с людьми. Всем ясно: шофер не умеет управлять машиной, и она вот-вот полетит в пропасть. Что же делать? Вырвать руль из рук шофера? Опасно: на полном ходу она может рухнуть в обрыв. И где гарантии, что тот, кто перехватит руль, справится с управлением?..
По мере обострения политической борьбы и сам Маклаков «радикализировался». В начале ноября 1916 г. он произнес в Думе необычную для него речь, фактически бросив власти вызов: «либо мы, либо они». Впоследствии Маклаков сожалел о проявлениях своего временного «большевизма», писал, что ни при каких обстоятельствах нельзя было «взрывать мосты», забывать, куда это может привести страну. Но тогда очень многим казалось: стоит лишь избавиться от власти Романовых - и тогда все, что гнетет Россию, исчезнет, как по мановению руки.
И вот свершилось! Грянула Февральская революция! Всеобщее ликование либеральной и демократической общественности, широких масс хлестнуло через все края. Увы, падение монархии, приход к власти либералов и демократов относительно быстро выявили: радость преждевременна. Все более и более становилось очевидным: и «новый шофер» (Временное правительство) не лучше управляет «машиной» или не совсем понимает, как ею управлять.
Член Особого совещания по изготовлению проекта положения о выборах в Учредительное собрание В. Маклаков предпринимал все возможное, чтобы предотвратить дальнейшие развал и распад страны. В частности, он прикладывал много усилий к тому, чтобы ликвидировать конфликт между генералом Л. Корниловым и А. Керенским, конфликт, который стал одной из прелюдий Октября и гражданской войны в России.
Посол
Надежд на мирный исход оставалось все меньше. В такой ситуации лично для В. Маклакова лучшим выходом стало назначение в октябре 1917-го послом Временного правительства во Франции. Но по прибытии его в Париж пришло известие, что Временного правительства больше нет: оно свергнуто большевиками, которые образовали правительство во главе с В.И. Лениным. По распоряжению большевистского наркома иностранных дел Л. Троцкого, Маклаков лишался своего поста. Но Василий Алексеевич остался в Париже. В ноябре 1918-го закончилась 1-ая мировая война. Главы стран-победительниц – Антанты – решали судьбы мира на конгрессе в Версале. «Красная Россия», конечно, не была на нем представлена. Но «белая» заявляла о себе. В конце 1918 г. было создано так называемое Русское политическое совещание, в которое, наряду с некоторыми представителями царского и Временного правительств, вошел и В. Маклаков. Это Совещание своими декларациями и меморандумами заявляло об интересах антибольшевистской России, хотя делегации Антанты всегда действовали по собственному усмотрению.
Маклаков принадлежал к тем политикам, которые уже во время «крымской эпопеи» генерала П. Врангеля поняли, что вооруженная борьба с большевизмом заканчивается поражением белых, и борьба эта вступит в новый этап. Этот этап Маклаков описал просто провидчески. В письме политическому советнику Врангеля Н. Чебышеву(октябрь 1923 г.) он писал:
«Хотя я верю в падение большевизма, я не представляю его себе более падением в порядке какого-нибудь радикального переворота. Оно совершится путем целого ряда реформ, который будет сопровождаться рядом внутренних кровопролитий. Коммунистическая партия распадется и рассорится.Честные идеологи и фанатики, которые, может быть, есть, наложат на себя руки или уйдут, или будут казнены теми из вчерашних своих товарищей, которые окажутся достаточно умными и подлыми, чтобы приспособиться к натиску на Россию иностранного капитала. Мерзавцы и жулики, которых много в коммунистической партии, будут перебиты. Останется только ядро, которое нажилось на большевистском перевороте и пожелает упрочить свои завоевания... Россия может стать богатой, может быть и могучей, но это будет Россия кулака, спеца, энергичного предпринимателя, во всяком случае проходимца, без традиций и без культуры, с уважением только к силе и богатству, с культом золотого тельца... В этой новой России будет новый правящий класс и новые победители, будут и новые рабы... Нужен будет еще длительный процесс, чтобы в недрах России, успокоенной и осевшей, пробудились опять идейные течения, стремление к культуре, к традициям, к воспоминаниям. Но мы с тобой до этого не доживем...»
Вся долгая эмигрантская жизнь В. Маклакова - это непрерывные размышления о России, причинах того, что с ней и почему произошло, дисскусии с другими идеологами и политиками «белой эмиграции». Маклаков занимал свою особую позицию. Если одни во всем винили власть, монархию, а другие, напротив, либералов и революционеров, то Маклаков был убежден: обе стороны были неправы; виновны и те, кто «штурмовал стены», и те, кто «защищал их».
А время шло. Россия и мир менялись. Разразилась 2-я мировая война. Фашистская Германия захватила Францию. В Париже немцы арестовали В. Маклакова. Пять месяцев его продержали в тюрьме.
Маклаков принадлежал к той большей части «белой эмиграции», которая всем сердцем и душой желала победы Советской армии и армиям союзников. Когда союзники освободили Париж, Маклаков совершил шаг, который взволновал всю русскую эмиграцию. Назначенный советским послом во Францию А.Е. Богомолов пригласил В. Маклакова и некоторых других эмигрантов посетить советское посольство. После раздумий и колебаний Маклаков принял решение пойти. Встреча состоялась в феврале 1945-го. В беседе с Богомоловым Маклаков от имени всех присутствовавших заявил: «Мы борьбу прекратили... Самого крушения советской власти мы уже не хотим. Мы знаем, чего стоит стране революция, и еще новой революции стране не желаем. Мы надеемся на дальнейшую эволюцию».
Позднее Маклаков признал ошибкой сам факт встречи с советским послом, но не все те мысли, которые высказывал тогда.
Одиночество
Василий Алексеевич Маклаков прожил долгую жизнь. Белая эмиграция фактически сошла на нет. Людей второй волны российской эмиграции (послевоенной) В. Маклаков не знал, а они в большинстве своем не знали его, не читали написанных им книг и мемуаров. Они были другие и у них были другие настроения, мысли и планы. Действительно, что общего имели они с такими личностями, как Василий Алексеевич Маклаков, личностями, по словам его биографа, поэта и критика Г. Адамовича, «противоречивыми, чрезмерно много видящими, слишком много понимающими, чтобы раз и навсегда сделать выбор и идти по одной линии».
К Маклакову подступало одиночество. Оно пришло, когда скончалась его сестра Мария Алексеевна, долгие годы бывшая для него другом, помощницей, экономкой. Этот удар стал для Василия Алексеевича тяжелейшим. Летом 1957 г. он приехал в Баден (Швейцария). Оттуда написал бывшему члену ЦК кадетской партии А. Тырковой-Вильямс письмо, которое кончалось печальной фразой: «Я совершенно один... Это ужасно».
Он умирал. Срочно вызвали племянника, сына Николая Алексеевича, расстрелянного в далеком 1918 г., - Юрия. Как он рассказывал, Василий Алексеевич, чуть приподнявшись с постели, глазами показал на лежавшую рядом Библию и с трудом прошептал: «Вот...» И не договорил. Что он хотел сказать? Может быть, «вот что должно умиротворить и примирить всех, примирить, наконец, и нас - братьев Маклаковых...»
Генрих Иоффе. Родился в Москве (1928 г.) Был учителем истории в Костромской обл., затем в Москве. Далее работал в Биб-ке им. Ленина, редактором исторической литературы в издательстве «Наука». С 1968 г. – в Институте истории СССР (Отечественной истории) АН СССР (РАН). Доктор исторических наук, профессор. Живет в Канаде (Монреаль).
