Станционное
посеребренному виску
зачем пустая позолота,
на пальцах признаки несу
чернильного солнцеворота,
и хирургическим щипцам
не позволяю память трогать,
пускай морщинится печаль
остатком царственной породы.
окольной веткою времен
мне добежать до полустанка,
где фото спрятано в альбом
и карточка на полбуханки
и вытянуть из нищеты
и голода по ласке взрослых
почти забытый негатив,
где детство - маленького роста,
но держит, руку чуть подняв,
всю тяжесть будущего счастья,
и век ещё не волкодав,
а лишь щенок с веселой пастью.
Пенелопа
мыслей неспешных на палец мотаю нитки,
пряжу сложу и станок для себя налажу,
вон по бездонной тарелке залива Итаки
ладно скользит уходящий за грани страждущий,
что он найдёт за митральною стенкой города,
за горизонтом в кровавых остатках радуги,
там, где меж пальцами время течёт немолодо
тёмным ручьём буераками да оврагами.
я остаюсь за работой своею долгою
ткать распуская, и ладно вязать без устали
новый узор, для него я пока не сломлена
и не стара, чтобы снова учиться глупости.
Сойди на нет
сойди на нет, там полустанок пуст
и непригляден, как забытый подиум,
в углу перрона отдыхает куст
в сиреневых от полумрака родинках
и тянет воздухом из приоткрытых врат,
как из духовки перед самой Пасхою,
сойди на нет – ни в чём не виноват,
но именован по-иному в паспорте,
а то, что было от роду твоим,
то имя затерялось в одиночестве,
теперь носись под прозвищем чужим
по всем дорогам к счастью скособоченным.
и только тут всё сведено в одно –
лицо и слово, под которым можется
глотнуть вина сирень на посошок,
сойти на нет и согласиться с прожитым.
Маленький стих о дожде
дождь идёт анапестом строк,
рассыпается многоточием,
как он весел и кособок
на своих каблуках отточенных,
как ложится на строфы гроз
и чернильную грязь подноготную,
видно небо опять собралось
изливаться стихами негодными,
им бы стыть в медвяной глуши,
где грибная пора успокоилась,
да опять за окном дождит
и не видно ни зги за околицей,
и завалинка, завалясь,
отсчитала немелочно времечко, -
дождь идёт, как упитый князь,
весь в стихах и лузге от семечек.
Осенний фейерверк
последний праздник фей - осенний фейерверк
листвы скользящей вниз вдоль черноты плетенья
позволивших вершить сияющий побег
покинутых дерев, шумящих сожаленьем.
осенний фейерверк - огня веселый труд
на синеве небес ткать профиль медно-рыжий,
не думая о том, что к вечеру сотрут
холодные ветра его эскиз подвижный.
произведенье дня в оранжевых тонах,
набросок волшебства с названьем странным – осень,
и медлю говорить - унылая пора,
пока следы мои огнем листвы заносит.
Ноябрь
ухожу от дождя,
стылым ветром укутала плечи,
приглашаю синиц отобедать за мокрым столом,
дождь взахлеб говорит, что давно долгожданная встреча
нам обещана свыше и мы от нее не уйдем,
и целует в глаза,
перламутром весь мир застилая,
на виске потемнела от губ его влажная прядь,
но влюбленным мальчишкой у дома меня ожидает
его главный соперник, мне суженый кем-то ноябрь.
трое нас на крыльце,
безмятежных, свободных и странных,
я уйду с ноябрем, но за нами последует дождь,
он по-прежнему мил и поутру, всегда спозаранок
в мои окна открытые милым любовником вхож.
Александру, поэту и полководцу
ах, Александр, не вам моя любовь
хотя бы потому, что вечер к зареву
и бьётся в пламени невинный Персеполь,
как будто ведьма в масле время жарила.
и так обыденно читается с листа
растрепанная ветром вера в избранность,
пока вы чертите “наследник бога Ра“
я прохожу по переулку с избами,
где блекнет день на слюдяном стекле
и уголок окна слезится золотом,
а время между нами набекрень,
как треуголка, славою заколота.
божественна лишь тихая печаль
по вашему аттическому профилю,
да по любви, что может все начать
с листа и карты, чтобы стать эпохою.
Подобие
я образ и подобие Твоё,
я камень для божественной болванки,
лишь время очистительным резцом
ошибки исправляет по изнанке
у сильного рабочего лица
и обещает мне свободу воли,
но врёт, как отраженье в зеркалах
перед прогоном нелюбимой роли.
снимая кожу зерен не найти,
но иссекая мякотную сущность,
в огрызке сердца, за митральной дужкой,
блестят осколки зеркала.
прости!
за искажения и красочный лубок
моих любимых, повседневных масок,
где в прорезь глаз заглядывает Бог,
чтоб рассмотреть, насколько он прекрасен.
Страна проживания
одиночество - это страна проживания,
которую возишь с собой.
и оттуда не выгнать кнутом или пряником,
и не выманить даже любовью.
безграничны просторы, провальны селения,
синь небес богоявленна в ней,
у стола табуретка и муха приклеена
собеседником на стекле.
и такая там тишь сочиняет посконная
разговорами красных телец -
чтобы я приютила не горько, не солоно
рядом с жизнью.
а может и без.
Христа ради
Я держала её за руку, Христа ради -
Девочку, читавшую будущее с листа,
В кармашке фартука у неё зеленела падалица
Тёмная, как запах сырца.
Тростниковый сахар привозили с Кубы,
Мы ходили смотреть на сладкие горы.
Они пахли будущим - тем, ниоткуда,
Что приходит внезапно и сладко как Голем.
Я держала её за руку крепко, не отпуская
И она стояла тихо, только вздрагивала чуть-чуть
Девочка, похожая на меня, но другая
С лёгкими завитками морщин
У старческих губ.
Родилась в середине прошлого века в Одессе (24 августа 1951 г.) Псевдоним, Елена Рышкова, взят по фамилии бабушки. Образование высшее-техническое. С 1999 г. живёт в Германии, является сопредседателем Общества Русско-немецкой культуры во Франкфурте-на-Майне. Работает в русской школе. В 2011 году награждена Международной Пушкинской премией за организационную работу, способствующую объединению русскоговорящих авторов за рубежом и развитию интереса к русской литературе. Организатор и литературный редактор проектов "Русский Автобан", "Согласование времён", составитель поэтических антологий "Поэзия третьего тысячелетия" и "Поэзия - женского рода", опубликованных в Германии. Литературный редактор журналов "Новая Литература", “45-я параллель”. Стихи печатались в изданиях России, Австрии, Финляндии, Германии.
