litbook

Проза


Егоркины рассказы0

Здравствуйте! Я – Егор.

Вы смотрели мультик «Рыжий, рыжий, конопатый! Убил дедушку лопатой!»?.. Это не про меня, хоть я и рыжий. Я дедушку люблю. Мой дедушка самый лучший. Во-первых, он ученый и директор института, а во‑вторых, он писатель, книжки пишет. И даже про меня немножко написал. Рассказ у него есть такой, «Солнечный мальчик» называется. Это меня мама так зовет иногда, потому что у меня головка, как солнышко. А иногда зовет Рыжиком. Но по-настоящему, меня зовут Егор. Я очень люблю свою мамочку, уж она точно самая лучшая! Только я иногда ее огорчаю: когда двойку получу или разобью что-нибудь. А еще я люблю своего старшего братика Илюху. Он очень умный, в компьютерах лучше всех разбирается, даже лучше папы, только иногда вредный бывает, и тогда мы с ним деремся. Я вообще люблю подраться. Не по-настоящему, конечно, не со злости. Хотя иногда и со злости выходит, и тогда мама нас мирит. Мы берем друг друга за мизинчик и говорим: «Мирись, мирись, мирись, и больше не дерись! А если будешь драться, то я буду кусаться!»

Мы с мамой живем в Москве. Раньше с нами еще и папа жил, но они с мамой часто ругались и в конце концов решили жить в разных квартирах. Папу я тоже люблю, он веселый и добрый, часто играл с нами, гулял… Он химик, учился в Америке, а потом в Германии и умеет делать хорошие краски для машин и автобусов. Он даже на большом заводе работал, где русские «форды» делают, был там начальником по краскам, а теперь работает боссом в какой-то фирме в Москве. А еще он ходит в клуб, где они играют в войнушку. Это когда одеваются в военную форму, берут правдашнее оружие, стреляют холостыми патронами, а их на видео снимают. Папа объяснял, что это называется «реставрация». Один раз он даже меня брал, в Калининград. Они там изображали, как русские солдаты от немцев крепость освобождали. Папа немецкого офицера играл, он немецкий язык хорошо знает и мог команды отдавать, а мне дали возле пулемета полежать. Классно было! Только русские все равно победили, а папу в плен взяли. Я маме потом говорю: «Может, вы снова будете с папой жить вместе? Вы ведь уже не ругаетесь!» А она смеется: «Потому и не ругаемся, что вместе не живем!» Непонятные эти взрослые!

Илюха тоже считает себя взрослым, но это он врет. То есть лукавит. Меня бабушка научила так говорить. «Врет» – грубое слово, обидное. Про человека лучше сказать, что он лукавит, это ему не так обидно, а смысл тот же самый. Конечно, Илюха не взрослый, он всего на полтора года старше меня. Подумаешь! Взрослые работают или в университете учатся, на машинах ездят, из настоящего оружия стреляют. У нашего папы, например, есть настоящий пистолет! Ну, почти настоящий! Он железными шариками стреляет, от газового баллончика. Иногда папа дает нам с Илюхой пострелять из него в парке, где нет людей. Мы ставим на бревно разные банки и бутылки и стреляем. А еще у папы есть настоящая рапира. Когда-то он занимался фехтованием и даже выступал на соревнованиях, но теперь, к сожалению, не занимается. А я люблю фехтование больше всего на свете! Я даже хожу в спортивный клуб, он прямо в нашем доме, в подвале. Правда, мы там фехтуем не на рапирах, а на пластиковых мечах, но все равно – здорово.

Я себя взрослым не считаю, я, конечно, ребенок, и многого еще не знаю. Раньше я думал, что Москва – это одна страна, а Хабаровск, где живет дедушка, – другая. Потом я подрос и узнал, что это все одна страна – Россия, такая огромная, что даже лететь через нее на большом самолете надо целый день, а Москва – просто главный русский город, потому что в нем живет Путин, наш Президент. И что есть другие страны – Италия, Германия, Америка, Япония… И везде люди говорят на разных языках, а мы говорим на русском языке, потому что мы русские. Дедушка сказал, что мое имя происходит от имени Георгий, а Георгий был Победоносец, он дракона победил, и его на герб Москвы поместили. Так что я должен свое имя оправдывать.

Как я летал на самолете Ан-2

Мой дедушка не только ученый и писатель, он еще и летчик. В Хабаровске есть такая школа, где на летчиков учат. Каждый человек может туда записаться, заплатить деньги и его научат. Конечно, если он взрослый, детей туда, к сожалению, не принимают. А дедушка ходил в эту школу два года и научился. Я жил тогда в Хабаровске целый год, и дедушка брал меня несколько раз на аэродром, и я видел, как он летает на «Як-52». Это такой специальный двухместный самолет для обучения. В передней кабине сидит летчик, а в задней – инструктор. Если летчик сделает какую-нибудь ошибку, инструктор ее исправит. Вот бы так в школе, на контрольной!

В кабине «Яка» я и сам сидел; там ручка такая: к себе потянешь – самолет вверх пойдет, от себя надавишь – самолет вниз. А внизу педали, чтобы рулить. И еще приборы всякие. Мне, конечно, покататься хотелось, взрослых там катали, даже тетенек. Но это взрослых, потому что на «Яке» даже пассажирам дают парашют. А ребенок разве справится с настоящим парашютом? Дедушка сказал, что мне надо до четырнадцати лет подождать.

Но однажды мне повезло. Закончился учебный год, и у меня не оказалось ни одной тройки. Дедушка с бабушкой страшно обрадовались, и дедушка сказал, что сделает мне подарок. Я не знал, что он задумал, но он повез меня на аэродром. Бабушка тоже поехала, она всегда старается не отставать от нас.

Я думал, дедушка просто будет летать, как обычно, но оказалось, что в этот день аэродром был занят парашютистами. Их там собралось очень много – сто или двести, я не считал. Они по очереди загружались в зеленый биплан АН-2 – это самолет такой с двумя крыльями, их еще «кукурузниками» зовут, поднимались высоко в небо и прыгали – кто с одним парашютом, а кто с двумя. Дедушка объяснил мне, что второй парашют – запасной. Если первый раскрылся, то второй раскрывать не надо, он может даже первому навредить, запутать. Но на втором стоит автоматика, которая сама его открывает, на всякий случай, если ее не отключить. Так что, если открылись два парашюта, это значит, что человек просто растерялся и забыл отключить второй парашют. Обычно это те, кто первый раз прыгает, их так и зовут – «перворазники».

Стояли мы с бабушкой, смотрели, задрав головы в небо, а дедушка сходил куда-то и вернулся со своим инструктором.

– Ну что, Егор, – спрашивает меня инструктор, – хочешь полетать?

Инструктор мне был уже знаком, его фамилия Зорин, он бывший военный летчик.

– Хочу, – отвечаю и смотрю на него: что дальше будет?

А бабушка интересуется:

– А разве ребенку можно?

– На Ан-2 можно, – отвечает Зорин. – На нем летчики без парашютов летают. Сядет в пилотскую кабину.

Я молчу и не верю своему счастью.

Самолет сел, подрулил к парашютистам. Они залезают внутрь, а я жду с замиранием сердца и краем глаза смотрю то на дедушку, то на Зорина. Вдруг передумают!

Зорин тоже залез в самолет, но через несколько минут вернулся и велел мне залезать. Я посмотрел на дедушку.

– Давай! – улыбнулся дедушка. – Это тебе подарок к окончанию учебного года.

Я поднялся по маленькой железной лесенке. Парашютисты уже сидели на скамейках вдоль бортов, обвешанные парашютами, и я с трудом пробрался между ними в кабину. А в кабине было просторно. Там было два кресла и большое широкое окно. В левом кресле сидел летчик. Он улыбнулся мне и сказал:

– Привет! Как тебя звать?

– Егор, – ответил я. – Мой дедушка летает на «Яке».

– Я знаю, – ответил летчик. – А меня звать дядя Саша. Садись в кресло, будешь вторым пилотом.

Я залез на кресло. Оно оказалось довольно высоким, ноги не доставали до пола и тем более – до педалей. «Да, – подумал я, – ребенку тут делать нечего!» Приборы в кабине были примерно такие же, как в Як-52, но вместо ручки управления был штурвал – примерно, как руль в машине, но с вырезом вверху. Я посмотрел в окно и увидел стоявших неподалеку от самолета дедушку и бабушку. Они махали мне руками и что-то кричали, но я не слышал. Я тоже помахал им, а бабушка стала меня фотографировать.

Дядя Саша велел мне застегнуть страховочный ремень (как в машине) и надеть шлемофон. Со шлемофоном я уже был знаком, дедушка надевал мне и показывал, как им пользоваться. Когда работает двигатель, в кабине так шумно, что летчики переговариваются только через микрофон и наушники. Ну, и с землей им надо по рации связываться, все через шлемофон.

В общем, дядя Саша завел двигатель, все загудело, пропеллер перед нами стал вращаться, самолет потихоньку начал двигаться, и мы поехали на взлетную полосу. На взлетной полосе самолет развернулся, постоял еще немного. Дядя Саша попросил у диспетчера разрешение на взлет (я слышал все в своих наушниках), мотор заревел, как зверь, и мы побежали – все быстрее и быстрее. Аэродром был не бетонный, как делают для больших самолетов, а просто поле, заросшее травой. Самолет подпрыгивал на ухабах, как тележка, и я испугался даже: вдруг у него колесо отвалится, но ухабы вдруг кончились, и кресло само подперло меня в попу, и тут я сообразил, что мы летим. Летим! Зеленая трава, бежавшая перед носом самолета, исчезла, и на ее месте появилось голубое небо, а кресло все продолжало подпирать меня снизу.

Я посмотрел на дядю Сашу. Он обернулся ко мне и спросил с улыбкой:

– Ну, как? Страшно!

– Нисколько! – ответил я. – Круто!

– Молодец! Значит, будешь летчиком. Сколько тебе лет?

– Восемь.

– Здорово! Скоро совсем будешь взрослый. Еще столько же настукает, и на парашют приходи!

Тут я промолчал. Я подумал, что прыгать с парашютом – это травмоопасно, можно ногу сломать, я лучше буду на летчика учиться, как дедушка.

Самолет тем временем поднялся совсем высоко, и дядя Саша открыл дверь к парашютистам и сказал, что можно прыгать. Как они прыгали, я не видел, но когда наш Ан-2 развернулся, я увидел внизу под нами белые купола. Все они были одинарные, значит «перворазников» среди этих парашютистов не было. А еще я увидел внизу крыши домов, черные ниточки железной дороги и где-то далеко за ними – реку Амур. С большого самолета такое не увидишь.

– Егор, можешь взять штурвал и порулить, – сказал вдруг дядя Саша.

Я взялся за штурвал, с трудом потянул к себе. Самолет чуть-чуть задрал нос и тут же сам выровнялся.

– А как поворачивать? – спросил я. – Я же до педалей не достаю.

– А ты штурвал поверни, – объяснил дядя Саша. – Самолет накренится и повернет.

Я попробовал, вроде получилось. Но было страшно: вдруг что-то не так сделаю, и сорвемся в штопор, а мы без парашютов. Дедушка говорил, что из штопора очень трудно выйти.

– Ладно, хватит, – сказал летчик, наверное, заметив мою боязнь. – Идем на снижение.

Он направил самолет по спирали вниз и вскоре мы приземлились.

Дедушка с бабушкой встречали меня, как Гагарина, расспрашивали, как я себя чувствую, что видел. А я только улыбался. Разве такое расскажешь словами!

Жаль только, что фотки у бабушки не получились, что-то не то она нажимала, наверное, тоже волновалась. Я потом маме с Илюхой про свой полет рассказывал, так они не очень мне поверили. С Илюхой я из-за этого даже подрался.

Как мы бомбочки делали

Я люблю что-нибудь мастерить. Когда я жил у дедушки в Хабаровске, он для меня целую мастерскую сделал в моей комнате. Там был маленький верстак, тиски, напильники, отвертки, плоскогубцы и даже лобзик с тоненькими пилочками. Лобзиком можно выпиливать из фанеры всякие фигурки. А еще дедушка давал мне тонкое железо, из которого я вырезал специальными ножницами фигурку робота.

Но больше всего я люблю делать всякие сабли, кинжалы и мечи – конечно, из дерева. Но если саблю сделать из твердого дерева и хорошо заострить, то получится настоящее холодное оружие. Дедушка в детстве тоже сабли делал, и они с мальчиками этими саблями по-настоящему сражались. Ему даже губу разрубили, он мне шрам показывал. Я, конечно, так сильно лезвия не заострял, я мальчик осторожный, я просто люблю мастерить. Сначала нужно вырезать из палки саму саблю. У меня есть хороший складной нож, который подарил мне папа, а дедушка научил меня точить его на бруске.

Когда клинок готов, нужно сделать рукоятку. Я беру толстый картон, вырезаю овал и прорезаю в нем дырку. Потом я надеваю этот овал на рукоятку (надо, чтобы было туго) и пропихиваю до самого лезвия. Теперь надо овал закрепить, чтобы он защищал руку от удара. Это я делаю специальной липкой лентой, которая называется «изолента». Я не очень знаю, что это слово значит. У нас в школе есть такой предмет – изобразительное искусство, сокращенно – «изо», там нас учат делать всё красиво. Саблю тоже надо делать красиво, так что «изолента» – это наверное «изобразительная лента». Дедушка дал мне три рулончика ленты – красную, синюю и черную. Картонный овал я обматываю синей лентой, а саму рукоятку – красной, получается красиво.

Ножны я делаю тоже из картона, это совсем легко: нужно согнуть картон вокруг клинка, отрезать лишнее и обмотать изолентой. Тут беру черную. На ножны ленты уходит много, почти полрулончика. Зато ножны получаются, как настоящие, как пластмассовые. Когда я на новогодний утренник пришел в школу с этой саблей, все мальчики ахнули. Спросили: «Это тебе дедушка сделал?» А я гордо ответил: «Это я сам!»

А вот Илюшка любит делать бомбочки. Бабушка про него говорит: «Что бы Илюша не делал, у него всегда получается бомбочка!»

Когда мы с Ильей вместе жили летом в Хабаровске, бабушка учила нас делать оригами – всякие японские штучки из бумаги. И там была такая штучка, вроде толстой лягушки на лапках и с ротиком. Так Илья наливал в «лягушку» через ротик воду, и получалась бомбочка. Если по ней кулаком ударить, лягушка лопается и вода – во все стороны – ба-бах!

А потом он вот что придумал. У дедушки квартира на девятом этаже, балкон – не застекленный, а под балконом – тротуар, там люди ходят. Илюха взял пластилин, слепил из него шарик – с яйцо примерно, и налепил на него канцелярские кнопки: ежик такой получился. И говорит мне:

– Ты тоже сделай! Будем бомбочки вниз бросать. – И стал второго ежика делать.

Ну, ладно, я тоже сделал. Потом Илюха посмотрел вниз, через балконные перила, и бросил свою бомбочку. Я тоже посмотрел и тоже бросил. Там люди ходили, но мы ни в кого не попали.

– Давай, еще сделаем! – сказал Илюха. – Прикольно, правда?

– Правда, – сказал я, хотя и не понял, в чем тут прикол.

Мы еще сделали по ежику и еще по разу бросили. И тут на балкон дедушка вышел – сердитый такой! Никогда его таким сердитым не видел. Оказывается ему уже позвонил какой-то дядя, в которого мы чуть не попали, и принес ему нашу бомбочку. А Илюха, гад, вдруг струсил и на меня стал валить:

– Это Егор придумал! Это он меня подбил!

Гад, гад, гад! А еще братик называется!

В общем, дедушка выпорол нас обоих. Но Илюху – больнее. Дедушка умный, он знает, кто кого подбивает. Ну, а я тоже, конечно, заслужил: разве можно на людей колючих ежиков бросать?

Как мы в Болгарию ездили

В первом классе я учился в Москве. А Илюха учился во втором. Папа тогда еще жил с нами, и они с мамой все еще старались помириться. И вот мама придумала, чтобы мы все вместе куда-нибудь поехали на зимние каникулы. А чтобы все получилось еще дружнее, она пригласила из Хабаровска дедушку и бабушку – чтобы они тоже поехали с нами. А дедушка с бабушкой у нас такие – если ехать куда-то зимой, то только туда, где можно на лыжах кататься. Они с мамой долго переписывались через Интернет, и в конце договорились, что мы поедем в Болгарию. Мама сказала, что там все дешевле и проще с визами. Я бы, конечно, предпочел в пустыню поехать, там зимой тепло, купаться можно. Мы с папой один раз туда ездили, вдвоем, мне понравилось. А на горных лыжах я кататься не умел, только на простых, да и то – чуть-чуть. Папа тоже не умел, но он молчал, решала все мама. А вот Илюха обрадовался, он на лыжах хорошо катался. В позапрошлом году он жил у дедушки целую зиму и научился, его даже на Байкал возили, на настоящую горнолыжную базу, где Путин катался.

В общем, приехали мы в Болгарию и поселились в отеле. Я, конечно, мало еще что видел, сравнивать не могу, но как-то все уныло мне там показалось. Маленький городок, толпы народу, под ногами слякоть, снега нет… Мне и маме взяли напрокат лыжи, дедушка с бабушкой прилетели со своими, у Илюхи тоже свои: в прошлую зиму он на них на Воробьевых горах катался. А папа взял себе сноуборд, на нем решил научиться. Выстояли огромную очередь на подъемник и поехали на гору – туда, где должен быть снег. Подъемник мне понравился: такая стеклянная кабинка, куда шесть человек помещаются, а лыжи и сноуборды снаружи засовываются в специальные кармашки.

Оказалось, что подъемник до верха горы не доходит. Там, где мы вышли, было довольно ровно и было много народу. Мама сказала, что мы с ней будем здесь учиться, и что со мной будет заниматься инструктор. Это меня слегка обрадовало, а то я уже испугался – как я буду съезжать с большой горы. Папа со своей доской ушел, он тоже собирался заниматься с инструктором, а дедушка с бабушкой и Илюхой сели на другой подъемник – кресельный – и поехали на самый верх.

Инструктором оказалась молодая тетя. Она показывала мне, как стоять на лыжах, и как приседать, чтобы не падать. Но я все равно все время падал, и мне все это ужасно не нравилось. Я чувствовал, что никогда не научусь кататься на лыжах, потому что я не такой ловкий, как Илюха. Когда занятие закончилось, я сказал маме, что не буду больше учиться, и чтобы она взяла для меня санки. Я видел, там другие дети катались на санках с тремя лыжами и рулем, вроде «Чука и Гека». Мама вздохнула, пошла и взяла.

После обеда, когда мы все собрались вместе, оказалось, что Илюхе тоже не удалось покататься. У него сразу сломались крепления, и дедушке с бабушкой пришлось спускаться с ним на подъемнике. Один только папа в этот день выполнил свой план и немножко научился кататься на сноуборде.

На следующий день пошел дождь, и мы вообще никуда не поехали. Кроме папы: он все-таки поехал, потому что инструктор у него был оплачен на все дни. Мы с Илюхой хотели смотреть мультики, но мама потащила всех по магазинам, пришлось идти. Терпеть не могу ходить по магазинам, если там нет ЛЕГО или хотя бы обычных игрушек! Ну что смотреть на эту одежду, на сумочки и всякие бусы? В московских магазинах все то же самое.

И вдруг в одном магазине я увидел меч! Не настоящий, конечно, детский, да настоящий ребенку никто и не купит, но это был классный меч! Весь деревянный, в деревянный ножнах, он смотрелся как сказка. Я бы половину своего ЛЕГО отдал за такой меч. Я показал его маме. Мама посмотрела на ценник, задумчиво покачала головой и сказала:

– Как скажет папа.

Я в ценах не разбирался, тем более в болгарских, но подумал, что не может детский меч стоить очень уж дорого. Все-таки, он ведь не настоящий, это всего лишь игрушка.

Но папа вечером сказал «нет». Сказал, что у меня таких мечей и сабель целая корзина, и этот будет через неделю валяться там же. И еще сказал, что он мной недоволен: меня привезли, чтобы я учился кататься на лыжах, потратили на это деньги, а я капризничаю и не хочу учиться. Я, конечно, разревелся, потому что мне и так было стыдно, что я такой неумеха, и мне было так жалко себя, и казалось, что никто меня не любит.

Потом они все опять два дня катались, а мы с мамой оставались в отеле, гуляли, смотрели мультики и читали книжки. Мне было очень грустно и я все время думал о том мече. Какой он был красивый!.. А перед последним днем, когда мы все собрались вместе, дедушка сказал:

– Знаешь, Егор, я могу подарить тебе этот меч, но ты должен его заслужить.

– Как? – спросил я, еще не веря возможному счастью.

– Завтра мы с тобой поднимемся на подъемнике, ты сядешь на сани и спустишься по трассе до самого низа. А мы с бабушкой будем тебя подстраховывать. Если ты не испугаешься, не будешь вопить: «Снимите меня! Я пойду пешком!», то потом мы пойдем в магазин и вместе купим меч. Согласен?

– Согласен, – ответил я и посмотрел на папу. Я видел, что папа недоволен, ну и пусть. Против дедушки он все равно не пойдет.

Ну и вот. Назавтра взяли мы санки, поднялись наверх и поехали. Я на санках, рулю, как могу, дедушка с бабушкой сзади свои лыжные палки к санкам прикрепили и едут, придерживают, чтоб не сильно разгонялись. Трасса не очень крутая, но местами покруче, зигзагами едем, страшновато становится. Все бы ничего, да народ мешается: нам поворачивать надо, чтобы не разогнаться, а они под санки лезут. Руль меня не слушается, дедушка с бабушкой тоже не справляются, падаем – раз, другой, третий… Я терплю изо всех сил, только говорю им спокойным голосом:

– Меня не оставляет смутное подозрение, что ничего из этой затеи у нас не получится.

Эту фразу я в одном фильме услышал, и она мне очень понравилась.

Они смеются и везут меня дальше. На счастье папа нас догнал. Отдал им свой сноуборд, сел со мной на санки и стал тормозить ногами. А тут и трасса стала совсем пологой. В общем, доехали живые.

Дедушка свое слово сдержал. Вот так я и заработал замечательный болгарский меч.

А больше в этой Болгарии ничего хорошего и нет!

Пластилиновый город

По «изо» нам дали задание – сделать макет города. Бабушка вызвалась мне помогать. Она и сама любит что-нибудь изобразить, у нее есть целая коробка с флакончиками, в которых всякие яркие краски, а еще хорошие, дорогие кисточки – тоненькие и не очень. Она любит расписывать банки, бутылки и прочие емкости, а иногда из глины что-нибудь лепит. Как-то они с дедушкой съездили в Австралию, и она подсмотрела там, как австралийские аборигены раскрашивают бумеранги и свои лица, – цветными точками, вот и она так старается.

Сначала я хотел сделать город из картона – как замки делают из наборов, которые в книжных магазинах продаются, но мы с бабушкой решили, что это слишком трудно, и решили делать из пластилина, а потом раскрасить. Взяли большой лист твердого картона и начали лепить. Лепил, конечно, я, а бабушка давала советы. Я решил сделать две высокие горы, чтобы наверху лежал снег, а внизу текла горная река. Город должен лежать у подножья гор, на берегах этой реки. На одном берегу я поставил Дом правительства, больницу, школу, несколько жилых домов, стадион, на другом – сделал аэропорт, военную базу и тюрьму.

– Зачем тебе тюрьма? – спросила бабушка. – Сделай из тюрьмы что-нибудь другое.

– А что бы ты посоветовала? – спросил я.

– Я бы посоветовала сделать музей, – сказала она. – Если поставить внутри башню, получится настоящий средневековый замок, вот тебе и музей!

– А что значит «средневековый»? – спросил я.

– А это когда рыцари были.

– Рыцари – это хорошо, – согласился я. – Это будет рыцарский музей, там будут разные рыцарские доспехи и картины про рыцарские бои.

На аэродроме я поставил три крошечных самолета, а на стадионе несколько малюсеньких человечков-бегунов. Осталось только все это раскрасить. И тут подошел дедушка.

– А где же флаг? – спросил он. – На Доме правительства должен быть флаг. Пусть Оля сделает маленький российский флаг. – Оля – это так бабушку зовут. Дедушка всегда ее зовет по имени.

– Я не хочу российский, – ответил я. – У меня не российский город

– А какой?

– Еще не знаю. Российские города грязные, улицы разбитые, люди на улицах курят и матерятся, дома некрасивые, старые… Наверное, это будет американский город!

Я был недавно в Америке, в Калифорнии. Там живет мамина сестра, тетя Юля. Мама тоже жила когда-то в Америке, училась там целый год и с папой познакомилась, но тетя Юля там живет уже несколько лет и работает в школе учительницей, в Лос-Анджелесе. А ее муж, Хавьер, работает в какой-то компьютерной фирме, программы против хакеров разрабатывает. Я в этом плохо разбираюсь, Илюха разбирается, он с Хавьером сразу задружился.

Мама решила свозить нас в Лос-Анджелес, познакомить с американскими родственниками. У Хавьера есть сестра, а у нее два сына, почти такого же возраста как мы с Ильей. Там было здорово! Все красиво, все улыбаются! Тетя Юля с Хавьером живут в отдельном доме, и у них есть две собаки и дворик, где можно играть. А еще там есть Дисней-Лэнд и Голливуд со страшилками, и огромные Американские Горки, где так дух захватывает, что аж глаза на лоб лезут. И на улицах никто не курит. Я терпеть не могу куряк!

– Жаль, что папа и мама не стались в Америке, когда познакомились, – сказал я. – Сейчас мы бы там жили. Когда я вырасту, я уеду жить в Америку!

– А маму оставишь? – спросил дедушка.

– И маму возьму. И Илюху.

– А если они не захотят?

– Значит, один уеду, – насупился я.

– Думаю, одному тебе будет там грустно, – сказал дедушка. – Я вот поездил по разным странам, в Германии жил целый год, в Польше жил, а все равно в Россию вернулся. Если мы все уедем, кто здесь останется? Кто будет делать русские города красивыми и чистыми? Один Путин? Ты ведь Путина уважаешь?

– Уважаю.

– Ну, вот. Значит, надо ему помогать, надо здесь жить.

– Ладно, – говорю, – американский флаг вешать не буду. Но российский тоже. Я флаг города повешу. У Хабаровска ведь есть свой флаг?

– Есть.

– Вот и я придумаю своему городу свой флаг.

Так я и сделал. А знаете, какой флаг я придумал? На белой тряпочке красное сердечко. Это значит – Город Любви.

И, между прочим, я получил пятерку!

Рейтинг:

0
Отдав голос за данное произведение, Вы оказываете влияние на его общий рейтинг, а также на рейтинг автора и журнала опубликовавшего этот текст.
Только зарегистрированные пользователи могут голосовать
Зарегистрируйтесь или войдите
для того чтобы оставлять комментарии
Лучшее в разделе:
    Регистрация для авторов
    В сообществе уже 1132 автора
    Войти
    Регистрация
    О проекте
    Правила
    Все авторские права на произведения
    сохранены за авторами и издателями.
    По вопросам: support@litbook.ru
    Разработка: goldapp.ru