***
Вернусь сюда в иные времена,
лет через двести или через триста,
и удивлюсь: тяжелая луна
все та же, те же звездные мониста.
И те же люди − та же ерунда
в их головах и те же сумасбродства.
Ей-богу, не рвалась бы я сюда,
когда б сказали мне про это сходство.
Ну что же, поживу еще разок
среди безумств, абсурда и надрыва,
и так же будет стих стучать в висок,
как будто я жила без перерыва.
НОЯБРЬСКАЯ ХАНДРА
Унылость ноября,
Пустынные пределы…
Но не твердите зря,
Что все, мол, надоело.
Не могут надоесть
Ни облака, ни птицы.
Когда еще, Бог весть,
Нам снова жить случится,
И в сумерках плутать,
И под дождями мокнуть.
И будет жизнь опять
Заглядывать к нам в окна.
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ − ЗИМА
А ночью мысли − будто гвозди,
попробуй не сойди с ума:
вот ты явился к жизни в гости,
а на земле стоит зима,
и накрахмаленная скатерть
хрустит на праздничном столе.
Ты тоже приглашен, приятель,
как всякий сущий на земле.
Взгляни на милую соседку
или на ту, что визави,
спой непременно шансонетку
и каждой объяснись в любви.
Отведай то и это блюдо,
наполни доверху бокал
и не грусти, поскольку чудо,
что ты вообще сюда попал.
***
И вот июль.
Он жаркий, словно страсть,
нет, не сейчас, а в молодые годы.
В нем всё: восторг, отчаянье и власть,
в нем так же просто кануть и пропасть.
Не зная броду, мы суемся в воду –
а брода нет. Есть непосильный зной
и память, что всплывает временами,
о днях прозрачных, о поре иной…
Но неужели это было с нами?
Идет июль – безумный террорист.
Мы белые вывешиваем флаги,
а он – порывист, смугл и мускулист,
и в восхищенье от своей отваги.
ЯНТАРЬ
Чтобы ты снова меня захотел увидеть,
чтобы, как раньше, умел, но не мог обидеть,
чтобы поднять на тебя я не смела взгляд…
Но между нами лежит громадное лето,
солнце мешает вглядеться, да и охоты нету
прощать, обижать, объяснять и смотреть назад.
Продолговатые дни – камешки янтаря в шкатулке –
скачут по улицам, закатываются в переулки,
и исчезают – поди-ка потом отыщи.
Сколько их было! Звенели, блестели, катились,
встречи-разлуки в янтарь превратились.
Теперь-то понятно, мы были тогда богачи.
Но опустела шкатулка, разбилась копилка.
А солнце все так же непобедимо и пылко,
и кто-то другой примеряет янтарный браслет.
Ах, до чего ж он хорош на запястье!
Именно так, наверное, выглядит счастье:
солнечный мед и таинственный свет.
***
Густ август.
Лето настоялось,
И словно мёд
Густеет зной.
С жарой в обнимку
Ходит вялость,
И дремлет мир полубольной.
Он о прохладе небо просит,
Клянет жару и мошкару.
…А на задворках бродит осень,
Готовая вступить в игру.
В ее хранятся арсенале
Дожди, и ветры, и разбой −
Чтоб мы с тобою вспоминали
Хмельного августа настой.
***
Небосвод не высок и не низок –
Так и будет теперь до зари.
И висит не луна, а огрызок,
Хоть в окно вообще не смотри.
Это значит, что кончилось лето,
И октябрь опускает флажок.
Это значит, что песенка спета.
Чья? Конечно же наша, дружок.
Летом всё откровенно и просто:
Страсть, любовь – всё приходит само,
Потому что июньские звезды
Золотое диктуют письмо.
Ни расчета, ни плана, ни цели.
Просто – вместе. И сходим с ума.
Запах хмеля… и пенье свирели…
И когда еще будет зима!
ДРОЗД
Весенний дрозд зашелся в свисте,
Знать, и у птиц шерше ля фам.
А вы опять о смысле жизни.
На что, друзья, он сдался вам?
Зачем весь век стремиться к цели,
На всем искать судьбы печать −
Спросите у дрозда в апреле
Но он не станет отвечать.
***
Жаль, неизвестно мне, как выглядит платан,
И в интернете я искать его не стану,
Хоть столько рифм: султан, кафешантан
и шарлатан − имеется к платану.
(Еще шайтан, кафтан и капитан –
Все перечислила бы, да боюсь, устану).
Известно мне, каков сосновый бор,
Как выглядят березы и осины.
Знакомы мне, пусть и с недавних пор,
Оливы, пальмы, даже апельсины.
(Судьба вручила мне такой набор,
Хотя о нем я вовсе не просила).
Но где платан? О нем я ни гу-гу,
И масса рифм напрасно пропадает.
Но коли напишу о нем – солгу,
Придумаю. И это – угнетает.
Хочу его воспеть, но не могу…
А он от невнимания страдает
И, уязвленный, думает в отчаянье:
Печально быть фигурой умолчания.
***
Два облака − два белые крыла,
Нарядный кипарис, шмеля гуденье.
Когда б я смертной не была,
То это были бы мои владенья.
А так… сюда я только на постой
За жизнью я подглядываю в щелку
И не шепчу: «Мгновение, постой!» −
Что толку!
ТУРИСТКА
Загнанная в клеть домов, разговоров и привычек
Выбивает дверь душа и летит себе на волю –
Жить без знаков препинанья, многоточий и кавычек,
Без намеков и попреков, просто так, в открытом поле.
Не выслушивать советы, не придумывать ответы −
Ну и пусть немного зябко! Ну и пусть немного страшно!
Ничего теперь не значат ни гаданье, ни приметы:
Все едино, все сравнялось − день грядущий, день вчерашний.
В чистом поле бродит время, бродят солнечные грозы.
Чьи-то сны и чьи-то души вьются рядом, как стрекозы.
Жаль, душа, что в чисто поле прилетела ты туристкой,
И пора нам собираться в путь обратный, путь неблизкий.
***
Вам не досталась
В общем-то малость
(и не считайте это бедой),
Вам не досталось
(экая жалость!)
Видеть меня молодой.
Мне не случилось
(чья это милость?
Кто-то берег меня от катастроф?)
Встретить вас юным
Шумным, безумным.
Ох, наломали б мы дров!
***
Не беспокойся, все пройдет.
А что сказала − то не в счет
И не тебе предназначалось.
Зачем? Себе самой назло.
Пройдет, верней, уже прошло.
Вернее, и не начиналось.
Всего-то навсего − стишок.
Стишок − он даже не грешок,
И пишется обычно сдуру.
Когда весна, луна − прости −
Неодолим соблазн: вплести
В пейзаж и чью-нибудь фигуру.
А твой, дружочек, силуэт,
Когда с небес струится свет,
Размыт, загадочен и строен.
Смотрю сквозь зыбкое стекло…
Пройдет, верней уже прошло.
И дом молчит, и мир спокоен.
***
А жизнь утекает − бессильно леченье,
но каждый надеется на исключенье
из правил, что будет уступка, поблажка:
ведь он, если честно, такая милашка!
Он больше не будет нахальным и нервным.
Хотите − он станет здороваться первым?
Курить перестанет, забудет о водке,
и деньги отправит двоюродной тетке.
Он просто уверен: все как-то устроится,
удвоится жизнь или даже утроится.
Он будет, увидите, жить образцово,
вы дайте ему лишь попробовать снова!
***
Эта страна, что считается ныне родной, −
как ни крути, не родная она, а чужая.
Неторопливо живу, ей ни в чем не мешая,
как и она мне… Ну разве что тягостен зной.
Но и другая, когда-то родная страна −
тоже чужая. Мне думать о ней неохота.
Краски поблекли, и стерлась давно позолота,
даже не помню дорогу и вид из окна.
Все хорошо. Лишь в одном закавыка − в душе:
хочет, дуреха, к чему-то она прилепиться.
Сколько уж лет по ночам ей весною не спится,
в темной квартире пустой на втором этаже.
ОТЕЧЕСТВО
Что вы! Спокойна душа и не мечется.
Медленный день мой нисколько не пуст.
А величавое слово «отечество»
не вызывает каких-либо чувств.
Лондон, Москва – да какая мне разница?
Кем-то – не мною – сие решено.
В слове «отечество» есть несуразица.
Жизнь это то, что я вижу в окно.
Дом белостенный и облачко синее,
древних камней опаленные лбы,
и вдалеке незаметная линия,
тонкий пунктир окончанья судьбы
***
Пришла любовь. И постучала в дверь.
А я не знала, кто там, и открыла.
Ну вот, пойди ей объясни теперь,
что поздно, что ни жажды и ни пыла.
Есть, к сожаленью, в доме зеркала,
и я смотрюсь в них иногда украдкой…
Она в ответ: «Но я уже пришла,
ну да, не буду я хмельной и сладкой.
Да, я всегда печальна и больна
и потеряла прежний вкус к нарядам,
зато теперь ты будешь не одна,
куда бы ни пошла − я тут, я рядом».
***
Я бы умерла со скуки,
и страдала, и томилась,
и заламывала руки,
и наверно б удавилась
под твоим бесстрастным взглядом,
рассудительным и твердым,
коли мы бы жили рядом
и звучали бы аккордом.
А на нашем на концерте
вянет слух от разнобоя.
Перемешивают черти
визг пилы и стон гобоя.
А когда такие звуки −
хруст стекла и черепицы −
трудно умереть от скуки,
и концерт все длится, длится.
***
Закончился долгий душевный бедлам,
став шуткой нелепой и небылью.
И каждый к своим возвратился делам,
как будто безумья и не было.
Поистине глупость. Но кто без греха,
когда со страстями негусто?
Увы, умещается в клетке стиха
недавно безмерное чувство.
***
Сколько слов ты знаешь горьких!
Сколько слов я знаю сладких!
Но не скажем их, мой милый,
мы друг другу никогда.
Книжку мы давно закрыли,
и потеряны закладки.
Возвратиться на страницу?
Боже, что за ерунда!
Больше книг читать не буду
ни веселых, ни печальных.
Да и ты их выкинь тоже −
это мой тебе совет.
В них сюжет необъяснимый,
нелогичный и случайный.
Лучше сунься в телевизор
или, скажем, в интернет.
Там интриги и разборки,
шуры-муры и делишки,
грандиозные событья,
интересное кино.
И забудь благополучно,
что прочел в давнишней книжке.
Автор спятил. И к тому же
книжки нет давным-давно.
***
Ты любишь старый фильм прокручивать
с начала до сегодня – весь.
Но это, милый мой, горючая
взрывоопаснейшая смесь.
Сидел бы лучше в тихом скверике,
смотрел, как гаснут этажи.
…Свиданья, радости, истерики –
поди попробуй докажи.
***
Давай обнимемся, дружочек,
И друг на друга поглядим.
Перед дыханьем вечной ночи
Всё остальное прах и дым.
При чем тут здравый смысл и опыт?
И ночь грядущая, и день?
Лишь только лепет, только шепот,
И легкокрылая сирень.
***
Я скажу вам: не взыщите,
удержитесь, промолчите,
смысла вовсе не ищите…
Смысл? Какая чепуха!
Смысл дождя и листопада
объяснять вам вряд ли надо,
страсть безумного торнадо,
сумасшествие греха.
Жизнь, дружок, нас обольщает,
обещает и прощает,
и охотно возвращает
всё, что нам не додала.
Ничего, что седы прядки,
но зато свиданья сладки.
Значит, с жизни взятки гладки,
коль сейчас она мила.
Хоть слова сии опасны –
что же делать, мы согласны.
Может быть, и не напрасно
рассудила так она.
Над горой луна повисла,
желтоглаза и лучиста.
И ни в чем не ищет смысла
эта самая луна.
***
Еще чуть-чуть,
всего лишь шаг –
и крышка.
Пора уже утихнуть и устать.
Мы, верно, не по той учились книжке,
не с той страницы начали читать.
А потому всё спуталось. И годы
забыли, что всему свой час и срок.
Мелодию безумья и свободы
они трубят в свой золоченый рог.
И мы с тобой идем на зов опасный –
что толку спорить, возражать, хитрить! –
безумны, нерасчетливы, несчастны
и счастливы…
Да что тут говорить!
***
Небосвод, от звезд колючий –
Сердцу западня.
Ты, дружок, себя не мучай
И меня.
Путь обратный, путь угрюмый,
Фонари в окне.
Всю дорогу, милый, думай
Обо мне.
Что дано – за то спасибо,
Жаловаться грех.
Да, хотели б.
Да, могли бы.
Только тверд орех.
***
Беги и суетись, сражайся и спеши,
Хотя расплывчат смысл и цели неизвестны.
А чтобы ощутить присутствие души,
Подумай обо мне, и встанет всё на место:
Распутица, в окне бредущий человек,
Весенняя звезда с таинственным свеченьем –
И самому тебе твой сумасшедший бег
Покажется мурой и умопомраченьем.
И в этот миг душа с тобой заговорит,
И речи диктовать ей будут только боги,
О том, что вечен мир и для людей открыт,
И, кроме здешних, есть небесные дороги.
