На край света за туманом
В 1966 году руководство Всесоюзного общества «Знание» решило поощрить нескольких организаторов устного журнала «Молодость», проходившего в легендарном главном зале лектория на площади Дзержинского, поездкой на Дальний Восток по маршруту Камчатка-Сахалин.
Ежемесячные выпуски журнала имели огромный успех. Лишние билеты спрашивали часто от метро «Площадь Революции». Каждый журнал включал обычно политическую, научную и художественную 'страницы'. На страницах журнала выступали с новыми стихами молодые поэты, Михаил Жванецкий впервые читал публично свои сочинения под названием: «То, что не вошло в спектакли Аркадия Райкина», Михаил Ромм рассказал о работе над фильмом «Обыкновенный фашизм».
Артисты недавно созданного Театра на Таганке показали отрывки из своей первой постановки - «Добрый человек из Сезуана». Политические темы с аудиторией обсуждали Лен Карпинский и Григорий Померанц, ведущие учёные рассказывали о последних достижениях.
В качестве приложения к журналу был организован первый открытый концерт ‘бардовской’ песни с участием Владимира Высоцкого, Михаила Анчарова, Ады Якушевой, ленинградцев: Александра Городницкого, Евгения Клячкина. Юрия Кукина и других восходящих звёзд, ставший заметной вехой в истории этого жанра.
Здесь уже не обошлось без конной милиции. Концерт продолжался без перерыва до часу ночи. Наверное, даже в истории этого зала, видевшего выступления Маяковского, Есенина, такого ещё не было. Слегка опоздавшую Аду Якушеву толпа передавала к входу на руках вместе с гитарой - подойти было невозможно. Зал был заполнен до предела: стояли, прислонившись, у стен, сидели на лестницах в проходах.
Инициатива организации этих мероприятий исходила от референта общества, Лёни Когана, собравшего вокруг себя группу молодых энтузиастов, среди которых оказался мой приятель, Юлий Галкин. Они привлекли меня к созданию научных страниц журнала.
Журнал был одним из последних ярких проблесков быстро замерзающей 'оттепели' - начавшегося было после смерти Сталина культурного возрождения 50-60-х годов.
***
В поездку на Дальний Восток включили обаятельного, остроумного и популярного ведущего журнала и моего школьного друга - Льва Асновича и меня. Для придания нашей группе ‘надёжного политического статуса’ к нам подсоединили ещё молодого человека, представившегося как сотрудник Института общественных наук при ЦК КПСС, кандидат философских наук Игорь Петров. Как нам рассказали организаторы, незадолго до этого он вернулся из Соединённых Штатов.
Предполагалось проведение нескольких лекционных выпусков устного журнала. При этом Игорь должен был отвечать за политическую страницу, я – за научно-техническую. Лёва выразил готовность комментировать последние спортивные новости, которыми он очень интересовался, хотя его основным профессиональным занятием были исследования и разработка электроизоляционных материалов.
В администрации общества «Знание» нам объяснили, что поскольку наши лекции будут проходить в пограничной зоне, они, согласно стандартной процедуре, подали запрос в управление пограничных войск на выдачу разрешения на наше пребывание там.
Вскоре нас известили, что разрешение пришло, и мы получили в Обществе проездные документы и сопровождающее письмо, подписанное Начальником политического управления Главного Управления Пограничных Войск КГБ при СМ СССР генерал-майором Г.И.Заболотным. В письме предлагалось оказывать нам содействие в проведении лекционной работы.
Плохо разбираясь во всех этих военных бюрократических распоряжениях, мы восприняли письмо генерала как простое разрешение на перемещения в пограничных районах, недооценив поначалу его административную силу.
В своих лекциях я предполагал рассказывать о достижениях и перспективах кибернетики. В Обществе меня снабдили кассетой с широкоплёночным фильмом о некоторых впечатляющих автоматических системах. Кроме того, мой шеф в Институте, Арон Ефимович Кобринский, дал мне материалы о разработанном в Лаборатории и нашумевшим на весь мир протезе предплечья, управляемого биотоками мозга, известном как 'биорука'.
***
В начале августа 1966 года мы вылетели из аэропорта «Внуково» в Петропавловск-Камчатский. Прямых рейсов в то время не было и, пролетев восемь часов, приземлились в Хабаровске, пересев там после ночёвки в гостинице на другой самолет, следовавший по маршруту Хабаровск-Петропавловск.
Ещё два часа полёта и наш самолёт приземляется в Петропавловске. Камчатка встретила нас туманом и прохладой, что, как мы поняли потом, характерно для этих мест даже летом.
Сразу же у трапа самолёта нас проверили пограничники, потребовавшие разрешение на въезд в пограничную зону. Мы предъявили письмо генерала и нас отвели в небольшую комнату ожиданий, сказав, что за нами приедет машина пограничников. Вскоре появился военный автомобиль типа 'джип' и приехавший офицер, сообщил нам, что он доставит нас в гостиницу, а на следующий день за нами приедут из пограничного отряда.
Гостиница представляла собой деревянное двухэтажное строение простейшей конструкции и нам выдали ключи от номеров. Решили не терять времени и после размещения отправиться на осмотр Петропавловска. Бросив свои вещи, я направился к двери и услышал в этот момент громкий женский крик: «Бичи дерутся!».
Что это значит, я узнал позже благодаря нашумевшему роману Георгия Владимова «Три минуты молчания», увлекательному и правдивому повествованию о матросских нравах [1], одной из последних публикаций «Нового мира» А.Твардовского.
Бичи - это вернувшиеся из многомесячных заграничных плаваний матросы рыболовецких судов, списавшиеся на берег и дорвавшиеся до спиртного и поджидавших их девиц. Я выскочил в холл и быстро подошёл к широкому окну. Внизу около ресторана происходила массовая и жестокая драка, одетых в необычно яркие заграничные куртки мужчин. Поначалу она походила на голливудскую постановку, однако вид льющейся из носов крови, размазываемой по этим дорогим и непривычным для нас одеждам, отрезвили мои впечатления.
Краем глаза я заметил, что с другой стороны коридора ко мне быстро приблизился высокий мужчина, также привлеченный диким зрелищем, происходящего на улице. Я поднял глаза и оторопел. Рядом со мной стоял один из крупнейших мировых физиков ХХ века, легендарный 'атомный шпион' из английского атомного центра Харуэлл, а ныне советский академик, Бруно Понтекорво.
Я узнал его по многочисленным фотографиям из газет: от мощной кампании после таинственного исчезновения всей семьи во время отпуска в Швеции и неожиданного открытого появления перед журналистами, спустя несколько лет в Советском Союзе, до последующих почётных награждений.
Ошеломлённый этой встречей и ещё не веря до конца случившемуся, я не нашёл ничего умнее спросить: «Вы – Бруно Максимович Понтекорво?!»
- Да, - подтвердил он.
- А что Вы тут делаете?
Двое мужчин подошли к нам.
- Вот с коллегами решили посмотреть эти места,- сообщил он мне с тяжёлым итальянским акцентом. – Хотим посетить Долину гейзеров.
Опустив взгляд, я увидел что 'коллеги' имели совершенно одинаковую 'служебную' обувь.
-А Вы что тут уже были? - спросил я.
-Нет, это моя первая поездка по стране. А Вы, что тут делаете?
-Я тут с группой лекторов. Мы приехали из Москвы.
-У меня тоже здесь запланирована лекция, - сообщил Бруно Максимович. - А Вы собираетесь в Долину гейзеров?
-Туда ведь можно пройти только пешим походом. У нас не получается по времени. Нам ещё надо лететь на Сахалин, - объяснил я.
- Мы тоже собираемся потом на Сахалин. Может быть ещё встретимся.
Мы приветливо распрощались, пожелав друг другу успеха. Драка внизу прекратилась из-за появления милиции.
Лёва и Игорь, стоя в стороне, наблюдали за моим общением с Понтекорво, не слыша разговора.
- Кто это был? – спросили они. Я решил заинтриговать их.
- Не поверите! Это человек-легенда, которому хотели бы задать вопросы разведки и полиция многих основных стран мира. Однако любая из этих стран мечтала бы задействовать его для своих нужд.
Мои спутники смотрели на меня с удивлением и недоверием. Я больше не мог их мучить: «Это был великий итальянский физик, Бруно Понтекорво!»
Жаль, что у меня не было камеры зафиксировать их лица.
***
Мы вышли на улицу, живо обсуждая поразительную встречу. Более невероятное знакомство здесь трудно было придумать. Напомню читателю, что в 1936 году Бруно Понтекорво, работая в Риме, в группе Энрико Ферми, стал соавтором открытия эффекта замедления нейтронов, приводящего, как показало последующее развитие физики, к делению ядер урана и цепной ядерной реакции.
В последующие годы он обогатил ядерную физику серией ключевых открытий, сделав основополагающий вклад в нейтринную физику. Надо было заехать в эту глушь 'на краю света', чтобы встретить выдающегося итальянского физика, фундаментально повлиявшего на развитие современной мировой истории!
Однако до настоящего 'Края света', как потом оказалось, мы пока ещё не добрались. Это ещё предстояло сделать.
Прогулка по городу не заняла много времени. Ряды деревянных домов сменялись случайно разбросанными упрощёнными панельными новостройками. Главным украшением были открывавшиеся под разными углами виды слегка дымящихся вдали вулканов. Не оставили равнодушными, конечно, и памятники Витусу Берингу и Жану Франсуа Лаперузу. От этих имён веяло романтикой прочитанных в детстве книг.
Пройдя унылое городское однообразие, вышли на берег Авачинской бухты и буквально разинули рты от открывшейся панорамы. Огромная акватория губы, поблeскивала оттенками антрацитового цвета из-за большой глубины и нависающих над заливом тяжёлых туч. Говорили, что она способна, вместить одновременно все флоты мира. Края бухты красиво обрамлялась суровыми почти чёрными скалистыми горами, поднимающимися несколькими рядами к окрашенной уже тёмно-голубыми цветами цепочке вулканов. В расщелинах вулканов белели снежные полоски, над вершинами клубились то ли вулканический дым, то ли зацепившиеся облака.
Насладившись видами и осмотрев порт, направились в местное отделение общества «Знание», которое, как обычно в провинции, находилось в одном здании с Горкомом КПСС.
Представитель Общества согласовала с нами программу нашего выступления, намеченного на следующий день, и, поговорив с кем-то по телефону, предложила зайти к секретарю горкома.
Явившись перед начальством, мы подтолкнули вперёд Игоря, представившегося по своей традиционной формуле – научный сотрудник Института Общественных Наук при ЦК КПСС. Это явно произвело впечатление, и в дальнейшей беседе секретарь горкома обращался к нему, изредка поглядывая из вежливости в нашу сторону.
После краткого ознакомления с нашими планами, он начал обсуждать с Игорем изданное месяц назад постановление Центрального Комитета КПСС и Совета Министров СССР «О мерах по усилению борьбы с преступностью». Сразу стало ясно, что что-то очень волновало хозяина кабинета.
- Понимаете, Игорь Иванович, мы, конечно, провели обсуждение постановления в рабочих коллективах, но в порту произошло неожиданное. Бригадир такелажников заявил, что по поводу запрета сквернословия на работе есть сомнение, по тому, как если не матюгнёшься, то ничего же тяжёлого не поднимешь. Это встретило всеобщее одобрение, и они записали в решении собрания, что если для дела, то матюгаться можно.
Секретарь вопросительно и испуганно посмотрел на Игоря. Такое отклонение от линии партии было чрезвычайным событием в этих кругах. Игорь держался с предельной серьёзностью.
- Конечно, иначе они ведь не могут поднять больших тяжестей, а это важный участок работы, - рассудил он.
- Это как бы часть технологии, - подержал я, - а она ведь не обязательно должна быть абсолютно чистой во всех звеньях, важно качество конечного производственного результата.
В результате убедительной поддержки из Института при ЦК КПСС, на лице секретаря горкома появилась усталая улыбка облегчения после перенесённого нервного стресса. Беседа вскоре закончилась, и он проводил нас до двери, пожелав успешной поездки.
Смеялись уже на улице, часто потом повторяя в поездке, что если для дела, то можно.
Я рассказал моим спутникам похожую историю, случившуюся со мной незадолго до этого во время зимней научной командировки. В густо набитом пассажирами дребезжащем старом автобусе, следующим из Новосибирска в Академгородок, я был плотно прижат к какому-то сильно подвыпившему рабочему. Дыша на меня водочным перегаром, он объяснял мне заплетающимся языком причину своего опьянения.
-Ты ведь грамотный человек, ты поймёшь, - повторял он регулярно в качестве рефрена.
У меня практически не было выхода уклониться от обсуждения.
- Я такелажник и бригадир велел нам перенести памятник Ленину на новое место,- объяснял он.- А как его тяжёлого взять – только один способ, ты ведь грамотный человек, ты поймёшь. Я цепляю верёвку за шею и тяну на себя вниз, а напарники берут его за ноги и тащим ногами вперёд, они спереди, а я сзади, держа за голову. Она ведь пустая, потому легче. Потом, опять за шею, поднимаем на новом месте.
- А бригадир сказал: «Как хотите, переносите, но верёвку на шею Ленина вешать нельзя». - Но ты же человек грамотный, ты понимаешь, что его же иначе не возьмёшь!
Я пытался представить себе другие варианты, действительно, с точки зрения механики, это был лучший.
- Ну вот, мы дождались, когда стемнеет, и сделали всё как надо, - продолжал он. - А кто-то донёс, и всю бригаду лишили месячной премии, вот и напились с горя с ребятами.
- Неплохо отделались, - подумал я тогда про себя.
- Поднятие и перенос тяжестей как-то слабо согласуется с линией партии, - прокомментировал Лёва. - Не те мобилизующие слова. Нужно вообще расширить лексикон в документах и лозунгах с помощью ненормативной лексики. Народу это понравится.
Он привёл несколько впечатляющих примеров, которые я не могу здесь цитировать. Игорь сдержанно хихикал, постепенно привыкая к нашим 'беспартийным' шуточкам.
***
На следующее утро за нами приехала машина из погранотряда и нас доставили к командиру. Увидев письмо генерала Заболотного, он сказал: «Это письмо у вас золотое. Вам здесь будут помогать все». Дальнейший ход событий подтвердил его слова.
Приезд гостей, как мы убедились в ходе поездки, является важным событием армейской жизни, в какой-то мере разбавляющим единообразную рутину уставных отношений в замкнутом кругу сослуживцев. Наше путешествие было окрашено интересными встречами, запоминающимися беседами и необычными впечатлениями от удивительных и часто закрытых мест, посещаемых в сопровождении гостеприимных хозяев, очень гордящихся этим своеобразием.
Природные особенности Дальнего Востока влекут романтические души, и мы постоянно встречали содержательных людей, сознательно отправившихся работать в эти сложные для жизни места.
В этот день нам была организована поездка в Паратунку, небольшой 'курортный' посёлок, расположенный в 70 км от Петропавловска. Он знаменит своими лечебными термальными водами, идущими прямо из недр. Небольшой открытый естественный бассейн, в который мы погрузились, был наполнен довольно горячей водой и множеством людей, и мы наслаждались этим природным чудом, окружённым прохладным по летним нормам воздухом. Интересно, что за счёт этих источников происходит круглогодичный экологически чистый обогрев домов в посёлке.
Вечером состоялся выпуск устного журнала «Молодость». Игорь рассказал о своих впечатлениях о недавней поездке в США с проживанием в американской семье, я - о перспективах кибернетики с показом фильмов. В заключение, Лёва прокомментировал только что закончившийся в Англии чемпионат мира по футболу, которым он очень интересовался.
Журнал вызвал большой интерес. Было много вопросов и нам преподнесли в подарок огромного камчатского краба, которого пришлось нести подмышкой, завёрнутым в газету. Mы с удовольствием употребили его на ужин со спиртом, привезенным Лёвой. Как истинный химик, он хорошо знал, что нужно брать в поездку.
***
На следующий день пограничники известили нас, что Игоря пригласили в какой-то морской штаб в городе, а меня с Лёвой в посёлок Советский – закрытую базу Тихоокеанского флота (ныне город Вилючинск). Это был наш последний день в Петропавловске. Наутро, пограничная машина должна была доставить нас в аэропорт Елизово на рейс в Южно-Сахалинск.
Явившись на пристань в назначенное время и предъявив документы встречавшему нас офицеру, мы были посажены в закрытый военный катер, начавший пересекать Авачинскую бухту. После непродолжительной поездки катер пристыковался к охраняемому причалу посёлка Советский. Нас встречал ещё один морской офицер на военной машине с зашторенными окнами. Повторная проверка документов и машина двинулась в путь. Офицеры поддерживали вежливый разговор.
Наконец машина остановилась, и мы вышли около очень красивого большого пассажирского судна, отделанного внутри дорогими породами дерева. С такими судами мы встречались несколько раз за поездку. Говорили, что они были конфискованы после войны у Германии, но почему-то могли использоваться только во внутренних водах.
Невдалеке, у причальной стенки, покачивались выстроенные в ряд подводные лодки. Нас провели в офицерскую кают-компанию, где нас тепло приветствовал контр-адмирал и группа офицеров. После небольшой беседы, нас посадили за красиво сервированный стол и угостили изысканным ужином. Каждая смена блюд происходила по команде адмирала, вызывавшего прислуживающего мичмана, который буквально вырастал из пола. Его фамилия была Дёжкин.
Адмирал рассказал нам о планах нашего приёма, рассчитанного на пару дней. Узнав, что уже вечером мы должны вернуться в Петропавловск, он был очень разочарован.
- Дёжкин, - скомандовал он, - приготовить машину и проводить гостей к последнему катеру на Петропавловск.
После ужина предполагалась встреча с моряками. Адмирал сообщил, что они только что вернулись с многодневных учений.
- Может быть им сейчас лучше отдохнуть, чем беседовать с лекторами,- засомневался я.
- Ну, что вы, увидеть людей в штатском и услышать нормальную человеческую речь будет для них лучшим отдыхом.
В сопровождении Дёжкина нас привели на какое-то большое военное судно, и мы спустились в кубрик, заполненный моряками. Они располагались на койках и в проходах и с интересом разглядывали нас. Представившись, я рассказал им, что мы не являемся профессиональными лекторами и кратко рассказал о работах нашей Лаборатории в области новых автоматических систем. Со всех сторон посыпалась вопросы. Стало ясно, что наши слушатели хорошо разбираются в технике и внимательно следят за популярными техническими журналами и техническими новинками. Получился хороший содержательный разговор с обсуждением различных технических новшеств и перспектив.
В конце беседы появился Дёжкин, и мы попрощались с моряками. Дёжкин усадил нас в машину, назвал шофёру причал, к которому он нас должен доставить, и пожелал счастливого пути. Машина тронулась.
Сидя рядом с водителем, я заметил, что каждый раз при переключении передач в машине раздавался какой-то непредвиденный шум, даже треск.
-Что у вас с коробкой?- поинтересовался я.
- Какая-то проблема со второй передачей,- прокомментировал шофёр.
Мне показалось, что дело было не только в передаче. Проехав значительное расстояние, машина вдруг натужено чихнула несколько раз и остановилась. Из капота повалил дым.
Мы выскочили из машины. «Вам на причал вот туда», - махнул рукой водитель и куда-то исчез. Мы бросились бежать в направлении причала. Выбежав на деревянный настил, спросили у стоявшего часового: «Катер на Петропавловск ещё не уходил?»
- Он уже пару месяцев ходит с другого причала, - объяснил он.
- А это далеко?
- Нужна машина, иначе не успеете.
Мы опять выбежали на дорогу. На наше счастье, появилась какая-то штабная машина. Мы замахали руками, и она остановилась. Сидевшие в машине офицеры сразу пришли на помощь. Развернувшись, помчались к причалу, названному часовым. Выпустив нас прямо у прохода, они уехали. Мы выскочили на одинокий пустой причал. Вооружённый часовой подошёл к нам.
- Когда будет последний катер?
-Он уже ушёл,- сказал он. Теперь только утром.
***
Мы остались одни, в почти полной темноте, в этой пустынной сверхсекретной зоне, не зная, что делать и куда идти. Где-то вдалеке маячили какие-то унылые строения типа пакгаузов, освещаемые одиночными лампочками. Решили двигаться в направлении огней. При подходе к одному из одноэтажных зданий, практически лишенному окон, заметили, что у двери стоит вооружённый часовой.
Мы подошли к нему.
- Можно поговорить с дежурным офицером? - спросил я.
Часовой снял висящую на стене телефонную трубку и что-то доложил. Вскоре дверь за ним распахнулась, и появился морской офицер, пригласивший нас вовнутрь. Мы оказались в типичной дежурной комнате с установленной на столах аппаратурой. Я рассказал офицеру наши приключения.
- Да, не часто к нам приезжают лекторы из Москвы. Вот вчера в Петропавловске была интересная лекция по кибернетике, а меня начальство не отпустило.
-Ну вот, теперь я приехал к Вам сам,- объяснил я.
-Так это Вы и есть,- обрадовался он. – У меня столько вопросов!
Начался профессиональный разговор об автоматических системах, новых принципах управления, адаптации, последних публикациях. Он явно следил за литературой и знал работы многих коллег из Института автоматики и телемеханики, которые я тоже отслеживал. Я даже присутствовал на некоторых семинарах, где они первоначально докладывались.
Лёва, раскрыв рот, слушал наше деловое научное обсуждение в этом заброшенном месте на краю света.
Офицер буквально не мог оторваться от предмета разговора. Наконец, он решил сменить тему.
-Так, теперь расскажите, где вы были в Советском.
Мы объяснили, что нас доставили в машине с зашторенными окнами. Описали, как могли, судно, где проходил ужин.
- Понятно,- решил он и набрал какой-то телефон.
-У вас были сегодня лекторы из Москвы, - спросил он. На той стороне ответили отрицательно. Он положил трубку.
-Так, а еще что-нибудь вы запомнили? Может там стояли подводные лодки?
- Вроде бы да,- подтвердили мы.
-Тогда попробуем эту базу,- набрал он новый телефон.
- У вас были сегодня лекторы из Москвы, - спросил он. В трубке, по-видимому, сказали, что были и давно уехали.
- Никуда они не уехали,- услышали мы, - и находятся сейчас передо мной, в дежурной части. Он назвал свой номер.
Через некоторое время ему перезвонили.
- Сюда идёт за вами адмиральский катер. Он будет минут через пятнадцать.
Ему явно не хотелось нас отпускать, и он пошёл немного проводить нас. Мы опять вернулись на причал. Вскоре подошёл открытый катер, управляемый заспанным Дёжкиным. Сзади сидел ещё один матрос.
Погрузились вовнутрь, взвыл мотор и катер понёсся через Авачинскую бухту, рассекая слабо переливающуюся под тёмным небом с крупными звёздами чёрную воду залива.
Неожиданно, безмолвная окружающая темнота засветилась множеством огней. Мы попали в пересечение прожекторов и ещё откуда-то замигали световые сигналы. Нас, по-видимому, спрашивали о причинах появления в бухте. Дёжкин начал что-то сигналить в ответ с помощью специального прожектора с регулируемыми створками.
Мы уже были на середине Авачинской губы. Вдруг наш мотор начал задыхаться и катер остановился. Наступила мертвая тишина. Мы плавно покачивались на лёгких волнах, освещённые прожекторами.
Дёжкин и матрос что-то просигналив, матерясь, склонились над двигателем. У нас с Лёвой уже не было сил даже удивляться. Такого стечения обстоятельств нарочно не придумаешь. Теперь главное, хотя бы успеть на утренний самолёт.
Провозившись значительное время, нашей команде удалось, наконец, запустить мотор. Стало ясно, что и ремонт моторов эффективен лишь с помощью ненормативной лексики. К Петропавловску подплыли уже на рассвете.
Прощаясь со сконфуженным Дёжкиным, я сказал: «Нам всем повезло, что сегодня не началась война. Мы бы очень плохо выглядели».
В последующие дни, просыпаясь, Лёва кричал: «Дёжкин!», пытаясь повторить магию его вырастания из пола, однако, эффект был потерян.
***
Примчавшись в гостиницу, где нас уже разыскивали сопровождающие Игоря, мы едва успели собраться. Выехав через короткое время в аэропорт Елизово, уже летели вскоре в направлении Южно-Сахалинска.
Устроившись по прибытии в гостиницу, отправились в местное отделение общества «Знание». Наша лекция была назначена на четвёртый день нашего пребывания. Мы решили использовать имеющиеся до лекции дни для посещения Курильских островов.
Явившись в штаб морских пограничников и предъявив наше всесильное письмо, мы встретили весьма благоприятную реакцию на нашу просьбу. Нам сообщили, что через час из Корсакова отправляется тральщик на остров Шикотан, и, если мы захотим, они подождут нас. Согласившись, бросились на железнодорожную станцию и через короткое время уже сидели в поезде, ведомом паровозом-кукушкой по оставшейся от японцев узкоколейке в направлении Корсакова.
Выгрузившись примерно через час в Корсакове, помчались в порт, расположенный недалеко. У причала стоял тральщик, и около него в шеренгу была выстроена команда в ожидании гостей. После приветствий и проверки наших документов, мы были приглашены на корабль, и он тут же отчалил.
Уже надвигался вечер, море оказалось довольно неспокойным, и наш корабль двигался в полном тумане управляемый с помощью навигационных приборов.
Команда оказывала нам максимум внимания, мы побывали на капитанском мостике. Сразу под ним располагался штурман, прокладывавший путь в направлении пролива Екатерины между островами Кунашир и Итуруп.
Поспав несколько часов на приготовленных для нас койках, опять появились рано утром на капитанском мостике, наблюдая приближение обрывающегося крутыми скалами в море сурового острова Шикотан. Это самый большой остров (протяженность 27 км) архипелага небольших островов Малой Курильской Гряды, отделённой Южно-Курильским проливом от Большой Курильской Гряды. Это уже был 'настоящий край света', обладающий, кстати, мысом с таким названием. Дальше на восток, через необъятный Тихий океан, была Америка.
***
Нам рассказали, что в окрестности Шикотана происходит основная добыча сайры, перерабатываемой на трёх рыбозаводах, расположенных по берегам. На время сайровой путины на остров свозят до шести тысяч работниц, участвующих в переработке рыбы. Основное постоянное население острова – морские пограничники.
Спустившись на берег и попрощавшись с гостеприимной командой, двинулись по довольно грязной грунтовой дороге в направлении предполагаемого общежития. Мы двигались всё время вдоль океана, любуясь уходящими вверх густо зелёными сопками, красиво обрамлявшими небосклон.
По дороге нам всё время попадались стайки девушек, помогавших нам ориентироваться и усиленно приглашавших присоединиться к ним вечером. В качестве обязательной униформы на них были резиновые сапоги. Мы быстро поняли, что сапоги является необходимым средством передвижения по Шикотану.
Прыгая между лужами, наконец, дошли до деревянного сруба, использовавшегося в качестве местной 'гостиницы' или лучше сказать общежития.
Первыми в небольшом вестибюле мы встретили симпатичную молодую пару. Они были одеты в яркие заграничные куртки и обязательные резиновые сапоги. Молодой человек, рассказал нам, что он только что списался с краболова, большого судна-завода, после полугодичного плавания по всему миру. Девица смотрела на него восхищёнными глазами.
- Вечером, в пять часов, у меня судно на материк, поеду в отпуск навестить родителей, - продолжал он.
- Во время плавания у нас строгий сухой закон. Может быть, у вас найдётся что-нибудь выпить? - почти умоляюще спросил он.
У нас ещё оставалась заполненная на треть бутылка спирта, и мы отдали её парню. Он был в восторге. Бросившись к стоящему в стороне большому туго набитому чемодану и распахнув его, он принялся щедро одарять нас. Каждый из нас получил по паре красивых заграничных носков. Было приятно, что можно так легко осчастливить симпатичного и доброго парня.
***
Устроившись в комнате общежития и попрощавшись с молодыми людьми, отправились осматривать остров. Была хорошая погода, на рыбозавод было появляться ещё рано, и мы решили подняться в сопки. Используя малозаметные тропинки среди буйной зелени, вскарабкались наверх и наслаждались видами океана и бьющихся о скалы волн открывавшимися в меняющихся ракурсах за каждым поворотом тропы. Мы были совершенно одни в этом прекрасном, суровом и пышущим плотными зарослями зелено-голубом безмолвии на краю света.
Отлично нагулявшись, спустились вниз и проследовали к уже открывшемуся рыбозаводу. Мы прошли в дирекцию и представились главному инженеру.
- Ну как вам наш 'необитаемый остров'? - спросил он, улыбаясь (кстати, именно на Шикотане снималась советская экранизация «Робинзона Крузо»). Мы с восторгом поделились впечатлениями от утренней прогулки. Инженер с тревогой посмотрел на нас.
-А что вас не предупредили, что в сопки ходить нельзя?
- Почему? - удивились мы.
- Там всё покрыто иприткой, растением, которое при соприкосновении с кожей причиняет тяжёлые, часто необратимые поражения.
Мы вздохнули с облегчением, кажется, бог нас миловал.
Нам показали 'завод'. Он представлял собой огромный зал со множеством столов, за которыми покрытые резиновыми фартуками женщины в резиновых сапогах ловко разделывали ножом сайру. Она поставлялась к рабочему месту вручную в плетёных корзинках. Каждую рыбку после чистки разрезали на три кусочка, которые складывали в открытые баночки.
Затем эти баночки после бланширования в специальных печах загружали вручную в единственную имеющуюся на заводе машину, которая закатывала банки крышками. Далее на банки наклеивались этикетки и их собирали в коробки для отправки в торговую сеть. Такая вот 'кибернетика'.
Инженер пригласил нас в столовую и угостил вкусным рыбным обедом с гарниром из морской капусты. За обедом он рассказал, что Шикотан – главное место для добычи сайры. Её ловят ночью на прожекторы. С помощью света, привлекающего косяк, рыбу заводят в невод.
Увидев наш интерес, он предложил договориться со знакомыми рыбаками взять нас на ночной лов.
Созвонившись с кем-то и условившись, он нарисовал нам план нахождения причала, куда мы должны были прибыть поздно вечером. Для надёжности, чтобы не опоздать, прогулялись до причала. День уже клонился к вечеру, и мы отправились в общежитие, чтобы отдохнуть, переодеться и приготовиться к ночному приключению.
Появившись в общежитии где-то около шести часов вечера, мы застали сцену, которая до сих пор стоит у меня перед глазами, вызывая острое чувство вины.
Посреди гостиной, на полу, раскинув руки и ноги, лежал мертвецки пьяный краболов. У его изголовья валялась пустая бутылка, подаренная нами. Рядом, на столе лежал раскрытый чемодан. Он был абсолютно пуст. Девица, конечно, 'испарилась'.
Мы осторожно переложили его на диван и накрыли, он никак не реагировал на наши действия, продолжая спать. Больше ему ничем помочь было нельзя.
В свою комнату возвращались, стараясь не смотреть друг на друга. Три 'гнилых интеллигента' оказались абсолютно не адекватны суровым реалиям дальневосточной жизни. Именно такие драмы будут описаны в романе Георгия Владимова, а мы, 'книжные романтики', оказались не способными разглядеть настоящую жизнь.
***
Ночной лов сайры производил феерическое зрелище. Мы наблюдали его с капитанского мостика. Небольшой рыболовецкий траулер, ослепительно сверкающий мощными прожекторами, барахтался среди волн во мраке окружающего океана и моросящего сверху дождя. Вдалеке поблескивали маленькими светящимися пятнами траулеры конкурентов.
В слепящем свете прожекторов на палубе интенсивно работала слаженная команда в ярких оранжевых робах. Освещаемая вдоль борта вода кишела рыбой, которую рыболовы черпали огромными сетчатыми мешками. Каждый раз, когда такой мешок поднимался с помощью механизмов из воды, он был наполнен до краёв шевелящейся сайрой. При открытии сетки рыба мощным потоком проваливалась в трюм, в специальные контейнеры.
Я поинтересовался у капитана, сколько они вылавливают за ночь.
- Набьем сколько можем, а утром поедем сдавать на завод. Желательно, быть в числе первых. Заводы имеют ограниченные мощности и всю рыбу могут не принять.
- И что вы тогда будете делать с оставшейся,- наивно поинтересовался я.
- Вывалим обратно в океан, - сказал он небрежно,- она уже дальше не годится.
- И что, вечером опять ловить заново?
- Ну да.
Никакой связи с заводами у рыболовов в то время не было, и, к их счастью, присутствия экологов вокруг тоже не наблюдалось.
В общежитие явились под утро. Нашего краболова уже не было. По сюжету Георгия Владимова, он должен был теперь отправиться наниматься в следующий многомесячный рейс на какое-то судно. Свидание с родными откладывалось на неопределённое время.
***
Нужно было подумать о возвращении на Сахалин. Нам сказали, что регулярного корабельного сообщения с Шикотана не существует. Мы отправились на стоянку морских пограничников, предъявив командиру драгоценное письмо.
Сделаем так,- объяснил он. – Наш торпедный катер отвезёт вас на остров Кунашир, а оттуда в Корсаков ходят регулярные суда.
Он вызвал кого-то по селектору. Появился красивый молодой офицер, оказавшийся капитаном торпедного катера. Его звали Владимир Шахрай.
- Отвезёшь москвичей заодно на Кунашир? – предложил командир.
- С удовольствием,- Владимир расплылся в улыбке.- Мы выходим на дежурство через два часа, - Жду вас на причале.
В назначенное время, торпедный катер, набрав большую скорость и задрав при этом нос, пулей вылетел в океан. Владимир познакомил нас с командой. Их было всего восемь человек. Сам он оказался ленинградцем, заядлым театралом и с интересом расспрашивал нас о московской культурной жизни, новых постановках, книжных новинках.
Команда заботилась о нас самым трогательным образом. Каждый придумывал свой способ облагодетельствовать нас. Кто-то принёс на капитанский мостик теплые одеяла, которыми мы закутались, другой матрос раздал нам по плитке шоколада, ещё один угостил кофе. Нам показали весь катер, несшийся с огромной скоростью. Недалеко, регулярно выпрыгивая из воды, мчались в параллель несколько дельфинов.
Владимир рассказал, что служебная функция его команды – охрана морской границы, иногда нарушаемой японскими рыбаками.
- Японцы считают меня грозой этого района и даже заочно приговорили к чему-то,- объяснил он, смеясь.
- И что вы делаете с нарушителями?
- Арестовываем и отводим в наши порты, а там с ними разбираются специалисты. Обычно, что-то конфискуют или штрафуют и потом отпускают.
Мы смотрели, раскрыв рты, на этого героя. Увидев наш интерес, он предложил:
- Хотите посмотреть японское судно?
- А что, это возможно?
- Да, только учтите, мы сейчас в нейтральных водах, поэтому я близко подплывать к ним не могу.
- А у вас не будет неприятностей от начальства?- поинтересовались мы.
- Я тут полный хозяин, - небрежно сообщил он и отдал распоряжение в рубку. – Штурман, дайте координаты ближайшего японского траулера.
Получив координаты, Владимир распорядился на смену курса, согласно координатам. Описав красивую дугу, катер помчался по новому направлению. Вскоре на горизонте замаячило японское судно. Приблизившись, на расстояние приличной видимости, Владимир остановил катер и вручил нам полевые бинокли. Мы с интересом прильнули к окулярам. На палубе траулера наблюдалась явная паника.
Дав нам насмотреться, Владимир опять дал команду полного хода, и катер, круто развернувшись, последовал на Кунашир.
Разглядеть японцев вблизи мне удалось лишь спустя сорок лет, будучи приглашённым уже из Англии в Токийский технологический институт в качестве визит-профессора.
***
На остров Кунашир прибыли в сумерках в сплошном тумане и тепло распрощались с Владимиром, обменявшись адресами и договорившись встретиться в Москве.
В порту прошли к пограничникам, и они соединили нас с заставой, откуда вскоре пришла за нами военная машина-джип. Шофёр понесся на большой скорости прямо по песчаной отмели вдоль океана и набегавших на наш путь волн, веером фонтанирующих из-под колёс. Остановившись около торчащей прямо из воды скалы, он махнув рукой в сторону одиноко стоящего на ней деревянного сруба, сказав, что там можно переночевать.
Мы вскарабкались наверх. Прямо под нами рокотали волны океанского прибоя. Мы вошли в дом. В прихожей на вешалках висели шинели с офицерскими погонами. В полной темноте начали на ощупь медленно продвигаться по комнатам, натыкаясь на многочисленные кровати, на которых спали пограничники. Кто-то из нас опрокинул стул, загрохотавший по полу. Никто из спящих не пошевелился. Наконец, обнаружили несколько застеленных кроватей и, раздевшись прямо на полу, повалились спать.
Наутро прибежавший вестовой пригласил нас к командиру отряда, и мы рассказали ему о своих планах. Связавшись с портом, он выяснил время отправления ближайшего судна в Корсаков. Это оказалось большое грузовое судно с несколькими пассажирскими каютами, и нам зарезервировали места в них. До отправления судна ещё было много времени и, покормив нас завтраком, хозяева посоветовали спуститься к океану.
Сбежав по тропинке вниз, мы обнаружили совершенно неземную картину. Узкая полоска песчаной отмели, на которую плавно набегали океанские волны, буквально кипела. Из земли вырывались струи пара, обволакивающие всё прибрежное пространство. В песке хлюпала пузырями кипящая вода. Застава располагалась у подножия действующего вулкана Менделеева.
На воздухе было довольно прохладно, поэтому каждый из нас вырыл в песке небольшую яму в виде ванны. Она мгновенно наполнилась горячей водой. Разбавив её холодной водой набегавших океанских волн до приятной температуры, разделись и улеглись в блаженном наслаждении этим невероятным комфортом. Перед нами колыхался безбрежный холодный Тихий океан, а мы принимали горячие ванны, лежа в полном уединении на его берегу.
Напарившись, вернулись к нашим хозяевам. Они доставили нас в порт к заказанному рейсу. Наши каюты оказались достаточно комфортабельными, и на следующий день мы появились в Корсакове. Пересадка на поезд и ещё через час мы, наконец, в Южно-Сахалинске.
***
Трудно себе представить объём и концентрацию уникальных впечатлений за эти три дня. Переполненные всем этим, выходим с вокзальной площади на прилегающую центральную улицу и буквально сталкиваемся с идущим навстречу Понтекорво. Он весь бурлит от эмоций.
- Я уже видел объявление о вашей лекции,- сообщает он. – Вы где-нибудь побывали за это время?
-Только что с Курильских островов, - бросаем в ответ.
- Это интересно?
- Да, очень, советуем побывать! А как ваше путешествие в Долину гейзеров?
- Фантастическое!
Перекинувшись ещё несколькими фразами, прощаемся как давние знакомые.
- Понтекорво, после Курил, - это уже крупный перебор, заключил Лёва при нашем полном молчаливом согласии.
Мы отправились в гостиницу. Там нашли записку, что нас ждут после обеда в редакции молодёжной газеты. Передохнув, появляемся в редакции в назначенное время. Главный редактор пригласил нас на интервью.
Мне кажется, Вы напрасно теряете время,- заметил я.
- Почему?
- Два часа назад на углу Вокзальной улицы и Коммунистического проспекта мы беседовали с Бруно Понтекорво.
- Что? - редактор смотрит с недоверием. Затем придя в себя, громко кричит, вызывая нескольких сотрудников. При их появлении даёт указание: «Берите фотографа и бегите, срочно ищите, у нас в городе Бруно Понтекорво!». Сотрудники убегают.
Редактор приступает к интервью.
- Вы у нас в этом году четвёртые,- объяснил он, - до вас были Кобзон, Магомаев и Цирк лилипутов.
Мы с Игорем многозначительно переглянулись, на Лёву в таких ситуациях лучше было не смотреть, рискуя потерять торжественность момента. Интервью заняло более часа.
На следующий день в городском театре состоялся выпуск устного журнала «Молодость». Не избалованная культурными событиями Сахалинская публика заполнила зал театра. Присутствовало много офицеров с нарядно одетыми жёнами. Мы постарались сделать вечер интересным, имея, тем более, теперь такого 'конкурента' как Бруно Понтекорво.
Гостеприимные пограничники привезли нас на следующий день на свою заставу недалеко от Южно-Сахалинска. Прямо на берегу залива, окружённого голубыми сопками, нам была приготовлена свежая красная икра-пятиминутка. Её вынули при нас из двух огромных рыб, подаренных плававшими недалеко на небольшой шхуне рыбаками. Подержав её в солёной воде пять минут, хозяева поставили перед нами глубокую тарелку икры и раздали столовые ложки. Двух ложек оказалось достаточно для полного насыщения. Дальний Восток насытил воспоминаниями длиною в жизнь.
Частный хранитель государственного секрета
В 1966 году начальник отдела, в котором я работал, академик Иван Иванович Артоболевский, стал председателем Всесоюзного общества «Знание». Это было очень высокое общественное положение.
После памятной поездки по Дальнему Востоку, я мечтал как-нибудь продолжить свою отпускную активность в виде 'лектора по распространению знаний'. Иван Иванович, человек по натуре доброжелательный, поддержал мою инициативу. Правда, теперь я должен был путешествовать в одиночестве. Одну поездку по среднеазиатским республикам я уже осуществил.
В 1974 году, мне нужно было лететь по работе во Фрунзе (ныне Бишкек), и я попросил Общество дополнить мой маршрут посещением Пржевальска (теперь Каракол), чтобы увидеть заодно озеро Иссык-Куль.
Столица Киргизии оставила очень хорошее впечатление своей парково-зелёной благоустроенностью, ярким национальным колоритом, лишённым, в отличие от других среднеазиатских республик, сильного религиозного влияния, вкусной и оригинальной едой, гостеприимной публикой.
После выполнения своих служебных обязательств во Фрунзе, я поехал в Чолпон-Ату – живописный посёлок на берегу озера Иссык-Куль. Явившись в отделение общества «Знание», расположенном, как всегда, в одном здании с партийными ведомствами, я был принят каким-то функционером, давшим мне направление в общежитие, стоящее на берегу озера.
Вид на озеро был действительно необыкновенный! Простирающаяся во все стороны водяная гладь замыкалась на далёком противоположном берегу цепью гор, поднимающихся к хорошо видным заснеженным вершинам Тянь-Шаня.
При входе в одноэтажное невзрачное общежитие меня встретила пожилая ключница. Прочитав моё направление, она пошла вдоль длинного коридора с расположенными по одну сторону комнатами. Я следовал за ней. Двери многих комнат были открыты, и я увидел, что они были плотно заполнены двухуровневыми нарами. В каждой из них помещалось до десятка спальных мест, большинство которых было занято обитателями. Небрежно окрашенные простой коричневой краской стены, двери и полы дополняли унылый вид этой 'вороньей слободки'.
Внутренне смирившись с этой безрадостной картиной своего предстоящего двухдневного существования здесь, особо контрастирующей с видом Иссык-Куля сразу при выходе, я подошёл вслед за ключницей к последней двери коридора. Провернув ключ в замке, она распахнула её, приглашая меня войти. Я буквально отпрянул от открывшегося взгляду интерьера.
Огромная, красиво декорированная комната была обставлена модной в то время полированной финской мебелью. Окна обрамлялись тяжёлыми бархатными занавесями, полы были покрыты яркими коврами. На стенах висело несколько оригинальных картин. Две хрустальные люстры и расставленный в серванте столовый хрусталь радужно поблескивали в солнечных лучах. Это был райкомовский номер в общежитии.
Женщина оставила мне ключ и удалилась. Я поспешил закрыть дверь. Мне было стыдно перед этими загнанными в соседние ночлежки людьми. Казалось, что увидев этот контраст, они, по справедливости, должны были бы расправиться со мной.
В комнате наискосок по дальним углам стояли две деревянные полированные кровати с красивыми покрывалами, и я занял одну из них.
Прислушавшись к отсутствию шагов в коридоре, я осторожно открыл дверь и вышел, тщательно заперев дверь за собой.
Лекций в Чолпон-Ате не предполагалось, и я настроился передохнуть после довольно напряжённой программы работы во Фрунзе. Приятно проведя день на берегу Иссык-Куля и осмотрев посёлок Чолпон-Ата, я вернулся в своё 'общежитие'.
***
Где-то часов в девять вечера раздался стук в дверь. Я открыл. В комнату решительно вошёл крепко сложенный седоватый мужчина, формально одетый в костюм с галстуком.
- Второй секретарь Пржевальского горкома,- представился он, назвав свою фамилию.
- Мне рассказали, что Вы приехали к нам из Москвы. Не возражаете, если я переночую тут с вами одну ночь.
- Буду рад, - улыбнулся я. – Его энергичные и располагающие манеры обещали интересное общение в этом заброшенном углу.
- Сейчас я организую чай, - начал распоряжаться он, выходя в коридор.
Через некоторое время появилась ключница с чайником и сервировала стол, достав из буфета красивый сервиз. Откуда-то появились какие-то сладости и печенье.
Мой гость снял пиджак и повесил его в шкаф, пригласив меня к столу. Чувствовалось, что комната была ему хорошо знакома.
Ключница ушла, и мы начали чаёвничать, не спеша беседуя.
Он расспросил меня о моих научных занятиях и был поражён, когда я сообщил ему, что имею степень доктора наук.
- Приятно, что у нас такое новое молодое поколение,- искренне обрадовался он.
- А на вашу молодость, наверное, пришлась война?- спросил я.
- Я был лётчиком, участвовал в боях за Сталинград. Получил ранение. После войны меня направили на партийную работу, - он почему-то погрустнел.
- Вы знаете куда?
Чувствовалось, что он хочет сообщить мне что-то важное.
- Я был парторгом строительства подводного туннеля через Татарский пролив, - мрачно сообщил он.
Татарский пролив отделяет остров Сахалин от материка. Я подскочил на стуле: «Но это же невозможно! Вот даже под Ламаншем никак не решатся строить! А тут после войны, в разорённой стране и в полном бездорожье?!»
- Все понимали, что это невозможно, но Сталин велел строить и никто возразить не мог. Работы шли полным ходом в обстановке полнейшей секретности. Работали многочисленные проектные институты, несколько десятков тысяч человек, освобожденных под строительство из ГУЛАГА, были направлены для осуществления проекта с обеих сторон. Все они трудились в тяжелейших условиях, хуже, чем в заключении. Завозилось огромное количество техники, специалистов. Как только Сталин умер, всё было тут же свёрнуто. Это спасло мне жизнь.
Во мне боролись смешанные чувства. Сидевший передо мной герой-фронтовик, вспоминавший с перекошенным от боли лицом события более трагические, чем Сталинградская битва, вызывал полное доверие. Однако, то, что он рассказал, выглядело абсолютной фантазией.
***
Нужно сказать, что в моих лекционных путешествиях и вне академических общениях я несколько раз сталкивался с подобной откровенностью этих, в общем, очень осторожных людей из 'правящей элиты'. Царившая в их среде обстановка тотального доносительства, подсиживания и подхалимажа делала их совершенно закрытыми в искреннем общении между собой. Однако, естественная человеческая потребность поделиться несправедливостью царивших порядков вырывалась иногда наружу, когда они сталкивались с 'нормальными' людьми, которым могли довериться.
Однажды, например, я стал свидетелем совершенно уникального аргументированного обличения гнилости советской верхушки, со стороны человека, призванного быть 'опорой' режима. Мне позвонил домой наш новый знакомый, дальневосточный морской офицер-пограничник Володя Шахрай, о котором я писал в предыдущем части. Он сказал, что возвращается с сослуживцем из санатория в Сочи и хочет навестить меня. Я пригласил их приехать в мою холостяцкую квартиру в Давыдково. Вскоре они появились, нагруженные бутылками вина и всяческой снедью.
Мы расположились на кухне, и я с интересом слушал их истории. Это были люди из совершенно другого, незнакомого мне мира. Им было что рассказать. Володя, лихой морской пограничник, уже успел за время нашего знакомства побывать во Вьетнаме (война была в самом разгаре!) и на Кубе в качестве военного советника. Его напарник сообщил, что работает в охранении Брежнева.
Я поинтересовался, как он попал туда, и он прямо сказал, что был преподавателем техникума и его 'совратили' квартирой, в которой он очень нуждался, будучи семейным, и повышенной зарплатой.
По мере развития беседы их разговор с Володей всё более напоминал встречу пессимиста с оптимистом. Телохранитель Брежнева, не щадя красок, выражений и подробностей, объяснял оптимисту Володе всю глубину разложения советской верхушки и их окружения. Ему было очень важно откровенно поделиться наболевшим с надёжным Владимиром. На меня он не обращал внимания. Описываемая им картина деградации была абсолютно беспросветной. Разговор происходил ещё до Чехословацких событий 1968 года!
***
В результате откровения бывшего парторга строительства туннеля между Сахалином и материком, я стал обладателем государственного секрета, о котором никому рассказать не мог, по причине его полной невероятности. Любой из моих друзей высмеял бы мою наивность довериться фантазиям какого-то партийного функционера, выразив наверняка сомнение в его трезвости.
Мы улеглись спать. Наутро, мы попили чай, и мой новый знакомый пригласил меня поехать с ним на конный завод, который, как он сказал, славится на весь мир и недавно был продемонстрирован Брежневу.
Явившись туда, он представил меня главному инженеру, и отправился по своим делам, договорившись о встрече в Пржевальске.
Беседа с главным инженером неожиданно явилась откровением, вызванным, частично, моим полным незнанием предмета.
Для начала он сообщил, что завод основан в 20-х годах кавалеристом-будённовцем, героем Гражданской войны, Леонидом Львовичем Рапопортом. По инициативе Рапопорта была создана также в Чолпон-Ате уникальная многокилометровая аллея тополей, названная его именем.
На заводе разводят лошадей трёх основных пород: арабских чистокровных скакунов, высококровных и ахал текинцев. Чистокровные и ахал текинцы за всю прослеживаемую историю не имели скрещиваний с другими породами. Высококровные имели однажды межпородное скрещивание.
- А кто же основные потребители вашего продукта?- спросил я.
- Большая часть идёт за границу, но есть и отечественные покупатели, например, ипподромы.
- И кто победит, если эти три породы выпустить на соревнование?
Инженер посмотрел на меня снисходительно: «Это невозможно».
-Почему,- удивился я.
-Рысистость чистокровных английских скакунов отобрана многовековой селекцией и не имеет себе равных среди других пород. Их предки, ведущие свою линию от арабских жеребцов, многократно зарекомендовали себя на скачках.
- Значит, они имеют какие-то особые гены, которые могут быть потеряны при перекрёстном скрещивании?
- Конечно,- подтвердил он.
-Тогда зачем нужны все остальные породы?
- Чтобы проявить эти уникальные качества, - терпеливо разъяснял мне инженер,- нужно проделать огромную работу, организовать специальный уход и кормление, режим тренировок. К тому же чистокровные породы часто подвержены болезням. Да и в лучшем случае не все особи способны демонстрировать выдающиеся качества. Так что это очень дорогое удовольствие. Другие породы более дешёвые, устойчивые и используются для других целей.
- Короче говоря, таланты надо холить, лелеять и размножать только в среде соплеменников, а потом ещё подвергать тщательной селекции, чтобы они опять проявились - обобщил я. - Но об этом ведь можно говорить разве что шёпотом. Хотя иногда история устраивает подобные эксперименты?!
- Про лошадей это написано в учебниках,- засмеялся инженер,- это наше руководство к действию.
Посещение закончилось показом красивых лошадок, свободно гулявших в просторных пастбищах.
На следующий день я посетил своего 'знакомого' секретаря горкома в Пржевальске, и он направил меня в Педагогический институт, где я рассказал будущим преподавателям физики и математики о нелинейной динамике.
***
Уже после распада Советского Союза, история строительства туннеля под Татарским проливом получила полное подтверждение и теперь общедоступна в Интернете [2]. Я вынужден был хранить этот секрет, доверенный одним из руководителей строительства, в течение почти двух десятков лет.
Источники:
1. Г.Владимов, Три минуты молчания. http://modernlib.ru/books/vladimov_g/tri_minuti_molchaniya/read/
2. А.Яковлев, СТАЛИНСКИЕ СТРОЙКИ ГУЛАГа: Строительство тоннеля через Татарский пролив.http://www.alexanderyakovlev.org/almanah/inside/almanah-intro/60390
Напечатано: в журнале "Семь искусств" № 5(62) май 2015
Адрес оригиальной ссылки: http://7iskusstv.com/2015/Nomer5/Babicky1.php
