Всякий разумный политик в ходе предвыборной кампании говорит избирателям именно то, что они хотели бы услышать. Барак Обама обещал войны прекратить, Гуантанамо распустить и войска отовсюду вывести, в результате чего весь мир должен был нежно полюбить Соединенные Штаты. Не важно, верил ли он в это сам, важно, что верили те, кого он сагитировал. Верили не лично ему (этого еще только предстояло ему добиться), но изначально верили в возможность завоевать признание и уважение, демонстрируя готовность отдать, уступить, освободить место для другого.
И Обама не обманул. Он действительно предпринял весьма решительные шаги в указанном направлении, получив результаты… в точности обратные ожидаемым. Можно, конечно, на этом основании усомниться в его пригодности для занимаемой должности (как рассуждают многие в Америке и не только в ней), но проблема вовсе не в личных качествах Барака Обамы. Проблема в том, что он обещал своим избирателям найти квадратуру круга, причем, именно потому, что они были уверены в ее находимости, а если бы не обещал, то и выбирать бы они его не стали.
Попробуем разобраться, чего именно хотели сторонники Обамы, почему их желания неисполнимы и почему сами они об этом не догадываются.
* * *
Страшно жить на этом свете,
в нем отсутствует уют:
Ветер воет на рассвете,
волки зайчика грызут.
Н. Олейников
Во всех без исключения религиях человечества существуют т.н. "мифы творения", которые правильнее было бы назвать мифами упорядочивания. Далеко не все народы и культуры озабочены вопросом, а что тут было, когда ничего не было, и как это так получилось, что оно стало быть, но все придают огромное значение превращению хаоса в космос. В исходном моменте всегда наличествует какая-нибудь "тьма над бездною", дикие и опасные стихийные силы, которые укрощает доброе божество. Независимо от того, создало ли оно материю, оно создало ПОРЯДОК, который один только и делает ее пригодной для жизни.
Никто из авторов и пересказывателей мифов при сотворении мира не присутствовал. Убеждения свои они могут черпать только из опыта жизни в уже существующем мире, а это значит, что все на свете люди и народы на собственном независимом опыте убедились в необходимости порядка для выживания. Мифологическое сознание природу и общество не разделяет, оно считает людей ответственными за мироздание, для поддержания коего совершаются специальные ритуалы, как то жертвоприношения солнцу у древних инков и облавы на СО2 у современных гринписовцев. Но мы с вами в природу все-таки соваться не будем, ограничимся темой необходимости порядка для выживания социума.
Так что такое, собственно, порядок? В самом общем виде – предсказуемость окружающего мира: Вот это стул – на нем сидят, вот это стол – за ним едят. Но самым главным, абсолютно необходимым элементом порядка является иерархия. Без нее не обходятся даже стадные животные, и функция у нее двоякая: во-первых, предотвращение непрерывных драк из-за пищи, партнера и прочей заманчивости, а во-вторых, возможность согласованных коллективных действий, решения о которых принимает самый-самый… нет, не обязательно физически сильный, но самый успешный – это повышает общие шансы на выживание.
Чтобы выполнять эту свою двоякую функцию, иерархия должна быть одновременно стабильной и изменчивой. Стабильной, покуда сохраняется определенное соотношение сил в сообществе, и изменчивой по мере изменения этого самого соотношения сил. Слабеют старые, подрастают молодые, меняется среда обитания, и может оказаться, что прежний вожак к новым условиям приспособлен хуже. Хотя все эти гиены, антилопы и павианы диалектику учили не по Гегелю, но откуда-то они твердо знают, что условием единства их социума является… жесткая внутренняя конкуренция. У слабого есть шанс выжить только если во главе будет сильный, а выявить сильного можно только если он победит слабого.
Повторим еще раз медленно и внятно: в своих же собственных интересах слабый должен подчиниться сильному, но чтобы отличить сильного от слабого, они должны прежде вступить в конфликт. Значит, конфликты должны возникать постоянно, но не достигать размеров, угрожающих жизни социума. Звери об этом знают и умеют эту грань не переходить – вспомним хотя бы известный ритуалподставления шеи у волков.
У людей все сложнее, ибо в игру вмешивается, во-первых, возникновение суперсообществ типа государства, в которых борьбу за первенство ведут уже целые кланы, так что победу в конкурентной борьбе зачастую одерживает не сам индивид, но его "связи" среди власть имущих. Тогда возникают ситуации вроде той, какую Ханна Арендт обнаружила на процессе Эйхмана: у тысяч израильтян родной язык - немецкий, а переводчиками взяли каких-то недоучек, что понимают через два слова на третье. А во-вторых – разделение труда. В средневековой Европе позиция в иерархии у барона была несомненно выше, чем у крестьянина, но если бы какой-нибудь барон попытался в те времена мужику ЦУ давать, когда пахать, когда сеять, его не только что другие бароны, а и собственные крепостные бы засмеяли. Зато в 19 веке его прямой потомок – прусский юнкер – поместьем своим управлял и батраками командовал вполне успешно. У людей в обществе не просто элита, а целое собрание элит, и перемещение индивидов в нем происходит не только по вертикали, но и по горизонтали.
Но главная проблема все же не в этом, а в том, что любая иерархия у людей от природы гораздо менее устойчива, чем у животных. Потому что устойчивость иерархии обратно пропорциональна интенсивности конкуренции, а интенсивность конкуренции, в свою очередь, прямо пропорциональна развитости инстинкта подражания, т. е. врожденного стремления имитировать наблюдаемые действия окружающих.
Инстинкт этот есть у всех высших животных. Котенок усваивает повадки матери, обучающей его охоте, скворец или попугай воспроизводит голоса других птиц, а может – и человека. Так вот, конкуренция есть, на самом деле, воплощенное в действие стремление, уметь и иметь то, что доступно другому, и соответствующая реакция этого другого, который не желает уступать своего.
Именно благодаря своему переразвитому инстинкту подражания стал человек самым обучаемым из всех животных, лучше всех передающим накопленный опыт из поколения в поколение, царем природы и венцом творения. Но тот же самый инстинкт непрестанно шепчет каждому в уши: "А чего это ему можно, а мне нельзя? У них денег куры не клюют, а у нас на водку не хватает!".
А поскольку не дополняется он встроенным волчьим инстинктом, запрещающим доводить конкуренцию до летального исхода – вспомним хоть известную ситуацию Моцарта и Сальери – всю историю человечества проблемой номер один было именно обуздание зависти.
В традиционных обществах это делают преимущественно путем стратификации (по-простому сказать – делением на сословия), ограничивая круг потенциальных конкурентов каждого индивида. Тевье-молочник в своей Касриловке завидовал Бродскому в Егупце и Ротшильду в Париже, но ему и в голову не приходило завидовать попу или уряднику. В современном мире предпочтение отдается меритократии, т.е. конкуренции по очень строгим правилам с целью выявления наиболее пригодного кандидата для каждого поста. И в том, и в другом случае предполагается, что более высокую ступеньку в иерархии займет наиболее достойный, но действительности это соответствует далеко не всегда (см. выше). Зверям-то хорошо – у них победитель однозначно определяется на честном поединке, а тут… пойди разберись, чьи стихи гениальнее и чей проект грандиозней: загадить ли Байкал или лучше вспять развернуть сибирские реки…
Одним словом, выстроить иерархию по справедливости в мало-мальски усложненном сообществе хомо сапиенсов никак невозможно – слишком размыты критерии, не говоря уже о том, что под "справедливостью" далеко не все понимают одно и то же.
* * *
Едва я миг отдельный возвеличу,
Вскричав: "Мгновение, повремени!"
Все кончено, и я твоя добыча,
И мне спасенья нет из западни.
Й.-В. Гете
Невозможно, но – нужно! Иерархия необходима не потому, что тот, кто выше, непременно лучше того, кто ниже, а потому что без нее невозможны ни принятия решений, ни скоординированные действия сообщества. Даже в самой, что ни на есть, супердемократии невозможно вече скликать по поводу каждой уличной драки или на всеармейское голосование ставить вопрос о наступлении.
И потому от века предпринимаются попытки обосновать права высшего быть наверху. Сословную структуру подпирали сакрализацией и сказочками про голубую кровь (Государь у нас – помазанник Божий, никогда он быть неправым не может), что, по крайней мере, защищало ее от проверки практикой. Всеобщие выборы приглашают широкую общественность поучаствовать в классификации и убедиться лично, что, в общем, тоже туфта.
Покуда иерархия функционирует более или менее нормально, народ склонен воспринимать подобные оправдания некритически, соглашаясь, что власть имущие в своем праве, и зависть почитая грехом, но всякий серьезный кризис опрокидывает песочные часы. Тогда облетают иллюзии, и в очередной раз выясняется, что король голый. Зависть раскаленной лавой вырывается на свободу и становится… священнодействием.
Весь пафос культового романа "Как закалялась сталь" – зашкаливающая зависть героя к высокопоставленным и богатым. Она – главная движущая пружина его подвигов, обоснование его права занять освобождаемое ими место, что он, в конце концов, благополучно и проделывает, хотя, по состоянию здоровья, не может в полной мере этим насладиться. Зависть – мотор смены элит, которая всегда необходима, хотя и не всегда удачна, чему пример тот же Павка Корчагин, который, естественно, хотел как лучше… но мы сейчас не про то.
Нам сейчас важно отметить, что зависть – враг стабильности. Любая зависть – черная или белая, греховная или святая – всегда направлена на изменение статус-кво, а для западного мейнстрима страшнее этой кошки зверя нет. Любые перемены внушают ему панический ужас. И речи не может быть, например, о приспособлении к глобальному потеплению, о возможном использовании его положительных сторон – нет-нет, задержать! Остановить! Закрыть атомные электростанции! Продукты с генной модификацией запретить! Мачты мобильной связи порушить! И что с того, что никакие исследования вредности не обнаруживают – это, может, она сейчас не проявляется, а вот через 40 лет… А если и тогда не проявится, так, может, через 80… А сланцевая нефть, оказывается, уже сегодня высвобождает какой-то там радон, опасный для легких ну… почти как курение.
И то сказать – зачем им перемены? Они-то и сыты, и пьяны, и нос в табаке, и высоко стоят на иерархической лестнице глобализованного мира. От добра добра не ищут. Давно позабыли они предостережение мудрого старого Гете, чем оборачивается обыкновенно попытка остановить мгновение.
* * *
Обдряб -
и лег
у истории на пути
в мир,
как в свою кровать.
Его не объехать,
не обойти,
единственный выход -
взорвать!
В. Маяковский
Им перемены не требуются, зато другим нужны позарез. И не в том даже дело, что Африка тоже кушать хочет, а Китай все больше энергии потребляет в процессе развития. Дело, прежде всего, в бешеной зависти, какую возбуждает их высокое положение в иерархии глобализованного мира.
Деньгами и прочими матценностями поделиться можно, что "золотой миллиард", кстати, практикует усердно, не только во внешней, но и во внутренней политике. В этих странах давно уже совсем неплохо живут не работая, и более всего озабочены начальствующие сокращением разницы в доходах, дабы зависть, елико возможно, приглушить. Но не знают они, что таким способом глушится только и исключительно белая зависть, т.е. подражание сильному и удачливому в его действиях и достижении результата, поскольку жизнь на халяву отучает от всякого усилия.
Черная же зависть – не к умению, а к имению – напротив, расцветает пышным цветом. Всякий, получающий незаработанное, всегда уверен, что ему недодали, а если получателей больше одного, то каждый уверен, что сосед получил чужое. Взгляните хотя бы, как грызутся ФАТХ с ХАМАСОМ за "помощь" сердобольного Запада – уж, кажется, никому на свете больше не достается, а им все мало и все друг другу глотку рвут.
Тем более, местом в иерархии поделиться никак нельзя, и никакими реверансами этого не замазать, никакими подачками не искупить. В глобализованном мире иерархия может быть только всемирной. В блаженные времена деколонизации воображали европейцы, как мирно разойдутся с бывшими подопечными по разным углам и каждый будет возделывать свой садик, но такое возможно только при полном прекращении взаимодействия. Чем серьезнее отношения, теснее взаимозависимость, тем раньше и неизбежнее встает вопрос, кто тут старше мастью. Опрокидывание отношений колония/метрополия в истории отнюдь не редкость.
Московская Русь в свое время поменялась местами с Казанским ханством, а сегодня империя Российская явно с Кавказом на рокировку выходит. Америка давно уже по всем параметрам обошла Британию, а коль скоро она ныне словом и делом демонстрирует, что не готова больше занимать место мирового гегемона, вполне логично поступить с ней по правилу "Акела промахнулся" и объявить международный конкурс на замещение вакантной должности вожака стаи. А если кто в Америке думает, что настало время вернуться к традиционному "изоляционизму" и безопасно отсиживаться за своими океанами, пусть лучше вспомнит 11 сентября…
Смешно было бы предполагать, что "нераспространение ядерного оружия" может длиться бесконечно, и вот с началом перетасовки мировой иерархии жребий выпал, час настал. Разговоры Путина про превращение Америки в радиоактивную пыль, конечно, дешевый треп, но они – реальный вклад в превращение мира в ядерную пороховую бочку. Не будем сейчас разбираться, кто там на Украине прав, кто виноват, но если, имея бомбу, достаточно кидать понты, чтобы на танки и ракеты у Запада другого ответа не нашлось, кроме печенек на майдане, то… всякий аятолла поневоле потребует: "Дайте две!".
Полная свобода людей или даже народов друг от друга означает фактически отказ от взаимодействия, настоящее равенство делает любую проблему неразрешимой. Взаимодействие – это иерархия, иерархия – это зависть, и наивно предполагать, что Павка Корчагин пожалеет промахнувшегося Акелу.
Все это достаточно ясно, логично, банально. Единственный небанальный вопрос – как умудряется такое количество психически нормальных людей не понимать этого в Европе (а теперь уже и в Америке). Как умудряется верить, что всю историю человечества было так, а тут вдруг будет иначе?
Увы, это не просто недомыслие, это – симптом. Нормальные взрослые люди с удовольствием смотрят оперу "Снегурочка", но тех, кто всерьез надеется в жизни встретить Деда Мороза, нормальными считать уже трудно. Как потеря сознания – симптом смертельной опасности для индивида, так фантазии про "царство справедливости", "новое небо и новую землю" – симптом смертельной болезни цивилизации. Так оно и прежде бывало.
Вспомнить хоть знаменитую "Нагорную проповедь" Иисуса из Назарета, его уверенность, что еще немножко, еще чуть-чуть и "кроткие наследуют землю". Впрочем, к чести Иисуса и его последователей, нельзя не упомянуть, что они, по крайней мере, осознавали неосуществимость вытаскивания себя из болота за волосы и уповали на прямое вмешательство Всевышнего в историю, коренное изменение природы мира и человека. Нынешние же миролюбцы не задаются даже вопросом, с чего это вдруг произойдет "переход из предыстории в историю человечества", а вот произойдет – и все тут! В Европе процесс, похоже, уже необратим, в Америке… мне отсюда не видно, а вот в Израиле…
В Израиле последние выборы не то чтобы выявили – скорее подчеркнули – то, о чем сейчас не перестают писать все газеты: в обществе наблюдается разлом. С одной стороны Рамат Авив – элита, однозначно идентифицирующая себя с Европой, одержимая к тому же комплексом провинциального родственника, в глубине души сомневающегося, что его потерпят в столичной гостиной. Всегда готовые отдавать, они в магию переговоров верят истовее, чем христиане в троицу. С другой периферия – очень разная, очень клановая, не очень согласная между собой, но… объединяет ее одно общее коренное отличие от элиты – она может и хочет жить.
Напечатано: в журнале "Заметки по еврейской истории" № 5-6(184) май-июнь 2015
Адрес оригинальной публикации: http://www.berkovich-zametki.com/2015/Zametki/Nomer5_6/Grajfer1.php
