Ярославский поэт Николай Гончаров идет по дороге, проложенной классиками русской поэзии — это путь поиска смыслов, отмеченный желанием художественно выразить любое движение души. Его поэзия — тот самый плод «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет», о котором писал Пушкин, характеризуя не столько свое собственное творчество, сколько целое направление в русской культуре. Это направление — генеральное, и имя ему — традиция.
В лучших стихах Гончарова наблюдательность художника органично сочетается с концептуальностью, выливаясь в итоге в запоминающиеся строки:
Я с детства знал, как выставлять стропила,
Как топорище продолжает руку;
Земная память предков разъяснила
Мне эту немудреную науку.
Кому-то из поэтов и этой «плотницкой» темы хватило бы для создания неплохого стихотворения, но Гончаров идет дальше: в его произведении появляется Иосиф-плотник, текст обретает историко-философскую глубину:
Во все века едины дни земные
От южных гор до северного края:
Иосиф мастерит, прядет Мария,
Невдалеке малыш сопит, играя.
Завершающая строфа стихотворения сопрягает времена и страны, заставляя читателя задуматься над феноменом единства человеческого бытия на Земле. Автор «включает» наше осязание и обоняние, делая свою мысль живой, объемной, подлинно поэтической:
Мне ветер среднерусский вдруг подскажет,
Что он потомок галилейских бризов;
Архангельская стружка пахнет так же,
Как стружка вифлеемских кипарисов.
Таких замечательных стихотворений у Гончарова немало. Конечно, не всё в его творчестве равнозначно — иногда поэту мешает излишняя дидактичность, порой подводит рифма. Но он ставит перед собой высокую планку, и уровень некоторых его неудач пребывает несравненно выше иной гладкописи.
Одна из важнейших тем автора — обретение семьи, любовь к близким людям, органично переходящая в любовь к Отечеству. Размышления об эпизодах непростой русской истории не остаются «головными», они пережиты душевно:
Покладист Алексей, хоть хмурит бровки,
А Дмитрий ласков, весел и пригож.
Но зарядил уже наган Юровский
И Битяговский наточил свой нож...
В то же время, как всякий русский художник, Гончаров всеотзывчив, открыт миру, его лирический герой испытывает душевный трепет и во флорентийском храме Санта Маргарита, и на римском форуме, и на застывшей лаве Везувия. И совершенно естественным выглядит переход к поэтическому осмыслению судеб Земли, к теме ответственности человека за всё, что происходит на данной ему Богом планете:
Над головой — ветра и звездопады,
А ты — творец закатов и рассветов:
Посадишь сад — планета станет садом,
Посеешь зло — в ад превратишь планету.
Размышляя о будущем, Гончаров не исключает и мрачных сценариев. И все-таки его творчество пронизано светом. Это свет, который дает жизнь всему живому, свет, проникающий в самые далекие уголки нашей Вселенной. Впрочем, лучше всего о нем сказал сам поэт:
Мы все когда-то были светом,
Мы все когда-то светом станем,
В просторе растворимся где-то,
Подобно перелетным стаям.
И, разлетаясь в бесконечность
Сквозь галактические вьюги,
Фотонами пронзая вечность,
Мы будем помнить друг о друге.
Впервые встретившись с Николаем Гончаровым полтора десятка лет тому назад на занятиях литературного объединения, которым я тогда руководил, с удовольствием отмечаю ныне, что этот поэт, строитель по жизненной профессии, не бросил литературных занятий, много работал — и смог сильно продвинуться вперед на пути построения собственного поэтического голоса. Любовь к отечественной истории и философии, трепетное отношение Гончарова к русской литературе, вкупе с самым серьезным отношением к сочинительству, заставляют ожидать от этого автора новых замечательных произведений.
