Царская карета
Народоволец Петр Угрюмов стоял напротив пустой полицейской будочки и жадно курил папиросу. Левая рука революционера за обшлагом куцего пальто сжимала бомбу. Царской кареты не было...
Дворник Иван подметал трамвайные рельсы «конки», усыпанные одноименными «яблоками».
«На царя похож!» — с неудовольствием подумал народоволец Петр, рассматривая бородатое лицо дворника.
«Сицилист, наверное, — решил дворник Иван, бросая хмурый взгляд на человека в куцем пальто. — Развелось их сейчас, понимаешь!»
К остановке подошла юная парочка влюбленных. Юноша что-то громко говорил девушке. Красная от возмущения девушка отвечала коротко и резко.
«Ссорятся, — подумал Петр. — Несвобода в стране — вот люди и ссорятся».
«Волю народу дали, — вздохнул Иван, исподлобья посматривая на влюбленную парочку, — хоть дерись на улице, никто внимания не обратит».
Парочка на остановке перешла на крик. Дворник Иван, размахивая метлой, направился к молодым людям. Те попятились друг от друга, давая пройти дворнику. Иван остановился между молодыми людьми и не спеша прикурил цигарку.
— Ты просто дурак, — сказала девушка своему спутнику, выглядывая из-за могучего плеча дворника. — Я никогда тебя не прощу!
— А я... — начал было юноша. — А я...
— У вас закурить нету? — окликнул Петр молодого человека.
Пока, осторожно придерживая бомбу за пальто, Петр прикуривал от сломанной в сердцах спички, дворник Иван, размахивая метлой, отогнал девушку подальше.
«Пусть остынут немного от этой... Как бишь ее?! — подумал дворник. — Ну, от свободы этой дурацкой, короче говоря».
«Главное, чтобы не подрались, — решил Петр. — У нас вчера на сходке опять до кулаков дошло. А все почему? Свободы нету!..»
Девушка обошла дворника. С решительной гримаской на красивом лице она направилась к своему жениху.
«Сидели бы лучше дома, — размышлял про себя Иван, двигаясь следом за девушкой. — Детишек рожали. А то ишь — свободу на улицах им подавай. Да тут, на улицах, одни жулики и сицилисты».
Петр осторожно дунул на спичку. Девушка назвала жениха донжуаном. Юноша не смог ответить, потому что чиркал о коробок очередную спичку.
Дворник Иван провел метлой по подолу платья. Девушка ойкнула и отскочила. Петр, наконец, прикурил и спросил юношу, как пройти на Третью Гороховую улицу. Юноша объяснял крайне сбивчиво, ему то и дело приходилось переходить с места на место, уворачиваясь от вездесущей метлы дворника.
«Любовь — она ведь как свобода, — почти не слушая молодого человека, размышлял про себя Петр. — Рабы не любят!»
«Детишек рожать нужно, детишек, — думал Иван, прицеливаясь метлой на лакированный ботинок жениха. — Тогда и на ерунду времени не будет».
Парочка отбежала в сторону и возобновила свой яростный диалог. Девушка замахнулась зонтиком. Молодой человек закричал, что если она его ударит, он никогда ее не простит.
«Метелкой в них, что ли, запустить?» — подумал Иван.
Петр вздохнул и сунул окурок за ворот пальто. Там что-то тихо зашипело. Петр коротко взмахнул рукой, и в пустую будку городового, на противоположенной стороне улицы, полетело что-то черное и искрящееся... Взрыв получился такой силы, что с будки сорвало крышу. Влюбленная парочка присела от страха. Сверху посыпались щепки и клочки соломы.
— Держи сицилиста! — первым заорал дворник Иван.
Петр побежал. Сзади, размахивая метлой, прыгал дворник Иван.
— Да здравствует свобода! — оглянувшись на дворника, крикнул Петр.
— Поймаю — убью, сицилист! — пообещал дворник.
Петр нырнул в проходной двор. Следом за ним исчез дворник.
Влюбленная парочка ожила и перестала быть похожей на статую.
— Миша, ты живой?! — трагическим голосом спросила девушка.
— А ты, Машенька?
Девушка заплакала и уткнулась в плечо юноше.
— Ну-ну, глупенькая, — ласково шепнул ей в ушко Миша. — Хватит, пожалуйста... Здорово жахнуло, правда? Это социалисты за свободу борются.
— Глупо! — сказала девушка.
— Ну, знаешь, — молодой человек приободрился — Я бы вот тоже... Как это... Тоже, наверное, смог бы вот так, за свободу!
— Ты — дурак! И свобода твоя дура!.. Я ребеночка хочу!!
...Мимо быстро промчалась царская карета. На молодых людей, которые стояли на замусоренной мостовой и жарко спорили, никто не обратил внимания.
Актриса
У Анечки заболела мама. Мама лежала в постели, пила чай с малиной и, улыбаясь, посматривала на свое пятилетнее сокровище в пышном платьице.
— Ты не волнуйся, пожалуйста, мамочка, — сказала крошка Аня, наконец-то отойдя от зеркала. — Мы скоро вернемся.
— Да-да, — подтвердил я. — А на обратном пути зайдем в аптеку.
Анечка положила в карман шубки исписанный листок и поцеловала маму в щеку. Из квартиры девочка вышла первой, ведя меня за руку...
Мы немного опоздали к началу новогоднего детского утренника. Впрочем, выступление Анечки было то ли десятым, то ли пятнадцатым по счету, а может быть вообще последним.
За кулисами было холодно. Анечка сняла шубку и вопросительно посмотрела на меня. Я присел на корточки.
— Главное, не спеши, — начал было я. — Главное...
— Платье! — строго оборвала меня девочка.
Она повернулась на каблучках, давая возможность осмотреть свой артистический наряд со всех сторон. Пышное платье было похоже на пирожное.
— Отлично! — подтвердил я. — Теперь о выступлении...
— Я все знаю, — коротко сказала Анечка.
На секунду мы встретились глазами. Взгляд пятилетней крошки излучал столько уверенности и несвойственной ребенку внутренней силы, что я первым отвел глаза.
Через пять минут я стал убеждать Анечку набросить на плечи шубку. Девочка дышала на свои озябшие ладошки и не взглянула в мою сторону.
— Анечка Петрова! — наконец объявил конферансье. — Стихотворение «Дождик»!
Уставшие зрители вяло захлопали. Анечка гордо подняла голову и вышла на сцену. Она обвела огромными, властными глазами притихший зал и начала:
Ветер тронул облака
Мягкой, теплой лапой,
Просто так, совсем слегка,
Глядь, а дождь заплакал...
Неожиданно Анечка замолчала. Она наморщила лобик, пытаясь вспомнить очередную строчку. Зрители сочувственно смотрели на девочку, и в их взглядах появился легкий интерес.
Твердо постукивая каблучками, Анечка направилась за кулисы. Девочка вытащила из кармана шубки листок, пробежала его глазами, кивнула и положила листок назад.
— С собой его возьми, — крикнул я вслед девочке.
Анечка не оглянулась. Зрители встретили юную актрису снисходительными улыбками и аплодисментами.
— Рева-дождик, подожди, подожди немного, — выразительно продолжила Анечка — Дяди, взрослые дожди, успокойте реву!..
Вторая пауза в выступлении Анечки получилась дольше первой. Зрители сделали вид, что им нет никакого дела до девочки на сцене. Впрочем, многочисленные, быстрые взгляды, в которых легко угадывалась жалость, сожаление и даже участие, окружали Анечку со всех сторон.
Я рванулся к детской шубке и выхватил из кармана листок. Анечка взяла у меня злополучный текст, пробежала его глазами и вернула мне.
— Дождь гремит своей грозой, — вскоре зазвучал детский уверенный голосок в абсолютной тишине зала. — Тучками нахмурился, но меж тучек...
Зал буквально застонал уже на второй секунде очередной паузы. Анечка с укоризной смотрела огромными голубыми глазами на лица взрослых, которые прятали глаза и краснели то ли от стыда, то ли от искренней боли за маленькую девочку. По тому, как опускаются вниз их лица, можно было проследить взгляд девочки.
Анечка подошла ко мне и взяла листок. Я вдруг заметил, что от волнения у меня дрожат руки. Возвращая мне листок, Анечка снисходительно улыбнулась.
— Но меж тучек золотой, хитрый лучик щурится!.. — бодро закончила она на сцене.
Зал облегченно вздохнул и буквально взорвался аплодисментами. Анечке хлопали дольше всех. Зрители встали.
— Браво! — крикнул кто-то, и этот крик повторился несколько раз.
Конферансье наконец-то перестал кусать свой кулак и что было силы хлопал в ладоши.
...Домой мы с Анечкой возвращались в маршрутном такси. Маленькая девочка смотрела в окно и о чем-то думала.
— Знаете, дядя Леша, — вдруг сказала она, — а я ведь буду актрисой. Настоящей, великой актрисой!
— А как тебе стихи? — с надеждой спросил я.
— Ничего… — Анечка снисходительно кивнула. — Иногда они у вас хорошо получаются.
— Вот и выучила бы их как следует, — пробурчал я в ответ.
— При чем тут это? — пожала плечами Анечка. — Настоящая актриса должна легко преодолевать все трудности. Это главное, понимаете?..
Я припомнил потерянные лица зрителей и честно признался, что не понимаю. В конце концов, кто только что мужественно преодолевал трудности — сама Анечка или ее зрители?!
«Ах, ну какое мне, великой актрисе, дело до зрителей? — сказал мне удивленный, мимолетный взгляд девочки. — Зал жил и страдал… Но он жил и страдал только благодаря мне!»
Анечка чуть заметно улыбнулась:
— Вы знаете, дядя Леша, я один раз чуть не заплакала.
— Когда? — с надеждой спросил я.
— Когда стихи кончились, — улыбка Анечки вдруг стала немного грустной. — Вы слышали, как мне аплодировали?
Конечно, слышал...
Мы выходим из такси и идем к аптеке через огромный, заснеженный парк. Под ногами скрипит снег.
Анечка оглядывается вокруг огромными, счастливыми глазами и повторяет:
— Я буду великой актрисой! Вы слышите?.. Я буду самой великой актрисой!
Неожиданно я ловлю себя на мысли, что, наверное, да, она права... Анечка будет великой актрисой. Почему — я не знаю, но обязательно будет. Правда, мне немножко жалко ее близких людей и зрителей... Ведь Анечка только начинает свою долгую-долгую дорогу.
