Ни одна история не возникает на голом месте. Как правило, её появлению способствуют и ряд различных причин, и некое количество событий, неожиданно сплетенных в неразвязный узел, и его величество - случай. Но гораздо реже истории предшествуют чувства. Не те чувства, которые порождены влечением и страстью самца к самке, порождающие массу незатейливых «джульетных» историек. К слову, в обыденности всё подобное им имеет несчастный и очень редко счастливый конец. Но вот самое редкое в среде историй, это явление чувства искренней любви ко всему окружающему, к жизни как таковой, данной каждому из нас лишь однократно, и, наконец, к идее.
С каждым случается, когда в его жизнь неожиданно входит тот или иной персонаж из числа разумных индивидов. Происходит такое по-разному. Случается, когда сам вдруг становишься негласным спутником чьей-то жизни и некоторое время параллельно сосуществуешь с ней, принимая даже некоторое участие.
С этим человеком я познакомился в читальном зале библиотеки. Само собой разумеется, что никаких предпосылок к этому знакомству не было. В одно время я посещал это заведение для более глубокого и детального изучения боевых действий нашей кавалерии в Белоруссии в 1941 году. Меня, по некоторой надобности, интересовал район небольшого белорусского городка, именуемого Мозырь. Необходимо было уточнить мелкие детали небезызвестного героического кавалерийского рейда по тылам врага в начале войны. А данная библиотека имела неплохую подборку архивных подшивок.
Так случилось, что в один из дней наши места оказались за одним столиком. Мы сидели напротив. Ни я, ни этот человек не знакомились друг с другом в привычном тому понимании. Моя личность абсолютно не интересовала его, а он, в свою очередь, не занимал моего внимания. Однако в один момент этот человек, явно обращаясь ко мне, неожиданно заговорил. Он не спросил ни моего имени, ни чем я занят, и, вообще, готов ли я общаться с незнакомцем. Он просто начал говорить. Уверенность размеренного тихого голоса была таковой, что не оставляла надежд на то, что он не будет принят. Это было проявление эгоизма, не знающего отказа.
По всей вероятности ему нужно было выговориться, и я его устроил, как нейтральный объект ответного внимания. Сразу отмечу, что я довольно терпелив и с нервной системой у меня полный порядок. Кроме того я не обидчив по пустякам. Поэтому, как только сосед начал говорить, я спокойно отложил подборку литературы и начал внимательно слушать.
На вид человек был молод, но глубокая забота, основательно обосновавшаяся у него на лице, и какая-то горестная скорбь заметно его старили. Таким людям одновременно можно дать и сорок лет и двадцать с небольшим.
Он был достаточно приятен. Общее впечатление немного портил взгляд, проницательный, в некотором роде царапающий, с долей незначительной сумасшедшинки, который, однако, светился и надолго не задерживался. И ещё несколько обескураживала странная речь.
Нет, сама речь была грамотна и хорошо поставлена. Но это была речь сухая, чересчур напичканная всевозможными малоупотребляемыми в обыденности терминами. Научная что ли.
Казалось, что человек исповедуется. Однако, несмотря на некую сумбурность, эта исповедь меня отчего-то заинтересовала. И я, приходя в очередной раз в читальный зал, уже сам старался присесть за один с ним столик. Когда это не удавалось, я несколько расстраивался. Когда же удавалось, то, скрывая нетерпение, ждал, что он вот-вот начнет говорить.
Разговор начинался всегда неожиданно. Сначала незнакомец как бы вздрагивал, затем, царапнув меня глазами, многозначительно проговаривал: - А, это вы… И только после минутной паузы начинал говорить. Кстати, несмотря на довольно длительные пропуски между нашими встречами, он ни разу не утерял нить предыдущего изложения. Было впечатление, что мне последовательно читают главы занимательного романа…
Уже теперь, анализируя наше знакомство, я могу с полной уверенностью сказать, отчего эти монологи в какой-то момент мне стали интересны. Виною всему, очевидно, был самый первый монолог неожиданного собеседника. Отчетливо помню, как он был начат.
Сначала молодой человек поднял голову, затем обеими руками взъерошил волос, на мгновение впечатал в меня непонятного цвета глаза, отвел их в сторону и, нервно вздохнув, спросил:
- Вы когда-нибудь теряли всё?
Я, внимательно осмотрел произнесшего странный вопрос, и ответил вопросительным взглядом:
- …?
- Всё, абсолютно всё – уточнил он свой вопрос.
- Совсем всё, наверное, нет – произнес я, и на автомате отодвинул раскрытую подшивку.
- Вы себе не можете представить, как это больно. Очень больно... Можно наверняка свихнуться от душевного опустошения, после подобной потери, – сказал он, - Это так больно, что если не за что уцепиться в этой жизни, можно запросто умереть.
- Что-то с родителями? – предполагая самое худшее, вопросил я.
- Спасибо, нет. Мама жива и в принципе здорова. А папы у меня не было. Мы с мамой пока вынужденно проживаем вместе.
- Сердечное? – поинтересовался я, тут же пожалев. Подобные вопросы весьма нетактичны к незнакомым людям.
- Не-ет, - протянул он.
- Совсем нет,- кислая ухмылка улеглась на его лице.
- Но любовь, в некотором смысле, здесь имеет место. Погибла моя идея. То есть не сама идея. С ней, слава Богу, порядок. Погибла лаборатория, если комнату в блочной хрущевке, напичканную технической литературой и несколькими примитивными приборами, так можно назвать. Сама идея осталась жива, а вот адский двухлетний труд, практические наработки, теоретические выкладки и конспекты погибли - спокойным голосом начал он свою исповедь, смотря куда-то мимо меня.
- Погибли безвозвратно. Сгорели в огне дотла, - он сделал паузу.
Я был в растерянности - продолжать этот странный диалог, или просто слушать. В голове вертелось банальное, готовое слететь с уст: - Может ещё возможно как-то вернуть утерю? Но долго колебаться мне не дал загадочный собеседник. Через полминуты визави сам подсказал, как мне себя вести. Пауза растаяла, и он продолжил. А мне оставалось слушать то, что по истечении определенного времени я в хронологической последовательности изложил для памяти в блокнот.
За окном основательно обосновалась тихая летняя ночь. Ясная луна проливала тот разительно - завораживающий золотисто-белёсый свет, благодаря которому унылый старый дворик выглядел особо притягательно, в некотором роде даже сказочно.
Хрущевку давно охватил глубокий сон. Запоздало светился всего один, не считая узких прямоугольников подъездных, оконный проем на третьем этаже. В проеме сквозь молочную пелену тюля просматривался размытый мужской силуэт.
Застыв, словно мумия, человек за окном внимательно рассматривал так знакомый и любимый двор. За долгие годы здесь мало что изменилось. Но игра льющегося лунного света и разной интенсивности теней завораживали. Казалось, здесь не обошлось без талантливой руки Архипа Куинджи. Оглядывая скособоченные качели, изъеденный язвами асфальт, клумбы самых замысловатых форм и упавший ржавый грибок песочницы, его взгляд то и дело натыкался на всплывающие в памяти эпизоды из детства.
Вон там, за когда-то далёком-далеке ещё новой, ярко раскрашенной под мухомор, песочницей в почти никогда невысыхающей луже он однажды сильно порезал ногу. В мутной воде выброшенная консервная банка была незаметна, а он, будучи босым, нёсся очертя голову, чтобы как можно сильнее поднять муть и разбрызгать воду. Потом были: кровь, боль, слезы, испуганное лицо мамы, доктор, плохо заживающий шов на стопе, высокая температура, дёргающий нарыв, успокаивающий рокот отца и хромота, длившаяся больше месяца.
А вот за тем тополем, что сейчас серебрится под луной и к которому присоседилась израненная надписями скамейка с поредевшей от времени спинкой, он первый раз целовался с три часа как знакомой девчонкой после дискотеки. Чуть дальше, в первом подъезде соседнего дома после выпускного вечера он с товарищами впервые допьяна нализался портвейна. А затем его здорово рвало, после чего консервированную сайру с добавлением масла он на дух не переносил больше года…
Всё это было там, вроде и не так далеко, но уже недостижимо. А здесь, теперь, всё было иначе. Не было тех эмоций и переживаний, не было особой радости, не было и скуки. Было мало времени, ощущалась явная нехватка нужного оборудования и данных. Здесь была борьба, монотонная борьба разума с природой, с её физикой, борьба без остатка, полностью захватившая его существо…
Молодой инженер, по современным меркам не так давно окончивший один из Новосибирских ВУЗов, уже больше года был безработным. Подмосковный научно-исследовательский институт мужественно терпел новоявленного младшего научного сотрудника лаборатории три с половиной года. Но наступил момент, когда долготерпению настал конец и НИИ расстался с молодым сибиряком. Сам новоиспеченный научный сотрудник не был отъявленным лодырем, прогульщиком или бездарью. Скорее наоборот, его непоседливый ум и сообразительность были весьма полезны в той части деятельности, которой он был обременен долгом службе и обязанностям, навязанных его должностью. Просто случилось так, что неукротимая энергия молодого человека требовала выхода, а рамки, в которые он был втиснут волею судьбы, не могли удовлетворить потребностей его беспокойного ума. Сама система, система его породившая, оказалась против него.
Развязка была скорой, но неожиданной для несостоявшегося специалиста она не была. В очередной раз, делая дурацкий квартальный отчет, он не стал создавать ещё один откровенно липовый документ, а выдал «на гора» всё как есть. Из этого рокового отчета следовало, что за прошедший квартал отделом баллистики не сделано абсолютно ничего. Деньги и немалые потрачены, а научно-изыскательские выкладки не продвинулись и на йоту. Они как бы застыли, оставаясь неизменными.
Сначала его вежливо попросили внести изменения в отчет и показать незначительный прогресс работы отдела, а когда он наотрез отказался заведомо лгать, его, недолго думая, просто уволили.
Причину особенно и не искали. Изощренный опыт кадровиков, руководствуясь бездоказательностью одного из пунктов, споро определил его несоответствующим возложенным на него обязанностям и вручил приказ об увольнении.
Желанием уподобиться общей одураченной массе и начать судиться с НИИ молодой человек не горел. Он спокойно собрал свои документы, нехитрые пожитки и покинул неприветливый принаучный уголок.
За три года своей работы он пришел к выводу, что институт занимается несколько не тем, чем этого требовало суматошное время и правительственные планы и задания. Население планеты росло, и росло гораздо быстрее желаемого. Уже более половины человечества находилось за чертой бедности, треть планеты голодала, что в любую минуту могло привести к общемировому социальному взрыву, а затем и всемирной бойне. А гибель невинных людей молодому человеку претила. Он любил жизнь во всех ее проявлениях. Таким уж уродился этот человек.
Несмотря на серьезность разрабатываемой НИИ темы, процесс изысканий был настолько вялотекущим, что попахивало откровенным предательством интересов Родины. Руководство НИИ занималось по большей части собственной коммерцией и сохранением своих насиженных мест за счет приписок в отчеты. Накопленное старое полировалось, отполированное полировалось по - новому, и затем выдавалось за достижение. Мнимое первенствовало и процветало, а новые идеи не воспринимались никак. Всё прогрессивное тут же хоронилось бюрократической машиной НИИ. За три года, кроме завуалированного обмана НИИ ничего государству не дал.
Несостоявшийся ученый не вникал в суть и причины происходящего в кулуарах НИИ, но и не желал с этим мириться. Его крайне удивляло непонимание окружающих, что мир катится к третьей мировой войне. И эта война не обещает быть как все предыдущие. Понятно, что с самой планетой, скорее всего, ничего особенного не произойдет, даже если ведущие страны мира масштабно применят всё имеющееся ядерное оружие. Это очень возможно. По понятным причинам не более десяти процентов применённых зарядов сработает, но это безумно много. И, пусть, человечество не исчезнет, как вид, но масштабы взаимоуничтожения будут чудовищны, погибнут сотни миллионов невинных, а всем, как говорится, отчего-то по барабану.
Когда он еще работал, то не раз намекал на эти обстоятельства начальству, искал сочувствия среди сотрудников, пытался обрести соратников, но всё было тщетно. То ли это было абсолютное равнодушие, то ли в работниках НИИ напрочь отсутствовал дух искателя, но все его попытки внести новое натыкались на абсолютно пустые, какие-то полупрозрачные, рыбные взоры.
Бороться за рабочее место он не стал из принципа, и решительно вернулся в Новосибирск к маме, где встал на учет в бюро по трудоустройству и, получая пособие по безработице, начал сам работать над собственной идеей.
Сама идея, возможно, была и не нова, но явно забыта или заброшена. Почему ей не уделяется внимание и почему не услышали его предложения заняться этим в НИИ, он и сам не понимал. Конечно, существовала вероятность несостоятельности его идеи. Но ведь и у Тесла, да и у многих других ученых, не все идеи воплощены в жизнь. Однако не изучать их, забросить не просто плохо, а преступно. Важность того, к чему он пришел благодаря своим наблюдениям и осмыслению, работая в лаборатории, была крайней. Нужно было придумать нечто такое, чтобы ядерная война на века приобрела бы статус утопии. Чтобы любой, даже не обладающий здравомыслием разумный индивид понимал всю тщетность идеи нанесения ядерного удара первым с целью обрести мировое господство. Чтобы не оставалось ни единого шанса выжить зачинщику ядерной катастрофы. И идея для этого была налицо.
Занимаясь баллистикой, он пришел к неутешительному выводу. Все поиски современных наилучших решений сводились к улучшению ключевых, давно известных параметров. Например, к повышению коэффициента баллистики. Попыток приблизить это понятие к значению «1», а не поиску чего бы то ни было нового. Конечно, современные научные разработки позволили баллистическим ракетам практически исключить из динамики полета такое понятие, как рыскание. Минимизация угла крена и эффективное использование явления, именованного « тангажом» позволили применить их для совершения замысловатых маневров современных ракет. Но на этом весь прогресс ракетостроения и остановился. НИИ только тем и занимался как бесконечно улучшал эти параметры или старался наиболее эффективно их использовать, хотя на выходе общей пользы от этого было на сотые доли процента, а затрат на миллионы, если не миллиарды.
Очень много внимания разработчиками современных ракет уделялось аэродинамической форме ракет, стабилизаторам и электронным системам управления ими. Естественно, что это полезная работа. Формой можно манипулировать практически бездонно. Но и в этом направлении предел уже просматривался. Улучшения имели место, но любые улучшения на сотые доли процента в конечном счете малоэффективны. Никто не занимался поиском нового. Никто.
Этот же малый желал большего. Он имел одну особенность, выделяющую его от большинства. Он умел мыслить и мыслить нестандартно. Его интересовал новый подход к делу, а не бестолковая модификация и шлифовка уже имеющихся достижений. И он, вникнув в глубинные свойства баллистики, в зависимость ее от тех или иных факторов додумался до некой инновации. Но в родном НИИ услышан он не был. Более того он был отвергнут и вскоре уволен. Забыли о нем очень быстро. НИИ, как жил, так и продолжал жить. Увольнение молодого сотрудника абсолютно никак не сказалось на повседневной рутине института. Отчет поручили сделать более покладистому работнику, получили небольшой нагоняй за задержку отчета, и на этом история завершила свой жизненный цикл.
А отверженный вынужденно занялся так нежданно возникшей проблемой самостоятельно. Он в одиночку бросил вызов современной науке, и заранее проигравшим его назвать было нельзя. В прошлые века ученые были в большинстве своем одиночки и работали в менее выгодных условиях. Нашему герою в его невезении повезло больше. У него на службе были базовые достижения современной науки.
Этот человек возжелал самостоятельно разработать научную теорию самого надежного противоракетного щита, а именно воплощение своей идеи в жизнь.
То до чего он дотумкал, физика баллистики в свое время, может быть, и изучала, но отчего-то на одном из этапов забросила. Его заинтересовало малопонятное почти неощутимое понятие. Его нельзя было пощупать, осмотреть, но оно уже витало над ним, и тревожило воспаленный ум. Он и сам не совсем понимал суть своей идеи, но был твердо уверен в правильности выбранного пути.
Ещё там, в лаборатории НИИ, изучая факторы воздействия на состояние баллистики, он обратил внимание на непреложный факт: любая из существующих сред мироздания имеет аномалии, которые не подходят под общее понимание фундаментальной физики, но они имеют место и, более того, зачастую первенствуют, а не отсиживаются по задворкам. Среди таких аномалий есть весьма загадочные, как всем известная шаровая молния. А есть и простенькие, но не менее сложные и непонятные своим происхождением, такие как постоянные магниты. А сверхпрохождение радиоволн, а явление сверхпроводимости, а холодный ядерный синтез. И, наконец, самый загадочный атом – атом железа. Да, да. Не удивляйтесь. Атом железа пока не изучен в полной мере. Можно сказать, мы об этом чуде природы еще ничего не знаем. А ведь именно атому железа мы обязаны своим существованием не в меньшей степени, чем солнцу или атмосфере. Именно атому железа присуще четвертое состояние, пока неизученного состояния одного из видов термоядерной реакции, благодаря которому Земля теплая. Когда мы обуздаем этот атом в полной мере, когда научимся «загонять» его в это состояние и управлять им, он заменит все ныне известные источники тепла на нашей планете. В каждом доме появится устройство, свойства которого будут аналогичны свойствам земного ядра. И основой этого прибора будет железо в одном из устойчивых своих состояний. Оно будет нас обогревать, возить и возможно научит летать по-новому.
Ну, раз так много проявлений аномалий и они зачастую имеют полезные свойства, то почему же нет какого-либо отклонения от принятых норм в баллистике? Так думал отверженный, и когда он убедился, что всё возможно, загорелся своей идеей.
Первоочередной задачей было обеспечить этот поиск всем необходимым. Конечно, в домашних условиях работать над научными изысканиями гораздо сложнее, нежели в оснащенной лаборатории. Но его пытливый ум исходил из рациональности. Первый пункт исканий был присвоен теоретической части. Под боком находилась неплохая центральная городская библиотека, где копаясь во всевозможных справочниках всегда можно найти ту или иную информацию. Во-вторых, книжные магазины в буквальном смысле слова завалены пособиями по физике, математике, химии и прочей научной чепухой. Провести качественный интернет не составило большого труда. По известным причинам интернет не подает точных научных выкладок, но, тем не менее, кое-что и там обнаружить можно. Хотя бы можно получить помощь в определении пути изысканий. Выискивай, применяй, анализируй, сравнивай себе на здоровье. Теоретическая часть оказалась оснащена весьма качественно. Оставалось решить вторую проблему, практическую часть. В домашних условиях изготовить стенд, а, тем более, нужный и высокоточный прибор весьма затруднительно. Но и здесь выход был найден. Изгой решил, что проблемы с практической частью нужно решать не заранее, когда на самом деле неизвестно, какое устройство ему понадобится для того или иного опыта, да и сам опыт неизвестен, а по мере возникновения необходимости проверки того или иного предположения на практике. Исходя из этих соображений, молодой человек, отметил возвращение домой небольшим отдыхом, чуть более недели и с энтузиазмом принялся за дело.
Уже бывший научный работник был твердо уверен, что наибольшее влияние на поведение и траекторию брошенного тела оказывает атмосфера, а не притяжение. А вот определяет это поведение именно сила притяжения. Из-за постоянно действующей силы тяготения любое земное тело имеет слоистую структуру, в большинстве случаев относительно условною, но всё же слоистую. У любого без исключения тела самый близкий к центру земли воображаемый слой всегда плотнее, верхнего. Это достижение гравитации исключать нельзя. Каждый атом имеет вес и на каждый атом действует сила гравитации. Поэтому, в нижней части любого тела плотность вещества несколько больше, чем в верхней. Естественно, что можно и пренебрегать условной и весьма незначительной величиной слоистости тел, что мы и делаем в повседневной жизни. Но в случае с баллистикой это просто недопустимо. Раз атмосфера имеет слоистый характер, пусть многосложный, переменчивый, порой противоречивый, но слоистый, то имеет место наличие и его идеи. Поведение брошенного тела не всегда одинаково на протяжении полета. Значит, должны иметься участки, где условия для полета наиболее выгодные, где скольжение тела, как бы налагая себя на баллистику, помогает телу обрести новые, доселе невиданные свойства движения. Поэтому надо искать. Упорно искать. Ведь есть же, наконец, в физике земли проявления когерентности, резонанса, дисперсии, максимумов и минимумов. Разве не дополнительная подъемная сила у поверхности земли позволила создать экраноплан? При решении такой сложнейшей задачи, как поиск наиболее благоприятных условий свободного полета тел нужно учитывать не просто мелочи или едва отличные от нуля величины, но и всевозможные проявления возникновения тех, или иных благоприятных или неблагоприятных условий, а равно и инструменты, позволяющие вызвать появления этих условий.
И об этом во все колокола трезвонил отверженный, так недолго проработавший в НИИ. И это важное никем не было услышано. Условия вынудили его начать поиск самостоятельно.
Вооруженный созревшей идеей изгой, засучив рукава, взялся за работу. Полгода ушло на систематизацию уже известного из различных справочников и учебников, составление плана работы. Пролетели они незаметно и выявили массу проблем. Особенно донимал воздух.
- Не среда, а прямо камень преткновения этот воздух – в очередной исповеди сетовал незнакомец.
- Только представьте себе, что обычный воздух начисто обворовал меня на целый год. Да, да год, год упорнейшего труда понадобился, чтобы хоть немного понять воздух. Понимаете ли, воздух оказался не такой уж простой штуковиной. Мало было изучить его многосложный состав. Потребовалось доскональное изучение не только всех основных его примесей. Да что там примеси. Форма молекул, строение атома каждой составляющей, их размеры, ориентация. Вот где я положил бесчисленные силы. А их подверженность тем или иным воздействиям? И всё это надо было перепроверить, рассчитать, систематизировать. А знаете, сколько труда нужно, чтобы создать математическую модель поведения брошенного тела в ксеноне или же в криптоне? Ничто подобное вам и не снилось. А ведь в составе воздуха эти газы занимают незначительное, но место. В воздухе присутствует и водород, и аргон и ещё куча всякой пакости.
Да, признаю, что почти восемьдесят процентов это азот. Может и стоит не учитывать остальное. Но в таком случае я тоже вынужденно топтался бы вместе с современной наукой. А мне нужно дальше. Много дальше. И всё это я просчитывал, изучал, познавал, и что мог, прощупывал.
- Вам вряд ли возможно понять. Когда, наконец, отрисовался мой первый безошибочный график модели воздуха я был счастлив. Помню, в тот раз я позволил себе небольшой отпуск. Целую неделю я просто-напросто «валял дурака». Вы себе не сможете представить насколько трудно потом было вновь усадить себя за работу над этой чертовой идеей. Но она так захватила меня, что я снова безропотно надел это ярмо.
Из его монологов я узнал много довольно интересного. Оказалось, что целью этого безумца было сопоставить графики поведения одного и того же тела во всех тех средах, вещества которых присутствуют в обычном воздухе. А уже затем наложив эти графики друг на друга, используя пропорции содержания того или иного в воздухе воочию увидеть истинное поведение брошенного тела, то есть получить математическую модель воздуха.
Когда-то давно я знавал одного странного типажа. Тот был помешан на упражнениях с разнообразными гантелями, гирями, штангами. Так он до того себя замучил, что один прекрасный момент попал в больницу с сердечным приступом. Оказалось, здоровому сердцу не хватило банальной смазки между самой мышцей и оболочкой. Но такого фанатизма, такого упорства, которые были явно присущи этому человеку, доселе я не видывал. Это же надо, чуть ли не десяток математических моделей. Математических! Сотни дней и бессонных ночей всевозможных расчетов, кипы графиков и формулы, формулы, формулы. А после этого ещё и их сопоставление, замысловатое наложение и безудержное стремление к итогу, идеальному итогу. Суммы, произведения, производные, интегралы... Лично я от всего этого научного гамуза испытывал некоторый шок.
Не припомню когда, но я задал ему вопрос, что было дальше, после тягостной борьбы с воздухом.
На моё недоумение он ответил не сразу. В тот раз я был награжден очередной порцией продолжения этой истории. Он мне поведал, что получение графика естественного поведения брошенного тела в воздухе было лишь маленькой прелюдией. Дальше его идея потребовала изучение поведения самого воздуха. Ведь он колоссально изменчив. Замелькали фамилии: Егоров, Жансен, Ливеинг, Дьюар, Лавуазье, материки: Австралия, Африка, Антарктида. Страны: Перу, Мексика, Россия. Эта работа оказалось не менее трудной, чем прелюдия. Много времени было потрачено на сбор всевозможных знаний о поведении воздуха. Здесь удивляло и отличие удельного веса воздуха на полюсах от экваториальной части планеты, и различие аж в три процента самого состава. Загоняли в тупик четыре способа получения воздухом тепла. Сводила с ума высота нашей атмосферы в пять сотен километров и озон. Беспокоила упругость, коэффициент сжатия и химическая его природа. Коробил незначительный магнетизм, запутывала едва поддающаяся баснословным расчетам ориентация молекул и их всевозможные взаимодействия. Удручал тот факт, что при нагреве металла в воздухе он увеличивают массу. Значит, это может существенно влиять на характеристику полета тела, заключил инженер. И даже упрятал этот вывод в красную рамку.
Только после этого его идея наконец стала мало - мальски осязаемой. Он осознал, что именно его беспокоило и что он так старательно ищет.
Баллистический канал. Это понятие как-то само собой появилось. Нет, это не было озарением. Просто он усердно работал, в очередной раз, подытоживая статистику, на мгновение отвлекся и бум: - баллистический канал!
Он даже рассмеялся, как все оказалось просто. Слегка покраснев, он мне признался, что вечером того дня, как родилось это понятие, он пошел в пивную и напился до чертиков. Я его застенчивость успокоил, поясняя это некоторой необходимостью получения любым организмом разрядки и беспредельной широтой русской души.
На щеках моего оппонента играл болезненный румянец, когда он творил очередной монолог:
- Итак, я нашел то, что беспокоило меня с тех пор, когда еще работал в НИИ. Я, наконец, пришел к этому понятию, я его осознал, - вперив в меня свой странный взгляд, рассказывал уникум при очередном свидании.
- Баллистический канал. А есть ли он – баллистический канал? Что это вообще такое. Игра воображения? Загадка? Факт или утопия? Имеет ли место или право на жизнь это понятие. Эти вопросы буквально донимали меня. И я начал активный поиск. Поиск, который закончился провалом. Нет не потому, что идея заранее была обречена. Совсем нет. Работа с этим понятием была настолько кропотлива, что не могла дать плохого результата. Физика потому и затягивает человека, что изучая одно, обязательно откроешь полезное неизведанное. Возможно, и не то над чем работал, но не менее интересное и нужное.
Поэтому дело тут было в ином.
- Фундамент у меня уже был, и ещё какой. Спросите любого ученого, видел ли он когда-нибудь хоть крем глаза математическую модель воздуха? А! Не правда ли это очень немало для старателя одиночки, иметь такую штучку?
- Вы наивно полагаете, что на дому нет никакой возможности серьезнейшей работе. По-вашему дом может способствовать лишь получению образования? Совсем нет. Именно сейчас информационный уровень достиг тех высот, когда в домашних условиях запросто доступно открытие. Но опустим это.
-Теперь мне не терпелось отыскать самое главное - проявляет ли атмосфера непознанные доселе свойства. Сначала я сомневался. Но вот шаровая молния подтолкнула меня к продолжению поиска. И тут всплыли труды загадочного Николы Тесла. Тесла был уверен, что если бы атмосфера вела себя всегда однообразно и подчинялась бы только фундаментальным законам физики, шаровая молния не существовала бы как факт. А она, шаровая молния, данность, от которой нам не избавиться.
Мне потребовалось забраться в такие научные дебри, что вскоре само собой возник вопрос, а смогу ли я выбраться? Я колебался, но нутро буквально кипело. Я не нашел в себе сил отказаться от моей затеи и продолжил поиск…
Мой оппонент редко рассказывал о своей однобокой жизни эмоционально. Почему однобокой? Мимолетом я кое-как выцыганил у него довольно скупую информацию о его личной жизни. Из того, что мне удалось разузнать, стало понятным, что это глубоко одинокий человек. Те добрые душевные его качества, которые присутствовали в нем, начисто истирались бедностью его личной жизни. Когда он учился в институте, в его жизнь изредка врывались особы женского пола. Одну он даже полюбил. Но та, к которой испытывал чувства, им не увлеклась. А другие, может и обратившие на него внимание, не были интересны ему. Попадал он и в интимные историйки. Но близко к сердцу подобные похождения он не принимал, оттого и сочных красок они в его памяти не оставили. Вообще сказать, что он сильно сердцем переживал любовные страсти было нельзя. Женоненавистником он вроде и не был, но природа не одарила его и чувственностью. Это был типичный сухарь, какие попадаются не чаще, чем один на десять тысяч. По всему, женщин он воспринимал просто как некий атрибут мужской жизни и не более. А вот к науке он был неравнодушен. И крайне неравнодушен. Причину этого влечения он на доступном пониманию языке пояснить так и не смог. А я сильно и не налегал. Это его увлечение осталось загадкой.
В подавляющем большинстве раз его повествования были удручающе скучны. Только когда дело касалось каких-либо новых догадок, положительных результатов опытов, получения правильного решения мой приятель кардинально менялся. В такие минуты он начинал повышать голос. Его глаза метали огонь.
Опять мелькали бесчисленные фамилии известных ученых. О Максвелле он говорил не менее часа. Менделеева он поминал каждый раз, когда проникал в глубины строения атома. Когда дело касалось атмосферных изменений, в его повествование поселялись Клапейрон, Гей Люссак, Бойль, Шарль, Мариотт.
О физической сущности электрона этот человек ведал, что говориться, «взахлёб».
Господи, - иногда думалось мне, - какая же скука это всё. Ну, к чему молодому человеку эта безрассудная глупость? Ведь никакого интереса. Что не быть обыкновенным потребителем? Чем не прекрасна судьба обывателя, мещанина? Знай себе живи да радуйся, хватай что уже есть. Вливайся в систему, зарабатывай и трать. Так нет же. Отказаться от всех приятностей жизни, от всего ради какой-то чертовой затеи! Работать бесплатно, жизнь, дающуюся всего единожды профукать на никому не нужные рассчеты, а если и нужные, то которые никто не отметит, никто не выделит их, не оценит. Отчего такой выбор, к чему именно эта стезя?
Порой на ум приходили иные думы. А не расплата ли это за грехи его предков? Не был ли кто проклят из них в далеком прошлом?
Не сказать, что эти сухие монологи раздражали меня. Нет. Но и интересны они не были. Ну, чего-то там рассчитывает, пишет, чертит этот человек. Ну и что в этом такого?
Мало ли разной дуростью занимаются люди? – посещала меня мысль.
Но и перестать быть слушателем этого человека я не мог. Я не знаю, почему тогда со мной это происходило, но, по прошествии некоторого времени от очередной порции научных выкладок, меня неудержимо влекло к нему. Я стал искать эти встречи, стал добиваться их. Приходилось заранее приходить в читальный зал, упрашивать посетителей занять или освободить то или иное место. И всё лишь для того, чтобы оказаться рядом с ним и слушать.
Я много раз анализировал это своё поведение. Да, воля этого человека поражала. Эта безумная одержимость идеей, по сути цена, которой не более чем в грош, удивляла не в меньшей степени. Нет, это было значимо, но не в такой степени, чтобы цеплять. Его несколько странная внешность, взгляд? Тоже нет. Так что же тогда?
Ответ нашелся не сразу, но, помню, ошарашил меня. Я жаждал развязки. Нет не в том смысле, что изгой найдет в себе силы и свежий путь продолжить эту работу после краха. Совсем нет. В этом, как раз, сомнений не было. Просто я на каком-то этапе понял, что он действительно докопался до чего-то важного, очень важного. Не будучи технарём, я по внутреннему наитию понял всю значимость этого отрешения и невозможной к пониманию отрешенности. Поэтому я продолжил встречи.
Судьба свела меня нет не с гением и, вряд ли, с талантом. Я стал случайным свидетелем жизни немыслимо трудолюбивого и упертого затворника. До такой степени скурпулёзного отношения доселе я не встречал нигде и никогда. Если бы я раньше повстречал нечто подобное, я бы не верил своим глазам.
- Зачем вам всё это, стоит ли результат подобной платы? - как то сорвалось у меня.
- Вам наверняка трудно будет это понять. Но я постараюсь в наиболее доступной форме довести вашему разуму смысл моего занятия, - ответил он и, сделав глубокий вздох, продолжил.
Видите ли, изначально я и сам не был так фанатично настроен. И, к слову, я полностью отдаю себе отчет в том, на что я трачу жизнь. Не поддается отрицанию ценность человеческой жизни. Два раза ее не проживешь, даже если молить всех Богов мироздания о банальном её повторении, а не то чтобы прожить как то иначе, по-другому. Но так уж устроен человек. Если ухватил кроху, то рыть будет в погоне за куском всё, пока не отойдет в мир иной. Алчность. Наша беспредельная алчность. И я оказался болен этой заразой. Да, да, не улыбайтесь. Как только я взалкал, я стал неизлечим. Поверьте, здесь нет ничего особенного. Я соткан из того же материала, что и каждый. Собака зарыта совсем в ином. Это как у золотоискателя. Пока не подержал золото на ладони, еще можно оторвать его от черной смерти. А уж если подержать удалось, смял зубами какую золотинку, тут уж пиши пропал.
- Так и со мной произошло. Я ухватил ниточку. Пока еще почти неосязаемую, но ниточку. Когда прояснилось само понимание, чего я ищу - я погиб. Я стал зависим от собственной же идеи. Верно, вы подумаете, что я сумасшедший. Отнюдь. Я бы давно забросил эту муку, если бы не одно но. Каждый раз, когда усталость и отчаяние подталкивали меня к этому шагу, неожиданно появлялось нечто, что останавливало меня. Иной раз это был положительный результат какого-либо исчисления, иной – удовлетворяющий ход будущих решений. Иногда мне казалось, что кто-то заинтересован в таком положении. Измучить, довести до грани и не дать ее переступить. Вот чем руководствовался тот, кто вел меня к разгадке одной из тайн. Зачем он это делал, я не знаю, но в том, что он поступал со мною именно так, сомнений нет.
- А что этот, так называемый, «баллистический канал»? – в очередной раз подначивал я физика-одиночку.
- О, это вся моя жизнь. На данный момент я не только не обуздал это понятие. Я его еще не доказал. Гипотетически да, он существует, и уверен, имеет место и в природе. Но вот условия его зарождения, по всей видимости, настолько сложны, что одной математической модели воздуха оказалось мало. Более того, настолько мало, что кажется несуразицей или, если хотите, глупостью.
- Так может и нет его, этого канала?
- Нет? Ха-ха. А как вы тогда объясните устойчивое состояние шаровой молнии? Ну, вот как?
- …
- Вот видите, вам нечего сказать. Тогда слово за мной. Есть он, миленький, есть. Существует. И проявляет себя. Только сладу с ним нет. Не поддается паразит. Тайну свою неохотно раскрывает, очень неохотно. Одно радует, что попался. А человек существо оригинальное. Уж если что попадет в поле его зрения какое событие, всё одно выявит суть. Жизнь положит, а докопается до истины. Так уж мы устроены.
- Ну, это вы погорячились в определении человека.
- В таком случае как вы объясните поиски неповторимого звука такими мастерами, как Амати, Страдивари, Гварнери? А ведь на кон эти люди поставили свои жизни и, проиграв, выиграли.
- Но их труд теперь не надобен. Значит, напрасно они так поступили в свое время. Может и вас ждет подобная участь?
- Вынужден согласиться с вами. Теперь не интересно достигнуть или превзойти Тициана, Рембрандта, Караваджо, Микеланджело. Это также одно из наших свойств. Покорил вершину, и стало неинтересно. Но вряд ли это можно отнести к порокам человечества. Скорее это некий психологический бзик. Нас наградила природа великим разумом, но мы не гармоничны. Нет. Мы склонны к однобокости. Для чего так задумано непонятно, но это факт. Естественный отбор подобного не допускает. Он, улучшая качество приспособленности особи к окружающей среде, делает всю популяцию подобной. А вот у человека иной путь. Если стая животных ведет себя определенным образом, то человеческая толпа многолико. Никогда не знаешь, как поведет себя тот или иной в толпе. Не просчитать этого.
Да, суждения этого человека никоим образом не указывали на его сумасшествие. Наоборот, он осознанно вел себя так. Допускаю, что когда он понял суть самое себя, он просто покорился судьбе. Тысячи других, скорее всего, уже в начальные ощущения усталости или разочарования отступились бы от задуманного. Просто плюнули, отмахнулись бы и всё. А этот покорился. Ему продиктовали вариант поведения и он, не переча, принял его. Загадка? Несомненно. Вот еще одно непаханое поле для науки.
Но меня всё больше и больше занимал «баллистический канал». До чего дошел отшельник в исследованиях этого понятия? Чего смог достичь и что смог понять?
Да, несомненно, во всём этом на художественность не было и намека. Сам по себе подобный типаж если и мог разбудить интерес к своей персоне, то очень ненадолго. Но вот что-то притягивало. Нет, это не было вызвано желанием стать соучастником сверхоткрытия или банальным любопытством. Математическая выкладка или суть физического явления занимают любого человека только на короткое время. Примерно понял суть и на этом баста, интерес исчерпан. А в этом случае я никак не мог расстаться с моим собеседником. Скорее всего, ощущение некоего прикосновения к неразгаданному, к тайне. Та некоторая ирония моих провокационных вопросов и спокойствие его доказательных ответов, вызывали во мне ощущения, продолжения которых желалось. Постепенно из слушателя и сам я превратился в искателя. Нет, открытие я не пытался сделать. Я искал способ выколотить истину из этого человека. Заблуждение ли его труд, или нет? Вот, что меня волновало. Но он тянул резину, и меня это стало раздражать. В какой-то момент я начал подозревать, что он издевается надо мною. Я мог быть пойман обычным хитрецом на собственном интересе. И чтобы распознать, действительно ли он что-то знает, или просто блефует, мне пришлось учиться на ходу.
И я учился. Учился задавать нужные вопросы. Я часами просиживал за компьютером, выискивая нужную информацию. Я сравнивал и анализировал впитанное с его ответами и разъяснениями. С каждой встречей я всё настойчивее старался выведать у него суть этого чертового канала. Мои вопросы становились всё более заковыристыми. Я научился вопросами загонять повествователя в тупик, принуждая по нескольку раз повторять одно и тоже. Я просто горел желанием проявления какого-либо ошибки.
Его фраза « Я погиб» вошла в мою жизнь. Она опутала меня подобно тому, как паук увязывает жертву. Я поверил. Я поверил в немыслимую идею. Сомнения возникали, но факт существования шаровой молнии всякий раз развеивали их, а безошибочные ответы убивали любые подозрения. Из общего выпадало самое интересное - звено понимания возникновения, чего я жаждал от своего случайного осведомителя. А он упорно не выкладывал финального. Создавалось впечатление, что я хожу по замкнутому кругу.
- Черт возьми! Ну, допустим, он есть, этот странный канал. Вы-то нашли подтверждения тому?
- И подтверждений и доказательств масса, - парировал он, - а вот условия возникновения свою тайну мне пока не раскрыли. Хотя обозначился тонюсенький край. Это как рассветная нить.
- Так может действительно забросить эту идею к чертовой матери? – наконец не выдержал я. В конце концов, не лучше ли найти НИИ, где можно работать и одновременно заниматься подобной забавой? Мало ли НИИ в России. На одной обиде-то свет клином не сошелся.
- Как вам сказать, обида тут ни причём. Это давно перегорело.
- А, всё-таки обида была…
- Я и не скрываю. Человеку свойственно обижаться. Другое дело суметь не зациклиться на этом.
- Вдруг вы из чувства мести этим занимаетесь. Может вами руководит желание выставить тех, кто обидел дураками?
- Дураком можно выставить любого человека. Нужно просто суметь преподнести обществу ту сторону, в которой он будет выглядеть именно так, а все остальные точки зрения умело блокировать. На этом основано возникновение войн.
- Прямо таки и войн?
- Вот именно. Зачинателям подобного бизнеса достаточно со своей стороны уверенно преподносить лишь одну точку зрения и толпа, территориально прилегающая к ним, через некоторое время начнёт верить. А как только толпа уверовала в преподносимое, как только каждый приписал себе более высокую ступень и перестал трезво анализировать происходящее, до кровавого столкновения один шаг.
- Вы хотите сказать, что срабатывает эффект стаи?
- А вы так не думаете?
- Но ведь мы не на первобытной стадии развития.
- А это, к сожалению, не имеет значения.
- А вы не считаете, что этим унижаете человечество?
- А превозносить собственною кровожадность выше разума не унижение ли?
- …
- Вижу вам нечего сказать.
Этот человек поражал. Он все подчинил какой-то сплошной примитивной математике. Жизнь в его представлении не имела палитры. Два, два цвета определяли все его миропонимание. Черное и белое. Робот, бездушный робот, - мелькало в голове. А как же чувства? Ненависть, обида, злость, радость, сострадание? Нет, и еще раз нет. Отшельник не просто не признавал этого, он считал это одним из искусственных воплощений. Некая игра разума, заставляющая проявлять некоторые эмоции и не более. На всё у него был заготовлен ответ.
- Благонравие?
- Ложь.
- Радость?
- Обман.
- Любовь?
- Она конечна.
- А как быть с талантом?
- Это труд. Адский труд, с адским самоотрешением.
И только о Боге он не мог внятно определить свою позицию. Как только я пытал его отношение к Богу, но уходил от прямого ответа. Как я ни хватался, какие не строил ловушки, он, подобно ужу, выскальзывал. Но и суеверие себя в нем не проявляло.
От случая к случаю я подковыривал его очередной порцией вопросов, которые заранее тщательно подготавливал, основываясь на узнанном из побочных источников.
- Допускаю возможность существования баллистического канала. А что это дает?
- Почему же только допускаете?
- Нет тому доказательств.
- Доказательств или свидетельства?
- Ну, если вы имеете в виду шаровую молнию, то при условии существования этого канала, свидетельство налицо. А вот доказательства, что это именно баллистический канал нет.
- А как же тогда поведение шаровой молнии, траектория её движения?
- Но при чем тут канал и свойства плазмы?
- А при чем тут плазма и ее свойства?
- Ученые предполагают, что шаровая молния есть не что иное, как плазма.
- Но ведь пока только предполагают. А сама плазма в руках ученых почему-то не становится шаровой молнией.
- Постойте! Мы сейчас говорим вовсе не о плазме.
- Согласен, но вы сами приплели к нашему разговору плазму.
- Но я думал…
- Он думал! Скажите, вы фантастику читаете, смотрите.
- Не фанат, но да.
- Так вот практически в каждой фантастической работе фигурирует некое устройство, называемое световым мечом.
- И что с того? Обычное лазерное устройство. Это уже не фантастика, а реалии прогресса.
- А вы задумывались, именно лазер ли под этими устройствами имеют в виду авторы этих работ?
- А что же еще? Светится, луч прямолинейный, огромная энергия.
- Я с вами не соглашусь. Где вы видели лазер длиной всего около двух метров? Насколько мне известно, физика не сможет уместить ту фантастическую энергию на такой короткий световой промежуток.
- Вы хотите сказать, что фантасты под этим предлагают некий иной прибор?
- Вот видите, и вы додумались до этого. Жаль только, что не без моей помощи.
- Вы меня совсем запутали. Только световой поток себя ведет так.
- Может вы и правы, но кроме светового потока есть и вторичное свечение.
- То есть вы хотите сказать, что имеет место некий прибор, работающий подобно лазеру, вызывающий свечение подобное лазеру, обладающий не меньшей энергией, но работающий по другому принципу?
- А разве сфокусированный тепловой поток не ведет себя подобно поляризованному свету? И струя обычной воды режет металл как масло. Более того, струе воды более приемлема конечность, чем потоку фотонов.
- Да, но нет данных, чтобы струя воды вызывала свечение воздуха.
- О струя воды действительно нет. Но природа многолика. Кроме воды создать поток можно и из много другого.
- Из чего, например?
- Протоны, мой друг. Протоны.
- Протоны? Поток протонов?
- Да. Именно протонный пучок ведет себя подобным образом.
- Боже, вы и эту область обследовали! Отчего и как это заинтересовало?
- Заинтересовало. Но, к сожалению, вскользь. Пока мне это не нужно. Но в будущем очень может случиться я займусь этим вопросом вплотную А произошло это случайно, в процессе поисков баллистического канала. Я вдался в физику протонного луча не сказать, чтобы основательно. Просто при работой над математической моделью воздуха возникла необходимость изучения атомарного строения. Вот тогда-то мы и столкнулись лбами. Я и протонный поток. Повторюсь, я не досконально вник в его суть, но именно протонный луч, или поток, ведет себя нужным образом для создания некоего фантастического разящего меча. Если хотите, он обладает энергией достаточной для сокрушения врага, он конечен и способен вызывать свечение воздуха. В современных условиях генератор протонного потока нетрудно создать и придать ему компактную форму обыкновенного батареечного фонарика. Вот вам и рукоять предлагаемого фантастами меча, а порождаемое свечение – клинок.
- Вы меня поражаете. Многообразие ваших затей удивляет.
- Причем тут затеи и побочные проявления при научном поиске. Странного ничего нет. Во многих случаях открытия сделаны благодаря побочным физическим проявлениям.
Пререкания с этим уникумом не открывали завесы тайн, но ставили все новые и новые вопросы. Мне снова и снова приходилось браться за справочники, чтобы подтвердить услышанное или, в будущем, опровергнуть вымыслы искателя. Но, несмотря на значительные усилия, я всё больше убеждался, что он прав. Верно, что он не представил мне ни одной доказательной формулы или графика. Я не видел математических или физико-химических выкладок, которые я бы наверняка смог проверить. Но то, о чём он говорил, всё более убеждало в его правоте. Ведь каким-то образом я не смог опровергнуть возможность протонного меча. Да и наука явно не отрицала такой возможности.
Возможность, как то промелькнуло у меня в голове. Ах, этот тип играет со мной. Он всё подстроил, заложив в фундамент обыкновенную возможность! Негодяй! Я был обозлен. Значит он всё это время одурачивал меня. Тоже мне гений. Нашел идиота, подловил на самом подлом и насмехается. А каков знаток психологии! Не нужно решений, не нужны доказательства. Возможность – вот его желает современный человек. Облачи возможность в более или менее правдоподобную оболочку и управляй жертвой на своё усмотрение.
Какой протонный меч? О чем собственно речь? Какой баллистический канал? Утопия, банальнейшая утопия, в отчаянии кричал мой возмущенный одурачиванием разум. Но холодный рассудок диктовал совсем противоположное:
Протонный поток реальность. Генератор протонов, как прибор довольно несложен и имеет место. Протонный пучок действительно имеет большую энергию, способную нести разрушение и смерть. И он способен вызвать некоторую светимость воздуха.
А что шаровая молния? Да, пока это загадка природы, если не мироздания. Возможно, что шаровая молния и плазма, или точнее одно из её стабильных состояний. Но как она себя ведет? Не тут ли кроется фанатичный интерес этого отшельника? Что говорят факты о поведении шаровой молнии? Разное говорят. Шаровая молния способна облетать препятствия, это известно. Мало того. Она способна на некоторое время зависать в воздухе, при этом пульсируя и иногда меняя цвет светимости. Она потрескивает, что говорит о высоком потенциале ее наэлектризованности. А как она исчезает? Вот, вот что интересно. Исчезает она молниеносно. Какое-то время она плавает, кружит, может зависнуть… И вдруг, в мгновение ока, вжик прямолинейно в ту или иную сторону… А не по баллистическому ли каналу происходит исчезновение шаровой молнии? А вдруг само ее присутствие возможно только внутри баллистического канала. Не это ли ищет этот уникум? Если это так, то его задумка действительно порождает возможность создания идеального оружия. Умудрись усадить боевую ракету или снаряд на это явление и равных тебе нет. Ничем не перехватить такое оружие. Вот и тут возникло это слово «возможность». В устройстве правового государства это слово определяет демократический обман граждан. Конституция глаголит о праве, а само право есть не что иное, как просто возможность. Есть право на что-то, но не факт, что гражданин его реализует. А вдруг этот самый канал тоже обман? Ну допустим и обман. А шаровая молния тоже обман? Это её загадочное рождение, жизнь и мгновенное исчезновение не более как мираж? А тысячи свидетельств, очевидцев? Как тогда быть с ними? Если бы это относилось к НЛО, тогда существование труднодоказуемо, Рассказы путаны, сбивчивы. А вот существование шаровой молнии не вызывает сомнений. В свою очередь, природа шаровой молнии, физика этого события – загадка, и неразрешенная.
Пару месяцев спустя я почувствовал, что устал. Устал, видимо, ждать. Дискуссии распаляли сознание. Разум горел, горел нетерпением получить желаемое, а не получал. Каждый раз я думал ну вот всё, сейчас я узнаю, узрю корень этого странного занятия. Но тщетно. Ничего не менялось. Новая порция информации не приближала к разгадке, а скорее наоборот, удаляла. Каждый раз лезвие законченности касалось моего существа, но так и не сделав порез, отступалось. Я выпрашивал у обидчика нужное, расставлял интеллектуальные ловушки, требовал, откровенно издевался. Всё зря. Стойкость этого человека, потенциал его психики имели непостижимый порог. Он не менял ни тона, ни формы своих монологов.
Стало понятным, что меняться нужно мне и кардинально. Осада, оборона и разведка здесь были уже неуместны. Атака, а лучше всего штурм. Именно мозговой штурм наверняка мог дать положительный результат, так мною ожидаемый.
Встретившись в очередной раз, я всё-таки не решился взять с места в опор. Выждав приличную паузу, в минут как десять устоявшейся беседе, я приступил к задуманному.
- Как-то вы обмолвились о математической модели воздуха.
- Да, я действительно говорил, что иметь это на руках желал бы каждый ученый.
- Но, вы же потратили много времени идя к этому?
- Не отрицаю.
- Мне показалось, что эта штуковина у вас в руках.
- В руках… Вы вообще представляете себе, что значит математическая модель воздуха?
- Кажется, однажды вы сами обмолвились о каких-то графиках.
- А, ну это и естественно. Сначала следует понятие функции, её суть. Затем в права вступает её формула, являясь ее алгебраическим выражением, оканчивающая свое виртуальное существование наглядным графиком. Ничего нового. Человек должен не только представлять нечто, но и видеть это всуе.
- Будьте добры, покажите, пожалуйста.
- Что показать?
- Математическую модель воздуха. Этот дьявольский график, покажите его мне.
- А с чего вы взяли, что он у меня есть?
- Ну как же! А намёки? А наши беседы, а ваша титаническая работа над этим, усилия?
- Вам, наверное, трудно будет меня понять. Ну-ну, не обижайтесь. Я попробую вам всё объяснить. Естественно мы не станем анализировать формулы, результаты всевозможных вычислений. Не станем и разбирать уровень правдивости тех или иных постулатов. Давайте постараемся ограничиться общими понятиями и фактами.
Воздух более многообразен, чем вы можете представить. Кроме газов в воздухе содержатся и разнообразные жидкости, и ионы металлов, пыль. Правда их количество ничтожно мало, но оно имеет место. А раз в составе есть что-то, даже если оного очень мало, то в каком-то случае этим пренебрегать ошибочно. Вот вас заинтересовала математическая модель воздуха. Вы только представьте себе, что в одном литре воздуха около трех с двадцатью двумя нулями после молекул. Вы себе это можете представить? И это не считая разного рода ионов. Эта цифра не просто лежит, а, поделенная на элементарные единицы, беспорядочно движется, сталкивается друг с другом. Эти столкновения приводят к тому, что каждая крупинка безостановочно меняет ориентацию в пространстве. Короче говоря, если взять за основу хотя бы монохромный объем какого-либо газа, то создать математическую модель практически невозможно, особенно, если учесть неправильную форму самих молекул. Вы спросите: - Почему практически? Да потому, что, только воспользовавшись правом погрешности и пренебрежения в этом первозданном хаосе, всё-таки можно добиться создание некоего подобия математической модели.
Да, полученная в этом случае, модель не будет идеальна, но она с приемлемой достаточностью опишет поведение выбранного вами вещества. И представьте себе, что я не зря потратил золотые свои годы, работая над поиском баллистического канала. Да, мне удалось создать математические модели некоторых газов и даже ряда ионов. Вы можете не верить. Это ваше право. Но любой справочник вам укажет, что в идеальном случае математическая модель любого вещества нашего мироздания в графическом выражении должна соответствовать графику функции сегмента сферы. Хотя, на самом деле, это вовсе не так. Может в земных условиях на это оказывает влияние магнитное поле, силы гравитации, электрические поля, распределение по плотностям и количеству в пространстве атомов, ионов и молекул на тот или иной момент, неравномерность распределения зарядов и масс в самих молекулах, но это никак не сегмент сферы. Это конус, и он неправильный. Даже не конус, а нечто вроде рупора. Рупора, по которому со злостью колотили молотком. Скажите, вам знакома декартова система координат?
- Как и всем, на общеобразовательном уровне.
- Так вот вообразите три координатные оси. Абсцисса, ордината и аппликата. Между ними прямые углы. Начало – их пересечение в точке 0. К ним приплюсуйте ось времени t. Да, да. Всё зависимо от времени. От этого не избавишься. Эту ось мысленно расположите под углом в сорок пять градусов к каждой из воображаемых осей. Получилось?
- В, общем-то, да.
- Поздравляю. Теперь напрягите мозги и постарайтесь из точки начала отсчета вдоль временной «t» оси выдуть некий пузырь в рамках плоскостей, которые создают абсцисса, ордината и аппликата. У вас должно получиться нечто похожее на сплюснутую тремя плоскостями виноградину. Вот она - математическая модель в идеале.
- Допустим.
- Но на самом деле, сколько я ни старался извлечь истину, получается рупор для каждого в отдельности взятого газа. Рупор с вершиной в точке «О». Вот, мой дорогой слушатель, какая здесь закавыка. Что-то неощутимое не просто выедает всю внутренность у идеальной модели, но и уничтожает большую её часть. Более того конусность этого рупора неправильная. Он не просто ассиметричен. Он хаотичен. Но неувязка не в том, что он такой странный. Не получается воплотить графическое сложение даже двух веществ, не говоря уже о десятках составляющих обычный воздух. Рупора не желают складываться. Вроде чего проще, наложи пару конусов друг на дружку и вот результат. Ан, тебе нет. Если изготовить рупора из бумаги, то вставить их друг в дружку можно. А вот как сложить две функции описывающие их - непонятно. Физически они почему-то не желают складываться. Никакая математика не помогает. Ни извлечение производных и вторпроизводных, ни решение системы уравнений, ни интегрирование. Ничего. Загадка в том, что я их складываю, а из ниоткуда выползает деление и при чём на «ноль». А на «ноль» делить нельзя, хотя он каждый раз лезет в возникающий загадочным образом знаменатель. Что вы на это скажете? Вот она загадка природы. Или же несовершенство математики, что наиболее вероятно. Где-то человечество ошибается, принимая за аксиому невозможность деления на «ноль».
- Значит, всё-таки математическая модель одного вещества у вас есть?
- Модель это слишком сильно сказано. Есть, да. Но не модель, а если хотите её абрис. И не есть, а была. Я, кажется, говорил вам о серьезной утрате. Отчего вы молчите?
- Думаю…
- О математической модели? О баллистическом канале?
- Нет. Как вас постигло несчастье?
- Ах, вы об этом. Тут нет ничего сложного. Всё очень просто. Бытовой пожар.
- То есть, постороннее вмешательство извне вы полностью исключаете?
- Откуда у миролюбивого затворника могут быть враги?
- Полагаете, что вами и этой деятельностью никто не интересовался?
- А смысл?
- Ну, осмелюсь сказать, смысл, по-моему, имеет определенное место.
- И в чём же?
- Ну, кто-то задумал украсть идею и наработанный весь вами базис. Но, не сумев воплотить задуманное, просто решил так свести счёты.
- Со мной?
- Не с вами. С идеей, которая не пожелала менять своего хозяина.
- Бросьте.
- Как знать. Такого не бывает, чтобы жизнь текла размеренно и вдруг пожар.
- Заключение ЖКХ и пожарных указывает на короткое замыкание в проводке.
- А вы-то сами уверены в этом? Накануне этого трагического события вы подключали мощный прибор? У вас ветхая проводка?
- Нет, всё происходило как обычно.
- И не было ничего необычного?
- Поймите меня правильно, если человек занят и не просто занят, а увлечен, на окружающее он вряд ли обращает внимание. Разве рыбак при исключительном клёве станет разглядывать занятную пичугу в камышах, или охотник, преследующий добычу, уделит время какому-либо лесному жёлтенькому цветочку?
- Я просто не очень-то верю в пожар без видимых на то причин. Поэтому и стараюсь разбудить вашу память. Так бывает, что взбудораженная память воспроизводит событие, которое лишь прикоснулось.
- Нет… Я так не думаю и более чем уверен, что ничего подозрительного не замечал. Хотя нет… Это произошло относительно давно. Дважды моё внимание привлекал один человек. Как-то в читальном зале я увидел незнакомца. Не подумайте, к вам это абсолютно не имеет никакого отношения. Когда я увидел вас, вы мне стали интересны, а вот он нет. Что меня в тот раз насторожило? Его взгляд. Да, да, у него был очень неприятный взгляд. Не то чтобы он был злым, нет. Скорее он был пустым. Такой взгляд принято приписывать гуманоидам. А когда у человека взгляд пустой, это плохо. Такие относятся к окружающим, как к насекомым или, если хотите, как к расходному материалу. Для них человек, это как на поле боя патрон или стрела. Вот из-за этого я уделил ему несколько секунд драгоценного времени. Но, видимо, свой занятостью я был отвлечен от того, чтобы провести более глубокий анализ этой личности.
- …
- Не говорите ничего. Я еще не окончил. Я не забыл, что уведомил вас о двух случаях, когда этот человек попал в поле моего внимания. Второй раз случился много позже недалеко от моего дома. Уже стемнело, когда я возвращался домой. Я точно припоминаю, что повернул за угол своего дома, сделал пару шагов в направлении подъезда, но вспомнил, что нужно зайти в магазин. Я уже не припомню, что мне понадобилось, но я развернулся и только сделал шаг в обратном направлении, как вновь столкнулся с этим человеком лицом к лицу. Но и в тот раз я не придал этому особого значения. В тот момент мои мысли витали настолько далеко, что я не испытал никакой тревоги. А если человек не испытывает подобного чувства, то и не заморачивается над ситуацией. Так было и со мной. А вот теперь, благодаря вашим усилиям, я несколько встревожен.
- Нда-а—с, история…
- Но если пожар действительно не случаен, причастным может быть этот человек, по-вашему?
- Не знаю. Я могу лишь логически подойти к случившемуся, проанализировать услышанное и лишь высказать предположение. Но обвинять я не вправе. Если же быть дотошным, то нужно найти объяснение второй вашей встрече с неприятным незнакомцем. Одно дело, если этот тип проживает в вашем районе и это случайность, но совсем другое, если нет. В первом случае вы, пусть и мельком, но не могли не встречать его раньше. А вот со вторым случаем гораздо сложнее. В пятидесяти процентах это просто случайность. Ну, а ежели эта часть процентов не при деле, тогда возможных вариантов много, и никто не сможет гарантировать, что это человек кристально чист перед вами.
- Всё же я склонен полагать, что моя утеря была предопределена судьбою, или, если хотите, неведомою силой. С недавних пор мне стало казаться, что то, чем я занимаюсь слишком рано для людей. Люди еще не готовы обладать этим. Сам-то я занимался этим из благородных побуждений. Моим желанием было дать людям устройство или обуздать явление, которые бы поставили человечество перед фактом невозможности войн. Чтобы ни у одного человека не было ни малейшего сомнения, что в любом случае вооруженного конфликта ни он, ни кто бы то ни было иной победителем не будет, а зачинщик прекратит свое существование. И ошибки в своих работах я не допустил. Слишком тщательно я перепроверял любой достигнутый результат. Но я не учел времени. Нет, само время, как непреложный атрибут физики, а времени в обычном тому понимании. Я не просто не отвергал, а даже принуждал время присутствовать при расчетах. Но вот то, что человек, как сын природы еще слишком мал, я не учел. Рано, очень рано я попытался предложить людям искомое.
- Что вам беспокоится. Баллистический канал пока что теория и не более.
- Почему вы так думаете?
- Но ведь доказательств нет, кроме нескольких пока необъяснимых природных явлений.
- Вы уверены?
- Вы же сами признали провал вашей деятельности.
- Ничего подобного. Я просто посвятил вас в некоторые аспекты процесса изысканий.
- Вы хотите сказать, что обуздали баллистический канал?
- Как вам сказать. И да, и нет.
- Я снова вас не понимаю.
- Мне стал некоторым образом понятен физико-химический принцип. Но вот управлять этим я, что естественно, не умею.
- А смысл знать принцип, не имея возможности обуздать его.
- Голубчик, смысл есть в любой работе и даже в ошибках. Человек не вправе не работать пусть то будет физический либо умственный труд.
- Осмелюсь с вами поспорить. По поводу ошибок вы может быть и правы. Имеет место, когда ошибка потворствует открытию. Но вот труд, на мой взгляд, занимает обособленное место. Не работать куда более приятное занятие, нежели что-либо делать. Наблюдения за животными это подтверждают более чем красноречиво. В любой стае животных есть те, кто выполняет работу и есть те, кто, пользуясь случаем, непременно присвоит результат чужого труда.
- В этом я с вами согласен. Но мы ведь не звери, а люди.
- Вот в этом и проблема. Мы, за счет умения мыслить, поступаем куда изощрённее животных в попытках присвоить чужую добычу. И в этом, уж поверьте, равных нам нет.
- А как же гуманизм? Воспитание?
- У-у-у, куда вы. Воспитание, гуманизм! Забудьте это как страшный сон. Всё воспитание мгновенно испаряется, как только разумная особь учуяла добычу. Мало мы безжалостно поубивали себе подобных из-за золота, камней, денег? Покажите мне овладевшего добычей, который бы раскаялся в проявленном зверстве по отношению к ближнему у которого ее отнял? Что касается гуманизма, то мы по одиночке, может, и способны на это в какой-то мере. Но как только образуется толпа, о гуманизме не может быть и речи. Вспомните, как мы распяли и убивали Христа.
- Ну, ладно-ладно. Уговорили, или, если хотите, убедили. Признаю в этом споре выигрыш за вами. Только не понятно к чему вы клоните? Где та черта и в чем итог этой дискуссии?
- Если быть откровенным до конца, я не уверен, что ваше несчастье случайность.
- А-а-а, вот вы куда? То-то я слушаю вас и не могу взять в толк, что и к чему. Я так понимаю, вы не равнодушны и обеспокоены моей бедой?
- Да, и более того мне интересно выяснить причину случившегося.
- Да зачем вам это? Идея жива. А расчеты…, ну, что расчеты? Расчеты дело наживное. Это кажущееся, что потеря невосполнима. Кроме записей есть же и память, с которой невозможно не считаться. Возьмите ученых рейха. Их вывезли в Америку с колоссальной потерей наработок и данных, но атомную бомбу они всё-таки создали первыми. Что касается меня, то я сожалею лишь о потерянном времени. Конечно, есть основание бояться, что когда я примусь за расчеты снова, они вдруг пойдут не по проторённой тропке. Изменят, так сказать, русло. Человеческую натуру и ум не понять. Повторно обдумывая одну проблему, мы видим разные её решения. Наш ум не цикличен, а многогранно вариантен. Вот этого я и боюсь. Боюсь, что подвернется новый, но более ошибочный вариант. И лучится, что именно он затянет меня, тем самым отдалив от уже достигнутого и ещё раз обокрав во времени. А оно не ждет. Я подбираюсь к сорока, а сколько отмерено богом, того знать неподвластно. И я откровенно боюсь опоздать, не успеть заполучить задуманное.
- Но, в конце концов, можно же бросить заниматься этим индивидуально. Решительно стоит отдать предпочтение публичности этому вопросу.
- Вы наивны. Вы просто представьте себе, то в своё время мною было потрачено три, три года на попытки убедить ученых мужей заняться этой проблемой. Итог плачевен. Как видите, за исключением одного единственного отшельника, это не нужно никому. Никому.
- Да… Ситуация-с…
- А вы полагали, что всё так просто в этой жизни?
- Да нет. Некоторые понятия трудностей бытия мне известны. Но вот быть свидетелем чего-нибудь подобного я ни коим образом не предполагал. Знаете что, сейчас уже поздно. Если вы не станете возражать, я с удовольствием продолжу эту беседу в следующий раз. Когда это случиться вы можете сейчас обозначить.
- Поймите меня правильно, у меня абсолютно нет никакого желания вас обидеть. Дело в том, что у меня железное правило никогда не назначать встреч. Это не из моего внутреннего эго, поверьте. Просто я такой, а что-либо менять в себе я не желаю. И это не из противности или желания выставить себя выше других. Просто я такой и очень трепетно отношусь к своей исключительности. Нет, дело не в образованности или склонности к точным наукам. Это из детства. Когда-то давно я знал одного человека. Обычный человек, всегда охотно делящийся своим опытом. Он был слесарем по ремонту вакуумных насосов. Так вот, природа одарила его особым даром чувствовать изделие. Так, как он производил ремонт дано не каждому. И он гордился собой. Обратите внимание, не ставил себя выше других, а гордился собой. И говорил он об этом открыто. Я не считаю это плохим качеством человека.
- Возможно, я бы и вступил с вами в спор, но заранее понимая всю тщетность, принимаю вас таким, как вы есть.
- Благодарю, что вы постарались понять меня и не стали возражать. До свидания.
Он скоро встал и, склонив набок голову, быстрым шагов вышел из залы.
Минуту спустя двинулся и я. Мой беглый взгляд вдруг поскользнулся, на какую-то долю секунды столкнувшись с красивыми спокойными глазами приятной молодой женщины, но всего на долю секунды. Не придав должного внимания этому, я вышел из библиотека.
Что касаемо меня, на следующий день в зале я был в обычное время. Но пострадавший не явился. Еще три дня подряд я посещал зал, а его не было. Из опроса служителей литературы я узнал, что и в утренние часы в зале его ни разу не видели. Я заметно волновался. Посылом к этому было не только беспокойство из-за отсутствия, так заинтересовавших меня, встреч, но и ещё одно немаловажное обстоятельство. В какой-то момент я почувствовал, что за мною внимательно наблюдают. Не сказать, что я обладаю недюжинными способностями чувствовать опасность, но на это раз я почувствовал к себе пристальное внимание, и это несколько встревожило меня. Пару дней, занимаясь текущими делами, я не появлялся в библиотеке. Мне пришлось много разъезжать по всевозможным городским инстанциям, каким-то предприятиям, конечным итогом чего стал качественный отчет по очередному заказу. За это время моя тревога потихоньку улеглась. Вроде бы всё потекло своим чередом, но произошло из ряда вон выходящее. Было около полуночи, когда я вышел из автобуса, числящегося за маршрутом №11. Погода была отвратительная. Дул пронизывающий ветер, моросил холодный, противно лапающий каплями за лицо дождь. Я поднял воротник, глубже натянул кепку, и быстрым шагом двинулся домой. Ходьба по центральному проспекту заняла не более пяти минут. Плохого ничего не предвещало. Но, когда я свернул в проулок, отстоящий от моей квартиры на два квартала, в сердце закралось неприятное чувство. Я оглянулся. Темень и никого. Пришлось убавить шаг и напрячь слух. Кроме шума дождя и редких завываний ветра ничего не было слышно. Но, тем не менее, тревога отчего-то усиливалась. Мелькнуло: - Наверное, утомился. Нет, не настолько я устал, чтобы чувствовать необъяснимую тревогу. Мозг начал лихорадочно искать причину возникшего волнения. Буквально через мгновение я осознал. Да, за мной наблюдают. Кто? Почему за мной? Что нужно от меня? Эти вопросы каруселью завертелись в голове. Не очень-то приятно ощущать себя в роли зверя, которого скрадывает охотник. Я начал лихорадочно искать выход из создавшегося положения. Сначала я, ускорив шаг, свернул в неожиданно возникшую в потемках арку, чтобы спровоцировать невидимку на ошибку и выявить его. Ошибки не последовало. Невидимка не обозначил себя. От этого под сердцем потянуло неприятным холодком. Со мной играет в прятки не случайный, а профессионал. - Что делать?- кричала в панике душа. Закричать во всю глотку, чтобы расстроить планы врага? Но это означало бы в этот момент спугнуть его и дать ему возможность пересмотреть печальный опыт, и нанести новый удар, но уже выверенный, более точный. Этого допустить нельзя, к тому же очень возжелалось выяснить, что и к чему.
Арка вывела меня в маленький глухой дворик. К радости правый угол двора от следующей улочки отделял накренившийся штакетник. Я легко перемахнул его и выскочил на улицу. Там я, свернув влево, пробежал с полминуты по тротуару и решил притаиться за табачным киоском. Но, подбежав к киоску, передумал, и сиганул в заросли густого кустарника. Давно моё сердце так не колотилось. Меня трясло, как осиновый лист. Я глубоко дышал, стараясь успокоить сердце. Прошло пол томительной минуты. Я уже было решил, что всё просто мне почудилось, и собрался вылезти на асфальт, как вдруг откуда-то сбоку, из самого темного места неслышно выплыла мужская фигура и остановилась напротив меня. В один миг меня обуял ужас.
Страх. Подобное чувство знакомо каждому. Но страх бывает разным. Испуг наиболее лояльное проявление страха, его детскость, а вот ужас, животный ужас – высшее проявление.
Появление человека было настолько неожиданным, что я вздрогнул и оторопел. Ужас, именно животный ужас спеленал меня подобно тому, как паук увязывает в кокон муху.
Я никогда не видел этого человека, но узнал его. Вне всяких сомнений по моим пятам крался именно тот тип, с которым встречался ученый- отшельник. Как могло случиться, что я ничего не слышал? Отчего я даже не понял, с какой стороны он появился. Теперь густые заросли, скрывающие меня, казались смешным укрытием. В какое-то мгновение мне почудилось, что я обнаружен, а этот тип просто издевается, притворяясь, что не видит меня. Некоторое время мужчина не двигался. Было явно, что он чутко прислушивается.
Качественное пальто на нем было глухо запахнуто, а ворот поднят. Поля шляпы щегольски свисали. Человек был элегантен. Правую руку он картинно держал в кармане пальто. Это был вполне респектабельного вида, модно и по погоде одетый мужчина. Но взгляд, хищный и рыщущий наводил ужас. Даже темнота не могла скрыть, подобного инопланетному, взгляда этого человека.
Я не сомневался, что он ищет меня. Зачем? Что я ему сделал? Почему он держит руку в кармане? Что там? Оружие? Какое? Нож? Пистолет? – голова шла кругом от этих вопросов.
- А если у него оружие? – вторая волна страха пробежала по телу. К идиотскому ощущению жертвы подмешалось мерзкое ощущение безысходности. Очередная волна ужаса сковала меня подобно невидимому корсету. Меня скрывали густые заросли, а казалось, что я на виду.
- Неужели меня хотят убить? – обожгло нутро. Но что я такого сделал?
Неприятный человек не двигался.
Эти мгновения дали слабую надежду, что я все-таки не виден нежданному визави. Я стал внимательно изучать своего противника. Я стоял ни жив ни мертв. На моё счастье где-то недалеко, со стороны перекрестка, послышался шум. Это были голоса и они приближались. Человек встрепенулся. Он сначала посмотрел по сторонам, затем вперил свой жуткий взгляд в то место, где стоял я, мгновение постоял и кошачьими шагами пошел навстречу спасительным для меня голосам.
Я не стал выжиданием испытывать судьбу. Собрав остатки воли, я дал завидного стрекача в сторону центра города туда, где были люди, где был свет и спасение.
Каких-то пять минут и я почувствовал, как ужас постепенно отпускает моё сознание. Я решительно вошел в ночное кафе и занял свободное место в самом неприметном уголке просторной залы. Пока официант нес меню, я осмотрелся и проиграл в уме возможные пути спасения на непредвиденный случай, при этом не исключая отступление через выбитое стулом зеркальное окно. Жизнь значительно дороже любой драгоценности, а не то, что утвари, даже если она чертовски дорога. А то, что моя жизнь в опасности я уже понял. Вот чего бы никогда не подумал, так это того, что меня захотят убить. Этот пункт никак не вписывался в мои понятия о жизни. Но судьбе было угодно ошарашить меня именно этим пунктом.
Подали меню. Первая мысль была об алкоголе, но страх и трезвый расчет продиктовали жесткое условие абсолютной трезвости. Легкая степень опьянения конечно расслабит только что переживший стресс организм, но оно в той же степени притупит и сознание, а это в моем положении недопустимо. Поэтому я ограничился крепким кофе и двойной порцией сырных бутербродов, чем явно огорчил ревностного служителя культа отдыха и развлечений.
Поданный кофе сфокусировал мои мысли. Я выделил основное и начал анализировать случившееся. Я задавал себе вопросы и искал на них наиболее аргументированные ответы.
- Что я на этой планете? – вопрос.
- Не более, чем козявка, - было разумным ответом.
- Виновен ли я и в чем? – вопрос.
- По-всему нет, - ответ.
- По-всему или абсолютно невиновен?- вопрос.
- Абсолютного ничего нет, - лаконичный ответ.
- В чем состоит моя вина? Она прямая или косвенная?- вопрос.
- Наиболее вероятно – косвенная, - ответ.
- Если косвенная то это вина или причастие к чему-то, - вопрос.
- Вина – нет. Причастие – да, - ответ.
Как только мои измышления подобрались к этому, вспомнился учёный отшельник. А не он ли причина всему происходящему. Если связь между человеком с научным заскоком и моим преследователем имеет место, тут стоит разобраться. План вырисовался сам собою. Ночевать дома я не рискнул. Уж если меня преследовали, то непременно заранее был узнан адрес моего проживания.
Допив кофе, я осторожно вышел на улицу. Пройдя до первого перекрестка я свернул в ближайшую подворотню. Там постоял около минуты, огляделся и, не найдя ничего подозрительного, скорым шагом двинулся к железнодорожному вокзалу. В зале ожидания, уютно устроившись на металлической скамье, я ощутил смертельную усталость.
Кое-как дождавшись утра, в буфете выпил горячего чая с порцией подсохших сырников, которые были облиты кислого вкуса белой суспензией, не имеющей ничего общего со сметаной. Затем, не мешкая, я направился в библиотеку. На часах было половина девятого. Около сорока минут мне пришлось слоняться в соседствующем с библиотекой проулке, пока ее не открыли. Как только мне случилось попасть внутрь здания, я с кучей вопросов набросился на худую библиотекаршу. Из довольно нервной, но трогательной беседы выяснилось, что сумасшедшего ученого библиотекарша неплохо и довольно давно знает. Но последние три-четыре дня он не появлялся. С большим трудом удалось выклянчить у нее его адрес проживания. Если бы я не намекнул, что однажды его адрес уже был разглашен некоему господину, я бы остался ни с чем. Но моя уловка сработала. Где-то в подсознании я понимал, что неприятный тип наверняка интересовался горе ученым и заполучил его адрес. И моя уловка сработала. Я заполучил искомое.
Не теряя времени, я рванул на автобусную остановку. Прошло полчаса. Я был на месте. Возле подъезда стояла старушка, которая, по всей видимости, выгуливала лохматую неопределённого цвета болонку, кружившую неподалёку. Я осторожно поинтересовался у нее своим подопечным. Старушка подняла на меня грустные выцветшие глаза и сказала: - А его уже как четыре дня убили, мил человек. Незадолго до этого у них и пожар был. Сгорела его комната. Ай-то, горе-беда…
- Вот это номер! - меня снова охватила неприятная дрожь. Мгновенно всё встало на свои места. Мои подозрения о неслучайности пожара подтвердились. Более того, пришло понимание, что за деятельностью ученого следили. Мало того, оказалось кому-то были очень нужны результаты его исследований. И пришло понимание отчего и я оказался в опасности. Я свидетель. Значит, кто-то вызнал, что мы разговаривали о сгоревших работах. Ученый убит. Причина убийства непонятна, но то, что мне известно о пожаре, могло стать неудобной уликой.
Внутри похолодело. Наискосок через дворы я выбежал на проспект, поймал такси и через двадцать минут был в библиотеке. В зале сидело всего три посетителя. Я стал садиться за те столы, где наиболее часто в последние дни нам доводилось сидеть. Так и есть. Под столешницами, где мы беседовали, я сразу обнаружил два липких пятна от скотча.
Догадка молнией пронзила сознание: - Здесь прилепляли диктофоны. За нами следили и о наших беседах знали. На меня объявлена охота лишь за то, что я свидетель…
- Та-а-ак-с…
И что прикажете делать? Идти в полицию? Ха-ха. В лучшем случае просто попросят, в худшем, при упоминании о баллистическом канале, могут и в психушку направить. Но действовать нужно. Действовать? А как? Умудриться задержать преследователя и сдать его полиции? Как бы не так! Человек вооружен, натренирован, уверен. Что я против него? Ноль без палочки. Да и где его искать? Ну, это-то ладно. А как быть самому, когда на тебя объявлена охота? Вот незадача. В страшных снах не приснится такое. Ну, еще один день отсутствия жена выдержит. Она привычная. А дальше как быть?
Нет, надо домой, а там как уж бог пошлет. Русский авось никто не отменял.
Делать нечего, я поплелся домой. По дороге забрался на новостройку. Где потратив минут десять на поиски, разжился куском подходящей толщины арматуры сантиметров в шестьдесят. Разглядывая эту штуковину, подумалось: - Для отражения рукопашной атаки достаточно.
Когда я преодолел ограждение новостройки на обратном пути, возникло смутное чувство, что за мной снова наблюдают. Я завилял проулками и улочками. Напрасно. Ощущение слежки только усиливалось. Я растерялся. Стало казаться, что за мной наблюдает не один человек.
- Чепуха какая-то, - свербило в голове, - и странно, ещё вчера я испытывал ужас, а теперь как-то даже спокоен. Может это влияние светлого времени суток? А день действительно хорош. Безветрие. Солнце прямо играет.
- Но, что же делать?
До двора подать рукой – один перекресток, затем немного извилистой улочкой и в арку. Делать нечего, риск дело благородное. Немного поплутав, больше для приличия, чем для конспирации, я добрался до родной арки. Раньше так любимая, независящая от времени года и суток, арочная тень теперь возникла пугающей дырой. Помявшись с десяток секунд, я всё-таки вошел в неприветливый туннель. Набирая темп, я начал преодолевать последнее препятствие перед так желанным домашним уютом. Я почти прошел арку насквозь. Осталось каких-то метра полтора, как вдруг из-за угла выросла уже известная мне фигура.
Мгновенный испуг. Я дернулся всем телом в желании со всех ног броситься назад. То, что я вооружен куском арматуры начисто вылетело. Человек в шляпе вскинул руку. Не было сомнений, что он держал пистолет и будет стрелять. Что было дальше, я помню смутно. Скованный страхом, я услышал резкий оклик. Что кричали, я не припомню, видимо сказалась стрессовая ситуация. Потом явственно прозвучали два хлопка. Потом опять крики, какие-то люди, и опять хлопки.
Сейчас я с полной уверенностью могу сказать, что значили эти хлопки. Стреляли. Смутно помню лежащего и корчащегося от боли человека и катящуюся шляпу. Людей, которые надели наручники раненому и потащили его. А еще помню красивые глаза женщины, которые однажды я отметил на себе, выходя из библиотеки.
Теперь, по прошествии некоторого времени после всего случившегося, я точно знаю, что был участником жестокой схватки спецслужб в борьбе за научные достижения. Вероятнее всего, наши спецслужбы знали о работе отшельника, как и знали то, что его работой интересуются и враждебные спецслужбы. Не заполучив желаемого, враждебной стороной было принято решение уничтожить наработки учёного самородка, а затем, чтобы он не смог восстановить утерянное, просто уничтожить его. Что, в конце концов, им и удалось.
Я же, став невольным свидетелем, мог навести следствие на агентов иностранной разведки. Поэтому участь моя была предрешена. На меня готовилось покушение. Но этому помешали наши спецслужбы, благодаря чему я остался жив. Я пережил серьезный стресс. Еще долгое время меня посещали жуткие сны, мерещилась всякая гадость, а чувство страха нет-нет да холодило грудь. Но с течением времени это прошло.
Что касается баллистического канала, то раз об этом замысле или же явлении, как вам угодно, уведомлены спецслужбы, есть уверенность, что идея погибшего не умерла и ею продолжают заниматься в какой-нибудь засекреченной лаборатории те или иные ученые. Тут уж - кому это более необходимо и интересно.
Вот такая история.
