2 мая в возрасте 75 лет в Лордвилле (штат Нью-Йорк) умер русский поэт-авангардист Константин К. Кузьминский, издатель и собиратель произведений искусства, публицист и перфомансист-анархист. Патриарх русской литературы конца XX – начала XXI веков. Выдающийся культуртрегер. Человек-эпоха, занимавший значительное место в культурном пространстве по обе стороны океана.
Организатор полуподпольных выставок авангарда в СССР 60-70 гг., один из первоиздателей стихов Иосифа Бродского, Генриха Сапгира и других, стихотворец, чьи произведения распространялись в «самиздате», после эмиграции в 1975-м в США – создатель и издатель уникальной девятитомной антологии русского авангарда «У голубой лагуны», профессор Техасского университета, автор поэтических сборников и литературных колонок в различных изданиях, в том числе в «Новом русском слове», первооткрыватель и хранитель многих значительных имен и произведений в литературе и искусстве... Его роль в литературно-художественном процессе с годами, полагаю, будет только переоцениваться, причем в сторону укрупнения.
Очень многие русскоязычные эмигранты, не только поэты, писатели и художники, обязаны ему и его жене Эмме бескорыстной поддержкой, моральной и материальной, особенно на первых порах своего пребывания в США. Как когда-то дом Волошина в Коктебеле, дом Кузьминского на Брайтоне в Нью-Йорке, а затем в Лордвилле долгие годы был центром притяжения для людей, связанных с русской культурой. К Кузьминским приезжали со всего мира – и маститые авторы, и начинающие литераторы, художники и музыканты, и просто потерянные души, ищущие какой-то спокойной пристани в этой жизни. Так или иначе, но каждый находил у Кости с Эммой то, что искал.
«Пацифистом я стал годам к девятнадцати, а анархистом – думаю, был рожден. Поскольку любая форма власти мне категорически неприемлема» - сказал Костя в интервью 1996 года, отвечая на мой вопрос не «форма ли эпатажа – называть себя анархистом».
Но главным врагом ККК (как он любил подписывать свои опусы) был обыватель, советский, постсоветский ли, американский – не важно. Борьба со штампами сознания, «битва с дураками» по обе стороны океана составляла немалую часть его жизни. Отсюда его выходки на грани непристойности на выставках и своебразный стиль жизни – в обществе, но при этом вне его.
Я очень ему благодарен за то, что он помог мне избавиться от комплексов, порожденных провинциальностью, неуверенностью в себе и, разумеется, малограмотностью. Никогда не забуду, как нелегко мне было идти рядом с ним, одетым в рясу и папаху с надписью «Бля», с огромным выпирающим животом и развевающейся седой бородой – сквозь строй брайтонских зевак, чьи глаза чернели словно дула ружей, а ядовитые замечания шипели, как раскаленные шпицрутены. Меня корежило, я заставлял себя не обращать внимания на взгляды и слова, а Косте все было нипочем; казалось, он наслаждался этими неприязнью и неприятием. Казалось, он питается этой отрицательной энергией.
А еще никогда не забуду, как в самые нищие мои дни первого приезда в Америку, приходя от Кузьминских, я обнаруживал в карманах куртки то пятерку, то двадцатку, заботливо подсунутые туда Эммой. И это при том, что сами Кузьминские в те средние 90-е тоже не жировали.
Искусство и литература, художники и литераторы составляли главный смысл жизни Кости. Он, действительно, в некотором смысле был ходячей энциклопедией. Точнее, лежачей, поскольку большую часть жизни предпочитал лежать на диване. И строчки Кузьминского «Я холоден. Я нищ и гол, мой друг единственный – глагол» не просто слова. В них он абсолютно искреннен, в отличие от позерства и актерства всех своих «пощечин общественному вкусу». О том же, какого уровня был этот поэт, говорят его ранние, еще неавангардные стихи, часть из которых мне выпала честь впервые представить на страницах «Русского базара» в 1996 году.
Борису Тайгину, с любовью
Я охотник, жратву добывающий,
Убивающий серн на бегу,
И висит ятаган добивающий
На моем волосатом боку.
В глупоглазом сиянии месяца
Вой волков заунывен и тих,
И по черному озеру мечутся
Души темных оленей моих.
Я бегу, спотыкаясь и падая,
По змеиным камням, при луне,
Я питаюсь корнями и падалью,
И прекрасное чудится мне.
В этом мире неясное чудится,
А другого не будет вовек.
Я очнусь, волосатое чудище,
И завоет во мне человек.
И не знаю я, чем это кончится,
И покажут ему, или сам
Будет он тосковать в одиночестве,
Пробегая по темным лесам.
02.12.1963
В историю русской литературы имя Константина Кузьминского вписано навсегда. Место его в истории культуры предстоит еще осознать потомкам.
