* * *
Это август. И сочная зелень его тяжелее,
Чем кольчуги ярмо на древесных могучих плечах,
И гиганты под бременем листьев сгибаются, млея
В пряно-жгучих, слепящих, ещё не остывших лучах.
Это августа взор, как лазурное море, беспечен,
И обманчиво-кроток, и бархатно-нежен подчас,
Но в глубинах его притаился, никем не замечен,
Ледовитый осколок, попавший нечаянно в глаз.
И горчащие слёзы струятся, смывая беспечность,
И кровавый их след на рябиновых рдеет щеках…
Это август – исчадие лета, его быстротечность,
Синеглазая бестия в тёмно-зелёных шелках.
* * *
Срок годности зимы истёк.
Февраль за половину
Перевалил и занемог.
Газетный ёжится ларёк,
Пеняя на ангину.
Промозглый ветер вдоль аллей
Обследует беседки…
И всё настойчивее, злей
Болят к весне у тополей
Обрубленные ветки.
* * *
Что за радость - в блёстках лужи
Перья сизые пушить!..
Голуби! Промчались стужи -
Можно жить, да не тужить!
На сухой квадрат асфальта
Бросит кто-нибудь пшена…
А над здешним миром – даль-то!..
Синева!.. И вышина!..
Много ль нужно птахам малым?
Воля, пара крепких крыл…
И чтоб пахло снегом талым.
И чтоб Боженька любил.
* * *
Кто там глядит в микроскоп
на мираж этот:
Как проникает рассвет за черту ночи,
И суета обживает пятно света,
Словно заполнить собой пустоту хочет?
Птицей встревоженной бьюсь о стекло неба,
Рыбкой потерянной бьюсь о стекло утра –
Может, минуют раскаты Его гнева,
Может, устроится всё, как всегда, мудро.
* * *
Поздняя осень. Тусклые краски.
Мама везёт карапуза в коляске
Вдоль по дорожке скучного парка.
Кроха таращит глазёнки. Не жарко.
Снег накануне пробовал местность:
Ладно ль ложиться на эту поверхность,
И не шуршит ли ложе из листьев…
День ускользает с проворностью лисьей.
Птичья ватага громко щебечет,
Чтоб рассчитаться на чёт и на нечет;
Перемещаются с ветки на ветку,
Ловко освоив кустарника клетку.
Говор пичужек ясен младенцу,
Он подражает любому коленцу,
И расправляет – маме поверьте –
Крылышки ангела в детском конверте.
* * *
Где бродила пустырями безлюдными,
Где цвели под солнцем розы ветров,
Где осеннею тоской бесприютною
Был пронизан воздух, чист и суров,
Где латала свет цветными заплатами
Из непрочной ткани тщетных надежд,
Где столетних зим слыла завсегдатаем,
Облачившись в панцирь скорбных одежд,
Где нанизывала будней жемчужины
На судьбы своей сермяжную нить,
Там бегут ручьи, весною разбужены,
Чтоб внезапно суть вещей изменить,
Чтоб прозрели городские окраины,
Чтобы жизнь текла легко, как слеза,
Чтоб с бесстрашным любопытством проталины
В бездну неба распахнули глаза.
* * *
Асфальт лежит?! Асфальт бежит
По площадям и переулкам –
На автостраде деловит,
Во дворике беспечен гулком.
Асфальт молчит?! Асфальт кричит
О том, что небо бесконечно
И тайной манит, как магнит,
А жизнь хрупка и быстротечна.
Неуязвим?! Нет, он раним,
Беспомощен и смертен тоже –
От ветра времени над ним,
Смотри, пошёл гусиной кожей…
* * *
Всё о зиме… А что зимы важнее
На этой злободневной широте,
Затянутой удавкою на шее,
Иль шарфиком в кромешной суете?
Как о зиме?.. Нарежь морозный воздух, -
Пусть каждому достанется ломоть, -
А после жуй зубами зданий острых
Лилово-вечереющую плоть…
Залей до дыр зачитанные будни
Сиропом памяти, и, настояв сперва,
Глотками пей от немоты простудной,
Чтоб в горле не артачились слова…
Так говори, дыханьем грея руки,
На языке белёсых тополей,
Дробящимся на городские звуки,
Чужие лица, вспышки снегирей…
Так говори, как на листы без меры
Ложатся дни цепочками шагов -
Эпохи ненасытной пионеры,
Ушедшие в снега от берегов…
Что до зимы, она всегда проходит,
Однако не проходит никогда…
Затёрт во льдах бумажный пароходик,
Послание несущий сквозь года.
