I
В 1926 году достопочтенный и богобоязненный человек, которого именовали Мулла Мурад (Mullah Murad), проживавший в священном для шиитов городе Мешхеде, снялся с места и со всеми своими чадами и домочадцами двинулся в путь. Дорога была дальней, но он прошел ее до конца, хотя и трудно ему было двигаться - ибо Мулла Мурат вступил уже в восьмой десяток лет жизни, дарованной ему Аллахом.
И достиг он Иерусалима, и поселился там, и его подворье стало местом, куда приходили евреи персидские и бухарские, потому что Мулла Мурад был родом из еврейской общины, силой обращенной в Ислам в 1839 году, и прослышал он, что в Палестине теперь есть "... еврейский очаг ...", и отправился он к этому очагу, и стал там известен как рабби Мордехай бен Рафаэль Аклар, человек премудрый и справедливый.
А в том же 1926-ом в семье переселенцев из Америки, Морриса и Голды Меерсонов, родилась дочка Сарра. Она стала вторым ребенком Меерсонов - у них уже был сын, Менахем – и денег стало сильно не хватать. Голде пришлось брать на дом стирку для соседей – хотя ее муж в то время работал бухгалтером в маленькой конторе в Иерусалиме, но платили ему плохо.
Она, однако, не унывала.
Ее родители перебрались в Америку из Киева, неплохо там прижились, и Голда – в то время она носила фамилию Мабович – росла в Милуоки в относительном достатке. Но мысль о "... еврейском очаге ..." вошла ей в душу так глубоко, что она обменяла этот достаток на нелегкую жизнь в сельскохозяйственной коммуне в Изреэльской долине.
Там она и работала на земле, и к тому же, будучи человеком глубоко убежденным в великой силе социалистических идей, оказалась представителем своей коммуны вo Всеобщей федерации трудящихся Палестины.
Коммуну, тем не менее, пришлось оставить.
Муж Голды Меерсон свалился от тяжелой малярии. Оставаться в этих местах ему не рекомендовалось – и пришлось семье перебираться в Иерусалим. Голде Меерсон теперь надо было и тянуть на себе дом, и растить детей, но, тем не менее, у нее хватило сил продолжать заниматься общественной работой. У нее это хорошо получалось.
B 1928 Голда Меерсон возглавила женский отдел Всеобщей федерации труда ишува.
II
Слово "ишув" старое, встречается еще в Талмуде, а на русский может переводиться по-разному: и как "заселенное место", и как "заселение определенного места", и как "население". К 20-м годам ХХ века словом "ишув" называлось еврейское население Палестины, причем, различался "старый ишув" – еврейские общины, которые жили в Иерусалиме с незапамятных времен и существовали в основном за счет филантропии (их поддерживали взносами, собираемыми в диаспоре) – и "новый ишув", то есть люди, которых двинул в Палестину "... призыв Герцля ...".
В этом смысле и Мордехай бен Рафаэль, и Голда Меерсон могли считаться представителями "нового ишува”, но понятно, что молодая женщина, одержимая идеями социализма, и реб Мордехай отличались друг от друга, как день и ночь.
Новый ишув вообще был разнообразен просто до невозможности.
Он формировался иммиграционными волнами – каждая такая волна на иврите именовалась "алия" – “восхождение”. Собственно, само понятие "восхождения" существовало задолго до начала движения сионистов. Жизнь в библейской "Стране Израиля" религиозными людьми рассматривалась как высокая цель, и издавна еврейские общины селились в "святых городах" – Иерусалиме, Хевроне, Цфате и Тверии.
Ну, а в Иерусалиме евреи и вовсе составляли большинство населения.
Так вот, первая значительная алия из России в Палестину началась еще до Герцля, в 1882, и к жизни была вызвана погромами.
K 1903 году в турецкую еще Палестину переселилось около 35 тысяч человек.
Волна еврейской эмиграции в 1904 вообще резко усилилась – сказался кишиневский погром. Большая ее часть двинулась через океан, в сторону Америки – но некий ручеек отделился и пошел в Палестину.
Были это, в основном, идеалисты.
Уезжая из России навсегда, они кое-что увезли с собой – скажем, эсеровскую идею социалистических сельскохозяйственных коммун. Дгания, самый первый киббуц, был основан на полном равенстве, полной общности имущества и полном отказе от наемного труда, и все последующие в той или иной мере строились по той же модели.
Считалось, что это создает новый тип евреев – свободных тружеников и землепашцев.
Революция 1917 отрезала Россию от остального мира, и "вторая алия" потеряла самый крупный источник пополнений – но в 20-х годах пошла "третья алия" из Польши и Румынии.
Эти переселенцы и думать бы не думали о "восхождении", но жизнь заставила.
Новые государства, возникшие в Европе после Первой Мировой Войны, к своим национальным меньшинствам отнеслись без восторга, старались их выдавить – и в результате к 1926 году еврейское население Палестины по сравнению с 1918 почти удвоилось и превысило 100 тысяч человек.
Жизнь была трудной – многие уезжали.
B Палестине не было ни промышленности, ни торговли, ни развитого сельского хозяйства. Каждый, даже самый неудобный участок земли, приходилось сначала выкупать по сильно завышенной цене, а потом неимоверным трудом делать пригодным к обработке.
Но понемногу труд стал приносить плоды – появлялись все новые поселения, складывались городки, трудами доктора Вейцмана в Палестине был основан университет, в школах, даже в маленькой Дгании, преподавание шло на иврите. Таким образом, Голду Меерсон и рабби Мордехая бен Рафаэля объединил общий язык.
Но понятия, которые они на нем выражали, совпадали очень мало.
III
В 1927 был опубликован роман Жаботинского "Самсон-Назорей". Книга была написана на русском и частями публиковалась в "Рассвете", в то время – еврейской эмигрантской газете, выходившей в Европе, сперва в Германии, а потом – во Франции. Тираж у нее был невелик, в пределах тысячи экземпляров, но Жаботинский состоял членом ее редколлегии, и, по-видимому, потому "Рассвет" и выбрал.
Вообще-то непонятно, каким образом у него нашлось время на литературную деятельность – его главным занятием была политика.
Но, как бы то ни было, роман он написал. Сюжет взят из библейской Книги Судей. В иудаизме есть понятие "назорей" — "посвящённый Богу"— это человек, принявший обет, и в числе прочих наложенных на себя ограничений, он не стрижет волосы.
Действие происходит в Земле Обетованной, и живут в этой земле и иудеи, которым земля эта была обетована Господом, и все еще уцелевшие остатки туземных племен. Hо правят тут филистимляне, народ, пришедший с моря, и правят они железной рукой - иудеи же, потомки Иакова, разделены на 12 колен.
И вот, родился в колене Дана мальчик, которому дали имя Шимшон (Самсон в русском переводе Библии), и обладал он с детства необыкновенной силой. И водил он дружбу с филистимлянами, и любил их строй и обычай, и надумал жениться на филистимлянке, и так и случилось – но нарушил его тесть свое обещание, и уже после заключения брака отдал свою дочь другому.
И оскорбился Самсон, и начал великую с филистимлянами свою распрю – ну, и так далее, все по Библии ...
Не нужно никаких литературоведческих исследований для того, чтобы понять "подкладку" романа – она понятна и так. Ну, конечно же, филистимляне – это англичане, и Самсон - это сам Жаботинский, и в его глазах "... нарушение обязательства по уже заключенному браку ..." просто вопиет к небесам, и требует отмщения.
Но роман не сводится к конфликту с филистимлянами – есть в нем и колена Израилевы, от единства далекие, цели свои понимающие по-разному, и меж собой нередко враждующие. Тут, конечно, тоже просматривается аналогия – ишув делился на группы и фракции, насчитывал добрую дюжину партий, и споры нередко принимали личный характер.
Скажем, к середине 20-х мнения Жаботинского и доктора Вейцмана в отношении "... брака по расчету ..." разошлись.
Вейцман стоял за сотрудничество с Англией, Жаботинский же считал, что сотрудничество с Англией себя исчерпало – но оба они оказались перед лицом нового фактора – набирающих силы рабочих профсоюзов.
В романе Жаботинского партии ишува представлены в виде колен Израилевых:
"... Иаков, отец наш, разделил свою душу между сынами и внуками: вкрадчивое очарование свое отдал Ефрему; страсть любовника, покоряющую женщин, - Вениамину; жажду скитания, создающую новые города, – Дану ...".
А дальше там говорится о самом многочисленном из них всех – колене Иуды:
"... Ho свой дар сновидца и свое упорство погони за невнятными снами [Иаков] завещал Иуде; и, как он, пойдет Иуда, ради невнятного замысла, на раздор и с отцом, и с братом, и с Богом; и схитрит, и солжет – и изменит, ... и предаст лучшего и ближайшего, ради того замысла, на неслыханные муки ...".
Этот абзац – на редкость достоверный портрет Давида Бен Гуриона.
IV
В 1926 году ему исполнилось 40 лет, и к этому времени он был известной фигурой уже лет пять - в конце 1921 его ввели в состав секретариата Общей федерации рабочих Палестины.
Путь, пройденный им к этому времени, был поразительно извилист.
Давид Бен-Гурион родился в Плонске, в семье Авигдора Грина, судебного писца. Мальчика в школу отправили в 5 лет. Учился Давид Грин хорошо и в 1904-ом, в возрасте 18 лет, уехал в Варшаву. Город считался третьей столицей Российской Империи, сразу после Петербурга и Москвы – там были хорошие учебные заведения, и юный Давид Грин попытался поступить в политехникум.
Толка из этого не вышло, и тогда, в 1906, он уехал в Палестину.
Там он поработал как сельскохозяйственный рабочий, как грузчик на винном заводе, как охранник, как журналист в рабочей газете в Иерусалиме.
И там-то и стал подписываться как Давид Бен-Гурион.
К концу 1911 он проникся мыслью, что "... палестинские евреи должны принять турецкое подданство и бороться за свои интересы через государственные институты Оттоманской Империи ...". И вообще, он собирался стать депутатом турецкого парламента, в связи с чем начал изучать турецкий язык, а в 1912 с блеском сдал вступительные экзамены в школу права при Стамбульском университете.
Свой пылкий турецкий патриотизм в 1914 он попытался подтвердить делом – предложил создать еврейскую военную часть, которая должна была сражаться на стороне Турции.
А когда турки эту идею отвергли и выслали его из Палестины, он пробовал уговорить Трумпельдора отказаться от присоединения к англичанам, а когда это не удалось – уехал в США и попытался там создать еврейское военное формирование.
Ну, не удалось и это ...
Тогда Давид Бен-Гурион вступил в "легион Жаботинского", который формировался в Англии, был очень быстро произведен там в капралы, за 4-х дневную самоволку разжалован в рядовые, переведён в другую роту, а еще через несколько дней "... получил месячный отпуск, из которого не вернулся ...".
Прибавим к вышесказанному еще один эпизод: в 1908 Давид Бен-Гурион – в то время все еще Давид Грин – возвращался из Палестины в Россию, потому что он числился военнообязанным, a семьи "уклонистов" штрафовались на огромную по тем временам сумму в 300 рублей.
Kак и положено новобранцу, он присягнул на верность российскому царю – но очень скоро дезертировал прямо из военного лагеря, и перешел границу с Германией по фальшивым документам, явно заготовленным заранее.
В общем, картина получается такая: в период с 1908 по 1918 Давид Бен-Гурион принес три клятвы верности: Российской Империи, Османской Империи и Британской Империи. Османы его клятву не приняли, а две другие он нарушил сам.
Так что прав был Жаботинский - "... и схитрит, и солжет - и изменит ...". Но остается ведь еще и "... упорство погони за невнятными снами, и невнятный замысел ..." ради которого пойдет Бен-Гурион хоть на край света?
Да. Замысел был.
Tолько он не был невнятным, а очень даже отчетливым.
V
Теодор Герцль дал евреям Мечту. Ну, мечта – дело неясное, и неверное, и фантастическое, и не для практичных людей. Но нашлись и такие, которые этой мечтой – еврейское государство для еврейского народа – увлеклись просто до самозабвения, и назвали они себя сионистами.
Хаим Вейцман дал сионистам Хартию. Крупный ученый, он оказался еще и замечательным дипломатом, великим мастером по "... сглаживанию углов ..." – и умудрился подвести под Мечту некую юридическую базу в виде Декларации Бальфура.
Владимир Жаботинский создал Легион. Он был удивительно одаренным человеком, прямо-таки впору эпохе Ренессанса – сразу и писатель, и поэт, и оратор, и публицист, и переводчик, и публицистику при том писал на иврите, а художественную прозу – на русском, а для политических речей свободно использовал идиш.
А впридачу ко всему этому он был одарен исключительно трезвым умом. В новой Европе, той, что образовалась после Первой мировой войны, Жаботинский увидел новые, националистически устроенные государства, ощетинившиеся оружием. И он пришел к выводу, что в этом волчьем мире еврейскому народу без меча не выжить.
Давид Бен-Гурион, конечно, не мог состязаться ни с Герцлем, ни с Вейцманом, ни с Жаботинским. Но он взял Мечту, Хартию, и Легион – и начал строить из них Аппарат.
Дом за домом – так строились поселения. Посаженное дерево следовало за деревом – и так осваивалась земля. А отделы Всеобщей федерации труда шаг за шагом брали на себя организацию и управление строительством.
Tак создавалось руководство.
А во главе этого руководства, с муравьиным упорством и изворотливостью ящерицы, Давид Бен-Гурион поставил себя.
(продолжение следует)
Напечатано: в журнале "Семь искусств" № 7(64) июль 2015
Адрес оригинальной публикации: http://7iskusstv.com/2015/Nomer7/Tenenbaum1.php
