Автор впервые публикуемых здесь стихотворных сочинений Александр Иванович Юшков (1866 - 1932) – историк - археограф, ученик, друг и сподвижник В.О. Ключевского, библиофил, переводчик,литератор.
А.И. Юшков родился в 1866 г. в городе Тобольске - тогдашней столице Сибирской губернии. Здесь отбывали ссылку декабристы А.М. Муравьев, И.А. Анненков, М.А. Фонвизин, Ф.Б. Вольф, С.Г. Краснокутский, В.К. Кюхельбекер и др. В Тобольске родились: химик Д.И. Менделеев, сказочник П.П. Ершов, композитор А.А. Алябьев. Через тобольскую каторжную тюрьму в разное время следовали этапом Ф. Достоевский, В. Короленко, А. Солженицын.
Отец А.И. Юшкова, Иван Николаевич Юшков (1833 – 1877) - выпускник Тобольской семинарии, учёный - статистик и этнограф, редактор «Тобольских губернских ведомостей», секретарь Тобольского губернского статистического комитета явился основателем первого в Сибири краеведческого музея (ныне Тобольский Государственный историко - архитектурный музей - заповедник).
Ежегодник Тобольского Губернского музея, состоящего под августейшим Его Императорского Величества покровительством, год 23, вып. XXV, 1915, Тобольск, Типография Епархиального братства, 1915, титульный лист, с.2, 3.
Обучаясь в первых классах гимназии, А. Юшков вместе с братом Пантелеймоном выпускал домашний рукописный журнальчик «Забава» с собственными рисунками, где помещал свои гимназические стихи и поэмы.
По окончании гимназии 17-летний Александр отправился учиться в далёкую Москву. О своем путешествии из Тобольска в Москву А.Юшков красочно рассказывает в письмах к родным и ведет дневниковые записи.
В 1883 г. он поступает на историко - филологический факультет Императорского Московского Университета, где курс истории читал профессор В.О. Ключевский. Конспекты его лекций, сделанные Александром Ивановичем и признанные каноническими, будут использованы при издании книги В.О. Ключевского «История сословий в России».
В декабре 1887 г., за полгода до окончания курса, после студенческих волнений, завершившихся закрытием университета («Брызгаловщина»), А. Юшков один со всего факультета был исключён из университета попечителем Учебного округа Капнистом «за революционный образ мыслей» и предназначен к высылке в Харьков. Лишь благодаря энергичному заступничеству декана факультета, профессора В.О. Ключевского А. Юшков был вновь допущен к занятиям в университете, который он заканчивает со степенью кандидата.
После окончания Московского университета А.И.Юшков поступает на службу в Московский архив Министерства финансов на должность помощника архивариуса (1879 г.). Затем он последовательно переводится на должности коллежского секретаря (1889 г.), титулярного советника (1892г.), надворного советника (1900г.) в соответствии с чиновничьей табели о рангах.
На протяжении ряда лет Александр Иванович преподавал историю в московских гимназиях, был членом Общества истории и древностей российских при Московском университете.
Письмо Н.Крылова из Московского книжного магазина братьев Зензиновых А.И.Юшкову по поводу книг “Всеобщая история “ Вебера от 12 декабря 1896 г.
С 1895 года он назначается податным инспектором Бронницкого уезда Московской губернии. В 1896 году А.И. Юшков был награждён серебряными медалями в память царствования императора Александра III и в память Св. коронования императора Николая II. В 1898 г. пожалован орденом Св. Станислава 3 ст. - за труды по первой всеобщей переписи населения в 1897 г. В 1903 г. за выслугу лет удостоен орденом Св. Анны 3 ст.
Спустя несколько лет А.И. Юшков производится в статские советники, возвращается в Москву и назначается на должность начальника отделения Московской казённой палаты, становится заместителем управляющего. Ему и его семье была предоставлена квартира на Пречистенском (ныне Гоголевском) бульваре, в доме №17.
В мае 1913 г. А.И.Юшков приглашается на «торжества в дни пребывания Их Императорских Величеств в Москве» по случаю 300-летия Дома Романовых, а в августе 1914 г. - в Большой Кремлевский Дворец «к высочайшему выходу». Оба пригласительных билета, соответственно № 88 и № 4927, подписаны Московским Градоначальником, свиты Его Величества Генерал - Майором Адриановым.
Основной научный труд А.И. Юшкова - «Акты XIII – XVII веков, представленные в Разрядный Приказ представителями служилых фамилий после отмены местничества» (ч. 1. 1257 - 1613 гг.) был выпущен Обществом истории и древностей российских в 1898 г. После смерти В.О.Ключевского Александр Иванович взял на себя труд по редактированию его книги «История сословий в России», которая вышла в 1912 году со вступительной статьей А.И.Юшкова.
Много времени и сил А.И. Юшков уделял переводам с греческого, английского. В Отделе рукописей Российской Государственной библиотеки хранятся рукописи его переводов «Одиссеи» Гомера, романа В.Скотта «Редгонтлет» (фонд Юшкова, Ф. 416). Там же находится машинопись его сочинения по теории хронологии «В защиту юлианского календаря. Историко - космографическое исследование» (1923 г.), а также обширный эпистолярный архив. В 1910 - 30 - ые годы он выступает, как автор остро антиклерикальных, сатирических стихотворных сочинений.
Поэма «Сказ о Блаженном», написанная в 1919 - 24 гг., - своеобразный итог работы историка - археографа над русским фольклором. Действие поэмы относится к русскому средневековью, к эпохе Ивана Грозного. В поэме нет буквальных заимствований. Фольклорный материал, привлёкший внимание А.И. Юшкова, подвергся творческой переработке, мотивы и образы народной поэзии органично вошли в художественный мир «Сказа».
На публикацию «Сказа», впервые увидевшего свет на страницах журнала «Мир библиографии» (№№1, 2 за 2011 г.), пришел отклик из родного города А.И.Юшкова. Заведующая научной библиотекой Тобольского музея Г.В.Лепова в письме к ответственному редактору журнала Н.Н.Майданской пишет: “… журнал публикует поэму «Сказ о Блаженном». Ее автор – ученый - историк, археограф, переводчик Александр Иванович Юшков. Естественно, это сын Ивана Николаевича Юшкова, основателя нашего музея. К тому же, А.И.Юшков – уроженец Тобольска. Публикацию и биографическую справку о А.И.Юшкове подготовил Э.Ю.Элькинд, внук А.И.Юшкова. Конечно, имена этих людей были известны, и некоторые материалы уже были опубликованы ранее (Коньков Н.Л. Иван Николаевич Юшков //Лукич. - 2003. - №2, 3), но всегда интересны новые дополнительные данные. Последняя публикация позволяет нам также увидеть лица сына и правнука И.Н.Юшкова … “
Ниже приводятся тексты шести сохранившихся в личном архиве А.И.Юшкова стихотворных сочинений (оригиналы этих и других рукописных и машинописных стихотворных текстов также хранятся в Отделе рукописей РГБ): “Нищий “, “Император Юлиан“, “Путешествие Св. Иоанна, архиепископа Новгородского во святой град Ерусалим “, “Отшельник “, “Видение епископа “ и “Среди волнений и терзаний… “
Нищий
У дверей церковных в рубище негодном
Он стоит и молит о насущном хлебе,
Именем Христовым просит подаянья
И возводит взоры к праведному небу.
Что, бедняк несчастный, что тому причиной,
Что лишен ты крова и насущной пищи?
Что покинут всеми и нуждой гонимый,
Стал ты у порога здесь голодным нищим?
Горькая ли доля и болезнь лихая
Молодую силу рано надломили?
Чарочка ли злая или лень и праздность
Мужика сгубили, по миру пустили?
Или же, быть может, ты всю жизнь трудился,
На других работал, делал, что умеешь;
А теперь пред теми, на кого работал,
Ты больной склонился и взглянуть не смеешь!
Ведь не ты - ль в крестьянстве до седьмого пота
Целый день трудился над родною нивой?
Что ж так равнодушно все тебя проходят -
Все, кому ты прежде вечно был поживой?
С миной безучастной или с важным видом
Мироед - кабатчик, фабрикант в одежде
Чистой и изящной, подадут монетку;
Ты ж - им снова в пояс, как бывало прежде!
Странное сравненье: ты весь день голоден,
А у нас, быть может, вдоволь всякой пищи;
Но у нас с тобою все-таки есть сходство:
Нищие вы телом, мы же – духом нищи!
26 февр. [1890 г.]
Император Юлиан
1
Весь лагерь горестью убит,
Подавлен и смущен:
Там цезарь раненый лежит;
Смертельно ранен он!
2
Так молод он, исполнен сил!
Так доблестен и смел!
Умело в бой он рать водил
И побеждать умел.
3
Щадя за доблесть и врага,
Он воинство берег.
Всем – друг и первый всем слуга
Он – цезарь - полубог!
4
Но полубогу самому
Всех смертных рок сужден…
Спасенья нет уже ему:
Смертельно ранен он!
5
Пред смертью не трепещет он,
И ясен бодрый ум.
Дух Юлиана удручен
Иных напором дум.
6
Его сподвижники стоят
Поникнувши главой.
Угрюмы лица. Все молчат –
Что скажешь в час такой?
7
«Друзья, прощальный вам привет!
В далекий путь иду –
Туда, отколь возврата нет
Царю, как и рабу.
8
Квириты, смерть мне не страшна,
Но дух во мне уныл:
Была ли честь сбережена?
И правде ль я служил?
9
Я ненавидел христиан.
Загадкой для меня
Была их вера. Вражий стан
Себе в них чуял я.
10
Да, непонятна вера их
И страшен их успех:
Христианин покоен, тих,
Но побеждает всех.
11
Наш светлый мир ему претит,
Ему он зло и скорбь;
Лишь к небу он свой взор стремит,
Лишь душу чтит, не плоть!
12
Идет с улыбкой на костер,
И имя лишь Христа
Твердят вперивших в небо взор
Страдальцев их уста.
13
Я буйных варваров смирил,
Я был грозой для них,
Но христиан поток залил
И варваров самих.
14
Желал меня дориносить
В восторге бурный Рим…
Но вот, готовый смерть вкусить,
Сомненьем я томим.
15
А ты, античный чудный мир!
Как я тебя любил!
Героев мир, мечей и лир,
И царственных могил!
16
Мир красоты! Гомер, Сократ…
Что может выше быть?
А эти люди не хотят
Ни знать вас, ни любить!
17
О, как хотел я отстоять
Античный идеал!
Но вот теперь хочу познать –
Я победил иль пал?
18
В моей деснице меч, а там –
Молитва и любовь;
Здесь – жертвы пышные богам;
Там – мучеников кровь.
19
Вотще ты, цезарь Юлиан,
Труды свои понес.
Усилья тщетны! Христиан
Поток все рос и рос,
20
И весь он мир заполонил.
И вижу я, слепец –
Бороться с ними нету сил!
Язычеству – конец!»
21
И беспомощно опустил
Он долу взор свой тут,
И скорбный ропот прекратил
На несколько минут.
22
Умолк. Не в силах продолжать
Главу склонил на грудь
Он, колесо фортуны вспять
Бессильный повернуть.
23
И слезы капают из глаз,
И жалок он, и тих.
И видят все: настал уж час,
И близок страшный миг.
24
И вдруг он мощный глас вознес,
Рыдая и стеня:
«О, галилеянин Христос!
Ты победил меня!»
1927 г.
«…Смутясь, св. Иоанн сел на него и тот
помчался по воздуху, как вихрь.
Наложенное на него наказание бес
исполнил, доставив св. Иоанна обратно
в Новгород еще до окончания ранней
обедни, и св. Иоанн снял тогда с него
крест.
Изображением этого события и
расписаны (очень грубо) стены
кельи».
В.П. Ласковский: «Путеводитель по
Новгороду», Новгород, 1910, стр.64.
Путешествие
Святого Иоанна, Архиепископа Новгородского
во святой град Иерусалим
Святою жизнью важный сан
Свой возвеличил Иоанн,
Архиепископ Новгородский.
Бесов и хитрый ков бесовский
Он всесторонне изучил;
Их вражьим штукам и проказам
Мешать великий мастер был.
Бог умудрил владыкин разум
Их злую силу побеждать
И славно посрамлять.
Однажды он вечерню слушать
В Хутынский ездил монастырь,
А возвратясь, едва покушать
Успел, как сел уж за псалтырь.
Но утомились старца очи –
Читать псалтырь не стало мочи,
Да и пора была уж к ночи –
И вздумал он вздремнуть.
Уже порты владыка сдернул.
Разок на сон грядущий перднул,
Готов уж был уснуть.
Как вдруг он слухом изощренным
В углу услышал отдаленном,
Где умывальная лохань,
Какой-то плеск, и визг, и брань.
И так уж сильно там шумело,
Что он решил узнать, в чем дело.
«Коли не мышь, то верно бес!»
Решил владыка и полез
Проверить умудренным оком,
Что в рукомойнике глубоком
Скребется громко так.
«Ну, так и есть! Ах ты, рогатый!
Куда забрался ведь проклятый!
Но этот бес совсем дурак,
Коль сдуру сам в лохань забрался!
Попался, милый мой, попался!»
И, закрестивши крышку, в миг
Тем бесом овладел старик.
«Теперь никак не увернешься:
В сосуде скован ты крестом,
И в адский боле свой содом
Уже во веки не вернешься!
Сиди!»
И на ночной диван,
Да сон вкусить свой стариковский,
Вернулся снова Иоанн,
Архиепископ Новгородский.
А бес униженно пищит,
А бес взывает из сосуда:
«Владыко! Выпусти отсюда!
Ведь, как в мешке я здесь зашит!
Навек тебе покорен буду,
Чем только хочешь, отслужу,
Что хошь с морского дна добуду,
В Ерусалим тебя свожу!»
- «Свезешь?» владыка изумленный
Лихого черта вопросил.
«Сей град вельми есть отдаленный,
И у тебя не хватит сил».
- «Спокоен будь! И уж обратно
К заутрене мы обернем!
Бывал я там неоднократно.
Чрез час мы будем там вдвоем.
Лишь облегчи мою ты долю!»
- «Ну, что ж! Я буду очень рад!
Ты, чертов сын, я вижу, хват.
Коль сдюжишь – отпущу на волю
Соврешь – виновен буди сам.
А все-же – молодчина вор-то!»
И на услужливого черта
Воссел владыка Иоанн.
Се диво дивное творится!
Коль славен Боже христиан!
Верхом на черте вихрем мчится
По поднебесью Иоанн,
Архиепископ Новгородский,
В скрижалях, в белом клобуке,
В очках и с четками в руке,
И мирно требник свой поповский,
Ничто-же не сумнясь,
Читает он. Лишь мимоходом,
Стремясь по небу быстрым ходом,
Луну погладил, да не раз
При встрече с изумленной галкой
Бил по затылку ее палкой.
И вот открылись перед ним
Уже святого стогны града:
Священный град Ерусалим,
Всех праведных сердец отрада,
Готов принять его. Лишь час –
Едва вечерний луч угас –
От стен велика Новограда
Он мчался до святого града.
Он в Соломонов Храм вошел,
Святому поклонился гробу.
Меж тем облитый потом бес
На паперть за владыкой влез;
Пыхтя, он отдыхал у входа,
И, длинный высунув язык,
Дразнил монахов, озорник.
Монахи же владыку встрели
И «испола» ему пропели.
- «Ну, марш теперь в обратный путь,
Коли успел уж отдохнуть!»
И взвился черт, и вновь ограда
Святой Софии Новограда
Владыкин восхитила взор.
- «Вот и Софийский двор!
Довольно быстро мы летели –
Как раз к заутрене поспели!
Сдержал ведь слово, вор!»
И сим вояжем восхищенный,
Ездою быстрой освеженный,
Владыка с беса соскочил,
За резвость беса похвалил
И выгнал в пекло, во-свояси.
И тут же, в мантии и в рясе.
К заутрене пошел.
Пусть помнит всяк сей сказ правдивый
И праведник, и нечестивый –
Каков урок был бесу дан,
Как побеждать умел бесовский
Враждебный ков – наш Новгородский
Владыка Иоанн!
Отшельник
Духовной жаждою томим,
В пустыне влёкся я,
Но «шестикрылый серафим»,
Ни просто б хоть свинья,
Не попадались на пути,
И шел я одинок.
Но я уже устал идти
И вовсе изнемог.
О, если б праведник предстал
Очам моим теперь
И словом вещим указал
Мне к правде вечной дверь!
Подумал лишь – и вдруг вдали
Увидел старца я:
Длиннобородый, весь в пыли,
И тощий, как игла.
Он с видом мудрыя совы
На встречу прямо шел,
Осанкой строг, а верх главы
Был, как колено гол.
«О, старец благостный! Открой
Мне к правде вечной дверь,
Да возликуют пусть со мной
И человек, и зверь!»
Мудрец поправил волоса,
Смахнувши с носа мух,
И вот какие словеса
Ловил смущенный слух:
«Ни бога нет, ни черта нет,
Но есть могучий царь –
Не дух, не плоть, - а лишь предмет,
Лишь раскаленный шар.
Внемли же истине, внемли:
Се - царь и властелин,
Лишь он - творец и Бог земли,
Причина всех причин.
Отец живому он всему,
Доколе не погас,
И древние, молясь ему,
Мудрее были нас.
Вот над тобой сияет он
И тварей всех живит,
Ему не нужен твой поклон,
Не требует молитв.
Мы - дети солнца, но давно
Ушли мы от отца,
С тех пор мы видим лишь одно -
Исканьям нет конца.
Религий натворили мы
И всяких злу преград, -
Но, как и встарь, во власти тьмы
Толчемся наугад.
Иссяк «от чресл Иуды вождь»,
И, став простым жидом,
Он сгинул, как июньский дождь
Под солнечным лучом.
Пророки все перевелись,
И церкви пали в прах.
И никогда не вознестись
Им вновь, врагам на страх.
Да, изменилось все с тех пор.
Теперь попы всех стран –
Не демонов уж грозных хор,
А стая обезьян.
И наступает век иной,
Восстал свободный дух,
И над тобой, и надо мной
Иное чует слух.
Все веры – суеверий рой,
И в прошлом, и теперь.
Ты вопиял мне: «Дверь открой»,
Изволь - открыта дверь».
Как громом оглушен я был
И, как дурак, молчал,
Но, наконец, возобновил
Дар слова и сказал:
«Какую мне, о господин,
Поднес ты болтовню?
Я церкви верных - верный сын,
Ужели изменю?»
Громовый хохота раскат
Послышался в ответ,
Как будто вешний водопад
Из горных хлынул недр.
«Ну, распотешил ты меня!
Ты, как цыпленок, глуп
И стоишь ты, чтоб и тебя
Швырнуть в кипящий суп.
Знай: церковь верная твоя –
Гниющий, смрадный труп».
И я ему: «Скажи, монах,
Ты что за человек?
Среди кого, в каких странах
Свой долгий прожил век?
«Я был и поп, был и монах, -
Я и теперь таков,
Но свет воссяк в моих очах
И проклял я попов.
Земной совлекся суеты,
Небесным пренебрег,
Извергнулся из волн мечты
Я истины на брег».
И я ему: «Скажи, монах,
Так стоит ли и жить?
Изверившись в былых богах,
Кого теперь любить?»
«Люблю я жизнь – и к черту смерть!
Нытья и скуки враг,
Могу любую песню спеть,
И выпить не дурак.
Не прочь я – что греха таить –
Как следует кутнуть,
И, коль уж правду говорить,
Не прочь я и е--уть.
Не укоришь: «Аскет! Монах!»
Но что там не толкуй –
И у монаха ведь в штанах
Не просфора, а х--.
В тиши ночной красотку еть –
Тут, право, нет греха,
А девство и посты терпеть
И вздорные каноны петь –
Сплошная чепуха.
Я мог бы, как и все вокруг,
В пороках потонуть,
Но совесть и свободный дух
Мне указуют путь.
Мне мил и правдолюб, и лгун,
Мне мил земной весь шар.
Я уж старик, но вечно юн, -
Юн потому, что стар.
И молодею с каждым днем –
Ведь знанье добыл я.
Предвижу я, что в мире сем
Не в туне жизнь моя!»
Я вновь растерянный стоял.
Как деревянный пень,
Не чувствуя, как догорал
Прекрасный летний день.
А он ушел, пропал в дали,
Как перед утром мгла,
Длиннобородый, весь в пыли
И тощий, как игла.
Авг. – Сент.
1911.
ВИДЕНИЕ ЕПИСКОПА
1
Пронесся быстро скорбный слух:
Блаженный схимник Исаакий
Почил от треволнений всяких –
Свой богу отдав чистый дух.
2
(Надгробное рыдание)
О, царства божия наследник!
О, сопрестольник горних сил!
Ты ангелов был собеседник,
Наставником монахов был.
Восстань, владыко! О, восстани!
Где кроткий взор? Где кроткий глас?
Ужель уж нет его средь нас?
О, вечно сирых нас оставил!
О, радость наша! Пробудись!
Побудь еще, наш добрый, с нами:
Еще так слабы мы сердцами
И благочестия водами
Вполне еще не напились.
3
Обряд исполнить погребальный,
Последний долг отдать печальный
Почившему намерен сам
Архиерей епархиальный –
Преосвященный Александр.
4
Прибывши в пустынь, он
Над гробом бденье совершил
И проповедь – увы! топорной
Работы – старцам закатил.
Он говорил: «ничьи заслуги
Не пропадают никогда.
Вот налицо пример о, други:
Почтить почившего сюда
Я сам приехал ведь нарочно –
Епархиальный пастырь ваш!
Но почести такой же точно
И каждый инок вправе ждать,
Коль будет жить в труде и страхе
И долг свой честно соблюдать».
5
Главой поникли все монахи –
Не по душе такая речь.
Нет, не таким глаголом жечь
Возможно сердце человека.
6
Но для владыкина ночлега
Где помещение отвесть?
Такую дорогую честь
Чья келия приять достойна?
Решили, что всего пристойней
Персоне столь сановной спать
В новопреставленного келье
И, как могли, для новоселья
Прибрали старцеву кровать.
7
Расположившись на просторе
Слегка владыка отдохнул;
Слегка из фляги потянул
(Ее он не забыл при сборе
В далекий путь); и повторил,
И, повторивши, вновь помыслив,
Преаппетитно закусил
И бденьем долго не тревожил
Себя – улегся, словом, спать.
Увы! Не долго отдыхать
Ему пришлось на ложе старца…
8
Ударил гром. Большой кампан
На колокольне завывает.
Умолкла всяка тварь земная.
Стена разверзлась вековая,
И, горним светом осиянный,
Предстал отшельник богомудрый.
9
Как туча из-за дальних гор,
Предстал он грозный, бледнолицый;
Проникся гневом скорбный взор
И кроткий голубь стал орлицей.
10
«Зачем приехал ты сюда,
Гордец, в наш уголок убогий,
Ни бесполезного труда
Не убоявшись, ни дороги?
Ты разве радость нам принес?
Ты разве с кротостью явился?
Нет, ты с гордынею ввалился,
Превыше лба задравши нос.
Вполпьяна там ты развалился,
Где схимник пламенно молился
И за врагов, и за друзей.
Какой Царю Христу ты воин?
Нет, почивать ты не достоин
В убогой комнате моей.
Что смотришь дураком спросонья?
Уйди скорее вон отсель
И не скверни мою постель
Своею непотребной вонью!
Лукавый сам тебя принес.
Долой отсюда, смрадный пес!»
11
И не теряя время даром, -
Что не минута, то сильней, -
Клюки монашеской своей
Он полновесные удары
Владыке щедро стал дарить.
Не станем уж греха таить:
Забившись в одеяла складки,
Зело струхнул архиерей….
12
И в диком страхе, без оглядки
Из кельи схимника скорей
Дал тягу наш архиерей.
Потом молва гласила злая,
Что будто он, когда бежал,
«В порядке полном отступая» -
Инекскременты потерял.
13
Из старцевой опочивальни
В гостиную он отступил
И там без колебаний дальних,
«Ко мне! На помощь!» - возопил.
Как лист осиновый трепещет,
То жар он чувствует, то знобь,
И зубы отбивают дробь.
А старец хлещет все и хлещет.
14
Сбежались служки, наконец,
И изумились несказанно,
Увидев, что святой отец
Сидит в позиции столь странной.
Он чуть не плакал, весь дрожал
И, запинаясь, лепетал
Невнятно и с улыбкой жалкой:
«Уж я оттуда убежал,
А он за мной – все с палкой…с палкой!»
И сгоряча он рассказал,
Про что уж лучше бы молчал,
Толпе оторопелых служек.
15
Неразговорчив, хмур, угрюм
Владыка совершал обедню.
Наморщен лоб от мрачных дум.
И весь он чуть не болен, бледный,
На посох грузно оперся…
И кое-как, лишь для порядку,
Врал проповедь он с полчаса.
Но всякий про себя украдкой
Чистосердечно повторял:
«Эх, лучше б ты не продолжал!»
16
И точно бремя с плеч свалилось,
Когда чин - чином все свершилось.
Но вот покончили дела…
Домой владыку поманило,
И даже завтрак отменил он.
Звонили вслед колокола,
Но на душе прескверно было.
19.VII.22.
Среди волнений и терзаний…
Среди волнений и терзаний
Вне колеи, на склоне лет,
Переводил я со вниманьем
Твои страницы, «Редгонтлет».
Как ты, о мой роман старинный,
Свою я славу пережил; *)
Но вечер жизни скучно - длинный
Ты коротать мне пособил.
Все-ж гений Вальтер-Скотта мощный
В твоих страницах не погас,
И не скучал я в полунощный,
Работой оживленный, час!
А было от чего забыться:
Страшна действительность, страшна!
Чтоб от нее подальше скрыться,
Мне книга так была нужна.
На склоне лет всего лишенный –
Семьи и средств, друзей, отрад, -
Я, сын Сибири отдаленной,
Вновь чужд, как сорок лет назад!
Так бурно сразу все пропало,
За что всю жизнь я положил,
Что для меня вопросом стало:
Зачем родился я и жил?
Учился, в книгах зарывался,
Страдал, любил и волновался,
Печалью ближнего терзался
И изо всех работал сил?
Я стольким жизням дал начало
И воспитал их, и любил,
А сам теперь – больной, усталый,
Из жизни выбитый бобыль!
И хоть теперь к своей могиле
В болезнях путь я свой влачу,
Но все - же чем-нибудь хочу
Полезен быть, что мне по силе –
И по - сердцу, и по плечу.
Пусть молодому поколенью
Высоконравственный поэт
Доступен будет; пусть за чтеньем
Хотя - б романа «Редгонтлет»
Оно к стезе вернется торной
Любви, и правды, и добра,
И декаденщины позорной
И < неразборчиво > грязи черной
Забудет злые времена!
А ты, о, мой поэт любимый!
О, вечно молодой старик!
Колосс страны своей любимой,
Родной прославивший язык!
Волшебный маг веков минувших,
Сумевший вечным сном уснувших
Из гроба миру вновь явить!
Ты мне давал в прошедшем жить;
Как часто по скалам кремнистым
Своей Шотландии гористой,
По стогнам Англии своей,
Ты - «безымянный Вэверлей» -
Водил меня так терпеливо;
И, будучи ещё дитя,
Воображал светло и живо
Себе твоих героев я.
Прошли года чредой шумливой….
Но и теперь, на склоне лет,
Ты мне, мой царственный поэт,
Даешь немало утешений.
Мне чуден мощный кладезь слов,
И даль волшебная веков,
И трех великих языков **)
Почти непостижимый гений.
23 - 24 сент.
1922
-------------------------------------------------------------------------
*) Роман «Редгонтлет» в европейской литературе пользовался, после смерти автора, меньшей популярностью как слишком проникнутый местным колоритом. В английской литературе считается не ниже прочих известных романов В.Скотта [Примеч. автора].
**) При переводе «Редгонтлета» на русский язык я пользовался, кроме английского текста, ещё двумя превосходными французскими переводами (Дефоконпре и Луи Вивьена) с историческими и литературными комментариями. Витать среди могущественных и своеобразных изобразительных средств этих трех высококультурных языков есть специальное удовлетворение для филолога и переводчика [Примеч. автора ].
Автор выражает глубокую благодарность Н.Л.Лобзевой за помощь в оформлении данной публикации.
Напечатано: в журнале "Семь искусств" № 8(65) август 2015
Адрес оригинальной публикации: http://7iskusstv.com/2015/Nomer8/Elkind1.php
