1.
После революции в советской философии сформировались два направления – «механисты» и «диалектики». Они вели острые дискуссии по проблемам философии естествознания, поскольку тогда они являлись актуальными в связи с большими планами развития промышленности, электрификации и создания современной науки. Без этого невозможно было догнать и перегнать буржуазный Запад.
Естественно, что в их дискуссиях большое место занимала теория относительности. Заметим сразу, что здесь мы встречаемся с самым разным отношением к этой теории. Довольно многочисленная группа философов отвергала идеи физической относительности на научных и философских основаниях. Она рассматривала точку зрения Эйнштейна как шаг назад в эволюции новой физики и вообще научного мировоззрения. Вторая группа стремилась включить теорию относительности в философскую систему марксистского материализма. Третья принимала научный базис идей Эйнштейна и подчёркивала полную совместимость теории относительности с научной и философской системой диалектического материализма.
Механисты и их лидер А.К. Тимирязев (сын великого дарвиниста К.А. Тимирязева) были хорошо знакомы с классической физикой. Сам Тимирязев был профессором физического факультета МГУ и работал в области молекулярной физики. Однако основные его работы были посвящены философским проблемам естествознания и прежде всего физики.
Механисты призывали строить диалектическую философию на естественнонаучной основе, главным образом, на физическом фундаменте. А поскольку в основе всех физических явлений лежит движение, то и физический фундамент должен быть механическим. Поэтому эта группа собиралась строить диалектическую философию естествознания на базе классической физики, в основе которой лежала механика. Естественно, что она не могла принять теорию относительности с её новым взглядом на движение, пространство и время. В то же время Тимирязев в своих работах очень популярно излагал теорию относительности и, таким образом, вольно или невольно способствовал её пропаганде.
Ещё до революции [1] он критиковал теорию относительности за умозрительность. Так же он рассматривал её и в 1920-е годы. В рецензии [2] на книгу А. Эйнштейна «О специальной и всеобщей теории относительности» (общедоступное изложение), вышедшую в русском переводе, Тимирязев подчёркивал, что относительность времени и масштаба при движении в специальной теории относительности являются только допущениями. «Есть ли необходимость, вынуждающая нас безоговорочно согласиться с этими допущениями, с которыми здравый рассудок не может, по крайней мере, сразу согласиться?» – задавал он риторической вопрос. И отвечал: «На это мы можем решительно ответить: нет! Все выводы из теории Эйнштейна, согласующиеся с действительностью, могут быть получены и часто получаются гораздо более простым способом при помощи теорий, не заключающих в себе решительно ничего непонятного – ничего сколько-нибудь похожего на те требования, какие предъявляются теорией Эйнштейна» [2. С. 72]. И тут же делал из этого философские выводы – если время и размеры предметов зависят от скорости движения, «то значит объективно вне нас существующего пространства и времени нет!» [Там же].
Рассматривая общую теорию относительности, Тимирязев утверждал: «Далее для той же цели мы должны подобрать определённое искажение реальной геометрии и приписать ей реальное существование. Из этого делают вывод: любая геометрия эвклидова или неэвклидова есть чистый продукт разума, не зависящий от опыта» [Там же].
И в заключение своей рецензии Тимирязев дал такую оценку теории Эйнштейна: «Ошибка здесь в том, что, приписав произвольное допущение Эйнштейна, мы потом должны подыскивать такие новые допущения, которые не дали бы нам возможности разойтись с фактами. Забыв при этом, что мы это вынуждены делать потому, что мы сделали произвольно первый шаг. И вот об этом своеобразном процессе подлаживания под действительность: шаг назад и шаг вперёд, – громогласно объявляют: сознание диктует свои законы!» [2. С. 73].
«Умозрительность» теории относительности, по мнению Тимирязева, подтверждается тогда, когда «мы вступаем на нездоровую почву так называемых ″умственных экспериментов″, т. е. таких предположений, которые неосуществимы, ″умственные эксперименты″ хороши для иллюстрации хода мыслей в сложных вопросах, но беда, когда на них основываются, как на реальных опытах! Тогда мы неизбежно вступаем в область, где всё забронировано от опыта, и, лишившись своей верной опоры, физик неминуемо должен скатиться в область идеалистической философии, т.е. туда, где ему, прежде всего, придётся расстаться со всей своей наукой!» [3. С. 67– 68].
Свою позицию по отношению к теории относительности Тимирязев подробно изложил в большой работе в двух частях: «Теория относительности А. Эйнштейна и диалектический материализм» [4] и «Принцип относительности Эйнштейна и диалектический материализм». [5].
Работа начинается с утверждения, что в научной литературе всё чаще появляются статьи, содержащие возражения против теории относительности. В этих статьях, изданных в Германии, «намечаются пути к решению задач, поставленных этой «революционной теорией, при этом оказывается, что нет никакой необходимости принимать многочисленные парадоксальные и в то же время недоказуемые с физической точки зрения гипотезы, которыми изобилует теория Эйнштейна» [4. С. 142]. Что это за пути, Тимирязев не сообщил, указав только, что проверка формулы Эйнштейна, выражающей зависимость массы электрона от его скорости, якобы показала, что эта формула неверна. Правда, Тимирязев добавляет, что Зоммерфельд, проводивший эти опыты, подтвердил формулу Эйнштейна, но, похоже, Тимирязев этому не верит.
Что же касается трёх классических предсказаний теории относительности, то, по мнению Тимирязева, они «оказались очень и очень далёкими от сколько-нибудь серьёзной опытной проверки» [4. С. 142–143].
Далее Тимирязев рассказывает о двух главных основных постулатах специальной теории относительности – принципе относительности и принципе постоянства скорости света. Первый, говорит Тимирязев, открыл Галилей. Что же касается второго, то «опытов, доказывающих постоянство скорости света, никто нигде и никогда не производил!» (разрядка Тимирязева) [4. С. 145]. По его мнению, опыт Майкельсона не позволяет говорить о постоянстве скорости света, поскольку свет там проходил одинаковые расстояния за одинаковое время. Поэтому Тимирязев делает вывод, что «теория относительности пока что искусно забронирована от опыта, недоступна практической опытной проверке» [4. С. 149]. И тут же упоминает об опытах Дейтона Миллера, якобы опровергающих опыты Майкельсона.
Затем Тимирязев переходит к эфиру. По его мнению, эфир есть. «Волны света и радиотелеграфа движутся в эфире, говорит физик, не допускающий возможности существования волн без существования того, что волнуется», – пишет он [4. С. 152].
Во второй части статьи Тимирязев рассуждает об измерении времени и сокращении масштабов в движущихся системах координат. Он обсуждает пример из работы С.Ю. Семковского (см. ниже), где тот показывает, что первый наблюдатель сокращается «не сам в себе», а с точки зрения стороннего второго наблюдателя, тогда как тот сам тоже не сокращается «сам в себе», а только с точки зрения первого наблюдателя. Эти сокращения Семковский называет «перспективными» по аналогии с изменением видимых размеров предметов по мере их удаления. Эту ситуацию, справедливую с точки зрения теории относительности, Тимирязев комментирует так: «хитросплетения Эйнштейна насчёт различных координатных осей и часов – это одно дело, а тот реальный действительный мир, который изучают не только физики и химики, но и кузнецы, и молотобойцы, – совсем другое дело. Пусть там, на бумаге, испещрённой формулами, выходит, что кто-то где-то сокращается, или у кого-то часы пошли медленнее: всё это мне только кажется благодаря какой-то перспективе. А, ведь, должен же быть способ узнать, как на самом деле кто-нибудь или что-нибудь сократился, или какие часы отстают и какие нет. Пусть существует великолепный принцип Эйнштейна, но существует же и настоящая наука» [5. С. 96].
Этот абзац показывает, что на самом деле Тимирязев, воспитанный на классической физике, не понимал и не принимал новые взгляды на пространство, время и движение.
Особенно чётко это проявилось, когда Тимирязев рассматривал некоторые положения общей теории относительности. Он утверждал, что и по Эйнштейну системы Птолемея и Коперника равноправны! Тимирязев пишет: «движение Земли и Солнца среди звёзд – это реальности, это – пусть несовершенное – отражение абсолютной истины. Эйнштейн же хочет нас отбросить к временам до Коперника и сделать неясным то, что стало ясным Копернику! [5. С. 103].
Далее Тимирязев рассмотрел экспериментальные доказательства справедливости теории относительности. О зависимости массы электронов от скорости мы уже говорили. Астрономические наблюдения искривления лучей света гравитационным полем Солнца Тимирязев считает не убедительными. Смещение перигелия Меркурия, по Тимирязеву, хорошо описывается формулой Гербера, но на самом деле эта формула и формула Эйнштейна даёт для смещения 42″, тогда как по последним данным оно всего 34″. Смещения спектра в красную сторону вследствие тяготения, по Тимирязеву, просто не существует.
В заключение Тимирязев обсуждает вопрос об отношении теории относительности к диалектическому материализму. Он пишет: «Мы имеем ряд произвольно подобранных декретов, касающихся геометрии и некоторой части физики, которые навязываются природе. А для того, чтобы сохранить внешние выражения открытых раньше нормальным путём научного исследования законов природы, мы подбираем надлежащим образом другую часть законов природы, например, изменения длины, масштабов и хода часов так, чтобы всё сохранилось по-прежнему. Секрет успеха такого «революционного» метода заключается в том, что в отдельности все эти «положения» и декреты проверить при современном состоянии науки и техники нельзя. В тех же немногих случаях, где теория стремилась указать на новые факты – она дала осечку.
Даёт ли всё это вместе взятое основание считать теорию относительности революцией в науке и торжество диалектического материализма, – предоставляем судить читателю» [5. С. 114].
Естественно, что Тимирязев приветствовал и широко пропагандировал результаты новых интерференционных экспериментов (типа опытов Майкельсона – Морли), якобы подтверждающих влияние движения Земли на скорость света и, следовательно, опровергающих принцип относительности. Эти опыты были проведены в 1921–1925 гг. Дейтоном Миллером. Тимирязев опубликовал переводы его статей [6–8] в журналах «Под знаменем марксизма» и «Воинствующий материалист».
В своих комментариях к этим статьям Тимирязев подчёркивал принципиальную важность результатов Дейтона Миллера. «Вся специальная теория относительности, – писал он, – перестала существовать, так как она построена на преобразованиях Лоренца–Эйнштейна, эти преобразования опирались на принцип постоянства скорости света, а этот принцип теперь опровергнут 9000 тщательнейших измерений!» [9].
Тимирязев рассказал об опровержении теории относительности даже в газете «Известия» [10]. Подробно описав саму постановку опытов Дейтона Миллера, он посетовал на то, что это «эпохальное достижение» было принято весьма сдержанно, хотя её результаты опровергают теорию относительности. Многие специалисты подозревают наличие в этих опытах систематической ошибки. Но Тимирязев объясняет это следующим образом: «Всем известно, что теорией относительности весьма охотно пользуются для борьбы с материализмом. Отсюда ясно, что если рушится теория, то рушатся сами собой и все толки об опровержении материализма, а это в эпоху революций крайне невыгодно для капиталистического мира; поэтому вовсе не входит в его интересы распространять какие-либо сведения о том, что почва у тех, кто опровергает ″зловредный материализм″, ушла уже из под ног» [10].
На эту статью Тимирязева ответил академик А.Ф. Иоффе, причём тоже в общественно-политической газете «Правда» [11]. Он подробно описал все предсказания теории относительности и показал, что все они блестяще подтвердились. Иоффе проанализировал ошибки, которые могли повлиять на результаты опытов Дейтона Миллера, причём подтвердил их возможность своими наблюдениями в лаборатории, где эти опыты проводились. Специально, как ответ Тимирязеву, Иоффе остановился и на философских аспектах теории относительности. «Теорию относительности у нас иногда рассматривают в связи с вопросом о материализме и идеализме, – писал он. – Казалось бы очевидным, что теория, описывающая материальные явления и физические процессы в материи, не может противоречить материалистическому миропониманию, если только она стремится возможно лучше описать свойства материи… Теория относительности в данное время есть наилучшее описание наблюдаемых в природе свойств вещества и единственное, не встречающее ни одного противоречия в известных до сих пор явлениях. Поэтому, я бы сказал, что при данном состоянии нашего знания теория относительности – наилучшее основание для материалистического мировоззрения» [11].
На статью Тимирязеву отреагировал и известный популяризатор науки Я. Перельман [12]. В газете «Вечерняя Москва» он рассказал об опытах Миллера (так у Перельмана) и о шуме, который подняли по этому поводу в американской прессе антиэйнштейнианцы. «Торжество их было непродолжительным, – писал Перельман. – Видные знатоки предмета (Эддингтон в Англии, проф. Я.И. Френкель у нас) с самого начала предостерегали от увлечения, указывая на сомнительные пункты в толковании выполненного опыта. И они оказались правы. На съезде германских физиков в Брауншвейге (в феврале 1920 г.) проф. Томашек доложил о произведённой им проверке опыта Миллера на горе Юнгфрау, на высоте, вдвое выше той, на которой работал Миллер, и при обстановке, исключающей всякие сомнения в доброкачественности результатов. Никакого влияния движения Земли на скорость света замечено не было… Словом, атака на теорию относительности блестяще отбита, и едва ли когда-нибудь будет повторена» [12].
Но Тимирязев продолжал пропагандировать опыты Дейтона Миллера. Он рассказал о них на V съезде русских физиков, проходившем в Москве в декабре 1926 года [13]. В отчёте о Съезде, подписанном аббревиатурой Г.Е. и опубликованном в журнале «Под знаменем марксизма» [14], об этом докладе говорится: «Доклад т. А.К. Тимирязева с его известной точкой зрения на опыты Дейтона Миллера встретил весьма сильное и, кажется, веское возражение со стороны А.Ф. Иоффе. Последний указал на большую грубость и научную несостоятельность опытов Дейтона Миллера, не соблюдавшего, по словам очевидца А.Ф. Иоффе, элементарных правил научного экспериментирования. Приведём здесь всего лишь одну мысль А.Ф. Иоффе, который говорил, что если сейчас опыты Дейтона Миллера дают результаты, согласные с теорией, то обстановка опыта настолько несовершенна, что ничего не было бы удивительного, если бы эти опыты дали результаты в несколько раз превосходящие теоретические данные. В настоящее время известный физик-экспериментатор Милликен заново производит опыты Дейтона Миллера по всем правилам научной техники. Нужно ждать результатов его опытов» [14. С. 141].
Ответ Тимирязева не заставил себя долго ждать [15]. В своей статье он, как мог, защищал результаты Дейтона Миллера и не преминул опять поставить под сомнение наблюдения по искривлению луча света и смещению спектра в поле тяготения. Здесь Тимирязев сослался на авторитет известного астронома Фесенко, который высказал сомнения по поводу достоверности этих наблюдений.
Б.М. Гессен и В.П. Егоршин (как нетрудно было догадаться, они были авторами статьи [14]), ответили Тимирязеву в том же журнале [16]. Эти философы безоговорочно поддерживали теорию относительности (см. ниже). Они прежде всего заметили, что журнал «Под знаменем марксизма» не место для ведения полемики по специальным вопросам физики, однако Тимирязев, отрицая теорию относительности, не опубликовал ни одной статьи в физических журналах. Поэтому они обсуждали только методологические установки Тимирязева, которые и привели его к отрицанию теории относительности. Гессен и Егоршин подчеркнули, что Тимирязев стоит на позициях механического материализма и поэтому всё, что не укладывается в его рамки (в том числе и теория относительности), по его мнению, является идеализмом, махизмом и т.п. По Тимирязеву, «или материализм – и тогда никакой теории относительности, или теория относительности будет доказана, и тогда махизм торжествует победу» [16. С.194]. И авторы напоминают Тимирязеву положение классиков о том, что «с каждым, составляющим эпоху, открытием, материализм должен изменять свою форму». Если в настоящее время теория Эйнштейна ещё не является строго доказанной экспериментально, то марксистская методология должна ждать окончательного разрешения физического вопроса физическими методами, обрубая всякую руку, пытающуюся использовать этот вопрос (как до, так и после экспериментального подтверждения) против махистской,фикционистской и всякой другой идеалистической философии» [16. С.194] – подводят итог Гессен и Егоршин.
С критикой опытов Дейтона Миллера выступали ведущие физики О.Д. Хвольсон [17], А.Ф. Иоффе [11], С.И. Вавилов [18]. Все они сходились в том, что эти опыты по своей постановке некорректны и ничего не доказывают. При этом старейший русский физик Хвольсон счёл необходимым ответить Тимирязеву на его обвинения теории относительности в антиматериализме: «Странная мысль об антиматериалистической основе теории относительности всецело принадлежит только одному проф. А.К. Тимирязеву, который уже давно и настойчиво её проповедует, не находя сторонников в немногочисленном кругу истинных знатоков этой теории» [17. С.1230].
Пропагандировал Тимирязев и другие сочинения, опровергающие теорию относительности. Так, под его редакцией вышла книга Ф. Ленарда «О принципе относительности, эфире, тяготении» (критика теории относительности)[3]. В то же время о только что вышедшей брошюре Эйнштейна «Эфир и теория относительности» Тимирязев писал: «Должен откровенно сознаться: большего «научного черносотенства» в жизни своей не читал в специальной литературе» [19].
Наиболее ясно позиция Тимирязева по отношению к методологическим аспектам теории относительности проявилась в его докладе на заседании Коммунистической академии в 1925 году. Доклад назывался «Теория относительности Эйнштейна и махизм» [20]. В этом докладе Тимирязев поставил цель «показать, что для выполнения своей работы Эйнштейну необходимо была вполне определенная теория познания, которая более близка к теории познания Маха» [20. С. 229].
Для Эйнштейна, писал Тимирязев, причиной любого физического явления «есть факт, наблюдаемый на опыте». Но такой «факт» должен быть непосредственно ощущаем. «Это есть то, что с точки зрения Маха называется ″элемент″, или что, по существу, есть ″ощущение″», – делает вывод Тимирязев [20. С. 237]. А отсюда следует, что для Эйнштейна «факты» лишь «комплексы ощущений». Дальше Тимирязев приписывает Эйнштейну и вовсе странное утверждение – якобы «по Эйнштейну, система пространства и времени – это есть результат наших измерений, которые каждый наблюдатель производит своими масштабами и своими часами» [20. С. 249]. Напомнив, что при сличении масштабов и часов кардинальную роль играет постоянство скорости света, Тимирязев тут же заявляет, что в этом он серьёзно сомневается. «В заключение, – пишет Тимирязев, – я должен сказать, что подобного рода философия, которая положена в основу теории относительности, является помехой для настоящей исследовательской работы естественника, которая состоит всё-таки – по-старому – в изучении того, что есть» [20. С. 252].
Этот доклад подвергся резкой критике [21]. А.А. Богданов согласился с Тимирязевым, «что Эйнштейн в основах своей теории – махист» [21. С. 358]. Но, – говорит Богданов, – теория относительности «вызвала колоссальное движение, массовую работу научной мысли, дала огромный стимул развитию физики» [21. С. 363]. И кроме того, в последнее время подтвердилось явление, предсказанное теорией относительности – красное смещение спектра в поле тяготения Солнца. Закончил Богданов так: «Всякий научный комплекс сложен, и наука шаг за шагом идёт по всё более полному и точному познанию. Если и с теорией относительности у нас окажется, что не всё так, то мы сделаем только шаг вперёд… Во всяком случае, в истории физики это большой прогресс, а не реакционный шаг, как выходит в изложении Аркадия Клементовича (так в тексте) Тимирязева» [21. С. 363].
В.А. Базаров, наоборот, считает, что «теоретико-познавательные утверждения Эйнштейна представляют собой элементарные предпосылки всякой научной теории, одинаково обязательные и для махиста и для материалиста. С теми специфическими особенностями махизма, которые отличают этот последний от материализма, – т.е. с теорией "элементов" и постулатов "чистого описания" – теория познания Эйнштейна, как она изложена докладчиком, не имеет ничего общего» [21, c. 365].
О.Ю. Шмидт начал своё выступление с того, что прямо заявил, что «идеология какого-то живущего в Берлине профессора нас не интересует…, но важно объективное значение его физического учения» [21. С. 365]. И здесь он совершенно не согласен с Тимирязевым. По мнению Шмидта, споры о теории относительности возникли, во-первых, из-за неудачного названия (его сразу подхватили философы-релятивисты), во-вторых, из-за того, что эту теорию оккупировали формалисты-математики. Шмидт считает, что независимо от всего,Эйнштейна надо «использовать, отвоевать у буржуазной науки то, что у неё есть ценного» [21. С. 368]. Шмидта поддержали В.Ф. Каган и Я.М. Шатуновский.
В своем заключительном слове Тимирязев с критикой не согласился. Он опять защищал свои тезисы об абсолютном пространстве и об эфире.
Со временем Тимирязев от критики теории относительности дошёл до широких обобщений, обвинив всю современную физику в идеализме [22, 23]. «Физический идеализм» стал на многие годы объектом критики со стороны советских философов и философствующих физиков.
Вслед за Тимирязевым за теорию относительности взялся другой механист физик И.Е. Орлов. В своей работе [24] он сопоставляет основные положения классической физики, которую он считает правильной, с основными положениями теории относительности. Он пришёл к выводу, что «математическая сторона специальной теории относительности не противоречит классической физике, но физическая интерпретация теории, какую развивает Эйнштейн, является для классической физики неприемлемой» [24. С. 60]. Главную атаку Орлов ведёт на постулат о постоянстве скорости света: «Основная посылка Эйнштейна – инвариантность (постоянство) относительной скорости света для всякой инерциальной системы – решительно противоречит духу классической физики…Такое воззрение классическая физика может принять только как фиктивный математический приём для описания фактов, но ни в коем случае не может в нём видеть окончательного реального закона распространения света» [24. С. 61]. По мнению Орлова классическая физика не знает истинного закона распространения света и «не может поставить крест на истинном законе распространения света и сказать – ignorabimus (никогда не узнаем) А только в этом случае можно было встать на точку зрения Эйнштейна» [24. С. 65].
Кроме того, «классическая физика не может признать допущения четырёхмерного мира – всякое сведение физических зависимостей к геометрическим равносильно превращению обусловленных зависимостей в безусловные; природа в опыте нигде не дает безусловных зависимостей, повсюду мы должны искать условий и вставлять промежуточные причинные звенья» [24. С. 65].
Переходя к обсуждению общей теории относительности, Орлов заявляет, что классическая физика, признавая аналогию между тяжестью и ускорением, решительно отвергает их полную эквивалентность. Реальные гравитационные поля, пишет Орлов, образуются массами, в то время как в ускоренных системах возникает фиктивная тяжесть.
В заключение Орлов считает, что все опыты и наблюдения, согласующиеся с теорией относительности, нельзя считать доказательствами справедливости этой теории, потому, что во всех этих экспериментах используются «ньютонианские привилегированные оси координат». Поэтому, считает Орлов, результаты этих опытов и наблюдений говорят об ассимиляции теории Эйнштейна классической физикой, поскольку все полученные в теории относительности предсказания могут быть истолкованы с позиций классической физики. Другие же предсказания проверить пока невозможно, так как они в корне противоречат классической физике. Это, например, «парадокс близнецов».
«Итак, мы видим, – пишет Орлов, – что вовсе не относительность движения создает пропасть между классической физикой и теорией Эйнштейна, но общий философский релятивизм последней: относительность всякой реальности …Основная черта релятивизма заключается в том, что математические приёмы, удобные для разрешения тех или иных задач из области теоретической физики, превращаются им в абсолютные законы природы – своего рода математический фетишизм» [24. С. 75].
Философскую оценку теории относительности Орлов развил в специальной работе «Задачи диалектического материализма в физике» [25]. «В развитии своей теории, – пишет он, – Эйнштейн применяет к делу своё понимание причинности. Он повсюду стремится наиболее общим образом описать явление, не заботясь об их объяснении. Гипотезы, к которым прибегает Эйнштейн, носят абстрактно-математический характер; реальные свойства вещества заменяются формальными свойствами некоторых систем. Эйнштейн стремится выводить явления из нескольких абстрактных постулатов, приспосабливая для этой цели грандиозный математический аппарат. Таким образом, очевидно, что Эйнштейн продолжает дело Маха и символистов» [25. С. 13]. В связи со сказанным Орлов видит задачу диалектического материализма по отношению к теории относительности в том, что «основные посылки Эйнштейна должны быть обработаны ножом логического анализа, который и выяснит их происхождение от условных соглашений математиков-символистов и таким образом вскроет идеалистическую природу метода Эйнштейна» [25. С. 14].
Ещё один представитель механистов З.А. Цейтлин хотя и критиковал теорию относительности, но и пытался согласовать её с диалектическим материализмом [26]. Он считал, что опыты Майкельсона – «это великая победа механической картины мира и, следовательно, диалектического материализма, который полагает, что все явления природы – это движение материи» [26. С. 106]. Для того чтобы объяснить эти опыты, писал Цейтлин, было предложено два пути – материалистический путь Лоренца–Фицджеральда (реальное сокращение длины тела, зависимость времени и массы от скорости) и идеалистический путь Эйнштейна (относительное сокращение длины тела, относительная зависимость времени и массы от скорости).
«Внимательный читатель, полагаю, давно заметил, – писал Цейтлин, – в чём схоластическая основа метода Эйнштейна:
1. Он не понимает, что эфир, т. е. абсолютное пространство, именно «привилегированная система» как мир «вне нашего сознания».
2. Он усвоил только первую часть принципа относительности Декарта. Согласно Декарту, ни один из наблюдателей не вправе себя считать в покое, а каждый должен полагать, что как он, так и сосед движутся – иначе каждый рискует попасть в анекдот Вольтера с клопами.
3. Пользуясь тем, что всякий школьник знает «или, по крайней мере, думает, что знает», чтó такое постоянство скорости света в пустоте, А. Эйнштейн фактически исходя из лоренцевского эфира, даёт идеалистическую интерпретацию теории, в чём каждый может убедиться, внимательно проследив эйнштейновский вывод трансформации Лоренца. Но так как школьники страшно пугаются формул, то обычно за этими формулами не замечают действительности.
Подводя итог, скажем: специальная теория относительности Эйнштейна – схоластическо-идеалистическая интерпретация теории Лоренц –Фицжеральда, как таковая, должна быть отвергнута» [26. С. 120–121].
Совсем иначе Цейтлин подходил к общей теории относительности. Он писал: «Как указано выше, специальная теория относительности Эйнштейна покоится на двух постулатах:
1. Принцип чистой относительности движения (модальности).
2. Принцип постоянства скорости света в абсолютной пустоте.
В общей теории относительности Эйнштейн отказался от второго постулата, т. е. от постоянства скорости света и от абсолютной пустоты.
Это даёт возможность без лишних рассуждений немедленно же формулировать тезис об отношении общей теории относительности к материализму: так как схоластический (идеалистический) элемент учения Эйнштейна заключался во втором постулате, то с его устранением – это учение надо считать вполне согласующимся с принципами материализма, в том именно, что оно формально принимает первую часть, а фактически, как будет показано ниже, принимает и вторую часть диалектического постулата Декарта: движение одновременно и модально и реально» [26. С. 132].
И в заключение Цейтлин сформулировал «тезисы об отношении теории относительности к диалектическому материализму»:
1. Основа диалектического материализма: а) в понятии единой реально протяженной материи (субстанции) – пространства как физического тела, б) в понятии движения как модальности и реальности (качества).
2. Постольку, поскольку «Специальная теория относительности» в интерпретации Эйнштейна отвергает первое понятие, хотя частично признаёт второе, – она является противоречащий диалектическому материализму.
3. Постольку, поскольку «Общая теория относительности» признаёт первое понятие и фактически второе (формально лишь отвергая реальность движения), – она находится в полном согласии с принципами диалектического материализма.
4. В интересах диалектического материализма желательно, чтобы дальнейшая эволюция Эйнштейна пошла по направлению формального (de jure!) признания реальности движения и этим уничтожила возможность схоластического использования авторитета этого мыслителя.
5. Независимо от этого теория Эйнштейна должна рассматриваться как важнейший шаг на пути научного исследования природы пространства (материи и движения), подобно тому, как закон тяготения Ньютона, несмотря на мистико-идеалистическое его истолкование, рассматривался мыслителями как важное орудие познания и привел к созданию «небесной механики» [26. С. 131].
Естественно, что эта работа Цейтлина не понравилась Тимирязеву. В своей статье [5] он предъявил Цейтлину целый ряд претензий. Главная касается трактовки опытов Майкельсона. Тимирязев пишет, что эти опыты не нарушают первый постулат теории (см. выше), как об этом говорил Цейтлин. «Мне совершенно непонятно, почему тов. Цейтлин, также отвергающий постулат постоянства скорости света и называющий его «великим эмпирическим софизмом Эйнштейна», не видит, что первое положение нисколько не нарушено, если эфир не принимает участия в движении земли. Тогда по отношению к нему можно определить относительное движение земли»,– писал Тимирязев [5. С. 151]. Далее Тимирязев обвинил Цейтлина в путанице по вопросу об эфире. Он писал, что, по Цейтлину, к эфиру как к целому неприложимо понятие движения.
Как мы уже знаем, взгляды Тимирязева и Цейтлина на общую теорию относительности совершенно противоположны. Тимирязев считал её продолжением специальной теории относительности и отвергал её целиком. Цейтлин не считал её таковой и принимал целиком. Кроме того, в работе [5] Тимирязев критиковал Цейтлина за принятие относительного времени в противовес абсолютному времени Ньютона.
Цейтлин опубликовал свой ответ Тимирязеву в конце 1924 года [27]. «Прежде всего, об общей позиции тов. Тимирязева, – начинал свой ответ Цейтлин. – Мне кажется, что он скорее обсуждает вопрос о физической верности теории Эйнштейна, нежели о её соответствии материализму» [27. С. 159]. В связи с этим, Цейтлин опять коротко повторил свои основные позиции. Отвечая на замечание об опытах Майкельсона, Цейтлин писал, что судьба диалектического материализма нисколько не зависит от отрицательных результатов опыта Майкельсона. «И даже как будто наоборот, – продолжал он, – удайся опыт Майкельсона, мы открыли бы, наконец, столь желанный эфир, значение которого для материалистической философии огромно» [27. С. 161]. Для Цейтлина неудача опытов Майкельсона служит подтверждением его точки зрения на эфир как «первую материю», движение в которой осуществляется вихревым и поступательным движением самого эфира.
Говоря о понятии времени в теории относительности, Цейтлин писал: «Признавая положительную сторону работы Эйнштейна, мы должны иметь в виду и отрицательную сторону – отрицание реальности движения, т.е. абсолютного времени. Вообще говоря, всю идеалистическую шелуху учения можно отбросить как нечто, обусловленное эпохой и её влиянием, принимая лишь здоровое зерно теории. А это здоровое зерно заключается: а) в принципе относительности движения, б) в признании пространства физическим телом, в) в изучении этого тела, т. е. в теории полей тяготения» [27. С. 165].
Тимирязев остался недовольным ответом Цейтлина и написал ответ [28]. Естественно, он ни в чём не согласился с Цейтлиным и повторил снова свои возражении.
Эта дискуссия, наверное, продолжалась бы бесконечно, но редакция журнала «Под знаменем марксизма» приняла своё решение: «Ответом т. А.К. Тимирязева редакция считает полемику между ним и т. Цейтлиным по данному вопросу в данной плоскости исчерпанной» [28. С. 168].
2.
Диалектики, или деборинцы, названные так по имени главного редактора официального идеологического органа партии «Под знаменем марксизма» А.М. Деборина – считали диалектический материализм венцом человеческой мысли, высшей формой мышления, с которой должны согласовываться низшие формы мышления, которые работают в естественных науках. Поэтому, считали деборинцы, если полученные в этих науках результаты не согласуются с диалектическим материализмом, то они заведомо ложные. Естественно, что при таком подходе, деборинцы считали теорию относительности неправильной, а её методологические выводы идеалистическими. Вот что писал Деборин о теории относительности в своей книге «Ленин как мыслитель»: «Когда Ленин писал свою книгу о материализме и эмпириокритицизме, он не мог предвидеть, что теория относительности действительно станет на такую точку зрения, по которой "после" и "раньше" могут меняться местами. Вовсе не обязательно, оказывается, что я раньше родился, потом постепенно состарился и умер. С точки зрения теории относительности, я могу начать свою жизнь с конца и постепенно дойти до рождения. Эта софистика, опрокидывающая весь мир, всю жизнь и всю нашу практику, покоится на тех же гносеологических принципах, что и махизм, юмизм и пр.» К счастью, дело обстоит в действительности несколько иначе – время обратимо, может быть, в фантазии, в мире отвлеченных понятий, но не в мире реальности» [29. С. 44].
Философ Деборин в физике понимал мало, не говоря уже о новых идеях этой науки. Надо отдать ему должное – он быстро понял свою некомпетентность и никогда больше ни он, ни его ученики не выступали против теории относительности.
Но в среде диалектиков многие философы считали необходимым согласовать теорию относительности с марксистской философией.
Философ А. Гольцман был ярым сторонником теории относительности, которую он рассматривал как важный поворотный пункт истории научной мысли. В своей большой работе «Наступление на материализм» [30] он выступал против её идеалистической интерпретации некоторыми иностранными, а также отечественными авторами, среди которых первое место занимали А.В. Васильев [31] и А.К. Тимирязев [32]. Эти авторы утверждают, что теория относительности лишила пространства последних остатков физической реальности – они лишь «врожденные идеи нашего духовного естества». Гольцман показал, что «идеалистическая путаница понятий о пространстве целиком упраздняется теорией относительности Эйнштейна. Она отбрасывает «критические» предположения о «трансцендентальности» пространства в «чистых воззрениях» математиков. Вместе с тем, она отказывается также от бытия метафизического абсолютного пространства, равного самому себе. Взамен этого она выдвигает взгляд на пространство как на физическое свойство тел, подверженное действию диалектических законов движения» [30. С. 89]. Что же касается «мирового пространства» – Вселенной, то Гольцман напомнил своим оппонентам, что и эта проблема решается Эйнштейном «с точки зрения диалектического материализма»: Вселенная, заполненная материей, плотность которой отлична от нуля, может быть только сферической или эллиптической.
Гольцман опровергает идеалистический тезис о том, что в теории относительности «познаваемые нами свойства материи в действительности представляют лишь "отношения", т. е. законы отношений, за спиной которых не стоит ничего физически реального» [30. С. 91]. Он утверждал, что теория относительности выяснила неразрывную связь массы и энергии, подтвердив тем самым основной тезис диалектического материализма – нет материи без движения.
В заключение Гольцман суммировал гносеологические выводы, вытекающие из теории относительности:
«1. Важнейшее и единственное основание для сомнения существования вещей отвергается. Вещи существуют не только в сознании человека, но и в действительности.
2. Чувственное познание вещей ограничено. Оно приводит нас к геометрии практически твёрдых тел – к Эвклиду.
3. Внутренние процессы вещества, недоступные органам чувств, познаются нами путём умозаключения на основании данных опыта. Этот вторичный акт познания есть гипотеза.
4. Гипотеза проверяется дополнительными органам чувств орудиями познания и превращается в теорию. Теория очень часто представляет нам вещи в таком виде, в котором они чувственно «непознаваемы» (т.е. не познаются органами чувств или специальными орудиями на современной стадии развития последних). Так, например, геологические изменения земного шара для нас были бы совершенно непонятны, если бы мы не были в состоянии построить гипотезу, проверенную дальнейшими изысканиями» [30. С. 98–99].
Отсюда вывод: «теория относительности даёт наиболее полное подтверждение материалистическому мировоззрению и именно диалектическому материализму» [30. С. 100].
Эта статья вызвала интересную полемику. На Гольцмана набросился Тимирязев [33]. Он обвинил его в незнании физики и в страшной путанице в фактическом материале теории относительности. Но не это волновало Тимирязева – его возмутило утверждение Гольцмана, что теория относительности полностью соответствует диалектическому материализму. Он писал: «Вообще всё, что у Эйнштейна похоже на диалектику, всё это относится к тому, что лежит за пределами опыта (в общечеловеческом смысле этого слова, не махистском). События могут быть одновременны и одновременно не одновременны. Длина моего стола может быть одновременно и такой, какую я намерил линейкой, и одновременно какой угодно другой. Всё это очень диалектично, но, к сожалению, недоступно для нас и, по Эйнштейну, принципиально недоступно….Таким образом, эта диалектика застрахована от опытной проверки, и все метафизики могут спать спокойно – их эта диалектика не укусит. Те же части теории Эйнштейна, которые касаются доступного непосредственному измерению и наблюдению, поражают своей метафизикой» [33. С. 239–240].
Гольцман тут же ответил на критику [34]. Он оставляет в стороне упрёки Тимирязева в умозрительности и недоказуемости конкретных физических принципов теории относительности. По его мнению, это не даёт оснований к философской оценки теории. «Материализм сохраняет полный и безусловный нейтралитет по отношению к физическим основам теории Эйнштейна. Он может высказываться исключительно с точки зрения философской её приемлемости»,– писал Гольцман [34. С. 118]. Он показывает, что теория относительности удовлетворяет основному требованию материализма – признаёт существование материи. Далее, опираясь на ленинскую работу «Материализм и эмпириокритицизм», Гольцман утверждает, что связь массы и энергии не противоречит диалектическому материализму. Отвергая критику Тимирязева о том, что неэвклидова геометрия это идеализм, Гольцман опять говорит: «Материализм опять-таки в математике, как и в физике, не намерен предоставлять монополии той или иной теории» [34. С. 125]. В заключение он писал: «Тов. Тимирязев является противником Эйнштейна. Это его дело. Но он хочет доказать, что за Эйнштейном стоят лишь реакционеры. Это уже совершенно напрасные потуги. Преобладающее большинство современных физиков признает принцип относительности. В сущности говоря, вместе с Тимирязевым стоит ничтожная кучка учёных, заслуги некоторых из них перед наукой можно оспаривать. Особенно сильно ссылается Тимирязев на проф. Ленара… Ленар заматерелый черносотенец, жидоед, прославившийся не столько своими научными открытиями, сколько католически-черносотенными выступлениями. И вот эта-та фигура лысого профессора-паписта является столпом современного похода против принципа относительности!» [34. С. 126].
Тимирязев тут же ответил [35]. Лейтмотив его ответа: «знать то, о чём говоришь и пишешь, – это такое правило, которое должно соблюдаться всеми, без всякого исключения» (выделено мною – А.С.) [35. С. 127]. Он упрекает Гольцмана в элементарном невежестве в области физики и в философском «уччванстве»[2]. Тимирязев опять повторяет с его точки зрения неприемлемые положения теории относительности: равноправие систем отсчёта, связанных с Землёй и с Солнцем, отрицание эфира, эквивалентность энергии и материи, необходимость неэвклидовой геометрии. Он защищает Ленара, считая его выдающимся физиком, но признает, что тот «черносотенец и антисемит». Интересно, что в своём ответе Тимирязев не акцентировал внимание на философской оценке теории относительности.
Наиболее агрессивный член этой группы А.А. Максимов начинал как механист, и его позиция была близка к позиции Тимирязева, но в отличие от него Максимов признавал положительные моменты в теории относительности (см. ниже). Его взгляды той поры хорошо видны из его статей, посвященных обзору научно-популярной литературы по теории относительности и дискуссии о ней в Германии [36–38].
Первый обзор Максимов начинает как истинный марксист: «В переживаемую нами эпоху развала капитализма и перехода власти к пролетариату, отмеченный процесс дошёл до своего крайнего предела и сказался даже в области точных наук, причём и здесь (и это очень важно отметить) буржуазия в лице, защищающих её интересы учёных встала поперёк прогресса, именно, прогресса науки. Создалось такое положение, что как рамки капиталистического строя оказались тесными для нарождающихся внутри него новых форм производства, так и новые факты и дальнейший рост науки требуют как изменений в основных принципах науки, так и во всей её организации.
Несомненно, что принцип относительности возник в связи с таким перерастанием содержания науки её старых форм и пытается разорвать их, т.е. является своего рода революцией в науке, и интересно, что буржуазными учёными как бы делается всё, чтобы затемнить истинный смысл происходящего в науке и как бы затормозить его» [36. С. 17].
Вот с этих позиций Максимов и рассматривает теорию относительности. Максимов писал, что после неудачных опытов Майкельсона учёные наконец-то обратили внимание на недостатки механики Ньютона. «Но каким же путём пошла наука, т. е современные учёные при этом? – писал он. – Пожалуй, без преувеличения можно сказать, что тут началась трагедия буржуазной науки. Ни экспериментальная проверка, пользуясь современной научной техникой, законов Ньютона и законов механики, ни серьезная критика их были ответом на неудачу опытов Майкельсона и др. Наоборот, приобрела симпатию подавляющего большинства учёных попытка объяснить эти результаты, данная Эйнштейном. И та позиция, которую занял при этом в теоретико-познавательном отношении Эйнштейн, заставляет нас сделать изложенный выше вывод о кризисе буржуазной науки» [36. С. 173].
Уже из приведённой цитаты ясно, как оценивает теорию относительности Максимов. Он писал: «Эйнштейн, из небольшого числа принципов и определений, строит свою геометрическо-физическую систему теории относительности, затем «подчиняет» ей живую действительность, т. е. представляет себе события в том порядке, в котором располагает их теория, и затем всё это здание представляет экспериментальной проверке со стороны соответствия одних частей другим… Эйнштейн стоит на точке зрения идеалистической философии: для него существует мир идей – "свободных сознаний человеческого духа", "независимо от всякого опыта" (это дает право теорию относительности рассматривать как свободное создание эйнштейновского духа), мир явлений для него приравнивается к миру переживаний» [36. С. 176].
Но в то же время Максимов признаёт, что независимо от теоретико-познавательной позиции Эйнштейна, его теория относительности затрагивает коренные проблемы и сам Эйнштейн «глубокий и серьёзный мыслитель, великолепный математик» [36. С. 176].
Переходя к обзору научно-популярной литературы, Максимов, конечно, делает упор на философские аспекты теории относительности, но здесь в своих оценках он куда более осторожен – он приводит, главным образом, оценки авторов рецензируемых работ. Так он писал, что в своей брошюре С.Я. Лифшиц утверждает, что «мир, в котором мы живём и который мы мыслим … лишён всяких атрибутов абсолютного и полон реальностей, которые в то же время относительны и иллюзорны» [39].
В том же духе высказывается в своей брошюре Б. Дюшен – «Признание времени относительной величиной, зависящей от скорости движения, обязательно влечёт за собой признание иллюзорности и условности существования нашего мира» [40].
Особо подробно Максимов рассмотрел книгу П. Ленара «О принципе относительности, эфире и тяготении» [41]. Максимов писал, что «если Эйнштейн – идеалист, творением духа приписывает абсолютную и самодовлеющую ценность, а мир явлений приравнивает к миру переживаний, то Ленар держится прямо противоположной точки зрения. Последний подчеркивает, в противоположность первому, что его точка зрения есть точка зрения «здравого рассудка» [36, c. 178]. Ленар поясняет, что «здравый рассудок» это разум естествоиспытателя, стремящегося при изучения физических явлений внести в них «единство и возможную простоту»
Интересно, что Максимов нигде не приводит оценок Ленара теории относительности, а только подчеркивает что Ленар «придерживается механистической картины мира» [36, c. 179].
Во второй части этой работы [37] Максимов начинает рассмотрение с книги М. Борна [42]. По его мнению, рассмотрение теории относительности Борн ведёт на основе «релятивизма, творческой фантазии, критической логики и терпеливого приспособления к фактам» [37, c. 124]. Суммируя своё впечатление от книги Борна, Максимов пишет: «несмотря на притягивание за волосы фактов физики в доказательство релятивистской философии, несмотря на попытку создать сверхчувствительное знание и как бы перепрыгнуть через себя, Борну не удаётся убедительно доказать сущность происходящего в науке и мировоззрении учёных переворота» [37, c. 129].
Давая оценку книги О. Хвольсона [43], Максимов утверждает, что в теории относительности есть вещи, которые человечество вообще не в состоянии себе представить и познать. Это – четырёхмерное пространство, замкнутая Вселенная и т. п.
Касается Максимов и книг Н. Морозова [44, 45], в которых вместо принципа относительности в физике проповедуется «всеобщий принцип относительности всего не свете». Подробно он рассматривает биографическую книгу А. Мошковского [46] и делает вывод: «Эйнштейн верный сын буржуазии и буржуазной идеологии и пролетариату с ним не по пути. Это не значит, что пролетариат не воспользуется всем, что дают полезного его работы» [37. С. 137].
Подводя итоги проделанной работы, Максимов отметил, что среди этих книг «нет ни одной, которая бы представляла хоть в какой-нибудь степени пролетарскую идеологию» [37. С. 138]. Суммируя оценку теории относительности в рецензируемых книгах, Максимов делает следующие выводы: «в восхвалении красоты и замкнутости теории относительности скорее кроется стремление создать себе идеальные, фантастические, математические иллюзии, которые дают некоторое опьянение и возбуждение без необходимости пережить это в труде и действии. Склонность буржуазных учёных сделать из математики и теории познания точных наук изощрённый способ удовлетворять себя созерцанием красоты стоит, несомненно, в связи с общим упадочным настроением буржуазии. Это особенно важно отметить, что многие в теориях относительности просто ищут забвения, зная достоверно, что сами по себе теории относительности стоят очень далеко от жизни» [37. С. 139]. И, говоря дальше о философских аспектах, Максимов добавляет: «эта домашняя философия есть желание во что бы то ни стало пристегнуть к физическому содержанию теории относительности осколки гибнущей идеологии буржуазии и тем самым спасти её от погибели. Но мы знаем, что это напрасно. Буржуазный мир обречён на гибель, и на всякие попытки спасти его в каком бы то ни было виде ответим украинским советом утопающему: "Не теряй, куме, силы – опускайся на дно!"» [37. С. 140].
Рассмотрим теперь обзор дискуссии о методологических аспектах теории относительности в Германии, который составил Рейхенбах и обсудил Максимов [38]. В обзоре проанализировано 72 работы 37 авторов, представляющих разные философские школы. Максимов показывает, что в среде махистов произошёл раскол – последователи молодого Маха относятся к теории относительности положительно, тогда как последователи позднего Маха – резко отрицательно. То же произошло и у неокантианцев. Релятивисты, к которым относится и Рейхенбах, создают пропасть между вещами и понятиями – «философия релятивизма – философия чистых понятий» – пишет Максимов. Поэтому они часто скатываются к идеализму и ищут подтверждения своей точки зрения в теории относительности. «Только диалектический материализм находится в полной гармонии с успехами естествознания, так как он не претендует, во-первых, на построение законченной системы, а во-вторых, он с самого своего возникновения черпал и черпает свои силы и доводы только из области науки, в частности из естествознания. Если идеалистическое воинство, разгромленное возникновением принципа относительности укрылось под крылышком этого самого принципа относительности и пропитало его своими идеями, то это может служить лишь поводом к тому, что принцип относительности Эйнштейна погибнет так же (но лишь гораздо скорее), как погибла ньютонианская физика. Но от этого не только не погибнут, но только очистятся те успехи, которых достигло естествознание и которые отразились частью в принципе относительности Эйнштейна»,– закончил обзор Максимов [38. С. 119].
Одновременно с этими обзорными статьями Максимов опубликовал и большую оригинальную работу о принципе относительности [47]. Начиналась она оригинально: «Мы подойдём к принципу относительности с общественной точки зрения, с точки зрения того, кому и как он служит в ожесточённой классовой борьбе. … Поэтому мы не будем касаться специальной, физической стороны принципа относительности и остановимся лишь на общих исходных позициях Эйнштейна. Так как принцип относительности в общем послужил пока что лишь на пользу тех групп буржуазного общества, которые чрезвычайно склонны в связи с переживаемым этим обществом крушением и посему к идеологическим уклонам в сторону религии, мистики и идеализма, утверждать относительность наших знаний вообще и возводить эту относительность в звание своеобразного абсолюта, то для нас особенно необходимым делается в точности разграничить и оценить как положительные, так и отрицательные стороны принципа относительности, чтобы твёрдо решить, какие из этих элементов в конце концов берут перевес» [47, c. 181].
Первым делом Максимов задал вопрос – можем ли мы согласиться с относительностью пространства и времени? Относительность покоя и движения диалектический материализм уже признал, и поэтому Максимов делает вывод : «так как движение совершается в пространстве и времени, то мы можем сказать, что пространство и время суть формы существования материи и относительны так же, как относительно движение и относителен покой» [47. С. 183]. И вывод: «таким образом, окончательное упразднение представления об абсолютном пространстве и времени должно быть признано первейшей заслугой Эйнштейна» [47. С. 187].
Но только этим не исчерпывается заслуга Эйнштейна перед современной физикой. Максимов это понимает: «Также огромное значение имеет широта взглядов и богатство идей Эйнштейна, выразившиеся в новом сопоставлении различнейших областей: геометрии и физики, той и другой, и астрономии и т. д. и в новом освещении, которое было придано Эйнштейном, например, пониманию сущности тяготения, инертной и тяжёлой массы и пр.» [47. С. 187].
Однако, принимая фактический материал теории относительности, Максимов не может принять метод, с помощью которого Эйнштейн пришёл к разрешению назревших проблем. «Провозглашая новое содержание науки, Эйнштейн пользовался старым методом, который находится в противоречии с провозглашённым. Тут мы встречаемся с одним из характернейших противоречий современной науки: диалектическое развитие влечёт её неизбежно вперёд, методические же формы её остаются старыми и, очевидно, не могут быть иными в пределах разрушающегося буржуазного общества», – писал он [47. С. 188].
Что же это за метод? Максимов иллюстрирует его на примере геометрии. Эйнштейн писал, что аксиомы геометрии – свободные создания человеческого духа. Все остальные геометрические положения суть логические следствия аксиом, связанных с миром только общностью терминов. Применительно к физике этот метод Эйнштейн определил так: «Геометрическо-физическая теория как таковая необходимым образом совершенно ненаглядна, она представляет собой исключительно систему определений. Но эти определения необходимы, чтобы установить мысленно связь множества действительных или воображаемых действующих на наши чувства событий. Сделать теорию "наглядной" – это значит представить себе все события полностью в том порядке, в котором их располагает теория. Таким образом, – пишет Максимов,– у Эйнштейна вообще мы не находим связи между "свободными" теоретическими построениями и опытом. А что же есть? «Но зато процветает мысленный эксперимент, мысленное допущение наблюдателей со скоростями, необозримо далёкими от всего нам доступного, мысленная эквилибристика с часами и установлением одновременности, мысленное доказательство равенства инертной и тяжёлой массы путём представления себе свободно парящей в пространстве и подтягиваемой за верёвку комнаты, мысленное представление того, что было бы, если бы Земля вращалась вокруг своей оси, а весь мир вращался бы вокруг Земли и т. д. и т. п. … Вследствие такого умозрительного подхода, зависимость между пространством, временем, движением и пр. состояниями материи родилась лишь в голове Эйнштейна» [47. С. 197]. И отсюда вывод: «Мы не можем не отвергнуть как основы, так и весь метод Эйнштейна» [47. С. 198].
Рассматривая далее фактическое содержание теории относительности, Максимов пришёл к выводу: «Итак, мы не только не приемлем метод Эйнштейна, не только отвергаем его взгляды на взаимоотношение сознания и бытия, но не можем принять и того метафизического содержания, которым наполняет Эйнштейн свои теории» [47. С. 204].
И, наконец, Максимов рассматривает теорию Эйнштейна «с общественной точки зрения, т. е. с точки зрения, кому и как в классовом обществе служат его идеи» [47. С. 205]. Он пишет, что в естествознании буржуазная наука не только не постигает по существу имеющийся опытный материал, но постигает его в извращённом виде, даёт ему толкование, навязывающее те взаимоотношения между фактами, которого в действительности нет, но которое соответствует прочим идеологическим формам данной стадии развития общества. Таковы и работы Эйнштейна. Но они были встречены с восторгом буржуазной интеллигенцией, потому что соответствовали общей идеалистической атмосфере, царящей в обществе.
«Каково же должно быть наше отношение к принципу относительности Эйнштейна и вообще к буржуазному естествознанию? – ставит вопрос Максимов и отвечает. – Мы приемлем весь тот опытный материал, который добыт буржуазными учёными , мы приемлем все те выводы и обобщения этого опытного материала, но мы отвергнем всё, что вызвано влиянием буржуазного общества как на метод, так и на форму изложения естествознания» [47. С. 208].
Эта статья вызвала резкую реакцию Ин.Н. Стукова [47]. Он критиковал первую часть статьи Максимова, где тот пишет об относительности пространства и времени (см. цитату из этой стати выше). Стуков напоминает, что марксизм различает пространство и время как объективную реальность и поэтому они абсолютны, и понятия о пространстве и времени, которые относительны. Стуков считает, что Максимов говорит о пространстве и времени как об объективной реальности и поэтому, объявляя их относительными, он впадает в релятивизм. Та же путаница, по мнению Стукова, происходит у Максимова с понятием движения. Он говорит об относительности движения (в теории относительности), а не о понятии движения. По мнению Стукова марксизм утверждает, что движение является абсолютным, а понятие о движении относительным.
Максимов ответил большой статьёй [49]. Он утверждал, что для марксистов существует только одно пространство и время – объективно существующее вне нас. Пространство и время относительны, «подвижны» т. е изменяются в зависимости от материи и её движения.
Вообще, ответ Максимова похож на популярную лекцию о теории относительности. Но в конце он всё же не преминул указать на тождественность философских взглядов Маха и Эйнштейна, но при этом оговорив, что «мы сделали бы ещё большую, ещё горшую ошибку, если бы мы, увидев философскую преемственность между Махом и Эйнштейном, игнорировали бы работы Эйнштейна со стороны физической» [49. С. 156].
В 30-е годы Максимов заметно эволюционировал. Он чутко уловил общую идеологическую и политическую реакцию и не замедлил ужесточить классовую позицию [50, 51]. Он подчёркивал, что в области теоретического естествознания классовая борьба выражается в борьбе материализма и идеализма. Капитализм загнивает, и это приводит к кризису в естествознании. Но, писал Максимов, «если с этой с этой точки зрения подойти к вопросу о кризисе в физике, то мы не можем сказать, что он сводится только к загниванию науки в результате распространения идеализма, но мы действительно имеем ряд крупнейших исторического значения открытий, которые переворачивают всё старое мировоззрение естествоиспытателей и укрепляют материализм» [50. С. 21]. И в числе этих открытий он на первое место ставит теорию относительности Эйнштейна. Интересно, что в отличие от своих взглядов 20-х годов, когда он упрекал теорию относительности в «умозрительности», Максимов подчёркивает теперь, что она подтверждена не только теоретически, но и экспериментально.
И в последующих своих работах[52–54] Максимов уже принимал все физические достижения теории относительности, хотя продолжал критиковать философов за идеалистические выводы из этой теории.
3.
Однако, среди философов, были и такие, которые приняли научный базис теории относительности и полную совместимость её с диалектическим материализмом.
С.Ю. Семковский, член Украинской академии наук и ведущий специалист в области марксистской философии науки, дал первый обширный анализ философских проблем релятивистской физики в свете диалектического материализма [55-57]. При этом он опирался и часто цитировал работы Энгельса «Диалектика природы», «Анти-Дюринг» и «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии», а так же на высказывания ведущих физиков. Интересно также, что Семковский приводил большие выдержки из трудов Ньютона и Эйнштейна.
Рассмотрим основные положения работ Семковского. Это удобно сделать, рассматривая его статью [56], которая является основой большой работы [57]. Интересно, что вся она построена на опровержении работ Тимирязева, в которых тот опровергал теорию относительности и обвинял её в махизме и идеализме.
Вначале Семковский рассмотрел относительное и абсолютное движение. Он подробно рассказал об основных принципах механики Ньютона, о его абсолютных пространстве и времени, и революции, которую внёс в эти понятия принцип относительности. Семковский привёл точный перевод этого принципа из первой статьи Эйнштейна в Annalen der Physik 1905 года: «Понятию абсолютного покоя не соответствуют никакие свойства явлений». «Диалектический материализм и теория относительности как раз и исходят из того, что тела движутся, так как нет материи без движения. И таким образом, "абсолютное движение" как движение по отношению к чему-то абсолютно покоящемуся теряет всякий физический смысл», – писал Симковский [56. С. 130]..
Вообще вся эта часть его работы – это опровержение попыток Тимирязева защитить абсолютное движение. «Невообразимая путаница, привнесённая т. Тимирязевым в теорию относительности, – пишет Семковский, – начинается уже с основного различия абсолютного и относительного движения. С этими терминами у него вообще не связаны сколько-нибудь отчетливые понятия. И, прежде всего, он путает абсолютность и объективность» [56. С. 130]. Он подробно обсуждает приведённые Тимирязевым примеры якобы опровергающие принцип относительности и показывает их несостоятельность. «Весь этот конфуз с т. Тимирязевым произошёл не потому, что он вообще не понял теории относительности, – это ещё с полбеды, но конфуз в том, что "здравый смысл" т. Тимирязева, оказывается, тащит за собой изрядной длины хвост Птолемеевского геоцентризма», – пишет Семковский [56. С. 136]. То есть при рассмотрении Тимирязевым разных примеров он не учитывает движения Земли вокруг своей оси и вокруг Солнца и таким образом становится на точку зрения Птолемея.
Следующая часть его работы посвящена сопоставлению представлений о пространстве Канта и Эйнштейна. Семковский пишет, что «Кант философски осветил геометрию Эвклида и механику Ньютона, подведя под них идеалистический фундамент своей трансцендентальной эстетики» [56. С. 140]. Его взгляды на пространство и время совершенно противоположны взглядам Эйнштейна. Но, замечает Семковский, Тимирязев считает, что теория относительности является кантианством, а это говорит о том, что он не знает Канта и не понимает Эйнштейна. По Канту, пространство и время зависят от способа представления, по Эйнштейну – от материальных масс. Кант не допускает мысли о возможности иной геометрии, кроме эвклидовой, считая, что её постулаты суть «априорная непреложность нашего чистого воззрения пространства». Эйнштейн решительно отвергает «априорную значимость эвклидовых постулатов», считая, что только опытным путём можно установить истинную геометрию пространства. Тимирязев же приписывает Эйнштейну кантовский априоризм, умудрившись и здесь не понять Эйнштейна. Однако, пишет Семковский, Эйнштейн совершает ошибку, когда говорит, что геометрии суть «свободные творения человеческого духа», тогда как этот выбор геометрий обусловлен расширяющимся опытом человечества. Главное же в теории относительности, – это «физическое истолкование геометрии», как это подчеркивает сам Эйнштейн.
В заключение Семковский рассматривает обвинение теории относительности в махизме, о чём всё время говорит Тимирязев. Семковский показывает, что «теория относительности решительно идёт в разрез с "махизмом", ибо она строится не на "элементах – ощущениях", а на материи» [56. С. 155].
Подводя итог сказанному, Семковский писал: «Тов. Тимирязев с удовлетворением цитирует наше упоминание о том, что есть критики, которых нельзя заподозрить в непонимании теории относительности и её математических основ. Увы, мы вынуждены разочаровать нашего уважаемого оппонента: это упоминание никак не могло относиться к нему. Ибо все злоключения его, прошедшие перед нами в этой и предыдущих главах, имеют своим необходимым и достаточным условием и в то же время своей вполне "непосредственно наблюдаемой" причиной, именно непонимание теории относительности, с одной стороны,незнание философских направлений – с другой» [56. С. 169]
Конечно, Тимирязев тут же ответил Семковскому [58]. Он начинает с того, что рассказывает об опытах Дейтона Миллера, которые, по его мнению, опровергают теорию относительности. «Итак, – пишет Тимирязев, – спор физиков с математиками, пытавшимися фальсифицировать физику, спор, продолжавшийся двадцать лет, окончен. Победила физика. Попытка заменить материю уравнениями, разлетелась как карточный домик» [58. С. 170]. Тем не менее, он подробно пытается опровергнуть все доводы Семковского. При этом никаких новых аргументов, кроме неоднократно обсуждавшихся в своих статьях, Тимирязев не приводит.
Резко отрицательную рецензию на книгу Семковского [58] написал Цейтлин [59]. Она начинается так: «Работа тов. Семковского вызывает целый ряд серьёзных возражений, касающихся как некоторых важных принципиальных определений автора, так и его оценки соотношения теории относительности и диалектического материализма, – оценки, которая является непосредственным следствием того, как т. Семковский трактует основные понятия материализма. Мы полагаем, что эта трактовка в корне ошибочна и ведёт к ошибочной интерпретации теории относительности» [59. С. 220].
Цейтлин упрекает Семковского якобы за энергетический идеализм на том основании, что тот, вслед за Эйнштейном, говорит о неразрывной связи энергии и массы. Далее Цейтлину не нравится понятие «пустоты», о котором пишет Семковский, хотя тот понимает пустоту как пространство без эфира. Антимарксистская позиция Семковского, по мнению Цейтлина, особо ярко проявляется в относительном изменении длин и времён. Кроме того Цейтлин утверждает, что понятие абсолютного движении и покоя у Ньютона более диалектично, чем у Эйнштейна потому, что движение абсолютно, поскольку оно действительно происходит по отношению бесконечному, абсолютно покоящемуся пространству, но оно относительно по отношению к внешнему объекту.
В заключение Цейтлин пишет: «Работа тов. Семковского является образцом лишь того, как не следует подходить марксисту к современному естествознанию» [59. С. 228].
Другой защитник теории относительности Б.М. Гессен известен, прежде всего, своей великолепной популярной брошюрой «Основные идеи теории относительности» [60]. В ней, кроме фактического физического материала, даётся и методологическая оценка теории. В предисловии он писал: «Всякая принципиальная физическая теория, касающаяся наших основных воззрений на природу, всегда имеет методологическую подоснову. Поэтому нашей задачей является не подробное изложение теории относительности, а выявление тех методологических концепций, которые лежат в основе её физических и математических построений. Мало места уделено разбору возражений теории относительности, так как автор ставил себе, прежде всего, задачу положительного изложения теории относительности» [60. С.5–6].
Философские вопросы теории относительности рассматриваются Гессеном в главе VII«Философский и физический релятивизм». Для характеристики его позиции приведём выдержки из этой главы.
«Естественно, является вопрос: не есть ли теория относительности физической конкретизацией релятивизма как общей философской концепции? – пишет Гессен. – Действительно, делались попытки связать физическое содержание теории относительности с философским релятивизмом и подкрепить релятивизм философскими доводами теории относительности как физической теории, в которой понятие относительности пространства и времени играет фундаментальную роль. Однако релятивизм как философская концепция вовсе не является методологической основой теории относительности» [60. С. 111].
Дальше Гессен уточняет: «Физический релятивизм есть признание относительности наших конкретных знаний о природе. Суть теории относительности состоит в установлении относительного характера временных и пространственных промежутков. Величина и тех и других существенно зависит от состояния наблюдателя. Если остановиться на этом утверждении и, отвергая возможность преодоления этой относительности, обосновывать это утверждение доводами философского релятивизма, то теория относительности превращается в принципиальный релятивизм. Но такой вывод отнюдь не является необходимым следствием теории относительности. Наоборот, в концепции четырёхмерного мира мы видим попытку преодоления относительности пространственных и временных измерений и следующий шаг на пути к абсолютному познанию внешнего мира, движущейся материи» [60. С. 114].
Эта ясная и чёткая позиция Гессена существенно повлияла на дискуссию о философских основах теории относительности. Это стало ясно на Второй Всесоюзной конференции марксистско-ленинских научных учреждений [61].
В докладе О.Ю. Шмидта была дана оценка отношения философов к теории относительности на то время. Он сказал: «Идеалисты чистой воды, услыхав о том, что нет абсолютного времени, нет абсолютного пространства, что они относительны в зависимости от того, в какой точке мы их наблюдаем, центр тяжести перенесли на слово "наблюдаем": ага, значит пространство и время существуют только как результат наших наблюдений! – чисто махистское утверждение. … Использовав в теории Эйнштейна то, что скорости не могут превышать известной величины, решили, что за этим пределом, за звёздами движется уже не материя, а рай. Это утверждение Флоренского, учёного человека, московского протоирея. … Эйнштейн здесь не причём, но за него немедленно ухватились.
Как поступили в другом лагере наши механисты, т. Тимирязев? Они нацело отрицают не только теорию Эйнштейна, но и то противоречие, которое лежит в её основе. Они сделали ставку на то, чтобы опровергнуть опытную сторону её, что им не удалось. Они не видели ни тех противоречий, ни того развития физики, которое здесь проявляется.
Нужно сказать, что у нас в СССР теории относительности не повезло: с одной стороны, всё-таки авторитет т. Тимирязева был велик, а с другой стороны, мы находились под гипнотизирующем влиянием тех идеалистических выводов, которые делались на Западе из теории относительности и которые послужили причиной невероятной популярности её среди обывателей всего мира.
У нас одно время создавалась ситуация, при которой мы к теории Эйнштейна относились подозрительно, и не было смелости, чтобы указать на материалистическое звено теории относительности. Лишь некоторые товарищи на этот путь стали. Наиболее интересной в этом отношении одной из первых попыток была книга т. Семковского. В последнее время т. Гессен, подходя с другой стороны, также выявил материалистическое зерно теории относительности. Сейчас можно считать это вопрос более или менее решённым. Элементы диалектики в теории относительности выступают ярче, чем в какой было ни было современной теории. Она вся диалектична» [61. С. 12–13].
Таким образом, вопрос о согласии теории относительности с диалектическим материализмом был положительно решён и утверждён на официальном уровне. Поэтому в 30-е годы уже не было споров о теории относительности, а на передний край философии науки вышли проблемы микромира и прежде всего квантовой механики.
Литература
1. Тимирязев А.К. Старое и новое в физике // Летопись. 1916. № 11. С. 147–170.
2. Тимирязев А. А.Эйнштейн. «О специальной и всеобщей теории относительности (Рецензия)» // Под знаменем марксизма. 1922. № 1–2. С.70–73.
3. Тимирязев А.К. Принцип относительности (О теории Эйнштейна)// В сб. Естествознание и диалектический материализм. М.: Изд. «Материалист». 1925. С. 46–68.
4. Тимирязев А. Теория относительности Эйнштейна и диалектический материализм // Под знаменем марксизма. 1924. № 8–9. С. 142–157.
5. Тимирязев А. Принцип относительности Эйнштейна и диалектический материализм // Под знаменем марксизма. 1924. № 10–11. С.92–114.
6. Дейтон – Миллер. Опыты , определяющие «эфирный ветер», выполненные на горе Вильсон // Под знаменем марксизма. 1925. № 8–9. С.194–198.
7. Миллер Д. Смысл опытов с эфирным ветром, произведенных в 1925 г. на горе Вильсон // Под знаменем марксизма. 1926. № 11. С. 91–109.
8. Дейтон – Миллер. Опыты с эфирным ветром, на горе Вильсон // Воинствующий материалист. Кн. 5. 1925. С. 252–262
9. Тимирязев А. Экспериментальное опровержение принципа относительности Эйнштейна // Под знаменем марксизма. 1925. № 8–9. С. 191–192.
10. Тимирязев А. Новые опыты Дейтон – Миллера, опровергающие теорию относительности Эйнштейна // Известия. 1926. 30 июля.
11. Иоффе А.Ф. Что говорят опыты о теории относительности Эйнштейна? // Правда 1927. 1 января.
12. Перельман Я. «Эйнштейн опровергнут!». Атака на теорию относительности // Вечерняя Москва. 1926. 20 марта.
13. Тимирязев А. Обзор литературы по опытам Дейтон – Миллера и их критика // V Съезд русских физиков. М.: ГИЗ.1926. 94 с.
14. Г.Е. V съезд русских физиков // Под знаменем марксизма. 1927. № 1. С. 134-141.
15. Тимирязев А. По поводу дискуссии об опытах Дейтон – Миллера на V съезде русских физиков // Под знаменем марксизма. 1927. № 2–3. С. 178–187.
16. Гессен Б., Егоршин В. Об отношении тов. Тимирязева к современной науке // Там же. С. 188–199.
17. Хвольсон О.Д. Опровергнута ли теория относительности // Вестник знания. 1926. №. 19. С.1227–1234.
18. Вавилов С.И. Новые поиски «эфирного ветра» // Успехи физических наук. 1926. Т. 6. № 3. С. 242–254.
19. Тимирязев А. Механическое естествознание и диалектический материализм. Вологда: Сов. Печатник. 1925. 82 с.
20. Тимирязев А. Теория относительности Эйнштейна и махизм // Естествознание и диалектический материализм. М.: Материалист. 1925. С. 228–258.
21. Стенограммы докладов, читаемых в Ком. Академии // Вестник Коммунистической Академии. Кн. VII. 1924. С. 337–378.
22. Тимирязев А. Волны идеализма в современной физики на Западе и у нас // Под знаменем марксизма. 1933. № 5. С.94–123.
23. Тимирязев А. Ещё раз о волне идеализма в современной физике // Под знаменем марксизма. 1938. № 4. С. 124–?
24. Орлов И. Классическая физика и релятивизм // Под знаменем марксизма. 1924. № 3. С. 49–76.
25. Орлов И. Задачи диалектического материализма в физике // В сб. «Теория относительности и материализм». Л.–М.: Госиздат. 1925. С. 5–14.
26. Цейтлин З. Теория относительности А. Эйнштейна и диалектический материализм // Под знаменем марксизма. 1924. № 3. С.77–110; № 3–4. С. 115–137.
27. Цейтлин З. Несколько возражений А.К. Тимирязеву // Под знаменем марксизма. 1924. №. 12. С. 159–167.
28. Тимирязев А. Ответ на возражения тов. Цейтлина // Там же. С. 168–173.
29. Деборин А.М. Ленин как мыслитель. М.: Красная новь. 1924. 88 с.
30. Гольцман А. Наступление на материализм // Под знаменем марксизма. 1923. № 1. С. 83–10.
31. Васильев А.В. Пространство, время, движение. Исторические основы теории относительности. П.: Образование. 1923. 135 с.
32. Тимирязев. А.К. ? Красная новь. 1921. № 1.
33. Тимирязев А. Несколько замечаний по поводу наступления на материализм тов. Гольцмана // Под знаменем марксизма. 1923. № 6–7. С. 228–241.
34. Гольцман А. Эйнштейн и материализм (Ответ т. А.К.Тимирязеву) // Под знаменем марксизма. 1924. № 1. С. 114–126.
35. Тимирязев А. Эйнштейн, материализм и тов. Гольцман. Ответ на ответ // Под знаменем марксизма. 1924. № 1. С. 127–135.
36. Максимов А.А. Популярно-научная литература о принципе относительности // Под знаменем марксизма. 1922. № 7–8. С.170–182.
37. Максимов А.А. Еще раз о популярно-научной литературе о принципе относительности // Под знаменем марксизма. 1922. №. 11–12. С. 123–141.
38. Максимов А.А. Современное состояние дискуссии о принципе относительности в Германии // Под знаменем марксизма. 1923. №.1. С. 101–119.
39. Лифшиц С. Принцип относительности Эйнштейна. М.: Изд. Печатник. 1922?
40. Дюшен Б. Теория относительности Эйнштейна. Всеукраинское Госуд. Изд-тво. 1922.
41. Ленар П. О принципе относительности, эфире и тяготении (критика теории относительности). М.: Гос. Изд. 1922.
42. Борн М. Теория относительности Эйнштейна и её физические основы. П.: Изд-во «Наука и школа». 1922.
43. Хвольсон О.Д. Теория относительности Эйнштейна и новое миропонимание. М.: Изд. П. и С. Сабашниковых. 1922.
44. Морозов Н. Принцип относительности в природе и математике. П.:Изд. «Начатки знаний». 1922.
45. Морозов Н. Принцип относительности и абсолютное. П.: Госиздат. 1920.
46. Мошковский А. Альберт Эйнштейн. Беседы с Эйнштейном о теории относительности и общей системе мира. М.: Изд. «Работник просвещения». 1922.
47. Максимов А.А. О принципе относительности А.Эйнштейна // Под знаменем марксизма . 1922. № 9–10. C. 180–208.
48. Стуков Ин. В плену у релятивизма // Под знаменем марксизма. 1923. № 4–5. С. 132–139.
49. Максимов А. Теория относительности и материализм. Ответ т. Стукову // Под знаменем марксизма. 1923. № 4–5. С. 140–156.
50. Максимов А. Об отражении классовой борьбы в современном естествознании // Под знаменем марксизма. 1932. № 5–6. С. 16–53.
51. Максимов А. Классовая борьба в современном естествознании // Фронт науки и техники. 1932. № 9. С. 21–33.
52. Максимов А. Марксизм и естествознание // Под знаменем марксизма. 1933. № 2. С. 50–73.
53. Максимов А. «Материализм и эмпириокритицизм» – материалистическое обобщение данных естествознания // Под знаменем марксизма. 1938. № 11. С.?
54. Максимов А. Современное физическое учение о материи и движении и диалектический материализм // Под знаменем марксизма. 1939. № 10. С. 86–111.
55. Семковский С.Ю. Теория относительности и материализм. Гос. Изд. Украины. 1924.
56. Семковский С. К спору в марксизме о теории относительности // Под знаменем марксизма. 1925. № 8–9 С. 126–169.
57. Семковский С.Ю. Диалектический материализм и принцип относительности. Л.–М.: ГИЗ. 1926.
58. Тимирязев А. Ответ тов. Семковскому // Под знаменем марксизма. 1925. № 8–9. С.170–190.
59. Цейтлин З. С.Ю. Семковский. Диалектический материализм и принцип относительности. ГИЗ. 1926. // Под знаменем марксизма. 1926. № 4–5. С. 220–228.
60. Гессен Б.М. Основные идеи теории относительности. М.–Л.: Московский рабочий. 1928.
61. Задачи марксистов в области естествознания. Труды 2-ой Всесоюзной конференции марксистско-ленинских научных учреждений. М.: Изд. Коммунистической Академии. 1929.
Примечания
[1] Работа выполнена при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных исследований РФФИ(грант 09–08–00246).
[2] учёном чванстве (Прим. ред. сборника "Исследования по истории физики и механики")
[3] В переводе под редакцией проф. А.К.Тимирязева фамилия и инициал автора книги искажены - см. работу [41] в списке литературы. Вместо Ф.Ленарда в оборот был введен П.Ленар. Судя по тому, как приведена книга Ленарда на языке оригинала в работе А.К.Тимирязева «Естествознание и диалектический материализм», М., 1925, Аркадий Климентьевич был не очень грамотен в немецком - из четырех слов названия в двух орфографические ошибки. Не удивительно, что фамилию Lenard он перевел на французский, а не на немецкий лад: Ленар. Отсюда и пошло неверное написание фамилии и имени нобелевского лауреата, которое встречается не только в работах А.К.Тимирязева, но и в заметках критиков этого автора, например, Гольцмана. Показательно, что в рецензии Н.Н.Андреева (будущего академика) на перевод книги Ленарда под редакцией А.К.Тимирязева в выходных данных книги стоит «Ленар», а в тексте рецензии фамилия пишется правильно: Ленард. Автор настоящей статьи использует то написание, которое встречается в цитируемых работах, т.е. "Ленар". Читатель должен иметь в виду, что речь идет о нобелевском лауреате Филиппе Ленарде (прим. ред. "Семи искусств").
Напечатано: в журнале "Семь искусств" № 9(66) сентябрь 2015
Адрес оригинальной публикации: http://7iskusstv.com/2015/Nomer9/Sonin1.php
