В буднях великих строек,
В веселом грохоте, в огнях и звонах,
Здравствуй, страна героев,
Страна мечтателей, страна ученых!
А. Д'Актиль. «Марш энтузиастов»
Читая старые газеты, я обнаружил одну очень любопытную заметку.
"НАЧАЛОСЬ СТРОИТЕЛЬСТВО ДВОРЦА СОВЕТСКОЙ МЕДИЦИНЫ
А. ЛЯСС.
Идея Алексея Максимовича Горького о создании института по изучению человека осуществляется. В нескольких километрах от Москвы начато строительство Всесоюзного института экспериментальной медицины (ВИЭМ) им. Горького. Роют котлованы для зданий, где будут помещаться секторы химии, физиологии, патофизиологии. Заложены фундаменты экспериментальных мастерских, центрального медицинского склада.
Институт займет огромный участок между Покровским-Стрешневым и Хорошевским Серебряным бором. Главные здания института высотой в 10-12 этажей в окружении ряда шестиэтажных зданий будут расположены в живописном месте - на берегу Москва-реки.
В зданиях института будет около 6.500 комнат. Большая часть их предназначена для лабораторий. Они оборудуются всем необходимым для научной работы.
В институте создаются самые разнообразные лаборатории Так, для изучения влияния на организм звуков и шумов создаются специальные камеры. Будут построены камеры с искусственным освещением. Камеры для изучения механических влияний, звуконепроницаемые камеры для исследования условных рефлексов и .т.д. Особые требования пред'явлены к зданиям, где будут сосредоточены работы по химии Для предотвращения опасности взрыва в лабораториях будут устроены особые приспособления: достаточно включить рубильник, как все окна во всех этих помещениях моментально откроются и выпустят наружу скопившийся в помещении газ. Тамбуры между дверями, ведущими в лабораторию, превращаются в своеобразные камеры-шлюзы.
Всесоюзный институт экспериментальной медицины будет представлять собой целый городок. Его будут обслуживать электростанция мощностью в 10000 киловатт, газовый завод производительностью в 7,5 млн. кубометров газа ежегодно, специальные водонапорные сооружения и т.д.
О масштабах строительства можно судить по следующим цифрам. Для того, чтобы построить институт требуется 75 млн кирпичей, 57000 тонн цемента, 135000 кубометров лесоматериала, 27000 тонн железа, 380000 кубометров песка и гравия и т.д.
В создании генерального проекта ВИЭМ им. Горького принимали участие архитекторы Лансере, Щуко, Рерих, Некрасов и другие. В разработке отдельных проблем, связанных со строительством, участвовало свыше 100 специалистов. Кроме того, для изучения опыта строительства медицинских зданий в США и в Западную Европу был командирован главный консультант строительства, начальник главного строительного управления Наркомздрава т. Садовский".
"Известия" от 7 июня 1937 г.
Читатель! Ты не находишь ничего знакомого в этой заметке? За мной, мой читатель, по строкам романа "Мастер и Маргарита".
"Когда в приемную знаменитой психиатрической клиники, недавно отстроенной под Москвой на берегу реки, вошел человек с острой бородкой и облаченный в белый халат, была половина второго ночи.
– Вы находитесь, – спокойно заговорил врач, присаживаясь на белый табурет на блестящей ноге, – не в сумасшедшем доме, а в клинике, где вас никто не станет задерживать, если в этом нет надобности".
Рюхин задрожал, а женщина нажала кнопку в столике, и на его стеклянную поверхность выскочила блестящая коробочка и запаянная ампула.
– Ах так?! – дико и затравленно озираясь, произнес Иван, – ну ладно же! Прощайте... – и головою вперед он бросился в штору окна. Раздался удар, но небьющиеся стекла за шторою выдержали его, и через мгновение Иван забился в руках у санитаров. Он хрипел, пытался кусаться, кричал:
– Так вот вы какие стеклышки у себя завели!..
– Ванна, сто семнадцатую отдельную и пост к нему, – распорядился врач, надевая очки. Тут Рюхин опять вздрогнул: бесшумно открылись белые двери, за ними стал виден коридор, освещенный синими ночными лампами. Из коридора выехала на резиновых колесиках кушетка, на нее переложили затихшего Ивана, и он уехал в коридор, и двери за ним замкнулись.
Через несколько минут грузовик уносил Рюхина в Москву... Вот и лес отвалился, остался где-то сзади, и река ушла куда-то в сторону, навстречу грузовику сыпалась разная разность: какие-то заборы с караульными будками и штабеля дров, высоченные столбы и какие-то мачты, а на мачтах нанизанные катушки, груды щебня, земля, исполосованная каналами, – словом, чувствовалось, что вот-вот она, Москва, тут же, вон за поворотом, и сейчас навалится и охватит. Рюхина трясло и швыряло, какой-то обрубок, на котором он поместился, то и дело пытался выскользнуть из-под него. Ресторанные полотенца, подброшенные уехавшими ранее в троллейбусе милиционером и Пантелеем, ездили по всей платформе..."
"Как раз в то время, когда сознание покинуло Степу в Ялте, то есть около половины двенадцатого дня, оно вернулось к Ивану Николаевичу Бездомному… Полежав некоторое время неподвижно в чистейшей, мягкой и удобной пружинной кровати, Иван увидел кнопку звонка рядом с собою. По привычке трогать предметы без надобности, Иван нажал ее. Он ожидал какого-то звона или явления вслед за нажатием кнопки, но произошло совсем другое. В ногах Ивановой постели загорелся матовый цилиндр, на котором было написано: «Пить». Постояв некоторое время, цилиндр начал вращаться до тех пор, пока не выскочила надпись: «Няня»".
"Женщина же тем временем, не теряя благодушного выражения лица, при помощи одного нажима кнопки, увела штору вверх, и в комнату через широкопетлистую и легкую решетку, доходящую до самого пола, хлынуло солнце. За решеткой открылся балкон, за ним берег извивающейся реки и на другом ее берегу – веселый сосновый бор".
– Пожалуйте ванну брать, – пригласила женщина, и под руками ее раздвинулась внутренняя стена, за которой оказалось ванное отделение и прекрасно оборудованная уборная. Иван, хоть и решил с женщиной не разговаривать, не удержался и, видя, как вода хлещет в ванну широкой струей из сияющего крана, сказал с иронией:
– Ишь ты! Как в «Метрополе»!
– О нет, – с гордостью ответила женщина, – гораздо лучше. Такого оборудования нет нигде и за границей. Ученые и врачи специально приезжают осматривать нашу клинику. У нас каждый день интуристы бывают".
(Скажем здесь, что до конца 1920-х гостиница "Метрополь", как и все ее гостиницы-ровесники, не имела удобств в номерах – ни туалетов, ни ванных комнат, ни даже умывальников. Все это располагалось в коридорах)
"Решетки-то на замках, – подтвердил гость, – но Прасковья Федоровна – милейший, но, увы, рассеянный человек. Я стащил у нее месяц тому назад связку ключей и, таким образом, получил возможность выходить на общий балкон, а он тянется вокруг всего этажа, и, таким образом, иногда навестить соседа.
– Раз вы можете выходить на балкон, то вы можете удрать. Или высоко? – заинтересовался Иван.
– Нет, – твердо ответил гость, – я не могу удрать отсюда не потому, что высоко, а потому, что мне удирать некуда."
"Он шепотом сообщил Ивану, что в 119-ю комнату привезли новенького, какого-то толстяка с багровой физиономией".
"Я знал, что эта клиника уже открылась, и через весь город пешком пошел в нее. Безумие! За городом я, наверно, замерз бы, но меня спасла случайность. Что-то сломалось в грузовике, я подошел к шоферу, это было километрах в четырех за заставой, и, к моему удивлению, он сжалился надо мной".
"Мастер и Маргарита соскочили с седел и полетели, мелькая, как водяные тени, через клинический сад. Еще через мгновение мастер привычной рукой отодвигал балконную решетку в комнате N 117-й... " [1].
А вот цитаты из второй редакции романа (1931 г.).
"Затем, светя и рыча и кашляя, таксомотор вкатил в какой-то волшебный сад, затем Рюхин, милиционер и Пантелей ввели Иванушку в роскошный подъезд, причем Рюхин, ослепленный техникой, все более трезвел и жадно хотел пить.
Затем все оказались в большой комнате, в которой стоял столик, клеенчатая новенькая кушетка, два кресла. Круглые часы подвешены были высоко и показывали 11 с четвертью.
– Куда это меня приволокли? – надменно спросил Иван. Рюхину захотелось конспирации, но врач сейчас же открыл тайну.
– Вы находитесь в психиатрической лечебнице, оборудованной по последнему слову техники.
– Мерзавцы, – вдруг взвыл Иван, и перед женщиной засверкала никелированная коробка и склянки, выскочившие из выдвижного ящика.
– Ах, так, ах, так... – забормотал Иван, – это, стало быть, нормального человека силой задерживать в сумасшедшем доме. Гоп! – И тут Иван, сбросив Пантелеево пальто, вдруг головой вперед бросился в окно, прикрытое наглухо белой шторой. Коварная сеть за шторой без всякого вреда для Ивана спружинила и мягко бросила поэта назад и прямо в руки санитаров. И в эту минуту в руках у доктора оказался шприц".
"Рюхин вышел в волшебный сад с каменного крыльца дома скорби и ужаса.
Потом долго мучился. Все никак не мог попасть в трамвай. Нервы у него заиграли. Он злился, чувствовал себя несчастным, хотел выпить. Трамваи пролетали переполненные. Задыхающиеся люди висели, уцепившись за поручни. И лишь в начале второго Рюхин совсем больным неврастеником приехал в "Шалаш"". [2]. (сравните с "... почему так мало трамваев? Целый день мучительно хочется пива, а когда доберешься до него, в нёбо вонзается воблина кость, и, оказывается, пиво никому не нужно. Теплое, в голове встает болотный туман, и хочется не моченого гороху (закуска к пиву, - С.Ч.), а ехать под Москву в Покровское-Стрешнево". [3])
Пусть простит меня читатель за излишнее цитирование, но в этих отрывках содержится практически вся информация о клинике профессора Стравинского. Очевидно, что в редакции 1931 года психолечебница не имеет каких-либо опознавательных черт, к ней можно доехать на трамвае примерно за 30-40 мин. Есть волшебный сад, каменное крыльцо и роскошный подъезд. Еще есть "ослепленный техникой" и "лечебница, оборудованная по последнему слову техники", – вот и вся характеристика, под которую может подойти любая новая больница в пределах трамвайных маршрутов Москвы. Как бы то ни было, далее будем опираться на последний рукописный вариант глав, посвященных душевной болезни Иванушки, который автор зачитывал главному врачу Донской психиатрической больницы С.Л. Цейтлину и нейрохирургу А.А. Арендту 7 апреля 1938 г., а 23 мая того же года была закончена последняя рукописная редакция романа, цитаты из которой и приведены вслед за газетной заметкой в начале этой статьи.
Можно выделить четыре группы признаков, по которым опознается прототип психиатрической клиники из романа "Мастер и Маргарита": время постройки (клиника недавно отстроена под Москвой на берегу реки; клиника уже открылась), географическое расположение (на западе от Москвы; на берегу реки; на другом ее берегу веселый сосновый бор; недалеко от остановки троллейбуса; 4 километра за заставой, и еще ехать на грузовике), внешний вид здания (высоко, нельзя удрать; общий балкон вокруг всего этажа), внутреннее устройство клиники (одноместные палаты, всего палат числом не менее 119, при палате ванная и уборная, средства малой автоматизации, мебель из блестящего металла, небьющиеся стекла в окнах).
Исследователи творчества М.А. Булгакова упоминают о трех больницах, которые могли бы послужить прототипом для клиники профессора Стравинского. Вот их адреса: Волоколамское шоссе, 47 (бывший психосанаторий «Стрешнево» на территории современной психиатрической больницы № 12), Волоколамское шоссе, 84 (первый корпус Центральной клинической больницы МПС); Правобережная улица, 6 (бывший санаторий "Химки" в особняке «Патрикеевой дачи» – теперь Химкинская горбольница № 1). Видимо, эти три прототипа были отобраны булгаковедами потому, что имеют признаки сходства с клиникой Стравинского, и, наверное, не случайно эти три больницы поместились на одной карте района Покровское-Стрешнево.
Можно проследить некую связь М.А. Булгакова и его творчества с этим районом, который находится к западу от Тверской Заставы. С октябре 1921 года Булгаков жил в квартире 50 дома N10 на улице Большая Садовая. Рядом Тверская, переходящая в Петербургское шоссе (ныне Ленинградское). Не исключено, что в июне 1923 года Михаил Афанасьевич как научно-технический редактор Академии Воздушного Флота имени Н.Е. Жуковского работал в Петровском Путевом Дворце, куда тогда перевели Академию, а это, как раз, по дороге к Покровскому-Стрешневу. В рассказе «Ханский огонь» Орешнево читается как несколько измененное Стрешнево. М. А. Булгаков записал в дневнике 2 сентября 1923 г.: «Сегодня я с Катаевым ездил на дачу к Алексею Толстому (Иваньково). Он сегодня был очень мил... Когда мы с Катаевым уходили, он проводил нас до плотины.» [4]. На карте деревня Иваньково рядом с Покровским-Стрешневым на левом берегу реки Химки. Дачи в Иваньковском лесу облюбовали актеры Художественного театра, в котором долгое время работал и с которым сотрудничал М.А. Булгаков, в том числе и в годы работы над романом "Мастер и Маргарита". Одним из первых построил там дачу художник-декоратор МХАТа Виктор Андреевич Симов. В 1932 году он оформлял спектакль "Мертвые души" по инсценировке М.А. Булгакова.
Одно из отделений психиатрической больницы N12 располагается в бывшей даче К.Ф. Зегера, построенной архитектором В.Д. Адамовичем. Строительство дачи было начато К.Ф.Зегером около 1904 года, но не было завершено. В страховых документах от 1916 года указано, что дача в состоянии перестройки. В 1917 году владение К.Ф.Зегера купила Софья Абрамовна Лиознер (1873-1965) – одна из первых русских женщин-психиатров, и открыла здесь частный психоневрологический санаторий. Какое-то время в этом санатории практиковал выдающийся психиатр Юрий Владимирович Каннабих. В 1921-1931 гг. в бывшем доме К.Ф. Зегера размещался нервно-психиатрический санаторий «Стрешнево».
Дача К.Ф. Зегера расположена в окружении небольшого парка, отделяющего дом от трассы Волоколамского шоссе. Здание находится (на карте обозначен "+" над словом "СТРЕШНЕВО") под углом к трассе, что усиливает впечатление от его ассиметричной композиции, свойственной и для традиции замкового строительства европейского средневековья, и для архитектуры модерна. Ближайшая территория была вначале оформлена в виде цветника с клумбами, но сейчас выглядит уже не парком, а лесом. Дом Зегера изнутри описывался в 1907 г. так:
"Каменный, крытый железом, в два этажа; крыша с башенками и железными шпилями, снаружи частью облицован цветным кирпичом и частью отштукатурен, внутри отштукатурен. Под половиною дома полуподвал. Первый и полуподвальный этажи с бетонными по железным балкам потолками. Второй с деревянными потолками. Лестница одна - дубовая, другая до чердака и полуподвала - каменная. Оконные рамы и двери сосновые, окрашенные, полы паркетные дубовые и плитчатые. К дому примыкает каменный крытый железом парадный вход, кладовая для вина и две террасы, одна – крытая". В 1910 году в доме было устроено водяное отопление с котлом и вентиляционной камерой в полуподвале.
Если еще добавить, что 15 ноября 1933 года была пущена первая линия троллейбуса от Тверской заставы до Покровского-Стрешнёва, то становиться понятным, что из всех примет прототипа подходят только расположение на запад от Тверской заставы да недалеко расположенная троллейбусная остановка.
На карте видно, что санаторий "Химки" (Патрикеева дача) располагается на правом берегу реки Химки (верх карты). Патрикеева дача была построена, а, точнее, перестроена, по проекту Ф.О. Шехтеля в 1907 году и до революции принадлежала богатому московскому купцу С.П. Патрикееву. В годы первой мировой войны здание использовалось под госпиталь, в котором лечились раненые и больные солдаты. С. П. Патрикеев, будучи депутатом, развернул в своем доме больницу по европейскому образцу, закупив оборудование из Германии и Швейцарии. С 1918 года в доме был санаторий "Химки" для рабочих и красноармейцев Москвы, руководил им врач-терапевт Ф.А. Готье. В наше время в усадьбе Патрикеевых размещены отделения Химкинской городской больницы.
Архитектура дома Патрикеевых выполнена в стиле модерн. В народе этот дом прозвали "Белые столбы" из-за столбов в воротах усадьбы. Отделка интерьеров включает прекрасный керамический камин, парадную лестницу с витражом, разнообразно оформленные потолки и своды.
Ну что же, в данном случае есть и речка, и, возможно, на противоположном от усадьбы берегу был в то время сосновый бор. Но ни внешний вид здания, ни предполагаемое внутреннее устройство здания (количество комнат) не соответствует тем намекам, о которых писал Булгаков. Да, и география вместе с историей здесь не совсем к месту. Дело в том, что вплоть до 1938 года не было троллейбусной линии, которая подходила бы достаточно близко к санаторию "Химки". Первый троллейбус в том направлении отправился от метро "Сокол" (на территории села Всехсвятское, правый нижний угол карты) до Северного речного вокзала (на нашей карте это примерно район села Аксиньино) не ранее сентября 1938 г., когда последняя рукописная редакция романа была уже закончена. И еще, читатель должен обратить вннимание на ориентацию здания: оно фасадом практически полностью обращено строго на восток к водоему и торцами на юг и на север. И, поскольку в мае месяце солнце в полдень находится точно на юге, Иванушка в момент поднятия шторы никак не мог видеть в палате санатория "Химки" одновременно хлынувшее в палату солнце и речку с сосновым бором на другом берегу.
15 августа 1937 года нарком путей сообщения Л.М. Каганович подписал приказ N 209/ц : «Вновь выстроенную в Москве больницу Западной железной дороги организовать как Центральную клиническую больницу для оказания высококвалифицированной больничной помощи не только работникам дороги, но и рабочим и служащим железнодорожного транспорта всего Советского Союза, нуждающимся в серьезной консультации и вмешательстве крупных медицинских сил…». В декабре того же года Центральная клиническая больница (ЦКБ N1) на берегу канала Москва-Волга была открыта. На нашей карте этой больницы нет, ведь карта от 1931 года, но, чисто условно, построенный в 1937 году корпус ЦКБ N1 можно разместить на пересечении Волоколамского шоссе и реки Химки.
Таким образом, третья из больниц-прообразов клиники Стравинского хоть и не является психиатрической, но зато недавно отстроена под Москвой на берегу реки (канала Москва-Волга) и открылась до того, как была дописана последняя редакция романа. Надо сказать, что в период от 1917 до 1937 года в Москве было построено всего две новых больницы. Одна из них - инфекционная больница на Соколиной горе, которая выглядела после открытия так же, как и ЦКБ N1: длинное и узкое 2-х этажное здание. Больницы тогда строились, и не только в Советском Союзе, по так называемому павильонному типу, для которого были характерны одно- и двухэтажные павильоны с подразделением последних на хирургические, терапевтические, инфекционные, туберкулезные. В каждом здании размещались залы с больничными койками, лечебные помещения (операционные залы, кабинеты, лаборатории) и обслуживающие помещения (столовые, комнаты дневного пребывания). Больничные палаты зального типа размещались только с одной стороны коридора, который получал прямое естественное освещение. Санузел был один на этаж, а ванная - в приемном покое, всего одна на больницу. Такие больницы сохранились до сего времени.
(Вспоминаю, каким мучением было для меня ковылять на костылях в уборную из противоположного конца коридора в одной из больниц Киева в уже далеком 1967 году.)
Так что не в стандартном больничном строительстве того времени черпал вдохновение писатель для изображения клиники Стравинского. Если закрыть глаза на внешнюю и внутреннюю простоту здания, предназначенного вовсе не для душевнобольных, заменить прямой канал Москва-Волга извивающейся речкой и посчитать общий балкон вокруг всего этажа чистой фантазией автора, то, с учетом остальных критериев, Центральная клиническая больница РЖД (или МПС) могла бы послужить прототипом временного пристанища мастера и его ученика.
Вернемся к заметке из "Известий" в начале статьи. Что же представлял из себя Всесоюзный институт экспериментальной медицины (ВИЭМ) им. Горького, как возникла его идея, и как эта идея воплощалась в жизнь?
По инициативе принца А.П. Ольденбургского в декабре 1890 года в Санкт-Петербурге открылся Императорский Институт экспериментальной медицины (ИЭМ). Александр Петрович Ольденбургский, основатель и попечитель института, пригласил в ИЭМ лучших специалистов того времени. Уже в 1891 году И.П. Павлов организовал в этом институте отдел физиологии и возглавлял его до конца своей жизни. С 1923 года в отделе физиологии Государственного института экспериментальной медицины (ГИЭМ) стал работать приехавший из Иркутска преподаватель нервных и душевных болезней Лев Николаевич Федоров. В 1927 году Л.Н.Федоров по предложению Павлова, с 1913 года Иван Петрович Павлов был почетным директором этого института, был назначен заместителем директора, а в 1932 – директором ГИЭМа. Идеей реорганизации ГИЭМа во Всесоюзный институт экспериментальной медицины (ВИЭМ) Л.Н. Федоров поделился с Максимом Горьким, а Горький смог вызвать жгучий интерес к этой теме у Сталина. В прессе же идею создания ВИЭМа приписали лично Горькому, который якобы поделился ею со Сталиным, и уже с одобрения последнего Федоров и его сотрудник Сперанский в начале лета 1932 года были направлены к Горькому на дачу, где и узнали, что ГИЭМ станет ВИЭМом. Создавался не просто новый институт, а огромный комплекс больниц и лабораторий, где можно будет победить болезни и старость, который назовут потом "Институт бессмертия имени Горького". Борьба с болезнями, еще недавно считавшимися неизлечимыми, омоложение, преодоление антропологических границ, создание человека нового типа, и, в конечном итоге, бессмертие – таких чудес ждала молодая Страна Советов от врачей и ученых. Тем же, кто как-то себя проявил в лечении советской элиты, давали институты. Так, по легенде, именно за излечение Сталина от псориаза экстрактами эндокринных желез (лизатами) И. Н. Казакову доверили целый Государственный научно-исследовательский институт обмена веществ и эндокринных расстройств. Профессор Игнатий Николаевич Казаков жил и вел прием в пятикомнатной квартире дома N16 в Старопименовском переулке. Кого только не лечил Казаков! Знаменитые артисты, писатели, художники и, конечно, политические деятели. Семашко, Подвойский, Раковский, Луначарский, Горький... Лизатами, которые доктор Казаков изготавливал собственноручно, лечились все болезни, в том числе и половая слабость. «Неизлечимых болезней нет, старость - это тяжелое заболевание, но оно тоже лечится», - утверждал этот доктор-волшебник. В 1932 году усилиями А.М. Горького из заключения был освобожден А.А. Замков, обвинённый в попытке продажи секрета своего препарата "Гравидан" (изготавливался из мочи беременных женщин) за границу. Гравидан успешно прошел испытания на красноармейцах и вызывал значительный иммуностимулирующий и общетонизирующий эффект при широком спектре заболеваний и неожиданный положительный эффект в лечении наркотической зависимости. Тонкость лечения, по-видимому, заключалась в исключительно индивидуальной дозировке препарата, что мог обеспечить только сам изобретатель. У Замкова стали лечиться Молотов, Калинин, Клара Цеткин, Максим Горький и др.. Применение препарата казалось тогда столь перспективным, что в 1933 году был создан Государственный институт урогравиданотерапии, директором которого и стал А.А. Замков. В свете таких достижений советской медицины становится понятным, почему идея создания института, в котором будет выращен "новый гомункул", совпала со стремлениями и желаниями советской элиты и понеслась стремительно вверх. Ну а дальше, как отмечают современники (Л.Э. Разгон [5], Е.М. Крепс [6]), почти каждую неделю видные советские ученые и члены правительства (минимум один раз был и Сталин) собирались в особняке Горького на Малой Никитской и там обсуждали планы создания ВИЭМа с центром в Москве. Затем многие из них шли на квартиру Москвина, рядом на Спиридоновке, где эти беседы продолжались в более раскованной обстановке. Москвин – это не известный артист, а весьма крупный партийный деятель, полный тезка артиста Ивана Михайловича Москвина, на то время член Оргбюро ЦК и член ЦК ВКП(б), начальник сектора кадров ВСНХ и Наркомата тяжелой промышленности СССР. Этот Иван Михайлович был близок и всячески покровительствовал организатору и директору ВИЭМа — Льву Николаевичу Федорову, обладал привычной тогда внешностью: обрит нагололо и щеточка усов, и был душой кампании, и, что интересно, абсолютно не пил. Для полноты облика добавим еще одну интересную черту Москвина-партейца, он превосходно знал латынь, не только стихи, но и свободно разговаривал по-латыни. Далее его тогдашний друг пишет: "На заседаниях Совнаркома, когда он встречался с Винтером — таким же страстным латинистом, как он, — они разговаривали на латинском" [5]. Винтер это инженер-энергетик Вильгельм-Александр (Александр Васильевич) Винтер, начальник Днепростроя, с 1932 года академик и начальник Главэнерго, а затем Главгидроэнергостроя.
(Боже! Какие ассоциации с Булгаковым! Здесь и "Копыто инженера" и "Какая же это фамилия на «Ве»? – схватившись рукою за лоб, сам у себя спросил Иван и вдруг забормотал: – Ве, ве, ве! Ва... Во... Вашнер? Вагнер? Вайнер? Вегнер? Винтер? – волосы на голове Ивана стали ездить от напряжения", и «И по-латыни, как Пилат, говорит...» – печально подумал Иван". А еще, в то время Винтер жил в квартире 19 дома N10 по Садовой, то есть был соседом М.А. Булгакова с 1921 по 1924 гг.)
Для нашего повествования очень важно, что другой Иван Михайлович Москвин, артист МХАТа, был очень дружен с Москвиным-партейцем и принимал участие во всех посиделках последнего на Спиридоновке, так же как и сотоварищи Москвина-актера по театру. Как-то уж так, вместе и весело, проводили вечера на Спиридоновке руководители только недавно возникшего и бурно вверх вознесшегося ВИЭМа и артисты МХАТа. Здесь нелишне упомянуть, что в 1930-36 гг. М.А. Булгаков работал во МХАТе режиссером-ассистентом, в этом театре было поставлено три его пьесы и три пьесы репетировались, но не дошли до премьеры.
(Ну, никак не могу не отвлечься на Шехтелевскую мелодию в Булгаковском романе (Ф.О. Шехтель, архитектор, 1859-1926):
Согласно документам [7], ВИЭМ был образован на основе реорганизации Государственного института экспериментальной медицины Наркомздрава РСФСР (г. Ленинград) в соответствии с постановлением СНК СССР от 15 октября 1932 года с целью всестороннего изучения человеческого организма на основе использования новейших достижений техники, физики, химии и биологии. В положении о ВИЭМе, изданном СНК СССР 4 сентября 1933 г., сказано: "Всесоюзный институт экспериментальной медицины является высшим научно-исследовательским учреждением Союза СССР в области медицинских и биологических наук и состоит при Совете Народных Комиссаров Союза ССР" [8]. Строительство ВИЭМа включается в список ударных строек на 1933 год.
Ввиду сосредоточения в Москве основных медико-биологических учреждений союзного значения в соответствии с постановлением СНК СССР от 28 апреля 1934 г. ВИЭМ переводится из Ленинграда в Москву.
Согласно постановлению ЦК ВКП(б) строительная площадка для нового комплекса зданий ВИЭМа располагалась на месте закрываемого военного полигона за Октябрьским полем в районе Серебряного Бора (на нашей карте написано "Окт. воен. поле") на левом берегу Москва-реки, красивейшего места в окрестностях Москвы [8]. Полигон был быстро выведен в другое место, а его бывшая территория оказалась практически идеальной для лечебного учреждения: возвышенный берег реки Москвы, сухие песчаные почвы, преобладающие юго-западные ветра. Проектирование институтского комплекса на Октябрьском поле консультировали виднейшие специалисты США, для чего в 1934 г. в заокеанскую командировку были направлены руководители будущей стройки и архитекторы-проектировщики. Уже в конце 1934 – начале 1935 года был объявлен и успешно прошел конкурс эскизных проектов комплекса ВИЭМ на Октябрьском поле в Москве. Было разработано всего восемь вариантов, из них пять выполнили сотрудники проектного отдела управления строительством ВИЭМа. Однако на выставке, развернутой в дирекции института в особняке на Воронцовом поле, выставлялись лишь четыре проекта, остальные оказались предварительными, черновыми и не заслуживающими внимания. Победил вариант № 6, разработанный группой архитекторов управления строительства ВИЭМа в составе Н.Е. Лансере, В.И. Гридина, Э.Б. Кольби и С.С. Некрасова и опубликованный в "Архитектурной газете" [8]. Правительственная комиссия отметила, что принятый проект выгодно отличался от остальных своей продуманностью, отсутствием замкнутых дворов, тщательной разработкой функциональной стороны, наличием больших зеленых площадей, зеленых защитных зон и выгодной ориентацией по странам света. Этот проект был принят за основу дальнейших разработок. И сразу же определили сроки окончания строительства 1938 годом. Чтобы сохранить временную последовательность, сейчас уместно напомнить о газетной заметке А. Лясса от 7 июня 1937 г., которая полностью изложена в начале этой статьи. Любопытно, что журналист А. Лясс упоминается в исследованиях творчества М.А. Булгакова [9,10]. Предполагается, что заметка некоего А. Лясса в "Рабочей газете" от 12 мая 1928 года [11] использовалась писателем в ранней редакции романа "Мастер и Маргарита" [12].
В сентябре 1937 г. публикуется утвержденный генеральный план, согласно которому комплекс ВИЭМа занимал площадь около 65 гектаров, на которой создавался целый научный городок, включавший соматическую клинику, клинику здорового и больного ребенка, психиатрическую клинику, камеры для искусственного климата, библиотеку на 300 тысяч томов, помещения для музея и выставок, жилые корпуса для научных сотрудников, предприятия сферы обслуживания. Общая кубатура всех сооружений составляла 900 тысяч кубических метров, стоимость строительства определялась в 100 миллионов рублей. Авторами рабочего проекта ВИЭМа являлись Б.К. Рерих и Н.Е. Лансере [13].
Главный корпус ВИЭМа в проекте Н.Е. Лансере. Только здесь М.А. Булгаков мог видеть балкон вокруг всего этажа, или придумал такой балкон сам. Читатель может поискать общие балконы на весь этаж в проектах других больниц в "Архитектурной газете" за 1937 год[14] – их нет. Они редкость и в современных больницах. Спрашивается, зачем психбольнице общий балкон?
Здание клиник состояло из двух блоков. Планировалось использовать новые строительные материалы и технологии, которые до того не применялись еще ни на одной стройке СССР. В клиниках готовились устраивать резиновые полы и звукопоглощающие потолки.
(Скажем здесь про "стеклышки", которые завела клиника Стравинского. Закаленное стекло было создано в 1929 году и выпускалось французской компанией SSG. В СССР это стекло производилось с 1935 года под названием «сталинит». Благодаря закалке сопротивляемость "сталинита" удару возрастала в 5-10 раз, а прочность на изгиб – не менее чем в два раза. Можно совершенно уверенно предположить, что в советских психиатрических клиниках в 1930-х годах сталинит не использовался.)
Само здание клиник должно было держаться на стальных конструкциях с особыми легкими заполнителями. В главном блоке (фасадом на юго-запад) размещался клинический стационар, состоявший из двадцати восьми секций по восемь однокоечных и две двухкоечные палаты в каждой. На каждые две однокоечные палаты приходился санитарный узел (ванна и отдельная для каждой палаты уборная с умывальником). Двухкоечные располагали отдельной уборной и помещением для хранения хозяйственных предметов.
14 сентября 1937 года был организован общественный просмотр технического проекта ВИЭМ [15]. Прояснилась полная нереальность намеченных ранее сроков строительства, что и вызвало их пересмотр. Завершить строительство гиганта советской медицины, равных которому по размерам и широте задач в то время не существовало, планировалось уже не в 1938, а в 1940 году.
Возведение стен первых корпусов началось в январе 1937 года. К концу года удалось построить коробки нескольких зданий хозяйственного сектора, а также корпусов химии и физиологии. Вырос благоустроенный рабочий поселок, проложили дороги и водопровод. Главным фактором срыва планов строительства стало неуклонное снижение объемов финансирования. Средства, которые планировалось направить на здравоохранение, постепенно, с каждым годом во все больших размерах перенацеливались на сооружение промышленных предприятий, в первую очередь оборонного назначения. Вследствие этого был сорваны все ранее намеченные сроки не только окончания, но и начала строительства важнейших зданий комплекса ВИЭМ.
Пока на Октябрьском поле шла грандиозная стройка, временным помещением для ВИЭМа стал только что выстроенный корпус Института охраны труда во Всехсвятском. Туда стали постепенно переводить ленинградские отделы института экспериментальной медицины с целью, после подготовки лабораторий, перевести в Москву весь ВИЭМ. Поскольку строительство основного комплекса в Серебряном Бору так и не было завершено, ВИЭМ остался в этом здании. А позже, в 1944 году там же разместилась и созданная в 1944 году на базе Всесоюзного института экспериментальной медицины им. Горького Академия медицинских наук. Благодаря такому обстоятельству некоторые здания великой стройки дожили до наших дней.
Перед войной на огромной территории от Покровского-Стрешнева до берега Москва-реки в более или менее готовом виде стояли: три лабораторных корпуса ВИЭМа, служебный корпус ВИЭМа; детская инфекционная клиника ММИ, три корпуса микробилогического института. Однако в них так и не пришли ученые, врачи и пациенты. По распоряжению вице-президента АН СССР А.А. Байкова от 12 апреля 1943 года был создан научно-исследовательский центр по урановой проблеме – Лаборатория № 2 АН СССР (с 1949 года ЛИПАН – лаборатория измерительных приборов АН СССР) под руководством И.В. Курчатова. 14 августа 1943 года в Лабораторию № 2 была официально переведена из Ленинградского физико-технического института группа И.В. Курчатова. С февраля 1944 года Лаборатория получила права института (с 1956 года она стала официально именоваться Институтом атомной энергии) [8]. Бывшие корпуса ВИЭМа и Медицинского института, как и весь комплекс построек в этом месте, продолжали именоваться городком ВИЭМа – вплоть до 1960-х годов [14].
И сейчас в микрорайонах, выросших из асфальта великой стройки, можно наткнуться на старое хулиганское граффити "ВиэМ". Так называлась одна из наиболее влиятельных группировок местной шпаны. "Виэмовские" малевали название своей банды на заборах и стенах щукинских микрорайонов N1 и N2, потому что именно там были автобусные остановки, носившие теперь никому уже непонятные названия "ВИЭМ" и "ВИЭМстрой". Несколько лет назад одно из последних виэмовских граффити украшало старый гараж. Может быть оно там и сейчас, если гараж не снесли.
Ну, вот и все, надеюсь теперь главная линия этого опуса ясна читателю насквозь [1]. Остается вопрос, зачем Булгакову понадобилось помещать своих героев не в обычную психушку, а, непременно, в самую современную клинику, пусть и не построенную?
Использованная литература
1. М. А. Булгаков. Мастер и Маргарита. Москва. 1984.
http://ModernLib.ru/books/bulgakov_mihail_afanasevich/master_i_margarita/read
2. Черновые наброски к главам романа, написанные в 1929 - 1931 гг. Булгаков М.А. Великий канцлер. Князь тьмы. М.: Гудьял-Пресс, 2000, сс.65-79.
http://lib.ru/BULGAKOW/ma_chernowiki.txt
3. Булгаков М.А. Путешествие по Крыму. Очерк. Опубликован: Красная газета, Л., 1925, 27 июля; 3, 10, 22, 24, 31 авг.
4. Михаил Булгаков. Под пятой. МОЙ ДНЕВНИК Москва Издательство "ПРАВДА", 1990 Библиотека "ОГОНЕК". http://lib.ru/BULGAKOW/dnewnik.txt
5. Разгон Лев Эммануилович. Плен в своём Отечестве
http://ModernLib.ru/books/razgon_lev_emmanuilovich/plen_v_svoem_otechestve/
6. Е.М. Крепс "О прожитом и пережитом". М.: "Наука", 1989. - 200 с
http://www.infran.ru/vovenko/60years_ww2/kreps_memo1.htm
7. Государственный архив Российской Федерации Фонд: Р-6742 Опись: 1 Ед.хранения: 266 Дело: 266 http://libinfo.org/index/index.php?id=1074
8. А.В. Рогачев. Москва. Великие стройки социализма. Центрполиграф. 2014. 480 с.
9. http://zadocs.ru/literatura/731/index.html
10. Булгаковская энциклопедия. http://www.Bulgakov.ru/f/florensky/2/
11. В «Рабочей газете» от 12 мая 1928 года А.Лясс пишет: «В так называемой Троице-Сегиевой лавре свили себе гнездо всякого рода «бывшие». Главным образом, князья, фрейлины, попы, монахи. Постепенно Троице-Сергиева лавра превратилась в своеобразный черносотенный и религиозный центр, причем произошла перемена властей: если раньше попы находились под защитой князей, то теперь князья находятся под защитой попов… Гнездо черносотенцев должно быть разрушено».
12. Черновики романа. Тетрадь 1 1928 - 1929 гг. Булгаков М.А. Великий канцлер. Князь тьмы. М.: Гудьял-Пресс, 2000, сс.23-36
http://lib.ru/BULGAKOW/ma_chernowiki.txt
13. Архитектурная газета. 1937. № 64.
14. http://blogs.7iskusstv.com/?p=47286
15. Бродкин В.Б., Хейфец И.С. Строительство Всесоюзного Института экспериментальной медицины им. Горького // Строительство Москвы. 1937. № 23–24.
Напечтано: в журнале "Семь искусств" № 9((66) сентябрь 2015
Адрес оригинальной публикации: http://7iskusstv.com/2015/Nomer9/Chevychelov1.php
