Фестиваль «Дон литературный ‒ Ростовское время-2014»
ЛЮДМИЛА ШУТЬКО
«На земле вожделея полета…»
Ростовское региональное отделение Союза российских писателей при поддержке Правительства Ростовской области во второй раз провело конкурс-фестиваль для молодых литераторов. Первое подобное мероприятие называлось «Ростовское время», и для его материалов была отведена особая рубрика в «Ковчеге» № XXXVIII (1/2013). Теперь название немного изменилось: «Дон литературный – Ростовское время-2014». Но суть осталась прежней – полагаю, уже можно с робкой надеждой говорить о складывающихся традициях. «Ковчег» же верен традициям, сложившимся давно: откликаться на события, приводящие в движение читающий-пишущий народ, и всячески содействовать творческому общению.
Программа фестиваля – в целом такая же, как и в прошлый раз. Вначале организаторы кидают клич по городам и весям, по вузам и библиотекам, по сайтам и пабликам: всем, всем, всем авторам не моложе 14 и не старше 35 лет! Мы будем рады вас видеть и слышать… Далее виртуальный отборочный тур. Преодолевшим – честь и хвала, размещение текстов в особом разделе сайта РРО СРП и, самое главное, рецензии под текстами – положительные и разные: от членов жюри, от собратьев по перу, от любого посетителя, кто не смог спокойно пройти мимо странички. Прием заявок еще длится, а уже начинаются мастер-классы (их формы стали разнообразнее, об этом чуть позже). Скрепя сердце жюри перекрывает поток заявок, совершает нелегкий, но решительный выбор (кому – диплом лауреата, кому – гран-при), и следует награждение. Призы – самые нужные и практичные с точки зрения тех, кому они достались: книги на память и право на собственные публикации (в том числе – в данном номере «Ковчега»).
Немного цифр, уж коль скоро, по точному наблюдению Антуана де Сент-Экзюпери, серьезные взрослые люди очень их любят. Прием заявок, согласно первоначальным анонсам: с 1 мая до 1 сентября 2014 года (почти полное совпадение с мертвым сезоном сессии и каникул). По здравом размышлении продлен до 15 октября. В итоге организаторы дождались 66 заявок от 57 человек из 15 городов (кое-кто послал на конкурс и стихи, и прозу). В открытом доступе на сайте: 21 образец прозы и 38 стихотворных подборок от 50 авторов. Количество лауреатов равно 22. «Гран-при» (за громким словом скрывается авторская книга за счет средств фестиваля): поначалу запланировано 3, но к моменту подведения итогов «счастливое число» возросло до 4. Невиртуальных собраний под условным названием «мастер-классы» в рамках конкурса проведено 6: с 14 сентября по 25 октября (при том, что финальный гала-концерт состоялся 26-го). За рамками конкурса встречи продолжаются, поскольку востребованы еще больше, чем в прошлый раз.
Как бы я могла обрисовать лицо фестиваля не в цифрах, а в ощущениях? Кредо всех причастных к действу – недоказуемо и трудноформулируемо. Я пытаюсь (скорее всего, вне всякой связи с волей автора) «вчитать» его в строчку из конкурсной подборки Елены Шевченко, ставшую заголовком этой статьи: «На земле вожделея полета…». Получается у меня приблизительно так: творчество
ШУТЬКО Людмила Семеновна – автор пяти поэтических книг, член Союза российских писателей. Печаталась в «Ковчеге» №№ XXXVI (3/2012) и XXXVIII (1/2013). Живет в Ростове-на-Дону.
© Шутько Л. С., 2015
сродни «полету»; теоретизируя о литературе, правя текст или под любым другим предлогом собираясь вместе во имя высокой поэзии, мы остаемся «на земле»; ни за свою, ни за чью бы то ни было «летучесть» никогда невозможно твердо ручаться; но мы ведем себя так, как будто верим в нее или очень хотим верить. Сказать по поводу этой веры особенно нечего. Да, скорее всего – несоразмерный аванс и/или тотальный самообман. Но без нее никакое сочинительство не имеет смысла. Собственно, и всё.
Первейшим залогом существования проекта, как видно даже из приведенной статистики, оказалась гибкость. Разумная подстройка формальных рамок и сроков под нужды живых людей. Не анархия, не заигрывание с целевой аудиторией, а постоянный поиск адекватных внешних условий для раскрытия и развития творческого начала в личности. Вот об этом могу рассказать подробнее, на конкретных примерах из жизни фестиваля.
А цель общих усилий была почти вечная: создать пространство для диалога между людьми, неравнодушными к литературе. В заметках о «Ростовском времени- 2012» я смотрела на нее в основном с позиций частного человека и тогдашнюю публикацию озаглавила соответственно – строчкой нашей теперь уже постоянной участницы Тамары Петровой: «И мне кажется, что я не одинок…». В 2014 г. рефреном звучали декларации о намерениях Союза российских писателей рассмотреть победителей «Ростовского времени» на предмет принятия в свои ряды, и волей-неволей мои мысли возвращались к вопросам более глобальным, чем чье-либо отдельно взятое одиночество. Кому и зачем вообще нужны союзы, в том числе писательские? Наверное, городам области и регионам страны – для напоминания о культурном единстве. Разным поколениям – чтобы не терять общий язык. Рассуждать вокруг да около контактоустанавливающей и пространствоорганизующей функции «Ростовского времени» можно дольше, чем позволяет формат статьи, но сказать пару слов я попробую – ближе к концу. Какую высокую миссию осознанно или неосознанно подпишется выполнить тот, кто подаст заявление о вступлении в Союз, и кто из претендентов на диплом-2014 уже готов к подобной инициации? Последний вопрос пусть остается открытым. Но полагаю, читатели найдут в статье некоторые крупицы сведений, чтобы размышлять о нем не совсем беспредметно.
* * *
Итак, для начала: некоторые требования к конкурсным работам – и направления обхода их участниками и членами жюри.
В тематике ограничений изначально не было никаких, что удивило некоторых участников.
Пожелания к жанровой и родовой принадлежности представленных произведений – номинально существовали и немного повысили средний градус настроения в Интернете. В Условиях конкурса значилось: «Конкурс проводится по трем номинациям: проза, поэзия». Точка – конец списка. Носители обыденного здравого смысла незамедлительно предположили, что элита от литературы не поверяет гармонию арифметикой и не умеет считать до трех. Дело, конечно, было не в этом. Просто процитированный перечень – изначально открытый, и третий пункт присутствует в нем незримо на правах незаполненного пробела, воплощая в себе опыт аналогичного конкурса 2012 г. Тогда, напомню, было предусмотрено три номинации: проза, поэзия, авторская песня. И награды вручались в трех номинациях, только их состав успел измениться: проза, поэзия, поэзия для детей. В 2014 г. организаторы попытались учесть опыт и осуществить почти невозможное – включить элемент непредсказуемости в свои планы.
Устные объявления звучали приблизительно так: «Присылайте прозу и стихи! Можно ли драму? Драму тоже можно. И для детей. И критику. И литературоведение. И переводы. Всё, что есть, присылайте! А уж номинацию мы придумаем». Забегая вперед, сообщу: в итоге желания устроителей исполнились, так что дополнительную номинацию пришлось подбирать – и не одну, а по одной на каждого лауреата.
Некоторые тексты – причем в большинстве своем интересные, сильные, что называется, делающие погоду – были отнесены авторами в прозаическую рубрику, но всей своей сутью протестовали против самой идеи разделения продуктов литературного труда на прозу и стихи. Как правило, эти произведения принадлежат авторам, которые подали по две заявки: и как прозаики, и как стихотворцы.
Так, Александра Ластоверова получила диплом лауреата «За оригинальный подход к разработке серьезных тем в стихах и прозе». Между ее стихами и прозой много общего: повествовательный сюжет – четко очерченный, динамичный – передает ощущение судьбы; лирический сюжет – рождаемый перекличкой лейтмотивов – завершен и гармоничен, как хорошая музыкальная пьеса; а краткость побуждает вникать во все смыслы каждого слова, тем паче каждого умолчания.
У Ирины Мудриченко – изрядная доля верлибра среди стихов плюс прочувствованные прозаические монологи, то медитативные, то порывистые. Там и тут во главе угла лирическое переживание, местами надрыв, переданный настолько достоверно, телесно-осязаемо, что лично мне непроизвольно хотелось защититься, закрыть свое сознание от постороннего вмешательства. Но самое ценное, что переживание не возводится в абсолют, его носитель – отнюдь не абстрактный «голый человек на голой земле». Мир Ирины Мудриченко трехмерен, умело и непринужденно прорисованный фон включает историю государств, религиозную культуру, отсылки к устному народному творчеству. Если в виде иллюстрации к единству Эроса и Танатоса поэтесса преподнесет читателю всего-навсего изображение трагической любви – я, пожалуй, усомнюсь в этой теории (несмотря на все изящество зарисовки «Тень от моих волос» о современных Эвридике и Орфее). Но опираясь на прошлое народов мира, мой оппонент становится убедительнее: «Почему люди / Не могут не любить друг друга? / Почему люди / Не могут друг друга не убивать? / Почему всегда / два берега у реки, / один из которых / непременно зовётся "наш", / а другой… / Прохладной доброй ладонью / твоё молчание / ляжет на губы мои…». На конкурсе Ирина заслуженно получила гран-при в номинации «Поэзия».
Светлана Кравченко на «Ростовском времени» во второй раз. Лауреатом на сей раз не стала – но осталась светлым лириком, способным тактично и немногословно рассказать о непростых отношениях: «SMS с приветом долетит к тебе и разобьется. Бьется сердце, ответом бьется в душу, твоим неоднозначным троеточием. Что ж, я допишу его сама…»
Композиции Дианы Макгрэйм тоже мыслились автором как проза, но по случайности оказались среди стихов и смотрелись там довольно органично, несмотря на длину, для лирических зарисовок нехарактерную. Формулировка диплома лапидарна, как тезис манифеста: «За поэтичность прозы и повествовательность стиха». Достаточно прочесть хотя бы вполголоса несколько произвольно выбранных Дианиных строчек, чтобы уловить патетичную интонацию версе[1]: «Ее волосы похожи на волны, скользящие к опустевшему берегу на закате. / Ее голос – крики уставших чаек на побережье, раскрашенном в цвета умирающего солнца. / А вся она – такое стальное непробиваемое небо. Оно разорвано лишь на клочья туч перед грозой и дождем».
Самым самобытным среди любителей синтеза литературных родов был единогласно признан Георгий Ветров (диплом лауреата «За лапидарность и полноту разработки лирических тем в стихах и прозе»). Его проза не только лирична и красочна в лучших традициях потока сознания, но и ритмизована. Можно отчетливо уловить интонацию дольника или тактовика, а кое-где и рифму. Только вот где эта рифма покажется, тут же исчезнув, где потребуется делать паузу между умозримыми строчками псевдостиха – этого угадать нельзя. Кажется, что присутствуешь при зарождении космоса из хаоса или жизни из неживой материи. Образность – местами пугающая, местами тонко передающая ощущение легкости – усиливает это впечатление.
В несколько ином духе – опыты таких авторов, как Евгений Идр (известный также под настоящей фамилией – Попов) и Максим Котляров. Повествование того и другого не перепутаешь со стихами, но у обоих чувствуется лирическое начало.
Проза Евгения – это глава из романа, который, по словам автора, представляет собой попытку развернуть весь логический и ассоциативный ряд, приводящий к написанию стихов (на конкурс, видимо для сравнения, поданы и стихи). Взаимное проникновение и перетекание субъекта и объекта – основа всякой лирики – важно здесь не только как стилистический прием: на нем строится сюжет. В декорациях тривиальных городских задворок рассказчик вместе со своими друзьями участвует в поисках чего-то (или кого-то), что до времени избегает прямо называть; и вот выясняется… но не буду раскрывать интригу перед теми, кто еще не читал.
Максим Котляров, в отличие от Евгения Попова, диплом лауреата не получил. Зато я получила неподдельное и простодушное удовольствие от его маленькой тетралогии «Дом, Он и…». В какой-то момент я поняла, зачем понадобилась претенциозная большая буква в местоимении и некоторых других словах: это одно из многих взаимодополняющих средств разглядеть в хозяине дома – демиурга, который на глазах читателя вступает в диалог с пантеистичным миром. Впрочем, допускаю, что по-настоящему зацепили меня вовсе не мифологические премудрости, а только один удачно найденный символ: «Он» живет в Доме один, и всё же каждый вечер, возвращаясь домой, видит свет (фонарики зажигает сам одушевленный Дом), потому не чувствует одиночества.
Синтез родов не обошелся без участия драматургии. Среди миниатюр Александры Зайцевой есть рассказик в письмах – они так и не были отправлены друг другу двумя влюбленными, но, несмотря на это, перекликаются между собой и завершаются общим постскриптумом. Одно из стихотворений Эйлин Макгрэйм тоже имеет форму обмена репликами. Правда, действующих лиц, при всем желании, никак невозможно обозначить: «– ты ведь мне / – кто? альтер-эго, чтобы повысить тонус? / – отчасти. но». А проза Татьяны Рябинской, нечто среднее между короткими рассказами и журналистикой, предваряется маленькой драмой для чтения, которая, на мой вкус, много потеряет, если при постановке лишится ироничных ремарок: «Голова обычного "среднестатистического" человека. Среди хлама и мусора стоит одинокий кубрик, где ждут своего часа Слова… <…> Пахнет тоской и тараканами».
Легко влилась в разноголосый хор фестиваля литература для детей – проза и стихи Марины Бородиной, ставшей лауреатом, как и два года назад.
Признаться, я неоднозначно отношусь к выпуску новых детских книжек: ведь главное для взаимопонимания отцов и детей – чтобы нормы и символы поменьше искажались при передаче от поколения к поколению. Не так уж важно, что для прадеда умывальник Мойдодыр – легко узнаваемый и прозаичный предмет быта, а для правнука – неведомое сказочное существо. Но важно, что детские воспоминания того и другого так или иначе связаны с Корнеем Чуковским. Однако потребность в новых произведениях для детей возникает у общества тогда, когда меняется мир, в который маленькому человеку необходимо вписаться. Я вынуждена признать, что мир, к которому детская литература моего детства готовила меня, был не таким, как сейчас. Отношения между людьми стали более жесткими, кроме того, в воспитании акценты всё больше смещаются с морали в сторону обучения и развития. Что же, Марина Бородина не отстает от требований реальности, и спасибо ей за это. Соревноваться в своем благородном и благодарном занятии здесь ей не с кем, поэтому врученный ей диплом выглядит скорее как признание профессионализма – и публичное заявление, что организаторы фестиваля не имеют привычки разделять жанры на «высокие» и «низкие».
Поступили на фестиваль и долгожданные, хотя не отраженные в списке номинаций переводы. Кое-что включили в подборки Владимир Попович, житель Самары («Из Аполлинера») и Тамара Петрова из Ростова-на-Дону (несколько верлибров американской поэтессы Anne Sexton, каждый текст добросовестно сопровожден английским оригиналом). Исключительно переводы прислал в 2014 г. Йоцек Ваволек. На фигуре этого ростовчанина – ныне аспиранта Института мировой литературы (Москва) остановлюсь чуть подробнее.
Йоцек Ваволек – активный сотрудник проекта, именуемого Центр изучения современной поэзии Южного федерального университета. Отметился в самой перспективной составляющей деятельности центра, каковой я считаю приближение науки филологии к читателю-нефилологу (литературоведческая статья – общепонятным языком, критический отзыв – без однозначности и полемического задора, зато с изрядной долей анализа). По итогам конкурса хочу вновь сказать спасибо этому молодому любителю словесности за просветительство: благодаря его публикации многие, наверное, впервые что-то узнали о немецком католическом поэте XVII в. Ангелусе Силезиусе.
Правда, тот факт, что поэт был именно католиком, мне пришлось устанавливать самостоятельно – в предисловии он назван просто христианским мистиком. А без этой информации трудно оценить по достоинству оригинальность содержания – то балансирование на грани ереси, которое донес до нас переводчик. Сделана попытка передать своеобразие графического оформления (например, слово «БОг» с двумя большими буквами), но проведена она непоследовательно. Скорее всего, из-за совокупности аналогичных недочетов Йоцек Ваволек и получил лишь диплом рядового участника.
Пожалуй, единственная художественная форма, не ставшая предметом компромиссов, поправок и бесконечных расширений понятия, – это песня. Не в том смысле, что всякую музыку жюри безоговорочно отвергло. Нет, звуковые дорожки вносили приятное разнообразие на интернет-страницы, пение Ильи Оленева вызывало непреходящий восторг у посетителей мастер-классов, на заключительном концерте Марина Бородина пела «под минус», а под гитару, кроме Ильи, – Денис Гуревич и друзья конкурса из Новочеркасска: Яков Гуревич и Алексей Бурцев, каждый в своей неповторимой манере (и вместе с тем все попали в созвучие с фестивалем).
Однако же конкурсные баллы по всем произведениям выставлялись только за качество текста, без каких-либо скидок на то, что исполнение скрасит недочеты. Если читатели помнят об этом, то гран-при Ильи Оленева, безусловно, еще больше вырастает в цене в их глазах.
Предполагаю, именно здесь проходила та грань, перед которой – стремление к свободе, открытости, универсальности, беспристрастию и т. п., а после которой поневоле начался бы произвол в оценках. Ведь подавляющее большинство Ростовского отделения СРП – это литераторы, но не поющие поэты и не музыканты. Границу своей компетентности жюри четко провело и не переступило.
* * *
Однако никакая очевидность того или иного всем привычного требования к конкурсным работам не гарантировала его непреложность.
Условие, казалось бы, само собой разумеющееся: язык текстов – русский. Значительная часть авторов (по моим догадкам) так же мало задумывались о том, что пишут именно по-русски, как герой Мольера – о том, что он говорит прозой. Если же и случались исключения из правила, то исчерпывающее представление о них дает единственная строчка – omamidevahri, – которой Георгий Ветров завершил стихотворение «закрываешь глаза и видишь…». Читатель, по сути, посвящается в тайну медитации, центральный образ – всепроникающий свет, а итог подводит тибетская мантра, обращенная к Будде Безграничного Света. Так что всё закономерно, всё грамотно сделано и даже почти понятно без перевода и без Гугла.
Но и тут сама жизнь подсказала нарушение не буквы, а духа правил – к тому же такое, против которого вовсе не хочется протестовать.
Имена Эйлин и Диана Макгрэйм, уже звучавшие в моих заметках, – это псевдонимы сестер, которые оказались в Ростове-на-Дону из-за причины печальной: в родную для них Донецкую область пришла война. Естественно, что в тексты обеих иногда вкраплены украинские строчки. Правда, они теряются среди англицизмов, записанных то латиницей, то кириллицей.
Фантазии о дальних странах Старого и Нового Света, эстетство, яростное восстание против мещанских приличий во имя свободы и романтики – этого много в обеих подборках, причем на поверхности. А гражданского пафоса – ноль: «…нас из-за этой войны / не успели выгнать колледжское бюро…» (Эйлин). Складывается потрет «типичной современной молодежи» – едва ли не до самопародии доведенный стереотип, который старшее поколение активно эксплуатирует во все времена, начиная от Древнего Египта, ну а младшее иной раз радо подыграть.
Но вот, когда собирательный портрет почти сложился – осталось навести глянец, – у Эйлин среди звучных экзотических фамилий и топонимов вдруг мелькает имя немецкой девушки, погибшей в борьбе с фашизмом: «…нам – речь чужеродная / и последние будни софии шолль / знаешь, любая звезда небес – путеводная / лишь бы ты за ней / без остановок шёл». Диана же читает на мастер-классе стихотворение, в подборку не вошедшее и не «макароническое», а написанное полностью по-украински. И у нас с Л. Ф. Волошиновой одновременно непроизвольно вырывается: «Надо же, как лирично, как человечно!» Нет, сестрички не так просты, как могло бы почудиться какому-нибудь верхогляду, – в их прозу и стихи еще нужно вчитываться и вчитываться.
* * *
Уж коль скоро зашла речь о странах и странствиях, виртуальных и наяву, значит, пора показать в общих чертах географию участников. Насколько успешно конкурс создает среду для творческого общения, помогает ли он единомышленникам найти друг друга? В масштабах области «Ростовское время» справляется с данной функцией вполне: помимо города, вынесенного в название, на конкурсе представлены Шахты, Новочеркасск, Батайск, Белая Калитва, Аксай, Сальск, Новошахтинск.
Кто присутствовал на мастер-классах, те не могли не запомнить соратников по культурно-досуговому центру «Постижение» города Шахты. Обычно они появлялись дружной компанией: Ирина Мудриченко, супруги Зайцевы (Дмитрий и Александра) и Татьяна Рябинская, – а на итоговом концерте с земляками воссоединилась уроженка Шахт, ныне жительница Королёва Московской области Александра Ластоверова. Сообща, под предводительством троицы Зайцевы – Мудриченко, «постиженцы» печатают литературно-художественный альманах «Эхо шахтинских прогулок», популяризируют на просторах Интернета верлибр и исторические изыскания, переводят сами и всех, до кого могут достучаться, вдохновляют на переводы с самых разных языков. Когда поддаешься коллективной харизме шахтинцев, то начинает казаться, что центр культурной жизни всей области уже понемногу незаметно смещается в сторону восславленного ими Александровска-Грушевского[2].
Но было бы неверно толковать название «Ростовского времени» как апологию местечковости – пусть даже областной. В сегодняшнем тесном мире, избалованном благами Всемирной Паутины, ни один уважающий себя проект, будь то фестиваль, конкурс или периодическое издание, не развивается без межрегионального участия. Мы тоже в высшей степени гостеприимны.
Несколько лет назад перебралась в Краснодар, но и Ростов не забыла Светлана Кравченко. Поддерживает контакты с малой родиной Александра Ластоверова. Уверена, организаторам приятно сознавать, что в этом отчасти есть и их заслуга.
Анастасия Кокоева (обладатель еще одного из четырех гран-при) живет на два города: в Ейске родилась и выросла, а Ростов-на-Дону дал образование и работу. По-моему, на любых литературных мастерских, где и кем бы они ни проводились (наши мастер-классы – не исключение), Анастасия неспособна играть роль гостьи. Вот и меня тянет причислить ее к согражданам. Здесь, наверное, помимо личных качеств, сказывается способность без видимых усилий погружаться в чужие тексты – редкое сочетание вдумчивого анализа с эмоциональным откликом.
В разбор ее собственных стихов я бы тоже с удовольствием сейчас углубилась – но не решусь ради ограниченного объема статьи: слишком уж много мерцающих оттенков значения и качаний на грани. Высокое соединяется с низким (компьютерная игра возвышается до символа любви, противостоящей року). Один и тот же персонаж сочетает несовместимые, казалось бы, черты Артура Грэя из «Алых парусов» и его однофамильца – заглавного героя романа О. Уайльда. Полагаю, владение нюансами и смелость в выстраивании ассоциативных рядов даны автору для того, чтобы напомнить нам: на свете на самом деле нет ни малозначительных людей, ни несерьезных переживаний. Драмы в жизни простой субретки так же (если не более) достойны внимания поэта, как трагическая любовь главной героини, – и не имеет значения, что вторая стоит неизмеримо выше первой в социальной иерархии.
Что до гостей, то есть всех тех, кого ни с какой натяжкой невозможно – еще пока! – причислить к жителям Ростовской области, – я считаю уместным перечислить их здесь в полном составе.
Из Самары – Владимир Попович, знакомый читателям «Ковчега» благодаря публикации в № XLII (1/2014), – пожалуй, наиболее близкий мне как читателю среди конкурсантов этого года, хотя большинство членов строгого жюри не сочли его достойным звания лауреата. Цитаты, выдернутые из стихов, не дадут полноценного представления об этом авторе. Он покорил меня в основном своим умением строить из разнородных кирпичиков неправильной формы (гротескные образы, сопоставления на неявной основе, горькая ирония, детализированные наблюдения интеллектуала над собственными сложными переживаниями) – нечто вполне целое (а именно: синтаксический период, охватывающий текст от начала до конца волной единого лирического чувства).
Из Ярославля – две участницы-тезки. У Натальи Смирновой рассказы. Они легко читаются, будят воображение и, наверное, одинаково доступно учат добру как взрослую публику, так и ребенка. Из разнообразных оттенков эмоций, которые в них переданы, мне крепче всего врезался в память «человеческий дождь»: девочка плакала над кошкой, попавшей под автомобиль, а кошка тоже пожалела человека и «замурлыкала, как можно громче, силясь не дать Дождю перейти в Ливень».
Стихи Натальи Масленниковой (лауреат конкурса) тоже полны гуманизма. Их герои способны посочувствовать ненаписанным или неверно прочитанным словам и даже самой смерти оказать доверие, каким редко радует ее кто-то из смертных. Всё это не кажется вычурой, больше того, это трогает читателя – он узнает в героях самого себя. Возможно, не в последнюю очередь из-за того, что по текстам умело рассыпаны: там – деталь повседневности, тут – разговорная фразочка или живой жест.
Лауреат конкурса Анна Хмур (Петергоф) любовно и умело оттачивает словесное выражение не только в художественных текстах, но и в биографической справке. Ведь автобиография тоже работает на образ лирического «я»: «Восемнадцать. Хмур не по годам, а на шестнадцать, не более (не менее?)». Сознание мастерства, подчеркнутая эмоциональность, почти театральная пластика – всё это великий соблазн самолюбования для юной творческой натуры. Но, к счастью, спасает крошечная щепотка юмора. По моим ощущениям, он не изменяет автору и в самых трагичных контекстах: «Мне нравится быть смертной и живой. / Жизнь зарастает смертью, что травой / дурной, неудержимою, как счастье».
* * *
Таким образом, фестиваль по мере сил помогал расширять пространство диалога, доступное пишущему индивиду. И если мне позволено развить метафору пространства в применении к конкурсу со словом «время» в названии, то я добавлю, что географическая карта – это, как бы то ни было, плоскость. Третьим измерением назову глубину понимания, а четвертым, – естественно, время, точнее, связь времен.
К пониманию стремились приблизиться все, кто откликнулся рецензиями, порой развернутыми, на электронные публикации конкурсантов. Что касается традиций, то их актуализирует уже новое полное название: «Дон литературный – Ростовское время». Первая половина составного имени отсылает к передаче, которая почти полвека идет на радио «Дон-ТР», а вторая совпадает с заглавием коллективного сборника, выпущенного Ростиздатом в 1990 г. Оба явления местной литературной жизни, бесспорно, относятся к числу значимых. Поразмышлять, насколько органичным или же экспериментальным получается их синтез, читатель может за рамками статьи. Я же возвращаюсь к недавно прошедшему фестивалю и берусь утверждать, что подлинную четырехмерность он все-таки обрел только тогда, когда начались мастер-классы.
Это оригинальное явление имело место почти каждую неделю в Донской государственной публичной библиотеке. Формат занятий стихийно установился еще в 2012 г.: диалог, в котором несколько членов Союза российских писателей и чуть большее количество конкурсантов участвуют на равных – то есть одинаково прилагают силы, чтобы высказаться по поводу чужих произведений развернуто, доходчиво и аргументированно. Момент учительства, иначе говоря, оценивания и правки текстов неизбежен, как на любой творческой мастерской. Но иногда разбор произведений перетекает в истолкование и анализ, близкий к научному; в другой раз интерпретатор так блещет эрудицией, что автор-любитель, его ровесник, того и гляди, загордится, почувствовав себя неотъемлемой частью мирового культурного контекста; а в третий раз общий разговор свернет в сторону отвлеченных вопросов (темы этого года: сюжет в повествовании и лирический сюжет; соавторство и творческое сотрудничество; подводные камни стилизации; формы, принимаемые цензурой в наше время; творческие кризисы и многое, многое другое).
От идеи занятий с одним ведущим «Ростовское время» отказалось почти сразу, в момент начала своего отсчета. На сайте осталось только рудиментарное приглашение выбрать руководителя мастер-класса. На самом деле здесь не было и нет единственного гуру, каждое слово которого ловили бы сгрудившиеся вокруг него простые смертные. Но тем не менее у некоторых конкурсантов осенью 2014 г. порой возникало желание уединиться с кем-то из членов РРО СРП и более подробно побеседовать о своих текстах с глазу на глаз. Разумеется, избранный ведущий охотно шел навстречу просьбе, благо библиотека велика и полна уютных уголков.
Организаторы, как могли, подстраивались под нужды посетителей, старались дать им ощущение востребованности и научить если не письму, то внимательному чтению. Конечно, без конфликтов не обходится ни одно дело – такова уж человеческая природа. Но питаю надежду, что рано или поздно каждый из посетителей помянет добрым словом ту же самоотверженную М. В. Манакову, координатора фестиваля, за то что она взяла на себя неблагодарную роль искателя грамматических ошибок, неточных рифм и перебоев стихотворного размера. Да и всех остальных, кто так или иначе разъяснял молодым покорителям Парнаса простую истину: это не мы сейчас критикуем вас, это вы используете нас для работы над текстами, которую ведете в конечном счете по своему усмотрению…
В начале статьи я обещала пролить свет на некое нововведение, появившееся на мастер-классах этого года. Имелись в виду историко-литературные семинары. Дабы не прерывалась связь поколений, старшие (организаторы) подготовили для младших (конкурсантов) доклады о тех ростовских литераторах, которые уже не могут сами рассказать о себе, так как ушли в мир иной. Героями сообщений стали энциклопедист Владимир Сидоров, прозаик Владимир Фоменко, поэт Эдуард Холодный и Заозерная школа – главным образом в лице Геннадия Жукова и Виталия Калашникова. Рассказ обо всех них присутствующие дополняли, как могли. Особенно много сведений можно было почерпнуть от Л. Ф. Волошиновой и О. А. Лукьянченко. Автор этих строк по мере сил подавал пример – как можно через интерпретацию текста приблизиться к пониманию человека, которого ты никогда не видел на своем веку. А встреча, посвященная Заозерной школе, все же превратилась в вечер воспоминаний благодаря Е. П. Гонзалес-Гальего и приглашенному ею представителю этого содружества – Игорю Бондаревскому. В данном случае еще можно рассчитывать на преемственность, осуществляемую не через текст, а через личное общение, что более привычно для многих.
Один из мастер-классов был совмещен с презентацией «Ковчега» и очередных выпусков книжной серии «32 полосы», которую издает Н. С. Огнева, – получилась своеобразная, весьма небесполезная экскурсия для начинающих в мир «взрослой» литературной жизни.
За каждой встречей следовал сбор отзывов, впечатлений и предложений, которые вскоре появлялись в ленте фестивальных новостей. Чуткое око и поспевающее за оком перо молодого литератора отмечало всё: и атмосферу бесед, и коллег, которые сегодня чем-то произвели особенное впечатление, и даже чай с печеньем, которым Е. П. Гонзалес-Гальего всякий раз потчевала честной народ.
* * *
Освещать конкурс и при этом ни словом не обмолвиться на тему оценивания было бы странно. Значит, повторю то, что слышала от жюри: средний уровень в 2014 г. выше, чем в прошлый раз. Это относится даже к начинающим.
Из самых юных порадовал, например, 16-летний Константин Ендоренко (моложе этого возраста на «Ростовском времени-2014» не было никого). Может быть, не всё еще получается у него так эффектно, как задумано. Скажем, значительно ослабляют впечатление неточные рифмы: когда ритмический узор сложен, рифмовка необычна, а стих еще и записан единой строчкой, наподобие прозы, тогда рифма остается единственной опорой слушателя – а тут она иногда фактически пропадает. Но техническая сторона – дело наживное (конечно, при условии, что автор проявит к ней интерес). Важнее всего, что он уже нашел индивидуальную интонацию и подход к предполагаемому читателю. Конкурсную подборку Константина объединила ключевая тема – преодоление одиночества, причем самым конструктивным из доступных литератору способов – нужно превратить мотив заброшенности и потерянности в скрепу для образов и основу для парадоксов: «каждая трещинка на асфальте ‒ многоканальный звук, что выбран подошвой восвояси убраться с улиц. / каждый прохожий – письмо, что однажды отправил ты. и кажется, что все письма теперь насовсем вернулись. …ты остаешься в своей зиме. / на самой / прощальной / ноте». При удачном раскладе и должной самоотдаче даже в рассказе без прикрас о покинутости лирического «я» посреди жестокого мира нет никаких жалобных стенаний – говорящий демонстрирует остроумие, владеет аудиторией и в конечном счете на своем примере помогает читателю стать сильнее. Сегмент аудитории, представленный конкурсным жюри, отдал должное стараниям и присудил молодому поэту диплом лауреата с формулировкой «За лирическую отвагу в начале творческого пути».
Впрочем, среди тех, кто случайно или не очень забрел на страницу фестиваля, начинающие не составляли большинства. Типичный конкурсант 2014 г. – это автор сформировавшийся, более или менее узнаваемый земляками по стилю и не пренебрегающий контактами с окололитературным миром. Например, такой, как дважды лауреат «Ростовского времени» Андрей Першин.
Услышать Андрея можно на различных фестивалях (порой он выступает как организатор, прекрасно подкованный в теоретико-литературных вопросах, или член жюри). На выставках – еще и увидеть сделанные им фотографии, столь же далекие от упрощенного понимания красоты-красивости, как всё, к чему приложил руку автор. Стихи его экономны в средствах, лаконичны и неброски, не боятся удариться в примитивность формы или воспарить в мир абстракций, в их пафосе мне иногда слышится отзвук «высокого штиля» XVIII века. То, что получается в результате, неизменно отмечено «лица необщим выраженьем», а в лучших проявлениях трогает за душу, как может тронуть труд по философии экзистенциализма, если вдруг он обернется исповедью одинокого человека, не привыкшего прилюдно сетовать на жизнь: «верю я что ты услышишь / потому лишь не зову / незачем под общей крышей / эхо зову твоему…».
Чуть менее ожидаемо (но, как видим, не исключено) появление на горизонте фестиваля фигур, подобных Алёне Дибровой. Я воспринимаю ее стихи как усовершенствованный – то есть технически грамотный, яркий, точный, деликатный – вариант поэзии а-ля Эдуард Асадов. При условии всех прозвучавших оговорок ничего обидного в этом сопоставлении, с моей точки зрения, нет, а есть только белая зависть к стихотворцу, который реально востребован публикой, потому что дает доступное выражение ее чувствам плюс подкрепляет уверенность слушателя в праве на чувства как таковом. Театрализованные вечера с участием Алёны народ не просто посещает – он платит за вход, что немаловажно для нашего прагматичного времени. Говорить в применении к ней о банальности или же об играх с заимствованиями было бы одинаково неадекватно, «радость узнавания» – единственный корректный термин. Так и подмывает растащить тексты на цитаты: «Счастье соком томатным как кровью в лицо мне брызнет»; «Нужно, верно, большое мужество / Или полная глухота…» Алёна тоже лауреат конкурса.
Думаю, среди других имен, встретившихся читателю в этих заметках, немало было таких, которые воспринимались им как «широко известные в узких кругах». Если же нет – тем лучше для фестиваля: в конце концов, написание текстов первично по отношению к социализации через тексты.
* * *
Моя статья приближается к концу, а многогранный конкурс – к торжественному закрытию. На итоговом концерте все, кто опубликован на ресурсе РРО СРП в разделе «Участники конкурса», получают диплом участника. И небольшой сюрприз: один сверхнормный диплом – Владу Чарскому. Его текстов на сайте вы не отыщете (разве что среди откликов на мастер-класс, иногда в стихотворной форме), зато уж ни одного занятия этот посетитель не пропустил. Всё справедливо, и всё как обещано – итоговая оценка складывается из двух слагаемых: уровень собственных произведений конкурсанта плюс внимание к стихам и прозе товарищей (язык не поворачивается произнести слово «конкурентов»).
Далее награждаются лауреаты. В этом году их не ранжируют по степеням. Да и трудно было бы привести к общему знаменателю, например, меланхолические откровения нежной Анастасии Цой – и рукопашную схватку со смертью, в которую вынужден превращать работу хирурга мужественный герой Турала Халилова. Давно склоняюсь к мысли, что борьба за лидерство – не единственный свет в окошке даже на конкурсах. Гораздо более определяющую роль в жизни стихотворца или прозаика играет тот факт, что он обретает читателей, порой – в лице тех, кого повстречал на фестивале. А кто поэт, кто виршеплет, кто лучше, кто хуже – такие приговоры (подлежащие неоднократному обжалованию) пусть подписывает «читатель в потомстве».
Что конкурсное жюри состоит из читателей не просто квалифицированных, а влюбленных в свое дело – это подтверждают формулировки дипломов. По сути, они представляют собой вдумчивые рецензии в миниатюре – прямое продолжение мастер-класса. Награды присуждались не по номинациям (проза – поэзия), а по всей совокупности произведений. Сколько сил и выдумки вложено, чтобы, охватив взглядом целое, высветить самые сильные стороны того или иного конкурсанта: «За верность малым формам прозы и традициям фестиваля "Ростовское время"» (Ольга Басюк); «За искусство синтаксиса, задающего тексту оригинальную ритмомелодику» (Юлия Ёжикова); «За своеобразие поэтического почерка и лирическую исповедальность» (Елена Андреева).
Под занавес зрителям преподносится еще один сюрприз, теперь – большой: четыре гран-при вместо трех. Правда, перед читателем статьи я проговорилась об этом секрете едва ли не в первых строках. Осталось огласить весь перечень победителей: прозаик Игорь Куншенко, поэты Анастасия Кокоева и Ирина Мудриченко, бард Илья Оленев.
* * *
Здесь, думаю, должен быть конец статьи и место для подписи. Не простой, а коллективной. Читатель вправе спросить наконец: а судьи кто? Кого я подразумеваю, говоря об организаторах, ведущих, жюри? Особого секрета здесь нет. Всё это одни и те же люди, перечисленные в конкурсном разделе сайта РРО СРП на страничке «Мастер-классы». Воспроизвожу список. О. А. Лукьянченко, Л. Ф. Волошинова – отвечают в основном за прозу. На стихах в большей мере сосредоточились: О. Ю. Андреева, Л. Г. Бурцева (прямо на итоговом концерте отметившая юбилей), Б. И. Вольфсон, Е. П. Гонзалес-Гальего (руководитель фестиваля), М. В. Манакова (координатор), Надя Делаланд («в миру» – Н. В. Черных), Н. М. Скрёбов (старейший и самый авторитетный член жюри), А. Ю. Соболев, Г. Г. Ульшина (творческий псевдоним – Галина Койсужанка) и ваша покорная слуга Л. Шутько.
Для всех поименованных участие в работе фестиваля было добровольно принятой обязанностью. А для остальных представителей Ростовского отделения СРП – почетным правом. Все могли поделиться опытом и мнениями на мастерских, и каждое мнение принималось в расчет при подведении итогов, если члены Союза российских писателей считали нужным довести его до сведения Е. П. Гонзалес-Гальего и М. В. Манаковой. Смею сказать, что мастер-классы стали познавательнее и динамичнее от того, что в их работу сделали свой вклад Ф. М. Ошевнев, А. Н. Триандафилиди и О. Л. Афанасьев. Своим правом на оценивание воспользовались также А. Г. Месропян (администратор всего сайта РРО СРП, не исключая и конкурсный раздел), В. А. Рыльцов и некоторые другие.
* * *
Превысив все вообразимые лимиты на объем обзорной статьи, я чувствую, сколько еще не уместилось в нее. Мое восхищение Екатериной Вахрушевой и безыскусной искренностью ее верлибров, до которой, при всей своей свободе, не часто поднимается свободный стих. Моя горечь от того, насколько актуальны для современного человечества проблемы, затронутые в футурологических рассказах Александра Цурикова. Мои наблюдения над тем, как у Екатерины Белятинской и Тимофея Яценко от мастер-класса к мастер-классу декламация дорастала до их собственных стихов (разное, но в обоих случаях интереснейшее сочетание театральности и беззащитности).
Пусть поверит Игорь Куншенко, чья многослойная и многоликая проза никого не оставила равнодушными, – я тоже вслушивалась в разнообразные интонации его рассказов, тоже болела за героев: удастся ли им прийти к истине и сохранить достоинство перед лицом судьбы, играющей с человеком? И наслаждалась ракурсами, которые для своих живописных хокку, ничем не уступающих прозе, подыскивает Александра Зайцева. И погружалась в непривычную, но, очевидно, пронизанную светом атмосферу стихов Инны Мальцевой. И все остальные, кого я так и не успела упомянуть, поверьте: жюри читало ваши произведения так заинтересованно, как только могло, и будет радо спустя два года прочесть еще что-нибудь, чем вы решите поделиться.
[1] Версе – проза, разбитая на сверхкраткие стихоподобные абзацы, его корни – Библия, Фридрих Ницше и Уолт Уитмен (бывает, что именно так – в одном ряду, через запятую).
[2] Название Шахт в 1881–1921 гг.
