А имя её Делила…и сказали ей: уговори его и
выведай, чем велика сила его... а тебе мы дадим
каждый тысячу сто серебряных (шекелей).
Шофетим 16:4-5
Устав от ласки и вина,
На молодого льва похожий,
Мужчина спал на жёстком ложе.
Над чашей, выпитой до дна,
Над старым глиняным кувшином
Дрожащей точкою огня
Чадил светильник. Паутина
Тяжёлого хмельного сна
В объятьях тесных мир сдавила.
Не спят лишь звёзды и Далила.
У ложа бледная она
Стоит холодным изваяньем,
И жгучим жадности терзаньем
Её душа удручена.
Гремя щитами и бранясь
Давно прошла ночная стража.
Сверчок скрипит. Очаг погас.
Раздумий спутанная вязь
Тянулась и рвалась, как пряжа.
– Как крепко спит беспечный лев.
Я предавала. Он спасался
И к ночи снова возвращался,
Совсем от страсти ошалев.
А, впрочем, дело не в любви.
Понять мужчину бесполезно:
Им просто нравится над бездной
Бежать по лезвию ножа,
От возбуждения дрожа.
Он сам давал себя связать,
Но рвал верёвки и оковы,
Скрывался, возвращался снова –
Со смертью и прятки поиграть.
Любил, ласкал меня, смеясь.
В глазах ни злобы, ни обиды.
Возможно, он и в этот раз
Солгал. И ничего не выйдет.
И мимо рук моих опять
Пройдёт желанная награда.
Довольно! Я устала ждать.
Так надоела круговерть
Любовных вздохов и стенаний.
А серебро ценней, чем медь
Пустопорожних обещаний.
Как мне противна теснота,
Убогость мерзкого жилища!
Что дальше? Скудность жизни нищей.
Когда увянет красота –
Бесценный щедрый дар небес,
Любви и зависти причина,
Все эти глупые мужчины
Ко мне утратят интерес.
Как много их – приятных, милых
Перевидал мой старый дом.
Клялись до самой до могилы
Любить, но вскоре уходили.
И этот как-нибудь потом
Уйдёт к другой, что помоложе,
И на широком мягком ложе
В горячей душной тишине
Уже не вспомнит обо мне.
Он мне не дарит ничего,
Ни драгоценностей, ни платья –
Одни улыбки да объятья.
Зачем же мне жалеть его?
Сегодня жалость не в цене.
Слова, рыданья – всё пустое.
Да он и четверти не стоит
Той суммы, что сулили мне
Дать за пленение героя.
Я всё куплю за серебро:
Просторный дом с тенистым садом,
И украшенья, и наряды,
И уваженье, и добро.
Богатства лучезарный свет
От нищеты спасёт, от скуки.
Что для меня чужие муки,
Чужой позор, чужая смерть?!
И что есть жалость, в самом деле?
Нелепый звук, ненужный хлам.
Меня ведь тоже не жалели,
Когда пустили по рукам!..
Далила дверь в ночную тьму
Толкнула с непонятной злостью:
– Входите, дорогие гости.
Обрежьте волосы ему!
Вошли, перешагнув порог…
Свиваясь в змейки золотые,
Упали локоны густые,
Бесшумно скорчившись у ног.
Ну вот, схватили! Погоди,
Тебе теперь не отвертеться.
Но отчего в пустой груди
Горячей каплей бьётся сердце?
Откуда взялись брызги слёз?
Был гордый лев, а стал ягнёнком.
Глядит испуганным ребёнком.
Какой он жалкий без волос!
В жаре расплавленной и вязкой
Ночная мгла текла, как страсть.
И голос совести неясный:
– Как я могла так низко пасть?
Он был неистов и силён.
Я, кажется, его любила.
Теперь лишенный дивной силы,
Мной преданный, погибнет он.
Да, жизнь – жестокая игра.
Добро в ней побеждает редко…
Светильник выгорел до тла,
Убогий дом теснее клетки –
Всё позади, ушло «вчера».
Ведь на столе среди объедков
Темнеет горка серебра,
Утешив душу нежным звоном.
А у распахнутых дверей,
Перебирая на ладони
Обрезки рыжие кудрей,
Стоит растеряно Далила,
То тихо плача, то смеясь:
У серебра такая сила,
У серебра такая власть…
Напечатано: в альманахе "Еврейская Старина" № 3(86) 2015
Адрес оригинальной публикации: http://berkovich-zametki.com/2015/Starina/Nomer3/Felikson1.php
