Быть литературным критиком чрезвычайно сложно. Как минимум, следует в совершенстве знать общественный и литературный контекст, в котором жил, работал и создавал свои произведения писатель. Прочесть и с уважением относиться к его текстам. И крайне желательно обладать хоть небольшим литературным дарованием, чтобы не говорили о тебе, что, мол, паразитируешь на талантах… Написать глубокий историко-литературный очерк ещё сложнее. Придётся преодолеть трудноразрешимые проблемы: разобраться с периодизацией, методологией, выбрать правильный стиль, определиться с авторством: писать в коллективе или в одиночку. Из «дополнительных» качеств, как минимум, потребуется чувство ответственности – многочисленные источники обязывают, ведь некоторые из них недоступны обычному читателю, который вынужден полагаться на добросовестность исследователя.
Существуют всего лишь несколько серьёзных историко-литературных книг, посвященных исследованию литературного процесса Сибири. Это труды Н. Н. Яновского, В. П. Трушкина, Е. И. Беленького, Э. Г. Шика, С. Н. Поварцова. Коллективом авторов подготовлен солидный двухтомник «Очерки русской литературы Сибири», выпущенный издательством «Наука» в Новосибирске в 1982 году. Можно с сожалением констатировать, что на сегодняшний день литературной критикой не создано новых фундаментальных исследований, посвящённых особенностям литературного процесса в Сибири.
На этом фоне появление многостраничной монографии кандидата филологических наук, преподавателя филологического факультета Омского государственного университета, члена Союза писателей России В. И. Хомякова «Сибирская Ипокрена» вызвало неподдельный интерес. Омский литературный музей имени Ф.М. Достоевского – один из немногих в России музеев, который представляет историю региональной литературы. В экспозиции музея есть материалы о писателях-омичах с конца ХVIII века. В фондах музея хранятся архивы местных литераторов и писательских организаций. Поэтому мы, сотрудники музея, с профессиональным нетерпением взялись за чтение этой книги.
Название звучит многообещающе, хотя тут же вызывает вопросы. Так, мифологический источник вдохновения Иппокрена в современной орфографии пишется с двумя буквами «П». Если автор избрал написание с одной буквой «П» – значит, он стремится быть ближе к первоисточникам? А если это действительно так, читателя ожидает встреча с весьма добросовестным исследованием! В авторском предисловии сказано, что книга написана в связи с 40-летним юбилеем омской писательской организации, и задача автора заключалась в том, чтобы «посмотреть, какой путь прошла омская литература» (с. 3). После этих слов у нас возникло сомнение в соответствии названия содержанию: «путь» предполагает описание литературного процесса, а не демонстрацию литературных портретов, как заявлено в подзаголовке. Вскоре выяснилось, что автор не оговорился. В первой части книги представлена история литературного Омска «начиная с первых появлений произведений омских писателей в прессе и заканчивая образованием в нашем городе писательского союза» (с. 3). Об этом периоде в истории литературы написано немало. Вероятно, В. И. Хомяков располагает обширными знаниями по теме, и читателю предлагается авторское прочтение и аналитическое обобщение известного материала с вкраплениями новых, малоизвестных или неизученных фактов?
Поверхностное знакомство с книгой заставило обратить внимание на структуру исследования, заявленного в оглавлении. «Литературный Омск в начале ХХ века» – название для целой главы, большая тема для многопланового исследования. Между тем этот подзаголовок стоит в книге под номером 1.3. Выше – статья о Феоктисте Березовском, ниже – об Антоне Сорокине, Георгии Маслове, Александре Новосёлове, Юрии Сопове. Все они жили и работали в Омске, но кто всего несколько месяцев, и не в начале века, а уже в гражданскую войну, как Георгий Маслов, кто – несколько десятилетий, как Ф. Березовский и Сорокин. Да и собственно началу века из пяти страниц текста отведено только полстранички, а далее рассказывается о событиях 1918 – 1919 годов. Дальнейшие «вехи», расставленные Хомяковым в истории литературы, выглядят и вовсе условными. Так, обозначая тему «Литературный Омск в 20-е годы», автор даёт всю биографию П. Л. Драверта, жизнь которого завершилась в 1945 году.
Возможно, это сделано специально, чтобы не дробить рассказ о поэте и учёном? Возможно, но почему в таком случае дробится рассказ об Антоне Сорокине и Леониде Мартынове? Вызывают многочисленные вопросы «очерки» «Литературный Омск в конце 20-х – 30-х годов» и «Литературный процесс в Омске в 30 – 50-е годы». Попытаемся не обратить внимание на то, что у Э. Шика и у Е. Беленького приведена иная периодизация литературного процесса в Сибири. Обратимся к чрезвычайно интересному периоду «Литературный процесс в Омске в 30 – 50-е годы». Не опасаясь каламбура, скажем, что от широты охвата материала перехватывает дух… Но что же в тексте? 30-м годам посвящён…один абзац. Да и тот почти полностью повторяет завершение статьи «Литературный Омск в конце 20-х – 30-х годов». Далее – беглое повествование о 40-х и 50-х. Но какое повествование! В кратком рассказе о Роберте Рождественском можно было бы указать, что его первое стихотворение называлось «Фашистам не будет пощады», что опубликовано оно не просто в 1941 году, а 8 июля, в первые две недели войны. И уж конечно же следовало выверить текст. Потому как «мама зелёную сумку берёт» и уходит в лазарет не «с сестрой», как цитирует Хомяков на с. 85, а «сестрой». И в последнем четверостишии Р. Рождественский писал «стрелять НАУЧУСЬ я как надо», а не «научился», как у Хомякова на с. 86. Далее мы убедимся, что беглое знакомство с текстом книги Хомякова не обмануло нас в худших предчувствиях…
Несмотря на избранный автором ход – дать книге подзаголовок «Литературные портреты омских писателей», допускать вольности с утвердившейся в науке периодизацией, как известно, нельзя без весомой аргументации. Тем более, что большинство «портретов» омских писателей вовсе на портреты не похожи. Скорее уж, щадя самолюбие автора «Сибирской Ипокрены», скажем: штрихи, наброски... И уж никак нельзя назвать их по качеству исполнения портретами «литературными»… Но об этом ниже. С первых же страниц книги поражает обилие весьма распространенных ошибок.
Так, В. Хомяков утверждает, что «настоящий взлёт в развитии литературы в Омске приходится на 20-е гг. ХХ века, когда Омск… становится необъявленной столицей Сибири» (с. 3). Действительно, при А. В. Колчаке в Омск слетаются писатели со всей России. Однако мы, вслед за вышеназванными исследователями сибирской литературы, склонны считать, что «настоящий взлёт» литературной жизни произошёл почти двумя десятилетиями раньше, когда в Омске работала самая большая группа сибирских писателей: Г. Вяткин, А. Новоселов, Ф. Березовский, А. Ершов, А. Сорокин, Г. Гребенщиков. Впрочем, Хомякову надо бы задуматься о последовательности собственных характеристик. Если даже в 20-х годах и произошёл взлёт, то утверждение, что ««окончание гражданской войны в Сибири вызвало необычайный подъём литературной жизни» (с. 35), вызывает недоумение. Видимо, мы имеем дело с терминологией лётчиков – сначала взлёт, потом «необычайный подъём»…
На с. 12. В. Хомяков уверяет, что Ф. М. Достоевский, находясь в омском военном госпитале, начал писать «Записки из Мертвого дома» и называет фамилию человека, который хранил первые главы произведения. Однако исследователи, обращаясь к проблемам создания научной биографии Ф. М. Достоевского этого периода, указывали, что только о страницах «Сибирской тетради» можно говорить как о записанных в Омске. Об омском происхождении текста глав «Записок из Мёртвого дома» повсюду, если и говорится, то с большим сомнением и гипотетически. Достоевский находился в Омске на каторге, а не в писательском Доме творчества. Давно уже омскими исследователями установлено правильное отчество Якова Капустина – Семёнович, а не Фёдорович, как у Хомякова на с. 9.
Дальнейшие картины «литературной жизни» производят впечатление всё более и более удручающее.
С первых страниц настораживает полное отсутствие в тексте каких бы то ни было сносок или примечаний. Между тем не оставляет ощущение, что всё это мы уже читали в работах сибирских литературоведов. Предложенный читателям список рекомендованной литературы под названием «Что читать об омских писателях» вызывает недоумение: в нём всего 16 пунктов. А где же те, чьи труды так тщательно изучил сам автор книги и которым сам же выразил благодарность во вступлении?
Приходится доставать с полок нужные тома и сравнивать тексты построчно. Увы! Наши худшие опасения подтверждаются. Оказывается, В. Хомяков так и не добавил ничего «своего». Более того – он, ничтоже сумняшеся, переписал понравившийся ему материал из разных источников. Пройдёмся по тексту.
Первая половина книги В. Хомякова представляет собой откровенный плагиат. Судите сами.
Использованы книги и статьи Е. И. Беленького:
Из сибирской тетради. – Новосибирск, 1967. С. 7, 83 – 84, 97, 99, 100, 103, 106, 114 – 115, 124 – 126, 128, 158 – 159.
На земле, жаждущей человека. – Омск, 1982. С. 263.
Писатели моей земли. – Новосибирск, 1967. С. 113 – 114, 116 – 117, 122 – 124, 126 – 128, 132.
Вступительная статья книги: П. Драверт. Стихи о Сибири. – Омск, 1956.
Беленький: «Драверт не идеализирует природу Сибири. Его лирический герой хорошо понимает, что есть места, где пейзаж неизмеримо богаче и ярче. Но для него край этот стал родным и милым, при всей его скудности и суровости». – Из сибирской тетради. С. 106.
Хомяков: «Поэт не идеализирует природу Сибири. Его лирический герой хорошо понимает, что есть места, где пейзаж богаче и ярче. Но для него этот край стал родным и милым, при всей его скудости и суровости». С. 41.
Беленький: «В поэзии П. Драверта любование «милым севером», его природой, патриархальными нравами его обитателей иногда сочетались с мотивами враждебного отношения к современному «пауку-городу», к зараженным «тлетворным дыханьем тоски» городским переулкам и стенам; лирический герой поэта уходит в «дымом пропитанный чум» самоедской девушки, чтобы не слышать «ни фабрик, ни городской шум»». – Вступительная статья. С. 8.
Хомяков: «В поэзии Драверта любование «милым севером», где «святы тундры законы для всех», иногда сочетались с мотивами враждебного отношения к «пауку-городу», к зараженным «тлетворным дыханьем тоски» городским переулкам и стенам. Лирический герой уходит в «дымом пропитанный чум» самоедской девушки, чтобы не слышать «ни фабрик, ни города шум»». С. 42.
Беленький: «Тема Сибири занимает относительно мало места в творчестве Вяткина. Можно прочитать весь сборник «Под северным солнцем» и почти не заметить связей его лирического героя с Сибирью. Но в тех редких стихотворениях, где поэт выражает свое отношение к родному краю, он предельно открыт. Он не скрывает своей неприязни к неласковой природе края, временами кажется, что он готов проклясть эти «гиблые места»». – Писатели моей земли. С. 116 – 117.
Хомяков: «Сибирская тема занимает незначительное место в творчестве Вяткина. Можно прочитать весь сборник «Под северным солнцем» и почти не заметить связей его лирического героя с Сибирью. Но в тех редких стихотворениях, где поэт выражает свое отношение к родному краю, он предельно открыт. Вяткин не скрывает своей неприязни к неласковой природе края, временами кажется, что он готов проклясть эти суровые места». С. 45.
Е. Беленький: «Если бы Антон Сорокин был писателем 70-х гг., критика должна была отнести его творчество к интеллектуальному направлению. В рассказах и пьесах Сорокина есть все, что присуще литературе интеллектуализма: экспериментальность обстоятельств, логизированные характеры, разыгрывающие в лицах мысли автора». – Из сибирской тетради. С. 125.
В. Хомяков: «Если бы Антон Семенович был писателем 80-90-х годов ХХ столетия, то, наверняка, критика отнесла бы его к направлению «другой прозы». В рассказах и пьесах Сорокина есть все, что присуще интеллектуальной литературе: экспериментальность обстоятельств, характеры, разыгрывающие в лицах мысли автора». С. 24 – 25.
Кое-где видны следы «работы» Хомякова над чужим текстом. Редактирование заключается во-первых, в значительных сокращениях, а во-вторых, в приведении устаревшего «материала» в соответствие с нынешним временем.
Использованы книги В. П. Трушкина:
Литературная Сибирь первых лет революции. – Иркутск, 1967. С. 86, 94.
Восхождение – Иркутск, 1978. С. 7 – 25, 36.
Трушкин: «Но тогда же пробивалась в его лирике и другая струя – вера в светлое грядущее. В вышедшем в 1912 году в Томске сборнике «Под северным солнцем» появляются произведения оптимистические по своему мироощущению, бодрые по тону и настроению. В них поэт мечтал о времени, когда:
На светлом и радостном
Празднике жизни
Не будет рабов и господ…».
Восхождение. С. 36.
Хомяков: «Но тогда же прорывалась в его лирике и другая струя – вера в светлое будущее. В вышедшем в Томске сборнике «Под северным солнцем» появляются произведения оптимистические по своему мироощущению. В них поэт мечтает о времени, когда:
На светлом и радостном
Празднике жизни…».
С. 44.
Использована книга Э. Г. Шика «В холодной Сибири не так уж холодно…» – Омск, 1983. С. 46 – 47, 84 – 85, 87, 93, 97 – 99, 100 – 103, 108 – 111, 113 – 117, 127 – 129, 132 – 135, 137, 178, 180, 183, 189.
Шик: «В значительной мере скромнее была в те годы представлена проза омских литераторов, хотя и в этом жанре были весьма интересные явления. К ним прежде всего относятся небольшие рассказы А. Сорокина, произведения Н. Чертовой, Е. Анучиной. (…) Иные темы и образы несли в молодую советскую литературу начинавшие в середине двадцатых годов омские прозаики Е. Анучина и Н. Чертова. Вопросы любви, морали, новых взаимоотношений молодых людей – главное в первых их рассказах». С. 93,96.
Хомяков: «Проза была представлена более скромно, хотя в этом жанре были весьма интересные явления. К ним относятся рассказы А. Сорокина, произведения И. Чертовой, Е. Визгиной. В рассказах Чертовой и Визгиной главными темами являются темы любви, морали, новых взаимоотношений молодых людей». С. 73.
Шик: «Сильный лирический дар поэта находил вполне естественное выражение в сюжетной лирике, в своеобразных поэтических репортажах, которые получили в тридцатые годы довольно широкое распространение. Стихотворение «Ночное солнце», давшее название всему сборнику, может быть прекрасным свидетельством этому». С. 114.
Хомяков: «Сильный лирический дар поэта находил вполне естественное выражение в сюжетной лирике, своеобразных поэтических репортажах, которые получили в 30-е годы довольно широкое распространение. Свидетельством этому является стихотворение «Ночное солнце», давшее название всему сборнику». С. 77.
Шик: «Повествовательная манера в романе «Шахта» близка той доброй старой традиции социально-психологической прозы, которая во многом определяет состояние всей современной русской советской литературы. Однако А. Плетнёв отнюдь не чужд и тех поисков новых путей раскрытия действительности и характеров, которые особенно ощутимы в последнее десятилетие. Все чаще хронологические связи в произведениях современной прозы заменяются ассоциативными». С. 189.
Хомяков: «Повествовательная манера Плетнёва, безусловно, близка той доброй старой традиции социально-бытовой прозы, которая во многом определяет состояние и всей современной русской прозы. Однако Плетнёв не был чужд и тем поискам новых путей раскрытия действительности и характеров, которые были характерны для прозы 70-х годов. Все чаще хронологические связи в произведениях заменялись ассоциативными…». С. 161.
Шик: «Строится произведение В. Мурзакова «Мы уже ходим, мама» как повесть в повести. Отдельные части книги настолько самостоятельны, что могли бы восприниматься не как часть, а как законченный рассказ или новелла. В самом деле, рассказ о шофере Сергее Локтеве, его судьбе мог бы составить отдельное произведение, как и повествование о жизни Старика. Объединены между собой эти две части повести не только тем, что действие протекает на Якутском севере, не только общностью некоторых героев, но главным образом внутренним пафосом, который можно определить как формирование человека, обретение им высоких принципов коммунистической морали». С. 178.
Хомяков: «Строится произведение В. Мурзакова как повесть в повести. Отдельные части книги настолько самостоятельны, что могли бы восприниматься как законченный рассказ. В самом деле, история шофера Сергея Локтева могла бы составить отдельное произведение, как и повествование о жизни Старика. Объединяются эти повести не только тем, что действие происходит на якутском севере, но главным образом внутренним пафосом, который можно определить как формирование человека, обретение им высоких духовных принципов». С. 193.
(Курсивом мы выделили ошибки, допущенные Хомяковым при списывании. Но об ошибках поговорим чуть ниже.)
Использована книга И. Г. Девятьяровой «Художественная жизнь Омска ХIХ – первой четверти ХХ века» – Омск, 2000. С. 29 – 39.
Девятьярова: «Литературно-художественным клубом, объединившим местных и приезжих представителей культуры, был в 1918-1919 годах дом писателя А.С. Сорокина. <…> За одним самоваром в комнате Антона Сорокина сидели в то время большевик А. Оленич-Гнененко, «придворный поэт» С. Ауслендер, поэт из охраны Колчака Ю. Сопов, начальник типографии фронтовой газеты «Вперед» В. Янчевецкий, сотрудник газеты «Сибирская речь» А. Громов, японский генерал Танака, поэтесса графиня Н. Подгоричани др. «Войдя к нему в комнату, вам хотелось читать красивые рассказы, слушать стихи, говорить о живописи», – вспоминал современник, один из очевидцев тех событий. К тому же у А. Сорокина можно было раздобыть карандаши, краски, акварель и бумагу. За это он просил рисунки и этюды или покупал их, стремясь составить коллекцию произведений для открытия в своем доме галереи». С.31.
Хомяков: «Литературно-художественным клубом, объединившим местных и приезжих представителей культуры, был в 1918 – 1919 годах дом писателя Антона Сорокина. За одним самоваром в комнате Антона Семеновича сидели в то время большевик А. Оленич-Гнененко, «придворный поэт» С. Ауслендер, поэт из охраны Колчака Ю. Сопов, начальник типографии фронтовой газеты «Вперед» В. Янчевский, сотрудник газеты «Сибирская речь» А. Громов, японский генерал Танака и др. «Войдя к нему в комнату, вам хотелось читать красивые рассказы, слушать стихи, говорить о живописи», – вспоминал современник (Вс. Иванов – Ю. З., В. В.) К тому же у А. Сорокина можно было раздобыть карандаши, краски, акварель и бумагу. За это он просил рисунки и этюды или покупал их, стремясь составить коллекцию произведений для открытия в своем доме галереи». С.17 – 18.
Использована статья Т. Г. Леоновой «Образ Лукоморья в поэзии Л. Н. Мартынова». В сборнике «Проблемы творчества Леонида Мартынова» – Омск, 1985. С. 82 – 84.
Леонова: «Л.Н. Мартынова называют певцом Лукоморья, пишут о поисках им Лукоморья, о его защите Лукоморья в годы Великой Отечественной войны, прослеживают развитие темы – образа Лукоморья на протяжении творческого пути поэта». С. 82.
Хомяков: «Недаром Леонида Мартынова называют певцом Лукоморья, пишут о поисках им Лукоморья, о его защите Лукоморья в годы Великой Отечественной войны, прослеживают развитие темы – образа Лукоморья на протяжении творческого пути поэта». С. 63.
Использована книга С. Н. Поварцова «Капитан воздушных фрегатов» – Омск, 1995. С. 7 – 10, 88 – 89.
Поварцов: «Друзья юности давно покинули Омск. Город перестал быть центром художественной и литературной жизни Сибири, уступив пальму первенства новой социалистической столице – Новосибирску. <…> Всё менялось на глазах. С каждым годом в Омске и на его окраинах увеличивалось количество исправительно-трудовых лагерей (ИТЛ) и колоний (ИТК), родина поэта постепенно становилась островком СИБЛАГа. <…> Не потому ли так печальны некоторые городские пейзажи Мартынова, что автор был свидетелем превращения Омска в один из филиалов необъятного ГУЛАГа?». С. 9 – 10.
Хомяков: «Друзья юности давно покинули Омск. Город перестал быть центром художественной и литературной жизни Сибири, уступив пальму первенства новой сибирской столице – Новосибирску. Все менялось на глазах. С каждым годом в Омске и на его окраинах увеличивалось количество исправительно-трудовых лагерей и колоний. Родина поэта постепенно становилась островком СИБЛАГа. Не потому ли так печальны некоторые пейзажи Мартынова, что автор был свидетелем превращения Омска в один из филиалов необъятного ГУЛАГа». С. 70.
Поварцов: «Не каждый из нас вправе называться настоящим омичом, даже если в паспорте Омск обозначен как место рождения. Леонид Мартынов был патриотом истинным». С. 8.
Хомяков: «Не каждый житель Омска вправе называть себя настоящим омичом, даже если в его паспорте Омск обозначен как место рождения. Леонид Мартынов был истинным патриотом Омска». С. 65.
Автор «Сибирской Ипокрены» умудряется старательно переписывать не только скупые факты, но и сугубо эмоциональные суждения и характеристики.
Так и хочется продолжить: не каждый плагиатор вправе называть себя учёным и писателем… Кстати с кандидатом филологических наук С. Н. Поварцовым, автором книги о Л.Н. Мартынове «Над рекой Тишиной» (Омск, 1985), В. Хомяков трудится на одной кафедре в одном университете.
Использована статья М. С. Мудрика «Омск в поэзии Л. Мартынова» в сборнике «Проблемы творчества Леонида Мартынова» – Омск, 1985. С. 152 – 163.
Мудрик: «В отличие от небольших стихотворений, более крупные произведения начала двадцатых годов – «Старый Омск» и «Адмиральский час» – имели, безусловно, омскую прописку. Они не могли еще претендовать на глубокий анализ событий, но нельзя забывать, что автором их был совсем юный поэт». С. 155.
Хомяков: «В отличие от небольших стихотворений, более крупные произведения Л. Мартынова начала 20-х годов – «Старый Омск» и «Адмиралтейский час» – имели, безусловно, омскую прописку. Конечно, в них еще нет глубокого анализа событий, но нельзя забывать, что автором этих произведений был совсем юный поэт». С. 66.
Мудрик: «Вскоре после войны Мартынов переезжает в Москву и, похоже, совсем отходит от омской темы. Но уже в начале шестидесятых в одном из стихотворений следует неизбежное признание: «Нет! Воспоминаний не убить, только бы они не убивали!» (т. 1, с. 471). И снова появляются стихи об Омске. <…> Он знал здесь каждый уголок, мог рассказывать о своем Омске часами, помнил такие подробности, которые искушенному краеведу оказались бы в диковинку. Сколько этого Омска пришло в его стихи!». С. 610 – 161.
Хомяков: «Он стал часто наведываться в Москву, а ранней весной 1946 г. переезжает в Москву и, похоже, совсем отходит от омской темы. Но уже в начале 60-х годов в одном из стихотворений следует признание: «…нет! Воспоминаний не убить, только бы они не убивали!» И снова появляются стихи об Омске… Он знал здесь каждый уголок, мог рассказывать о своем Омске часами, помнил такие подробности, которые и искушенному краеведу оказались бы в диковинку. Сколько этого Омска пришло в его стихи». С. 71 – 72.
Из Н. Н. Яновского. Брошюра из серии «Литературные портреты». Леонид Иванов. – Новосибирск, 1977, С. 7, 10, 27.
Яновский: «Сюжет первой части романа для того времени довольно традиционен. Совхозному строительству мешают вредители, откровенные и активные враги Советской власти. Это – агроном Варламов и зоотехник Каминский. Разоблачение таких людей, нарисованных, к сожалению, плакатно и однолинейно, лежит в основании всего сюжетного построения. <…> Вторая часть романа отличается от первой новизной основных конфликтов, большей живостью в изображении действующих лиц». С. 10.
Хомяков: «По мнению Н. Яновского (указано, чьё мнение используется! Для творческой манеры В.И. Хомякова это достижение – авторы), сюжет первой части романа был для того времени достаточно традиционен. Совхозному строительству мешают активные враги советской власти – агроном Варламов и зоотехник Каминский. Разоблачение таких людей лежит в основе всего сюжетного построения. Вторая часть романа отличается большей живостью в описании действующих лиц». С. 92.
Яновский: «В очерках Л. Иванова обсуждаются, как правило, специальные вопросы – о сроках сева, о пропашной системе, о семенах и селекционной работе, об организации сельскохозяйственного труда и сотни других. Но на самом деле, как справедливо отмечает В. Канторович в книге «Заметки писателя о современном очерке», – в них идет спор о стиле руководства, о мотивах поведения различного типа руководителей, о борьбе против лицемерия…». С. 27.
Хомяков: В очерках Леонида Иванова ставятся и решаются, как правило, специальные вопросы – о сроках сева, о пропашной системе, об организации сельскохозяйственного труда и другие. Но на самом деле в них идет спор о стиле руководства, о мотивах поведения руководителей, о борьбе против рутины, бездушной исполнительности. С. 93.
Из Л. В. Деменковой
Статья «Постигая искусство простоты…». В сборнике «Статьи о фольклоре и литературе» – Омск, 1996. С. 117 – 120.
Статья «Творческий путь омского писателя Т.М. Белозерова». В сборнике «Художественная индивидуальность писателя и литературный процесс ХХ века» – Омск, 1997. С. 90 – 92.
Деменкова: «В пределах одного, как правило, очень короткого стихотворения, автор ведет своего читателя-подростка от свежести и непосредственности присущего ему мировосприятия – через приобщение его к позиции умудренного жизненным опытом старшего друга и собеседника – и от нее – к постижению всей глубины поэтической мысли и чувства. Для взрослого человека в стихах Т. Белозерова открывается бесценная память детства, а для ребенка – желанная возможность из детства сделать шаг навстречу взрослой жизни – подняться на новую ступеньку миросозерцания». «Постигая искусство простоты». С.118.
Хомяков: «В пределах одного, как правило, очень короткого стихотворения, автор ведет своего читателя к постижению всей глубины поэтической мысли и чувства. Для взрослого читателя в стихах Т. Белозерова открывается бесценная память детства, а для ребенка – возможность из детства сделать шаг навстречу новой жизни, подняться на новую ступеньку миросозерцания». С. 102.
Деменкова: «Сложившаяся этическая система сделала взгляд поэта на мир более зорким и цельным, художественный почерк более твердым, лирическое слово – емким и экономным. Поэтическая и прозаическая миниатюры были осознаны им как наиболее органичные. И если в начале периода Т. М. Белозёров еще пробует себя в новом жанре – пьесе-сказке, то в свой итоговый сборник «Лебёдушка» тщательно отбирает лучшее из написанного им в течение трех десятилетий преимущественно в жанре лирической миниатюры». «Творческий путь омского писателя Т. М. Белозерова». С. 91.
Хомяков: Сложившаяся этическая система сделала взгляд поэта на мир более зорким и цельным, художественный почерк – более твердым, поэтическое слово – емким и красочным. В зрелый период своего творчества поэт приходит к той форме стиха, которую он считал для себя наиболее органичной. Поэтическая миниатюра была осознана им как наиболее подходящая для этого форма. С. 99.
Из Л.М. Флаума.
Книга «Омские перепутья» – Омск, 2001. С. 87 – 89.
Речь идёт о переписке поэта В. Озолина с его другом омским художником В. Смирновым.
Флаум: «У автора посланий с их получателем немало общего. Один – поэт, сын омского поэта Яна Озолина, шведа по предкам, расстрелянного за латышскую фамилию отчима в 1937 году. У второго отец репрессирован в те же судьбоносные тридцатые. Оба были единственными сыновьями. Ни братьев, ни сестер. Матери, не знающие, как свести концы с концами, замотанные. Оба испробовали военную и послевоенную голодуху. Ватажились с братвой, роившейся вокруг рынков и кино «Гигант», где перед сеансом играли музыканты, пела солистка, продавали газводу и мороженое. Мороженое формовали у лотка, на глазах: толщина – сантиметр, диаметр – донышко стакана. Сверху и снизу – тонкие кружочки вафли. На чердаке «Гиганта» однажды выловили банду, которая убивала людей, делала из человечины котлеты и торговала ими на тех самых Слободском, Казачьем и Центральном рынках, где будущие близкие друзья бывали, пока не зная друг друга…». С. 89.
Хомяков: «У автора этой переписки немало общего. (Так у Хомякова – Ю. З., В. В.) Один – поэт, сын омского поэта Яна Озолина, репрессированного в 1937 году. У второго отец репрессирован в те же судьбоносные тридцатые. Оба были единственными сыновьями. Ни братьев, ни сестер. Матери, не знающие, как свести концы с концами, замотанные. Оба испробовали военную и послевоенную голодуху. Ватажились с братвой, роившейся вокруг рынков и кино «Гигант», где перед сеансом играли музыканты, пела солистка, продавали газводу и мороженое. Мороженое формовали у лотка, на глазах: толщина – сантиметр, диаметр – донышко стакана. Сверху и снизу – тонкие кружочки вафли. На чердаке «Гиганта» однажды выловили банду, которая убивала людей, делала из человечины котлеты и торговала ими на тех самых Слободском, Казачьем и Центральном рынках, где будущие близкие друзья бывали, пока не зная друг друга…». С. 128 – 129.
Из Г. Великосельского.
Вступительная статья «Опознан, но не востребован…». В книге: А. Кутилов. Скелет звезды. – Омск, 1998. С. 3 – 18.
Великосельский: «Начиная с середины семидесятых годов и до последних дней жизни Кутилов писал без какой-либо надежды увидеть свои творения напечатанными: власти наложили окончательный и категоричный запрет на само его имя. И не за одни лишь крамольные стихи… Были шумные литературные и политические скандалы… Были эпатажные «выставки» картин и рисунков, прямо на тротуарах, в центре Омска… Было «глумление» над «серпастым и молоткастым», страницы которого, за неимением иной бумаги, поэт сплошь исписал стихами…». С. 17.
Хомяков: «Начиная с середины 70-х и до последних дней, Кутилов писал без всякой надежды увидеть свои творения напечатанными: власти наложили окончательный запрет на само его имя. И не за одни лишь крамольные стихи. Были эпатажные «выставки» картин и рисунков прямо на тротуарах, в центре Омска… Было «глумление» над «серпастым и молоткастым», страницы коего, за отсутствием иной бумаги, поэт сплошь исписал стихами…». С. 141.
Итак, мы видим, что автор «Сибирской Ипокрены» проявляет удивительную всеядность. Активнее всего он «потребляет» нетленные произведения ушедших из жизни сибирских литературоведов. Но не гнушается также плодами исследований живых искусствоведов, журналистов и учёных – людей, с которыми встречается чуть ли не каждый день…
Может быть, заслуга автора хотя бы в грамотной компиляции? К сожалению, и этого сказать нельзя. Тексты из чужих работ переписаны недобросовестно: допущена масса грубых фактических и стилистических ошибок. Наличие ошибок и огромного числа опечаток, конечно, можно было бы отнести к безграмотности наборщиков и редактора, но надпись на последней странице книги гласит: «рукопись печатается в авторской редакции»…
В главах, написанных «от себя», Хомяков также являет читателю массу ошибок, которые он совершает с наивной безответственностью. Только безответственность эта приводит к искажению истории литературного процесса в Омске. Все ошибки можно разделить на фактические и стилистические. Начнем с первых. Если у исследователя нет собственных суждений о каком-либо событии или явлении, резонно прибегнуть к высказываниям более компетентных людей с тем, чтобы донести до читателя объективную информацию. Особенно важна педантичность и скрупулезность в разговоре о людях. У Хомякова же мы наблюдаем пренебрежение и к людям, и к фактам.
Автор-редактор «Сибирской Ипокрены» искажает имена, отчества и даже фамилии некоторых писателей и общественных деятелей. На с. 17 неправильно указаны две фамилии: братьев Кирьяковых (у Хомякова – Кирьяновых) и В. Янчевецкого (Янчевский). Отчество сибирского писателя Александра Новоселова – Ефремович, а не Ефимович (с. 32). С досадой обнаруживается, что Хомяков упорно называет отца ученого и поэта П. Л. Драверта Людвигом, а его самого, соответственно, Людвиговичем, хотя у Беленького (Хомяков воспользовался тремя статьями о Драверте этого автора) он Людовикович. К тому же ценителям творчества Драверта известно, что сам поэт очень не любил, когда его называли иначе.
На с. 73. неправильно указаны инициалы известной сибирской писательницы Надежды Чертовой – И. Чертова. А. Евгения Анучина вообще переименовывается в Е. Визгину. Мы просмотрели множество справочных изданий, но такой писательницы нигде не обнаружили.
При списывании с книги Шика поэт А. Лядов превращается в Алексея (с. 88), хотя в действительности его зовут Андрей. На с. 119 в ряду перечисляемых новых членов омской писательской организации мы с удивлением обнаружили… Николая Цуприка. Но, позвольте, у нас в музее хранится архив детской писательницы Нины (!) Цуприк. Вот так ошибочка вышла! Фамилию-то, действительно, можно принять за мужскую, а инициал Н. расшифровывается Хомяковым как «Николай». Убедиться в ошибке возможно, если взять в руки (уже не говорим о том, чтобы прочесть!) любую книгу Нины Васильевны Цуприк. Чуть позже, уже на с. 249 справедливость восторжествует: Хомяков все-таки укажет правильное имя и пол писательницы: Нина Цуприк. Но на этой же странице неправильно обозначит отчество писателя Михаила Рассказова – Геннадьевич вместо Игнатьевич.
Очень много встречается хронологических искажений: в датах жизни писателей, времени выхода их книг, фактах биографий, последовательности событий литературной жизни Омска.
Так, неверно указана дата рождения Ю. Сопова. (с. 34). Хомяков продлил жизнь бедного юноши, погибшего в возрасте двадцати двух лет, на два года, указав вместо 1897 года 1895 год рождения. Также продлена жизнь П. Драверта: год его смерти – 1945, а не 1946 (с. 38). На 119 странице совершенно неправильно обозначены даты жизни омского прозаика И. А. Токарева: (1946 – 1972). Что-то уж сильно сократилась жизнь талантливого писателя – родился И. А. Токарев в 1933 году, а умер в 1973. Между прочим, в 2003 году в Омском литературном музее проходила выставка, посвящённая 70-летию Ивана Токарева. Хотя в суммарном выражении годы писательских жизней остались прежними – там, где у одного убавилось, у другого прибыло…
Судя по всему, Хомяков не знаком с недавними исследованиями омских краеведов и литературоведов. Иначе он бы знал уточнённую дату рождения поэта Е. Забелина: 1905, а не 1908 год (с. 80). А также смог бы привести точные данные о последних днях жизни отца Павла Васильева – Николая Корниловича. В статье Ю. Якунина в «Омской правде» за 23 июля 1988 г. по архивным источникам устанавливается точная дата ареста Н. Васильева: 3 ноября 1939 г. У Хомякова – 1940 (с. 254). Уже известно омичам и то, что Н. Васильев не умер в лагере в 1941 г. (с. 255), а был расстрелян в Новосибирской тюрьме в 1942. На с. 79 Хомяков убеждает читателя: «Я. М. Озолин был осужден в Москве по одному «делу» с П. Васильевым». Абсолютно ошибочное утверждение – Озолин был расстрелян в Омске по делу так называемой латышской партии! Об этом подробно рассказано сотрудником ГАОО Н. Г. Линчевской в Книге памяти жертв политических репрессий Омской области «Забвению не подлежит», Н-П, т. 6 – Омск, 2002. С. 192 – 197. В главе о поэте Георгии Маслове неправильно указана дата создания поэмы «Аврора»: «В 1919 году, незадолго до смерти, – пишет автор «Сибирской Ипокрены», – Маслов пишет поэму «Аврора» (опубликована в Петрограде в 1922 году)» (с. 30). На самом деле поэма Г. Маслова «Аврора» впервые опубликована в Омске в газете «Заря», №112 за 1919 год.
В рассказе о жизненном и творческом пути Л. Н. Мартынова, Хомяков, помимо уже естественных для него ошибок в переписывании стихотворений, неправильно указывает год поступления будущего поэта в гимназию: 1916 вместо 1915-го (с. 62), а также год выхода знаковой для Мартынова книги «Эрцинский лес»: 1944 вместо 1946 (с. 71).
Глава книги «Литературный Омск в начале ХХ века» заканчивается рассказом о создании в Омске в 1918 г. «Цеха пролетарских писателей и художников Сибири» (с. 20). Но до этого нам было подробно рассказано о событиях… 1919 года. Непонятно также, почему очерк о Новосёлове дан после Маслова, когда последний прибыл в Омск уже после убийства Александра Ефремовича… А как отнесется читатель к такому факту: «В 1926 г. он <И. Шухов – авторы> приехал в Омск и поступил на рабфак. <…> Сложилось так, что именно свои студенческие годы талантливый писатель и публицист <И. Шухов – Ю. З., В. В.> провел в Омске, где с 1924 по 1926 посещал рабфак» (с. 56, 57).
Автор «Сибирской Ипокрены» беспощадно искажает названия произведений омских писателей. Допущены ошибки в названиях книг А. Сорокина (с. 24), Л. Мартынова (с. 64, 66), Л. Иванова (с. 91), И. Петрова (с. 145, 148), Б. Малочевского (с. 249), Л. Евдокимовой (с. 312). Ошибки в названиях приводят к искажению их смысла, так, что можно подумать о памфлете Сорокина «Таланты Сибири и золота», если не знать, что правильно он называется «Таланты Сибири и золото»?
Вызывают недоумение приведенные Хомяковым названия двух поэм Мартынова: «Тобольская Венера» вместо «Домотканой Венеры» и «Адмиралтейский час» (повторено несколько раз) вместо «Адмиральский час». Автор не дал себе труда задуматься над тем, что Адмиралтейства в Омске никогда не было, а вот адмирал был. Хотя, справедливости ради, следует отметить, что на странице 30, приводя отзыв Мартынова о Маслове, Хомяков приводит правильное название поэмы: «Адмиральский час». Видимо, пока писалась книга от страницы 30 до страницы 66, память подвела «учёного».
– Да какая разница, ей-богу! – быть может, размышлял он. – Что изменится, если перетасовать слова в названиях? Ведь в целом слова-то используются одни и те же! Одними и теми же буквами написаны…
Книги Л. Иванова «На земле сибирской» и «На земле родной» переименовываются совсем незаметно: «По земле сибирской», «На родной земле». Но ошибка с указанием места рождения Л. И. Иванова уже более досадна. На карте Калининской области нет Удольского района, есть Удомельский. Не знает Хомяков и о том, что мемориальная доска на доме, где жил писатель не «будет установлена» (с. 95), а уже установлена, причём за несколько лет до выхода этой книги. А ведь, казалось бы, член писательского Союза, которым долгое время руководил Л. Иванов, должен об этом знать.
То же самое наблюдаем в главе, посвященной старейшему из здравствующих омских писателей И. Ф. Петрову. Снова неправильно обозначено место рождения писателя: деревня Степаниха Кугутанского района (с. 144). Попытки Хомякова изменить топографию Омской области оказываются неудачными – нет Кугутанского района в Омской области, а вот Крутинский есть. Да и книга И. Ф. Петрова называется «О малой родине и сыновнем долге», а не «сыновьем», как несколько раз написал Хомяков.
Книга Б. Малочевского «Как Азорские острова» переименовывается просто в «Озорские острова», от слова «озорные», наверное. Путается Хомяков и в некоторых фактах литературной жизни Омска. Так, он предлагает читателю познакомиться с «некоторыми номерами» журнала «Искусство» (с. 36), хотя было выпущено их всего лишь два. Неверно указан месяц проведения первой конференции писателей Омской области в 1940 г. (с. 75) – конференция состоялась в июле, а не в июне.
На с. 119 Хомяков утверждает, что Мартыновские чтения проходили в Омске дважды, но ведь известно, что трижды: в 1983, 1985 и 1995 годах.
Обнаруживаются в книге и настоящие сенсации. Так, на с.14 – 15 мы обнаруживаем заявление о том, что повесть Л. Сейфуллиной «Четыре главы» принадлежит перу … Ф. Березовского! Может быть, автор совершил очередное «открытие» – нынче модно опровергать авторство: то «Конёк-Горбунок» написал не П. Ершов, то «Тихий Дон» не М. Шолохов. Однако всё оказывается гораздо проще: «открытие» явилось результатом неправильного «списывания».
Хомяков: «На одном из первых заседаний редакционной коллегии были заслушаны два произведения Ф. Березовского: рассказ «Варвара» и повесть «Четыре главы», о которых высоко отозвалась Л. Сейфуллина» (с. 15).
Сравним эту цитату с текстом книги Э. Г. Шика «В холодной Сибири не так уж холодно»: «На одном из первых заседаний редакционной коллегии были заслушаны два произведения – рассказ Ф. Березовского «Варвара» и повесть «Четыре главы» Л. Сейфуллиной, которая высоко оценивала произведение Березовского…» (с. 47).
Стихотворные цитаты, приводимые в книге, также изобилуют многочисленными ошибками и опечатками. Неточно цитируются стихи Л. Мартынова (с. 30, 67), Г. Маслова (с. 31), Ю. Сопова (с. 34), П. Драверта (с. 41, 42), В. Уфимцева (с. 37), Р. Рождественского (с. 85).
Сравним:
П. Драверт:
…И манят звоны камыша…
…Мы вернулись к столетьям обратным…
Хомяков:
… И манит звоном камыша…
…Мы вернулись в стан к тоям обратным…
Подобные опечатки затрудняют чтение и искажают смысл поэтического текста. Кстати сказать, мы умышленно не стали сопоставлять с оригиналами цитаты из произведений членов Союза писателей России. Думается, при желании они и сами смогут это сделать… Однако на многочисленнейшие опечатки постепенно перестаёшь обращать внимание на фоне чудовищных фактических ошибок и стилистической небрежности в обработке фактов. Последняя запутывает читателя и создает ложное представление о произошедшем событии. Так, судя по тексту Хомякова, Г. Маслов дважды (!) останавливался в Омске «по дороге в Красноярск» (с. 31). В действительности Г. Маслов приехал в Омск в конце 1918 года и отбыл из города по направлению в Красноярск в 1919. По дороге заболел тифом и умер.
В начале очерка о поэте А. Кутилове автор книги ссылается на статью Г. Великосельского и даже цитирует её (ну наконец-то!) на с. 135, а ниже, на с. 139, вновь воспроизводит эту же цитату, но уже как свои собственные слова.
Очерки об омских поэтах В. Новикове и Н. Трегубове названы строчками из стихотворений Н. Рубцова, соответственно, «Видения на холме» и «Тихая моя родина…» Поскольку авторство этих прекрасных строк никак не обозначено, может сложиться впечатление, что они принадлежат не Н. Рубцову, а названым авторам, которые вправе рассчитывать на внимание к собственным текстам без ложной двусмысленности
В заключении главы, посвященной поэту Николаю Трегубову, Хомякову вдруг захотелось сделать лирическое отступление, чтобы «сказать несколько слов о тех омских писателях, которых уже нет с нами» (с. 249). По одному ему известным причинам этим писателям (Н. Цуприк, Н. Бутову, М. Рассказову, Б. Малочевскому), так же как и Т. Гончаровой, чьё имя вскользь названо лишь однажды, Хомяков не пожелал уделить внимания в отдельных главах. Впрочем, читатель, который будет знакомиться с книгой по оглавлению, имен этих писателей не найдет вовсе, так как, повторяем, они «спрятаны» в очерке о Н. Трегубове. В целом книга лишена стилистического единства. Это и понятно: по сути, она вся состоит из кусочков, написанных разными людьми. Многие главы занимают от половины до 2 страниц и содержат очень краткие и случайные сведения. Возникает вопрос: для чего это написано, какую цель преследовал автор?..
Часто встречаются в книге кандидата филологических наук безграмотные и двусмысленные выражения. Приведем несколько примеров с сохранением орфографии автора:
«Его советам многим обязаны Вс. Иванов, […] и многие другие». (С. 24.)
«И далее он имеет». (С. 36.)
«Живущий в Омске мальчик пишет стихи, в которых мечтает о том, как попадёт на фронт. И вдруг в 1944 году его «Мечта» начала как будто бы осуществляться. Умерла бабушка». (С. 86.)
«Важно отметить, что взрослый поэт В. Макаров не забывает и о детях. Им посвящена книга «Дядя Дятел». Конечно же, этот мотив не единственный в его творчестве. Ему близка и дорога тема содружества муз». (С. 156.)
«Критики в целом положительно отнеслись к сборнику». (С. 109.) Но ни о каком сборнике ранее речи не велось!
Есть ещё масса подобных несуразностей, которым место в рубрике «Из школьных сочинений»…
Вот такую энциклопедию ошибок В. Хомяков предлагает в качестве пособия школьникам, студентам, работникам библиотек (с. 4). Когда-то авторы журнала «Иртыш, превращающийся в Ипокрену» мечтали, чтобы сибирская река превратилась в мифологический источник вдохновения и творчества. Нетрудно представить, что почерпнёт из «Сибирской Ипокрены» неискушённый читатель… Успокаивает одно: рецензируемая книга в момент своего выхода стала библиографической редкостью – её тираж всего 200 экземпляров…
Не знаем, что думают об этом эпохальном труде вузовские учёные, а на наш взгляд, эта книга дискредитирует многочисленные кропотливые исследования краеведов, литературоведов, музейных работников. С появлением компьютеров люди стали читать всё меньше и меньше, в особенности научную и научно-популярную литературу. И что же? Возьмет школьник или студент, аспирант или просто любопытный человек «Сибирскую Ипокрену» в руки… Хорошо, если читатель умеет критически мыслить, и поймёт, что одна плохая книга ещё не говорит о качестве всех остальных. Книга В. И. Хомякова демонстрирует специалистам пренебрежительное отношение её автора к омской литературе, своим коллегам по университетской кафедре и писательскому цеху. В заключительной статье книги, написанной «Вместо заключения», автор обвиняет В. Огрызко, составившего материалы к словарю русских писателей конца ХХ – начала ХХI века в том, что «автор проявил элементарное незнание литературного процесса в России, или же просто неуважение к русской литературе» (с. 313). Эти слова в полной мере применимы и к автору «Сибирской Ипокрены»… И всё же нельзя не отметить, что В. И. Хомяков предпринял попытку – пусть отчаянную и неудачную – обобщить разрозненные и порой труднодоступные статьи в журналах и сборниках, редкие монографии, изданные мизерными тиражами, рассказать о творчестве малоизвестных и почти забытых сибирских писателей, а также напомнить современному читателю, что литературный процесс продолжается. В нём случаются яркие события, важность которых ощущается многие десятилетия спустя. Пусть книга «Сибирская Ипокрена» – не из их числа. Однако – кто знает – может быть, легковесный труд В. Хомякова побудит по-настоящему серьёзных исследователей взяться за работу?
P. S. Внимание! Свою книгу В. Хомяков разместил в Интернете на сайте ОмГУ. Опасайтесь ссылаться на этот «труд».
