Женя Левкович – поэт, переводчик (английский, немецкий), член Союза писателей Санкт-Петербурга, автор ряда стихотворных книг. Ее подборки можно встретить на страницах таких журналов и альманахов как «Нева», “Folio Verso”, «Неизвестный Петербург» и др.
Я наблюдаю за литературной работой Жени около 15-ти лет и мне хотелось бы, чтобы ее тексты стали известны более широкому кругу читателей. Это стихи, не стремящиеся за рамки традиций русского стихосложения, не тяготеющие к авангардизму и новаторству, но возводящие современный русский язык на уровень поэзии живого человеческого голоса, прямой речи от первого лица – не автора, но читателя.
P.S. К словам Галины Сергеевны Гампер я должен добавить несколько слов. Надо рассказать историю предлагаемой вашему вниманию подборки Жени Левкович.
Как, возможно, вы знаете, 25 сентября автор этого предисловия, прекрасный поэт и великий человек (чтобы справляться со своими недугами поистине следовало быть великой!) ушла из жизни. Этому горькому для многих событию предшествовали очень тяжелые для Гали и ее близких недели. В наши последние разговоры по телефону она несколько раз говорила, что это – конец. Тем поразительней то, что она продолжала заниматься тем же, чем всегда, – думала о своих учениках и старалась их поддержать.
Где-то в двадцатых числах я получил подборку Жени Левкович. Сперва Галя позвонила для того, чтобы узнать мое мнение, а потом позвонила еще раз, чтобы удостовериться, что тексты отправлены в «Семь искусств». Голос у Гали всегда был высокий, но сейчас звучал особенно резко. Прибавилась хрипотца. Было понятно, что ситуация очень сложная, но уж очень не хотелось верить в то, что счет идет на дни. Я вроде как защищался от этой смерти и убеждал себя в том, что Галя сможет ее обмануть.
О том, что было дальше надо сказать хотя бы коротко. Я открыл планшет между занятиями в университете и узнал о том, что Гали больше нет. Через несколько дней были похороны на кладбище в Павловске. Ее провожали по сути все питерские литераторы – вне зависимости от возраста, убеждений и пристрастий. Она была общим другом и сейчас это как-то особенно осознавалось.
Несомненно, в последние дни у Галины Гампер было еще много дел, но для нас с Женей Левкович эта ее попытка помочь оказалась последней. Вроде как завещанием. Это ее послание я прочитываю так: не забывайте о своих обязанностях – сколь бы мелки и незначительны они ни были! Постарайтесь закончить свою жизнь, не оставив после себя долгов!
Александр Ласкин
Женя ЛЕВКОВИЧ
Вокруг Петербурга
Памяти Галины Гампер
ПЕТЕРБУРГ
«Петербург всегда смотрит на Россию
как бы снаружи, извне, со стороны.»
Политолог Д.Витушкин
Петербург, наблюдая Россию как-будто извне,
На Европу поглядывая словно со стороны,
Отрешённо-безмолвный стоит над Невой в белом сне –
Незнакомец в туманном мундире нездешней страны.
Обращая свой взгляд то на Ладогу, то на Валдай,
До Москвы доглядится порой, но забудет тотчас,
Что увидел. И снова – Васильевский да Голодай,
Да Поклонной горы не высокий, но веский Парнас.
Вздохом Котлин остудит, на Гогланд рукою махнёт,
И погрузится в чтенье прерывистых радиограмм –
Перепадов давления ветра на облачный гнёт
Пограничного неба, заладившего: Амстердам...
Усмехнётся, и тучи сойдутся в Андреевский флаг.
Улыбнётся, и хлынет салют из гранитных бойниц.
Но не многим дано лицезреть, как он делает шаг,
Снисходя ненадолго на землю с офсетных страниц.
ВЫРИЦА
Выйди из роли уже, шагни, но только не в крик!
В шёпот смешливый, в глупость, в «тебя люблю»,
В солнечный блик в роднике в саду, где старик
Дремлет напротив спящей жены. Кораблю
самому скромному не развернуться в этой реке,
даже яхте не разгуляться – лишь только на мель присев,
затихнуть смирившись, с горящей свечой в руке,
и дожидаясь канона утрени разучивать местный распев.
Юбку изображать, придерживая платок,
Стрижку скрывать отрезом капронового волокна.
До тех пор пока шмель морочит белый цветок,
Пытаясь вычерпать весь нектар до самого дна.
Лапы елей тревожить собой, сосен строй бередить,
Теребить за полу кого-то Огромного, выдыхая «Аминь».
Пить эту воду живую, напиваться ею и снова пить,
Упиваясь тем, что неисчерпаема и бездонна небесная синь.
ИНГРИЯ
Усталость талая апрель переживая
На шхерах Ладожских длит домыслы прохлады.
Весна ступает здесь неловко, как чужая,
И смотрит с ужасом на снежные громады.
Подснежник-выскочка, вооружась бутоном,
С армейской доблестью морозу угрожая,
Ломает хрупкий наст, наперекор законам
Цветёт, как ссадина, как рана ножевая.
Кристаллы горечи в слепых слезах капели
искрятся ревностью к журчащим эпигонам,
с холмов струящимся туда, где птичьи трели,
где ветви вербы ожидают их с поклоном.
Неделя, две и всё закончится листвою -
качнутся ветреницы, ландыши очнутся
И в лето ринутся, как в омут, с головою,
И наконец сирень с жасмином рассмеются.
Всё после! Нынче Оредеж с Ижорой
Из ломких льдин возводят баррикады,
C Невою Охта шепчется за шторой,
И дремлет Ингрия в объятьях нежной Лады.
ПАВЛОВСК
Вновь Павловск, робкий и нечаянный,
Лесные тропки теребя,
Встречает с нежностью отчаянной
Необычайного Тебя.
Стесняясь показаться выспренним
К реке с кувшинками ведёт,
Заметив c изумленьем искренним,
Что облаком вода цветёт.
Берёзы в колланаду выстроит –
согнув все мостики души –
Смущение в гулком гроте выстоит
И в хвойной скроется глуши.
То нимфой бронзовой покажется,
То римским портиком мелькнёт,
Как будто нет его, он кажется,
Он снится, чудится. Вспорхнёт
Капустницей с куста шиповника,
Надломит стебель чебреца
И с лаской прежнего любовника
Обнимет крыльями дворца.
Посёлок Эдвардса
Меня стремительно уносит
Куда-то за город ... К нарциссам...
Туда, где ландыш медоносит
Благоухающим дефисом.
Туда, где в шорохи морошки
Спадают ветви ежевики,
Где мухомор на тонкой ножке
Порхает в розовой тунике.
Туда, где иван-чай и мята,
Где кружевные фижмы пижмы.
Где бродят стайками опята,
Маслята влажные, хоть выжми.
Где пусто даже выходными –
В тупик за Вырицей, в Посёлок!
Где сосен строй и лапы ёлок,
И Оредеж журчит под ними.
Меня влечёт люпинов просинь,
Хоть вид лесных пролесков жалок,
Когда несётся август в осень
С волной левкоев и фиалок.
Шёл дождь, отражаясь в лужах
Шёл дождь, навзрыд, по встречной полосе,
На перекрёстках мелкой изморозью всхлипывая,
Рыдал, захлёбываясь в собственной красе,
Пока неслась ему навстречу роща липовая.
Пока летела с вёдрами наперевес,
Грозя грозой, растрёпанная радуга,
И пробегал трусцой сосновый лес,
И приближалась центробежно Ладога.
Пока Нева стремилась второпях,
Опережая небо – Свирь, подрагивая,
Несла себя, как будто на руках,
Не замечая Курзу, Тойгу, Янегу,
Святуху, Погру, оставляя Вырь
В прошедшей дали, отболевшей полностью.
И расцветал на горизонте монастырь
Эквипотенциальной звёздной полостью.
Отражение в луже I
Дождь с Ливнем шли обнявшись через мост,
Глаза потупив, за руки держались.
К ним приближался полицейский пост,
Но всё тесней они друг к дружке жались.
Кричали чайки что-то им в лицо.
Вороны в спину каркали. Швыряли
Сороки обручальное кольцо
На ниточке. И молча укоряли
И Тополя и Липы их, а Дуб...
Аж заходился вместе с Громом в гневе,
Когда они беззвучной дрожью губ
Шептались о любви, и в том напеве
Друг в друге отражаясь глубоко,
Рука в руке, глаза в глаза и выше...
Всё шли и шли, и было так легко.
И как ещё об этом можно тише?
И как ещё об этом можно сквозь
Все тучи, что над ними собирались?
И прошибала радуга насквозь
Когда они украдкой целовались.
Отражение в луже II
Шёл Дождь, фактически без ливня –
По лужам шлёпал босиком.
Без изморози мёрзнул сильно,
Но всё же шёл вперёд, пешком.
По Невскому и по Садовой,
Не забегая в Летний Сад,
Спешил ступить на мост Дворцовый
(Закрыт), на Троицкий (парад
на Марсовом). Да что ж такое!
Как в Петропавловку попасть?
И он оставил бы в покое
Всех Вас, а так же Вашу власть.
И не маячил тут без снега,
По центру города, наглец.
Когда б не закатилась нега
Курортных Дюн за Сестрорецк.
Отражение в луже III
Шли Дождь и Ливень с Изморозью в снег –
В Пургу они на Новый Год спешили.
В кругу друзей, знакомых и коллег,
Они там ежедневно гладью шили,
И вышивали крестиком, меж тем,
По-нотам караоке распевая,
Не выясняли долго кто и с кем,
Шампанского цистерну распивая.
Покуривали беломор-кальян.
Понюхивая .... белый живанши.
И вмазывая что-то там... В баян
вгрызались всей просторностью души.
Потом полизывали... вроде чупа-чупс?
И марки клеили... Обычно на hotmail.
Вокруг витали Ляпис, Лепс и... Упс..!
Алла Борисовна в полнейшей fairy-tail.
Темнело медленно, светало тяжело,
Но очень быстро и всегда не вовремя,
Но было всё законно и жило,
Платя налоги вовремя, стремя
Себя неотвратимо в Новый год –
Вперёд ногами, мордой в оливье.
И, стоя аплодировал народ!
И восхищался бижутерией в колье!
Отражение в луже IV
Шёл в ливне Дождь - вздыхал и задыхался,
То спотыкался, то поскальзывался, то
Он про себя тихонько чертыхался –
Точнее Богохался: Всё не то! –
Направо Дождь в обнимку с Ливнем плачут.
Налево - Дождь без снега, в чём его...
А прямо – Троица... Козлом и вепрем скачут
Дождь-Ливень-Изморось... Не видно ничего,
Всё занавесили собой, всё заслонили,
Метро заполонили и трамвай.
Куда бежать уже от этой гнили?!
Да некуда! Короче... Наливай!
А тут ещё наперстный шею тянет.
Быть может снять?... Раздвинув берега,
Раздеться в снег, обнявшись с Ливнем ране,
И с пьяной Изморозью броситься в бега.
Письмо в Ленинград
Теперь так мало греков в Ленинграде,
Что мы сломали греческую церковь
И.Бродский
Ложится монета орлом или решкой,
Но город не любит бродягу Улисса
И шепчет с ухмылкою хитрого лиса
Пожухлой листвой: Убирайся! Не мешкай...
Ныряет в Неву Эрмитажа громада,
И ангел перстом задевает за небо.
Объятья распахивает коллонада
Собора Казанского Невскому. Слепо
Преследуя крики отчаянных чаек,
Залива зеркальное блюдце перечит
Испанскому кофе, Английскому чаю,
И шаль русской речи бросает на плечи.
И смотрит в глаза с византийским укором –
Нет греческой церкви давно в Ленинграде!
И Санкт-Петербург мчится в поезде скором
В окно Европейское за разговором
О том, что исчезло ещё в Петрограде.
ПЕТЕРГОФ
Петергоф роскошно и глумливо
В медь фонтанов золотом трубя,
Зорко смотрит в сторону залива.
Ждёт кого-то... Может быть тебя?
Нет. Он ждёт кого-нибудь повыше
Званьем, побогаче, познатней,
Для кого шампанское забрызжет
Из шутих – дубков, грибков, скамей.
По каскаду кружевных беседок
Нижний парк затопит высший свет,
Обагрит края кленовых веток
Фейерверков праздничный букет.
Торопясь к прилёту вертолёта,
Встретив на бегу морской трамвай,
Затворит перед тобой ворота –
За оградой, братец, погуляй...
Бедным родственником у его порога
Потоптавшись, побредёшь назад,
Но шепнёт Александрия: "Ради Бога,
Что Вам тот господский маскарад..."
Распахнёт калитку, оправляя
Шаль из свежескошеной травы
На холмах: "Вас поджидали с мая,
Где ж всё лето пропадали Вы?
Проходите. Вон по той аллее
К морю, где белеет теплоход
Вдалеке и горизонт алеет
Близостью заката. Хоровод
Водят сыроежки возле дуба,
Грузди отдают осинам честь,
У подножия берёзового сруба
Мостика – опят не перечесть.
А потом по склону вверх идите.
Видите? Где дом увит плющом
И стоит подсолнух, как смотритель,
Кланяясь учтиво. Под плащом
Спелых яблок прячутся тропинки,
В паутинке золотой листок,
Огород лепечет без запинки:
Кабачок, морковка, любисток..."
Пару раз ещё вздохнут качели
Прежде чем Морфей умчит нас прочь,
И шагнёт с полотен Ботичелли
В бронзу, зажурчав фонтаном Ночь.
Исаакий
Мы не решились на Исаакиевский подняться,
Чтоб очутившись с ангелами рядом,
Перелистнуть гранитный лист форзаца,
Страницы крыш окинуть беглым взглядом.
Преодолев расчёты Бетанкура
С гравюрами эскизов Монферана,
Вглядеться в очи ночи белокурой
На полотне небесного экрана –
В царапинку заката на предплечье,
В рассвета ссадинку у самого запястья,
И утонуть в глубоком междуречье
Под флёром перманентного ненастья
Всегда чрезмерно мраморной погоды.
Ступив на монолитные колонны
Далматского светильника свободы,
Творить необозримые поклоны
На бледный список с лика Чермноморья
В окладе серебристых дюн залива,
Перед лампадой Пулковского взгорья
Под шаткой сенью Шалаша Разлива.
На западный предел в подъёмных кранах,
На северный канун чугунной ковки
Пока туристов яркие ветровки
Трепещут детским пластырем на ранах.
Мы не решились в эту высь подняться,
Чтоб город весь обнять влюблённым взглядом,
Простив, что он не устаёт меняться,
И без предвзятости все новые абзацы
Его прочесть с крылатой стражей рядом.
Набережная Лейтенанта Шмидта
На набережной Лейтенанта Шмидта
Всегда необычайно Тихий Ход –
То наводнением она размыта,
То на проезжей части ледоход,
То алый парус вспыхнул у причала
И хлынула выпускников толпа
К подножию гранитного начала,
Всех моряков рострального столпа,
Фон Крузенштерна, с полновластьем бонзы
Надежды, указуя курс Неве
Несокрушимым столпником из бронзы,
Застывшим в кругосветной синеве.
Александро-Невская Лавра
Там где жёлтый дом с яснооким прудом
Обнимает нежно немой тростник –
Дремлют старики под могильным спудом,
Живоносным мёдом журчит родник
Бесконечно длящейся светлой Пасхи
Жёлтыми кувшинками по реке.
И в листве довольно любви и ласки,
Чтобы, замерев, замолчать в руке
Тонкою свечой восковой и тая
в лепестках огня, обжигаясь плыть
По долинам горним, изъяв из мая
Размышлений жимолость, мыслей сныть.
Прогулка в одиночестве
Мне нравится по городу бродить,
С тобой особенно, но если без тебя...
То под нос переулочки бубнить,
То скверики шептать, двором скрипя.
Проспект невнятно про себя напев,
Бульвар читать со сцены в микрофон.
Пока застыл над шаром белый лев
Под клёнов в кракелюрах жёлтый фон.
Мостов псалмы листая по складам,
Твердить садов кафизмы наизусть,
Замалчивать мечети Нотр-Дам,
предотвращая синагоги грусть.
Споткнувшись об Исаакиевский собор,
Казанского объятья избегать.
Смотреть, как Лавры золотой убор
Лавровый прошивает неба гладь.
И постоянно арку набирать,
И площади без устали звонить,
И над общественным каналом замирать,
Задев душой Ростральной связи нить.
Перед отъездом
«Красота находится в глазах смотрящего»
Говард Шатц
Не могу надышаться тобой,
На тебя наглядеться,
Когда рыжие кудри твои,
в синеве утопая,
замирают в зернистом металле
доски тинто-меццо,
Светотенью глубокой печати
В душе проступая.
Не могу на тебя наглядеться
Тобой надышаться,
Когда медь твоих крон обнимает
Бездонное небо,
Изумляя до изморози
фотосессией Шатца
Очи луж за очками зеркально-
Защитными, слепо.
И пока мечет золото под ноги
Щедрый Октябрь
Этим сиплым рябиновым криком
Осенней печали,
Предваряющим холод, смертельно-
Прекрасный в начале...
Наглядеться... Уже не успеть –
Надышаться хотя бы...
Напечатано: в журнале "Семь искусств" № 10(67) октябрь 2015
Адрес оригинальной публикации: http://7iskusstv.com/2015/Nomer10/Levkovich1.php
