ХАРТ КРЕЙН
Харт Крейн, американский поэт, родился в 1899 году в семье успешного коммерсанта. Не окончив школы, начал самостоятельную жизнь с 17 лет. В период созревания на него оказали влияние поэты елизаветинской эпохи и французские символисты, особенно Рембо. Самое известное его произведение поэма «Бруклинскому мосту» была задумана, как новый американский эпос. Возвращаясь из Мексики в 1932 году, куда он отправился по гранту фонда Гуггенхайма, бросился в воды Мексиканского залива.
БРУКЛИНСКОМУ МОСТУ
Как много ты рассветов проводил
Гигантской чайкою присев на воды,
Роняя кольца белые в залив,
В цепях застыв у статуи Свободы.
Законченной кривой влечешь ты глаз
Или скользишь, как парус по странице
С рядами цифр, пунктиром чертежей,
Линуя наклонившиеся лица.
Я вспоминаю миражи кино,
Толпу перед экраном в трансе.
Но кадры промелькнут, настанут будни,
Жизнь смотана до нового сеанса.
Ты радугой над гаванью повис,
И на серебряный ступая свод,
Восходит солнце по твоей дуге,
Свободно протянувшейся вперед.
Из шахт метро и мебельных берлог
Влечет к тебе безумцев – встанут тихо,
На миг застыв над водами, и – вниз,
Во тьму. Лишь всплеску вторит эхо.
Стекает полдень по тебе в щель Уолл-стрита,
Как зубом вспорота небесная слюда,
Дрейфуют кружевные вышки кранов,
Атлантику вдыхают провода.
Непостижима, как еврейский Бог,
Твоя награда. Рыцарское званье
Ничто для наших низменных времен –
Сплошная передышка и зиянье.
Алтарь и арфа! Чья смогла рука
Так стройно струны натянуть твои?
Преддверье неба и зарок пророка,
Молитва парии и крик любви!
Огни прожекторов под вздохи звезд
Высвечивают твой стальной размах,
Пространство, словно бусы нанизав.
Следя, как ночь растёт в твоих руках,
Застыв под арками и сводами, я ждал,
А в сумерках яснел твой силуэт,
Кипенье улиц утихало в темноте
И год железный погружался в снег.
Бессонный, как река, что под тобой,
Ты к нам с небес на землю сходишь строго,
В прыжке над бездной волшебством застыв,
Загадкой кривизны бросая вызов Богу.
ЧЕСЛАВ МИЛОШ
Польский поэт, родился в 1911 году на территории нынешней Литвы. В годы войны участвовал в Сопротивлении. В 1951 году эмигрировал во Францию, позже преподавал в университетах США. Лауреат Нобелевской премии по литературе 1980 года.
ВЕРОИСПОВЕДАНИЕ
Господь, я любил клубничный джем
и темную сладость женского тела.
Еще холодную водку, селедку в оливковом масле,
запахи корицы и чеснока.
Какой я пророк? Зачем святому духу
посещать такого человека? Многие другие
были справедливо призваны.
Кто бы поверил мне? Ведь видели,
как я опустошаю стакан, как бросаюсь на еду
и жадно поглядываю на шею официантки.
Грешен, и знаю это. Желая величия,
способный учуять его повсюду, –
я лишь отчасти ясновидец, –
но знаю, что обречено не стать великим, вроде меня:
пир кратких надежд, вече гордецов,
турнир горбунов, литература.
СМЫСЛ
– Когда умру, увижу подкладку мира.
Другую его сторону, за птицей, горой, рассветом.
Истину, готовую раскрыться.
Что никогда не сходилось, сложится.
Необъяснимое будет понято.
– А что если подкладки у мира нет?
Что если дрозд на ветке не символ,
а просто дрозд на ветке?
И в смене дня и ночи нет никакого смысла?
И на земле нет ничего, кроме этой земли?
– Даже если так, останется слово,
разбуженное губами, которые истлеют,
неутомимый гонец, бегущий
сквозь звездные поля, несущиеся галактики –
окликающий, остерегающий, зовущий.
ПОСЛЕ РАЯ
Не убегай больше. Тише. Как мягко падают
капли дождя на крышу. Как совершенно
все вокруг. Теперь для нас двоих,
проснувшихся в королевской постели на мансарде,
мужчины и женщины. Для одного растения,
разделенного на мужское и женское, тянущихся друг к другу.
Да, это мой дар вам. Поверх пепла
на горькой, горькой земле. Поверх
подземного эха протестов и обещаний. Так что теперь,
на рассвете будьте внимательны: наклон головы,
рука с гребнем, два отражения в зеркале
навсегда только однажды, даже если их не вспомнить,
так что следите за тем, что есть, исчезающим,
благодарные за каждое мгновение.
Пусть этот крошечный парк с позеленевшими бюстами
в жемчужно-сером свете летнего дождика
останется таким, как и был, когда вы отворили ворота.
И улицы с высокими осыпающимися портиками,
которые ваша любовь преобразила.
ШЕЙМАС ХИНИ
Шеймас Хини родился в 1939 году в Северной Ирландии. Изучал английский язык и литературу в университете Квинс в Белфасте, преподавал в педагогическом колледже Сент-Джозеф. Позже, уже став знаменитым поэтом, читал лекции в Гарварде и Оксфорде. В 2003 году в университете Квинс открылся центр по изучению поэзии имени Шеймаса Хини.
Шеймас Хини был лауреатом многих литературных наград, в 1995 году был удостоен Нобелевской премии. Умер 30 августа 2013 года в Дублине.
КАМЕННЫЙ ПРИГОВОР
Когда на месте казни он стоит,
в руке все та же палка, та же шляпа
на голове, истерзанной сомненьем,
презреньем к лести или отговоркам,
суд не свершится только потому,
что кто-нибудь промямлит приговор.
Он свыше ждет того, что больше слова,
всю жизнь полагаясь на молчанье.
Пусть будет как в судилище Гермеса,
завалов и захоронений Бога,
где камни приговора в ноги
бросали, пока новое надгробье
его величью не коснулось плеч.
Быть может, у обрушенной стены
вдруг, наконец, промолвит кто-то: «Дух Его
витает здесь». Но даже этим скажет слишком много.
ДЕТИ ЖЕЛЕЗНЫХ ДОРОГ
Когда по склону насыпи взбирались,
глаза почти касались проводов
и белых шишек телеграфных линий.
Как нарисованы, – они на мили
вились к востоку, к западу за нами,
и тяжесть ласточек их прогибала.
Нам, мальчикам, казалось, что не знаем
чего-то главного. Мы думали – слова
несет по проводам блестящим током
и в каждом слове-капле – зерна света,
так что сиянье строк и сами мы,
столь бесконечно малые частицы,
могли протечь через игольное ушко.
ИЗ ЦИКЛА «ОЗАРЕНИЯ»
I
Смещенье яркости. И зимний свет
в прихожей, и на каменных ступенях
бездомного дрожащий силуэт.
Вот как звучит особый приговор:
пустые стены, дождь плюет в камин,
в натекшей луже – души облаков.
А что в конце дороги этой ждет –
известно. Но способен лишь вперед
смотреть привыкший к горизонту глаз.
Деталей в приговоре этом нет,
из старой правды он, но крышу сдуло.
В стенаньях ветра угадать ответ.
II
Заделай крышу. И заройся внутрь.
Пей из жестянки и испробуй холод
замков, засовов и щипцов каминных.
Потрогай балки и, забивши гвоздь,
проверь отвесом косяки и смычки,
и ровность стен, и кладку дымохода.
Перемести куда-нибудь порог,
и выправь рамы в окнах мезонина,
попристальней вглядись в дощатый пол.
Топи, как гайку, каждое желанье,
крепя тем самым бастионы чувств.
Не поскользнись на слове. Будь потверже.
IV
Под океаном собственного гула
толпа на римских амфитеатрах и другой
могла услышать рокот. Посильнее.
Как будто в раковине, к уху поднесенной
у моря, – звук настойчивый посланья:
слова, произносимые там где-то,
как эхо, отраженное гробницей,
накатывали волнами тирад
классических – то громче, то слабее.
О, как воздушно и привычно там, вверху,
без тела для одежд, без головы для мозга,
и все возможно – музыкой, приливом...
ИЗ ЦИКЛА «ДЕКОРАЦИИ»
XV
И эту сцену тоже высеки из золота,
чтобы насытиться могли глаза.
Рембрандтовские сумерки, солома,
и мой отец, склонясь над сундуком,
набитым солью, шарит в его брюхе
одной рукой – другой держа фонарь.
Вот, как живую плоть, он извлекает
шмат ветчины, потом – бутыль рейнвейна
и, рассмотрев, обратно их кладет.
Той ночью я владел зерном Египта.
За пляской лампы сторожа следил.
Невидимый ему, стоял у входа.
НАКАЗАНИЕ
Я мог чувствовать ужас
сдавившей петли,
и как ветер сек кожу,
как выдул соски
в две янтарные бусины,
как он качал
этот хрупкий каркас
ее ребер.
В темной жиже болота
я вижу ее:
тело с камнем на шее,
плавучие ветви,
и она, как дубовый
побег, в глубине
обрастала корою,
пока не отрыли.
Бритый черный початок
ее головы,
с залепившей глаза
грязной тряпкой,
и аркана кольцо –
чтобы помнить любовь.
О, изменница, до наказанья
словно лен были косы твои,
а худое лицо
под коростою дегтя
прекрасно.
Бедный жертвенный агнец,
я почти что влюблен,
хоть и знаю, что был
среди тех, кто бросал в тебя
камни молчанья.
Искушенный маньяк,
сладострастно смотрю
на открытый твой мозг,
в каталог занесенные кости.
Я, который безмолвно стоял,
когда сестры твои,
тебя выдав,
намазались дегтем и выли,
и привыкший сквозь пальцы
на блага насилья смотреть,
все еще принимаю прямую –
родовую и личную месть.
Напечатано: в журнале "Семь искусств" № 10(67) октябрь 2015
Адрес оригинальной публикации: http://7iskusstv.com/2015/Nomer10/Mizrahi1.php
