Х О Р О Ш О Б Ы Т Ь С У Д Ь Б О Й
Из села Ручкина в райцентр две дороги ведут: старая грунтовая и новая шоссейная. Все новое сейчас по прямой линии делается, вот и «шоссейка», как вектор из арифметической задачи, бежит себе напрямую без всяких извилин «из пункта А в пункт Б». Ну, а старая дорога около своей подружки вьется: то в сторонку отбежит, на пруд посмотреть, то в рощицу нырнет чтобы, значит, от солнышка охладиться, а в иной раз такую загогулину выпишет, что чертыхнется водитель, рванет ручку коробки передач и навек заречется по старой дороге ездить.
Но дед Тимофей сметану и творог в райцентр всегда по старой дороге возит. И не то чтобы пыли и машин на ней меньше, а просто спокойнее на старой дороге. Привычней, что ли, на ней немолодому извозчику.
А как-то раз окликнул деда растревоженный женский голосок:
— Дедушка, подождите!
Оглянулся дед... Смотрит он, с насыпи, от «шоссейки», красивая женщина к нему спешит. А на самом шоссе возле машины мужик курит. Одним словом, любому понятно станет — поссорились люди.
Запыхавшаяся красавица спрашивает:
— Вы в райцентр, дедушка?
Ну, а куда ж еще-то?..
Женщина говорит:
— И я с вами.
А деду Тимофею что, спрашивается?.. Лошади накормленные, телега крепкая: раньше на ней, на сенокос, по десятку веселых баб возили, а одна деревенская розовощекая баба против худенькой городской все равно что самовар против кофейничка.
В общем, поехали. Между бидонами и коробками, кстати говоря, не очень-то удобно сидеть, не то что в машине, но это ничего... Ведь по своей охоте человек из машины на телегу пересел.
Нырнула старая дорога в рощицу. Женщина молчит, то и дело раскрасневшееся лицо вытирает и о чем-то своем размышляет.
Дед думает: ну и ладно, стало быть, молча поедем.
В рощице тихо, ни шуму тебе, ни пыли. Только птички перекликаются. Телега скрипит. Бидоны друг о друга постукивают.
Дед лошадей хлестнул для порядка и говорит:
— Но, залетные!.. Совсем уснули.
Повертелась немного старая дорога между березок и снова к своей молодой подружке-«шоссейке» прижалась.
Смотрит дед, а там, наверху, та же машина стоит. Телегу дожидается.
Мужик в окошко голову высунул и кричит женщине:
— Поехали домой, дура!
Женщина с телеги кричит:
— Пошел к черту, идиот!
Мужик кричит:
— Ах, так, да?!.. Ну, ты еще пожалеешь.
Рванула машина с места… Столб пыли из-под колес — как из ракеты. Лошади и те морды в сторону воротить стали.
Улыбнулся дед, головой покачал и думает: слова-то какие люди говорят, а?.. Видно, не первый день друг на друга горло дерут.
Женщина шепчет тихонько:
— Ну и пусть!.. Так даже лучше.
А старая дорога, что ж?.. Снова она в сторону вильнула. Лошади, как только озеро почувствовали, сразу быстрее побежали.
Дед своей пассажирке говорит:
— Перекур небольшой. Лошадей напоить нужно.
Женщина улыбнулась виновато и спрашивает:
— А можно я искупаюсь, дедушка?
А почему нельзя? Озеро, поди, не купленное.
Напоил дед лошадей, потом краем глаза на свою пассажирку покосился. Ух, и хороша баба!.. Тоненькая как русалочка, и волосы у нее словно сказочная грива. В воду входила — не плеснула; нырнула — словно в тишине растворилась.
Стоит дед, ждет... Потом, глядь, а красавица на том берегу кувшинки рассматривает. Сорвала пару штук, к волосам приладила... Забавно! А к другому берегу плыла — на спинку перевернулась. То ли купальник у нее слишком светлый, то ли вода в озере какая-то колдовская, только покраснел дед и в сторону отвернулся. От такой красоты и старый пень поневоле ошалеет.
Обсохла чуток на берегу пассажирка. Спешить-то некуда. Тимофей узду поправил, бидоны осмотрел.
Хорошо возле озера!.. Городские люди говорят, что тишина, мол, тут у вас. Нет, не тишина — покой. Такой покой разве что только в храме бывает. И воздух особенный, живой, светлый... Словно и не дышишь им, а он сам в человека льется.
Вздохнула женщина и шепчет:
— Чудно-то как, Господи!..
А ведь, поди, и в самом деле чудно. Посмотришь на озеро — поневоле улыбнешься, а чему улыбнешься и не знаешь.
Время прошло — тронулись дальше. А дальше — лог… Старые ивы на взгорье накренились, словно дорогу рассматривают: кто там, мол, едет? Было солнышко — и нет его. Тень вокруг, сырость... Старыми грибами пахнет.
А лог все ниже, все темнее... Сучок треснет — поневоле вздрогнешь, ветерком сзади потянет — оглянешься. Ивы наверху с солнцем играют: упадет на землю лучик, а там, за ним, опять темнота прячется. На пенек какой-нибудь взглянешь и уже, кажется, словно чьи-то глаза на тебя таращатся.
Пассажирка смеется:
— Как в сказке, дедушка!
А что ж?.. Может и в самом деле как в сказке. Лог, поди, большой, а человек в нем маленький. Только сказочный страх — он легкий, сердца не ранит... Когда человек сам себе маленьким кажется, сказка его и хранит своими добрыми чудесами.
Через лог перебрались, — на шоссе опять машина стоит. Мужик колесо меняет. Оглянулся он, на пассажирку деда Тимофея глазами зыркнул. Ни слова не сказал — опять в работу уткнулся.
А дед Тимофей на всякий случай ход сбавил. Мало ли, мол, что?.. Вдруг людям ссорится надоело?
Когда рядом проезжали, мужик ворчит себе под нос:
— Все бабы такие! Что в лоб, что по лбу...
Женщина покраснела и кричит:
— А ты!.. Осел ты, вот ты кто!
Мужик кричит:
— К чертовой матери, развод!.. Завтра же.
Женщина кричит:
— Испугал!.. Катись отсюда!
Дед думает: нет, нужно ходу прибавить. А то подерутся еще.
Отъехали подальше.
Женщина себе под нос ворчит:
— Вот не прощу и все!.. Никогда не прощу.
Дед думает: вот народ, а?.. И чего им только не хватает? Все бегут куда-то, торопятся. Куда и зачем?.. А затем, что по прямой линии норовят они по жизни проскользнуть. Мол, кратчайшее расстояние между двумя точками есть расстояние, которое на глазок прикинуть можно. А, значит, и рассчитать не сложно: от точки до точки. Для себя рассчитать, не для других...
Минут через двадцать вильнула старая дорога в сторону, потом в другую... По крохотному мостку через речушку перебрались. Дед Тимофей этот мосток любит. Скрипит он забавно: кгыр-р-р, а ударит колесо по дереву, мосток сразу в ответ — да. И снова — кгрыр-р-р, да!.. Со всем соглашается старый мосток, видно немало на своем веку перетерпел, немало повидал.
Дальше — поле... Трава по пояс, хоть купайся в ней. Спрыгнула с телеги женщина, за ромашками потянулась. Венок сплела, но сразу видно, слишком нервные у нее пальцы, слишком торопливые. Одна ромашка под колесо телеги упала, потом другая. А она словно их и не видит, о своем думает. Что ж, ромашек в поле много, больше, чем мыслей у человека в голове.
Снова свернула старая дорога... А на шоссе опять машина стоит.
Мужик издалека кричит:
— Последний раз говорю, садись в машину!
Женщина венок на голову одела и кричит:
— Ни за что!..
И главное так громко, что у деда Тимофея в ухе зачесалось.
Мужик свое:
— Да пойми же ты, в конце концов!..
Женщина своим обрывает:
— Надоело понимать, на-до-ело!
Березовая рощица началась. Дождь недавно прошел и вот загадка: в логу все ж таки суховато было, а в роще — лужа за лужей. Самая худшая и разбитая часть дороги — как раз в конце рощицы. Так телегу качает, только успевай за бидонами да пассажиркой присматривать.
Но кончилась рощица. Солнышко в глаза брызнуло... Возле одинокой старой березы остановились лошади. Оглянулась обе и на деда смотрят: мол, что делать будем, хозяин?
А дед Тимофей мужика под березкой сначала и не заметил: тот сидит, скорчился и за руку держится. Слез дед с телеги. Сзади женщина шею тянет, высматривает, что там?.. Почему стоим?
Мужик поморщился и говорит:
— Слышь, Наташка.
Женщина испуганно:
— Что?!
Мужик от боли зубами скрипнул и говорит:
— Разбил я машину... Там на шоссе разбил.
Вскрикнула женщина, к мужу бросилась... Осмотрела его. А у самой слезы по щекам — в два ручья.
— Коленька, милый, — шепчет, — как же ты так, а?!
Мужик говорит:
— А я что?.. Я ничего. Рука вот только…
Женщина сквозь слезы шепчет:
— Болит, да?
Мужик стонет:
— Да не рука у меня болит, а... Господи, что же я с такой дурой связался?!
Женщина говорит:
— А сам?!..
Ну-у-у, думает дед Тимофей, тут уж не до разговоров.
Кашлянул он в кулак и говорит женщине:
— На телегу усадить вашего мужа нужно. Райцентр уже близко.
Засуетилась женщина. Кое-как усадили мужика на телегу.
Женщина просит:
— Дедушка, побыстрее, пожалуйста!
Дед думает: теперь по шоссе нужно ехать, теперь время дорого. Разогнал дед Тимофей свою пару вороных, только ветер в ушах засвистел. Домчались быстро, прямо к поликлинике дед своих пассажиров подвез.
Спрыгнул мужик с телеги — охнул, присел от боли... Но на жену оперся — справился с болью, устоял-таки. Медсестра выбежала. Вот так вдвоем и повели они мужика вверх по порожкам к докторам…
Только к вечеру сдал дед Тимофей свой товар на молокозавод. Ух, и бюрократия там у них, честное слово!
На обратном пути, смотрит дед Тимофей, на автобусной остановке знакомая парочка сидит: мужик с перевязанной рукой и пассажирка-красавица рядышком. Оба уставшие, даже испуганные какие-то и не ругаются больше. Только друг на дружку посматривают, молчат и вроде как улыбаются. Почти незаметно, одними глазами улыбаются, но, главное, что не злятся уже... Не кричат.
Дед Тимофей тоже улыбнулся и думает про себя: а вот если бы не я, тогда чтобы у этих двух получилось, а?.. Ничего путного, наверное. Потому что жизнь это вам, граждане, не кратчайшее расстояние между «А» и «Б».
«Хотя с другой стороны, я-то что?.. — рассуждает дальше дед Тимофей. — Пожалуй, даже и ничего. Просто я молоко в райцентр вез, вот и все».
Снова улыбнулся дед, затылок почесал... Нет-нет, не простая все-таки эта штука — человеческая жизнь. Вот попробуй, разбери, есть у нее судьба или нет? Ни одна наука этого не знает. Но если есть, то хорошо быть для кого-то судьбой в этой жизни, пусть случайной, пусть мимолетной, пусть почти незаметной... Но, главное, — терпимой и по-божески доброй.
П О Ч Т И С В Я Т О Й
Вокруг быстро темнело. Мишка Прошкин брел домой, тщательно продумывая монолог, с помощью которого ему предстояло оправдываться перед женой. От свободолюбивого мужа пахло дорогим коньяком, женскими духами, а на щеке тлел розовый след губной помады. Настроение у Мишки было самым отвратительным.
Мишка свернул за угол и замер. Рядом с нелегально построенными в тесном дворике гаражами дрались черт и ангел. Испачканный в глине и песке ангел стоял на коленях и с трудом отбивался куском трубы от наседающего черта. Здоровенный черт радостно хохотал, предвкушая скорую победу.
«Ну, ни фига себе, — подумал Мишка, — наших бьют!»
Мишка подобрал с земли пару кирпичей и, не раздумывая, бросился в драку. Первый удар по голове черта снес врагу рода человеческого половину рога. Лохматый злодей испуганно шарахнулся в сторону и перед Мишкой промелькнула жуткая физиономия, чем-то очень напоминающая свиное рыло. Мишка широко размахнулся и ударил вторым кирпичом прямо в глаз черту.
Ангел быстро встал с земли и, перехватив трубу удобнее, принялся лупить ей обидчика по лохматым бокам.
— Я тебе покажу, зараза, как со спины нападать! — зло кричал ангел. — Сейчас ты у меня вспомнишь свою чертову бабушку!
Загнанный в угол между железными коробками гаражей черт с рычанием метался из стороны в сторону. Несколько раз он попытался взлететь, но каждый раз труба в могучих руках ангела возвращала его на грешную землю. Мишка стоял чуть в стороне и методично бомбардировал злодея увесистыми кирпичами.
Черту удалось выскользнуть из западни только после того, как и ангел и его добровольный помощник порядком устали. В воздухе мелькнули широкие черные крылья, и злодей растворился в темноте.
Ангел бросил трубу, вытер пот и посмотрел на Мишку.
— Проси что хочешь, — с трудом сдерживая бурное дыхание, сказал он. — Все выполню!
Мишка устало махнул рукой.
— Боюсь, мне даже сам черт не поможет, — горько вздохнул свободолюбивый муж.
Ангел внимательно всмотрелся в лицо своего спасителя и улыбнулся.
— Что, брат, проблемы с женщиной? — тихо спросил он.
— С женой, — выражение Мишкиного лица стало совсем кислым. — Понимаешь, я ей вчера слово дал, что с сегодняшнего дня после работы — сразу домой. И сегодня же, как назло, у шефа в кабинете труба парового отопления лопнула. Целых четыре часа провозился.
Миша не врал. После того, как работа была завершена, шеф налил Мише стакан коньяка, а секретарша Лидочка игриво поцеловала его в щеку.
Ангел задумался.
— Плохо дело, — сказал он.
— Да чего уж там!.. — Мишка безнадежно махнул рукой.
Он вздохнул в очередной раз и, сгорбившись, побрел прочь. Небожитель почесал могучей пятерней нимб над головой. Он смотрел вслед своему спасителю, пока тот не скрылся за углом гаража.
Ангел стал на колени и протянул руки к небу.
— Господи, — попросил он, — понимаю что нельзя, но может быть, хотя бы на один час можно?.. А, Господи? Только на один час!..
Еще в прихожей Мишка попытался изложить жене Лене причину своей задержки. Его речь была крайне не убедительна и бессвязна. Но, к удивлению Мишки, жена только мягко улыбалась в ответ и в знак согласия часто кивала головой. Потом Лена вытерла со щеки мужа чужую губную помаду и нежно поцеловала его в нос.
— Ужинать будешь? — мягко спросила она.
— Буду... — почему-то шепотом согласился пораженный Мишка.
За столом Мишка снова возобновил свой по-идиотски длинный и запутанный монолог. Лена продолжала ласково улыбаться и не отрывала от лица мужа восхищенного взгляда.
— Ты, наверное, устал, любимый, — в конце концов, перебила она. — Иди, ляг на диван и посмотри футбол. Я приготовлю кое-что на завтра, закончу стирку, вынесу ведро с мусором и приду к тебе.
Мишка чуть было не подавился котлетой. По-прежнему ничего не понимая, он машинально кивнул головой, встал и направился в зал.
Лена смотрела вслед своему мужу восхищенными глазами и была готова заплакать от счастья. Над головой ее непутевого мужа неземным, золотистым светом сиял нимб святого...
Котов Алексей Николаевич. Родился 30 марта 1958 года. Живу в Воронеже, работаю церковным сторожем. Образование высшее (техническое). Oпубликовал массу юмористических рассказов, анекдотов и пр. миниатюр. На ЛитРесе вышло 9 небольших электронных книг. От юмора отошел, но не откажусь от него никогда. "Возбуждение сострадания к осмеянному и не знающему себе цены прекрасному и есть тайна юмора" (Ф.М. Достоевский).
