МАКОВЫЙ ЛУГ
В родных горах, на маковом лугу
Лежу — и наглядеться не могу
На небеса... Как кадры, крутит Бог
Мне годы те, что я забыть не смог.
Вот мама в белой шали — молода,
Улыбчива, нисколько не седа,
И ткет ковер... А я свой первый стих
Тогда пытался ткать из слов родных!
Вот бабушка печет хлебы в печи,
А от хлебов — горячие лучи...
Я помню, как в груди была жарка
Любая испеченная строка!
Катились вёсны первые мои,
Как бусинки. И, словно в забытьи,
Я их считал, пока не понял вдруг,
Что жизнь — не бусы. Жизнь — альпийский луг!
Когда я оставлял родной порог,
Кричали горы: «Не ходи, сынок!»
Но я не слышал. И не видел, нет,
Как маков цвет качнулся мне вослед.
Альпийский луг, не сетуй, не сердись.
Как лепесток, моя мелькнула жизнь,
А счастья нет... О, маков луг, постой!
Не облетай с такою быстротой!
МАЛЬЧИК У ОКНА
Густой туман стоит с утра
В ауле... Вот причина,
Что не видна в окне гора
И не видна долина.
Мальчишка хмур. Отец и мать
Давно уж на работе,
А он оставлен тосковать
В родной полудремоте.
Мир виден лишь в одном окне —
На голубом экране.
Но там всё вязнет в болтовне,
Как в медленном тумане.
Там, в череде смертей и бед,
День тонет, пуст и зыбок...
Неужто в мире больше нет
Ни солнца, ни улыбок?
Но вот тумана блёклый дым
Скрывается лениво.
Окно открыв, стоит пред ним,
Мальчишка... Как красиво!
Гора открылась, а за ней —
Заросшие отроги.
Эгей! Долины зеленей
Не дарят миру боги!
Здесь так высок орлов полет,
Здесь чист родник певучий,
А зов свирели в мир несет
Три тысячи созвучий.
Здесь люди, горы и леса
Горды своим союзом,
И вечно рады небеса
Священным этим узам.
«Как хорошо в родных краях!
А там, за перевалом —
Жизнь пропадает в городах
Во мраке одичалом.
Но отчего ж туда уже
Уехали все братья?
Неужто им не по душе
Родимых гор объятья?»
Полна вопросов голова.
В душе мечты кружатся...
Душа, ты грёзами жива?
Что ж, пусть они свершатся.
И я когда-то из окна
Глядел с тоской. А ныне
Вся грудь моя тоски полна
По брошенной долине.
Однажды я в тот мир шагнул,
Что видел на экране.
А вот теперь тропу в аул
Ищу в густом тумане.
Поймут ли те, кого здесь нет —
Нас, жертв самообмана,
Принявших чистый отчий свет
За блёклый дым тумана?
***
Эпохи этой ложь и грязь,
И бед напасть, и дряни власть
Давно в сердца проникли к нам
И чуть не нормой стали там.
Кто черным белое зовет,
Тот мудрецом у нас слывет.
Мы лжем, как дышим. Попран стыд,
И жизнь сама уже горчит.
Эй, люди, для чего нам ложь?
Ведь правда — как весенний дождь
Для всех, кто жив. А дрянь эпох
Увянет, как чертополох!
***
Сколь правы те восточные поэты,
Что вместо «Бог» писали в страстный миг
«Любимая»... Кто дал Любви обеты,
Тот истину, конечно же, постиг.
Иль не Любовь душою милосердной
Твои грехи забвенью предает?
Иль не она с решимостью бессмертной
За годом год ведет тебя вперед?
Та, чье вниманье чутко и нелживо,
Чей мягкий взор поистине всеблаг
И полон ласки... Та, кто терпеливо
Хранит от бурь твой дом и твой очаг,
Кто знает правду дум твоих полночных
И видит суть затей твоих до дна...
Иль не она — страстей твоих источник,
Твоих желаний, — кто, как не она?
Но за черту в пылу своих метаний
Не заходи, о промахе скорбя:
Она не будет слушать покаяний,
Она тебя прогонит от себя!
Жизнь станет адом, где клубятся тени,
Огнем займутся небо и земля.
И станешь ты пред милой на колени,
Смиренно о прощении моля.
Она заметит с миной горделивой:
«Пусть Бог простит всю боль моих обид!
Молись Ему!» — Но скажет Справедливый:
«Пускай тебя любимая простит!»
Так, надвое разбив сердечный стон,
И будешь ты стоять во мгле времён.
ТЕРПИ, КОЗА...
Не умирай, коза, придет весна, и ты поешь травы.
Лезгинская поговорка
Терпи, коза, придет весна,
Трава взойдет опять,
Сыта ты станешь и тучна.
Не надо умирать!
Другой такой козы у нас
И не было, и нет.
Кто, как не ты, детишек спас
Во тьме голодных лет?
Но вот с хозяином — беда:
Ослаб и спал с лица,
И для тебя на холода
Не приберег сенца.
Считал, что выживешь сама
Во мраке нищеты.
Но лютою была зима —
И отощала ты.
Глаза потухли, хвост поник,
Невеселы дела.
И пала ты... И в тот же миг
В пословицу вошла.
Когда посулы раздают,
Вбок отводя глаза,
Лезгин всегда прибавит тут:
«Да-да, терпи, коза...»
Но ты ведь знаешь и сама
Суть истины одной:
Кто на посулы щедр весьма —
Не властен над весной.
Твоим терпеньем жив народ.
Вдобавок, знаем мы:
Порою с неба солнце льет
И посреди зимы.
Терпи, коза, придет весна,
Трава взойдет опять,
Сыта ты станешь и тучна.
Не надо умирать!
ЧУДЕСНЫЙ СОН
Как-то снился мне, мой друг,
Длинный сон чудной:
Две отчизны стали вдруг
Родиной одной.
Совесть двух соседних стран
Сбросила обман —
И явился Лезгистан,
Древний наш Алпан.
Нет границы плутовской
И двойных культур.
Серединною рекой
Снова стал Самур.
Не Дербент уже, а Цал,
Не Партав — Харум.
Кремль кивнул, Баку смолчал.
Все взялись за ум.
Мост, что звали «золотым»,
«Всенародным» стал
И, вскипев, прошел под ним
Слёз счастливых вал.
Как хозяин и как страж,
У земель и вод
Встал народ лезгинский наш,
Коренной народ.
Вот так чудо из чудес!
Видно, некий знак...
Или это шутит бес?
Нет, и вправду так:
Все хакимы говорят
Языком родным.
И ученых длинный ряд
Дружно вторит им.
Кто зевок носил в душе,
Заорал: «Друзья!
Полегчало вам уже?
Это сделал я!
Всякий, кто давно хотел
Президентом стать,
Начал в грудь, упрям и смел,
Кулаком стучать.
Этот деньги раздает,
Тот твердит, что прав...
Агитируют народ,
Совесть потеряв.
Но кричат им люди с гор,
Смеха не тая:
«Где ж вы были до сих пор,
Горе-сыновья?»
Есть у нас и Шарвили,
И Хаджи-Давуд.
Мы давно уж их ввели
В президенты тут.
Кто премьер у нас? Шахдаг
Иль Базардюзи!
Каждый — доблестный вожак,
Хоть кого спроси.
А имамом будет пусть
Та Шалбуз-гора,
Чьи святыни гонят грусть
С каждого двора.
Ну, и спикер на века
Будет пусть один —
Серединная река,
Лучший друг лезгин...»
Разбежались болтуны,
Разбрелись вокруг...
И в объятиях жены
Я проснулся вдруг.
Полон жажды бытия,
Счастьем окрылен,
Рассказал супруге я
Свой чудесный сон:
«Вот что я, по простоте,
Увидал во сне...
Но к чему виденья те?
Растолкуй-ка мне!»
И любимая жена
Вмиг дала ответ,
Словно вспомнила она
Золотой завет:
«Тот, кто спутал жизнь и сон,
Пусть досмотрит сны.
Те, кто делом увлечен —
Бодрствовать должны!»
НИЗАМИ
Храм Низами... Средь строф его чудесных
Я долго жил без пищи и воды,
Как пылкий дервиш. И в прекрасных песнях
Опять узрел алпанские следы.
За грубой штукатуркой переводов
Я различил цвета родных знамен,
Огонь и дым воинственных походов,
Лезгинский строй исчезнувших имен.
Пускай легла персидская овчина
На наш суровый горский матерьял,
Но Низами писал пером лезгина,
Лезгинскими чернилами писал!
И он — чужой? Поныне горько тужим,
Как Шарвили, куда-то девший меч,
О самой яркой из земных жемчужин,
Которых не сумели мы сберечь.
МОЕМУ ДРУГУ АЗИЗУ МИРЗАБЕКОВУ В ДЕНЬ ЕГО ЮБИЛЕЯ
Друг за спиной — что горный кряж, мой дорогой.
Казанфар Зульфукаров
Тебе полста? На вид не дашь, мой друг Азиз.
И всё ж полста — немалый стаж, мой друг Азиз.
Начало — в детстве: сельский быт, луга, цветы...
Остался в сердце тот пейзаж, мой друг Азиз!
А юность вылилась в стихи, в порыв души.
Его не купишь, не продашь, мой друг Азиз.
Как в возраст Исы ты вошел, мир очумел
И превратился в ералаш, мой друг Азиз.
Но чести ты не изменил — до сей поры
Ты Правды бескорыстный страж, мой друг Азиз.
К вершине мудрости придя, мы чтим лета
Не самой тяжкой из поклаж, мой друг Азиз.
Дарить красавице Тарих за годом год —
Давно уже обычай наш, мой друг Азиз.
Иль это взнос за пропуск в рай? А может, в ад?
Что ждет нас там, какой мираж, мой друг Азиз?
Ах, что ты там ни говори, жизнь — тоже рай!
Судьба — чудеснейший вояж, мой друг Азиз.
Так в путь скорей!.. Лети вперед — и воспаряй
Над самой пенистой из чаш, мой друг Азиз!
И на девиц свой взгляд бросай хоть раз в году:
Еще не вышел ты в тираж, мой друг Азиз.
А на столетие твое пусть грянет пир,
Где тамадой — Арбен Кардаш, мой друг Азиз!
