Елена Литинская. Игры с музами. Стихотворения и поэмы. M-Graphics, Бостон-Нью-Йорк, 2015
Стихи из этого изящного маленького сборника напомнили мне имя их автора - Елена Литинская. Не правда ли, есть в этом звучании что-то легкое и полетное? Вот эти-то легкость и полет присутствуют в поэтических строчках нью-йоркской поэтессы. Странно, что раньше ее книги – а Елена издала пять книг стихов и прозы – мне не попадались. Я встречала отдельные стихи Литинской в периодике и всегда удивлялась их «воздушной невесомости», словно возникли они случайно и совершенно спонтанно – из воздуха, журчанья ручья, солнечного луча... Но несмотря на то, что сборников поэтессы я в руках не держала, эта книжка – для меня во многом не чужая. Издал ее бостонский издатель, Миша Минаев, энтузиаст и подвижник, превращающий талантливые произведения русского Зарубежья в прекрасно оформленные, редакторски выверенные книги; а иллюстрации к ней сделала нью-йоркский прозаик и дизайнер Лана Райберг, хорошо мне известная по альманаху «Побережье». Ну и конечно, нас с Еленой Литинской сближает землячество. Она, как и я, родилась, росла и училась в Москве, приметы которой узнаю в ее стихах и поэмах. При всем том вот уже 36 лет, с 1979 года, – огромный срок – живет она в Америке, работает в Бруклинской библиотеке, занимает ответственный пост Президента Бруклинского клуба русских поэтов, участвует в издании интернет-журнала «Гостиная» – и продолжает писать стихи. Вот о них-то, представленных в ее последнем сборнике, хочу сказать несколько слов.
Начну с начала. Сборник, посвященный памяти родителей, называется «Игры с музами». Где-то в середине книжки можно встретить одноименное стихотворение.
Жаль, что дни проходят скоро.
Кажется, еще вчера
Танцевала Терпсихорой.
И на флейте до утра
Я Евтерпою отменно
Завораживала всех,
А сегодня - Мельпоменой
Слезы лью сквозь нервный смех.
(«Игры с музами», 2011)
Поэтесса разбила свою жизнь на некие этапы, связав их с античными музами - музой танца Терпсихорой, лирической поэзии – Эвтерпой, трагедии - Мельпоменой. Но не верьте поэту - ни девы, ни юноши. Хоть и ведет он речь о слезах и трагедии, все же недаром в строчке появился «смех», пусть и нервный. В стихах Елены Литинской нет тяжести и сумрака трагедии, нет и ее обреченности. Оттого последняя строфа с упоминанием музы истории Клио, которая должна-де помочь автору «смысл постигнуть бытия», завершается вполне шутливым двустишием:
На граните годы, И. О.
И фамилия моя.
Есть в этом «кладбищенском» юморе нечто от грека Анакреона, до старости писавшего далекие от уныния стихи и умершего, по преданию, подавившись виноградной косточкой. Юноша Пушкин, совершенно в духе неунывающего афинского старца, восклицал: «Не пугай нас, милый друг,/ Гроба близким новосельем./ Право, нам таким бездельем/ Заниматься недосуг». Если же вернуться к Елене Литинской, то юмор в ее стихах еще и в том, что имя «серьезной» музы, ведающей историей, - Клио, рифмуется с советской аббревиатурой ИО (имя, отчество).
Игры? Конечно, игры, игры почти детские, веселые и бесшабашные.
Набросаю льдинки я в бокал.
Выпью. В рыжину окрашу проседь.
(«Конец года», декабрь 2015)
Это уже из другого стихотворения, в котором тоже «пляшет Терпсихора», и пляшет не что-нибудь, а Dance Macabre, то есть пляску смерти. Но этой пляске поэтесса предпочитает дружбу с «сумасбродкой» Евтерпой, то есть с поэзией:
И пока она со мной дружна,
Не хочу в заоблачные дебри...
Читая некоторые стихи сборника, я представляла себе эрмитажный «Танец» Анри Матисса. На картине - обнаженные фигуры двух женщин и двух мужчин, взявшихся за руки и под условным синим небом беззаботно танцующих, прихотливо изгибаясь и вслушиваясь в слышную лишь им одним музыку мирозданья. Так и поэт Елена Литинская ловит позывные мирозданья – и пишет стихи, словно тонким перышком на рисовой бумаге. Стихи ее безыскусны, и, в то же время, метафоричны, в них, как и в «Танце» Матисса, просвечивает второй план.
Крыши домов дрожат под тяжестью дней
Виктор Цой
Крыши домов дрожат под тяжестью дней.
Может быть, у кого-то снесло уже.
Боязно: время ударит меня больней –
я теперь на последнем живу этаже.
Радостно: там за лепниной, над головой,
нет ни души. Чужая не буйствует страсть.
Только Небо – сосед и хозяин мой.
И над крышей – его абсолютная власть.
Крышу – в починку, чтоб пятна крови от ран
не разукрасили ангелов на потолке.
Пусть в стороне от нас пройдет ураган,
не добавляя печали моей строке.
(«Под крышей», 2010)
При желании можно выстроить лирический сюжет этой книги, в нем будет девичья безоглядная любовь, будет юноша-паж, а еще - уход любимого в небытие и ее неотправленные письма к нему, написанные с «другого берега». В пересказе все звучит мелодраматично и банально, но в стихах то и другое преодолевается - стихи графичны, несентиментальны и полны ассоциативных пропусков. Поэтесса не досказывает фраз, строя стих на эллиптических конструкциях.
Когда дороги скроются в снега,
Мы предадим друг друга. Чрез сугробы
На лыжах разве... Разучились оба.
До ручейков, до осени, до гроба...
Упрячем память нежности в стога,
Чтоб коли рыться там, то впредь без толку.
Обманемся! Ах, ложе было колко!
Романы! Место им на книжной полке.
И переплетов серебро – фольга...
(«Через снега...»)
Прекрасны стихи о природе, особенно о весне. Весна для Елены Литинской – не только начало всего, но и преодоление Вечности, то есть смерти. Март, апрель, как можно понять, любимое время поэтессы. Вот строчки из двух стихотворений, написанных в марте и им надиктованных:
Наведу марафет на увядшую плоть, и –
В путь-дорогу. Весну за собой прихвачу...
(«Запоздала весна. Собирается с духом...», март 2009)
Время юным дроздам –
Петь. Кто замерз, мертв.
Мщение не воздам.
Просто уйду в март.
(«Март», март 2014)
А вот нашла еще одну весеннюю строфу – это уже о мае:
Полечу я в Москву в мае.
Одурманенная сиренью,
временную стену сломаю,
и бессмертья коснется старенье...
(«Полететь мне в Москву летом?»)
А стихотворение «Первоцвет», навеянное апрелем, хочется привести целиком еще и по той причине, что наверняка, филолог по образованию, Елена Литинская, слагая его, имела в виду великолепный образец – стихотворение Василия Жуковского «Весеннее чувство», написанное тем же стихотворным размером, четырехстопным хореем:
Чем опять душа полна?
Что опять в ней пробудилось?
Что с тобой к ней возвратилось,
Перелетная весна?
А вот стихотворение Литинской:
Первоцвет апрельских дней,
Легкокрылый и ранимый.
Облетел, оставив снимок
Зыбкий в памяти моей.
Розовые лепестки –
Как подкрашенные губы.
Целовал их ветер грубый –
От любви иль от тоски.
Лепестки прибьет дождем,
Скроет пылью придорожной.
По дороге невозможной
Робко в прошлое войдем.
Там, над бездной у перил,
Первоцвет светил в апреле,
И обиженно горели
В полнакала фонари...
(«Первоцвет», апрель 2013)
Очень точные здесь наречия - «робко», «обиженно»... Двое входят в прошлое – в прошлый апрель, в отлетевший первоцвет, конечно же, робко, ибо дорога туда «невозможная». Видимо, прошлое связано с водой – бездной – и мостом над ней, у которого были перила или просто какая-то балюстрада над водой. Влюбленные стоят над первоцветом – светлыми розовыми цветочками, выделяющимися в темноте, - «светящими». А фонари, вынужденные помогать влюбленным, горят «в полнакала», за что в обиде - и на парочку, и на первоцвет, оказавшийся ярче, чем они... А уж кого целовал в губы ветер, и ветер ли то был, – оставим за занавесом...
Это моя расшифровка поэтических строк, но, собственно говоря, такие стихи в расшифровке не нуждаются, они воспринимаются не разумом, но чувствами как некая - выраженная звуками, интонацией, словами, ритмом - эмоция-воспоминание.
Что до слов и звуков, то поэтесса очень любит с ними играть, как и с музами. Например, так: «в небыли или были/ помяните меня». Или так: «голый галл гремит оружьем». У нее особое пристрастию к необычным и составным рифмам. Когда я заметила эту черту, мне стали понятны стихи, обращенные поэтессой к портрету Маяковского. Сегодня мало кто признается в почитании «поэта революции» - и напрасно: был он гигантом, перевернувшим поэтическую парадигму, давшим мировой и русской поэзии новый язык. Как кажется, незаезженным и составным рифмам Литинская училась у Владимира Владимировича. Вот парочка из того же стихотворения: брюк – Брик, сифилитика – выйди-ка.
А вот еще: юности - мою нести, прочен - проще, тела - взлетела б, покруче - короче, невесть - гневись, бес - без, в ушах моих - шахматы, за руку - за реку... Примеры можно найти на любой странице.
Моя рецензия называется «Весенние игры под снегом». Про «весенние игры» я уже сказала, теперь поясню, почему «под снегом». Дело в том, что Елена Литинская выработала в ходе жизненного плаванья некоторый запас прочности. Она не унывает, хотя за весной неизбежно приходит лето, за ним наступает осень, а там и зима – с морозом и снегом. Но суровую «прозу жизни» поэт умеет преодолевать с помощью юмора.
Юмор – одно из симпатичных свойств этих стихов. Он проявляется даже там, где его не ждешь. Вот, скажем, читаешь лирическое стихотворение о пробившейся из-под снега прошлогодней траве:
Снег растаял, а под снегом,
Декабрю на зло жива,
Наяву ли, не во сне ли –
Прошлогодняя трава.
И вдруг поэтесса разворачивает перед тобой целую картину: спор этой травы - кокетки с шуршащими ресницами - с неким ригористом-ботаником, утверждающим, что трава «живет не в сезон», а потому – «никому не нужна», хоть и «подкрасила ресницы». Но что поэту здравый смысл и что вылезшей не в срок траве законы природы! Спор завершается победной репликой травы:
«Ты не прав, ботаник строгий,
Четких правил грозный страж!
Одуванчик у дороги
Мой оценит макияж...»
Да, оценит всего лишь одуванчик, но много ли нужно поэту? Когда-то один, правда, величайший представитель поэтического цеха утверждал: «И спичка серная меня б согреть могла». Современному поэту-женщине тоже нужно немного. Ей хочется продолжать свои «игры с музами» и совсем не хочется «выйти из игры».
