Демократия начинает и проигрывает
Почти до конца 1918 г два наиболее сильных антисоветских правительства – поволжское (Комитет членов Учредительного собрания, сокращенно – Комуч, с центром в Самаре) и сибирское (Временное Сибирское правительство, с центром в Омске) вели борьбу с большевистской Москвой под демократическими и продемократическими лозунгами. Члены Комуча были правыми эсерами, члены Сибирского правительства – тоже правыми эсерами или близкими им. В октябре 1918 г. под натиском Красной Армии Комуч и правительство Сибири объединились, избрав так называемую Всероссийскую Директорию (со столицей в Омске) во главе с правым эсером Н. Авксентьевым. Другие члены Директории тоже в большинстве своем занимали правоэсеровские или левокадетские позиции. Но если политически Комуч, сибиряки, а затем и Директория выступали с демократической платформы (их знаменем являлось требование восстановления власти Учредительного собрания, закрытого и распущенного большевиками в начале января 1918 г. ), то значительная часть вооруженной силы (командование) этих правительств стояло на совсем иных позициях. В большинстве это было царское офицерство правых и крайне правых взглядов, вынужденное принять демократические (правоэсеровские) лозунги в результате революционного развала старой армии. «Главное, – считали они, – сбросить большевиков, а дальше уж посмотрим...». К тому же правые, монархические идеи еще в канун революции были политически и морально скомпрометированы «распутинщиной»
«Демократическая фаза» гражданской войны закончилась в ноябре 1918 г. 18 ноября группа офицеров при поддержке политиков правого толка совершила в Омске государственный переворот. Директория была свергнута, Верховным Правителем России стал адмирал А. Колчак Постепенно другие антисоветские военные образования признали его фактически диктаторскую власть. Началась новая фаза гражданской войны, получившая название «белого движения». Идеи демократии были отброшены. Хотя Колчак заявлял, что он не монархист и после разгрома большевиков созовет Национальное или Учредительное собрание ( но совсем не то, которое разбежалось «при первом окрике матроса»), нетрудно понять, что полностью управляли бы этим собранием победители, т. е. «белые» генералы и их окружение. Как резко, но в общем справедливо выразился В. Ленин, это было бы нечто похожее на собрание «медведей, водимых за кольца, продетые в нос».
Уход «белых». Явление монархизма
Уже к началу 1920 г. стало ясно: «белое дело» потерпит поражение. В феврале большевики расстреляли в Иркутске Верховного правителя, плененного адмирала А. Колчака. В марте, после новороссийской катастрофы деникинских войск, генерал А. Деникин отказался от переданного ему Колчаком звания Правителя и командующего Вооруженными силами России. Главнокомандующим войсками на юге стал генерал П. Врангель. Деникин же вместе со своим начальником штаба генералом И.Романовским отбыл в Константинополь. За границу (в Эстонию) с остатками войск ушли командовавший «белым» фронтом под Петроградом генерал Н. Юденич и командовавший «белыми» на Севере генерал Е. Миллер. В начале ноября 1920 г. Русская армия Врангеля (примерно 50 тыс. чел) на заранее подготовленных судах покинула Крым. В. Маяковский с большой эмоциональностью описал прощание последнего «белого» командующего с Родиной:
И как от пули падающий,
На оба колена упал главнокомандующий.
Трижды землю поцеловавши,
Трижды город перекрестил...
Сгущались сумерки. Корабли уходили все дальше в море, и тысячи людей, сгрудившись у бортов, со слезами на глазах вглядывлись в уходвшую родную землю. Огни далекие бежали на том, на русском берегу...
«Белое движение» в России практически прекратило свое существование. Но идея борьбы за возрождение «белой» России не умерла.
По соглашению с турецкими и антантовскими властями врангелевцы были рассредоточены: 1-й армейский корпус генерала А. Кутепова (25 тысяч) расположился на острове Галлиполи, Донской корпус генерала В. Абрамова (20 тысяч) – недалеко от Константинополя, на Чалтадже; 15 тысяч кубанцев – на острове Лемнос. Военные суда отвели в порт Бизерта (Тунис. В то время колония Франции). Но антантовские руководители, считавшие, что «белое дело» проиграно окончательно, не желали оказывать ему дальнейшую поддержку. Они потребовали расформировать врангелевские воинские части и перевести их солдат и офицеров на положение беженцев. Это означало бы прекращение серьезной материальной помощи. В ответ в Галлиполи начали готовиться к походу на Константинополь, угрожая «силой пройти на север, в славянские страны». План, разработанный начальником штаба Кутепова, генералом Б. Штейфоном, вполне мог оказаться успешным, поскольку антантовских войск в Константинополе было мало. Здравый смысл, однако, взял верх. Врангель рассчитал: коль скоро в его руках находятся вооруженные силы, он и должен возглавлять все «русское беженство» до той поры, пока армия в новых боях не разгромит большевизм в России. В апреле 1921 г. в Константинополе при Врангеле был создан Русский совет, в который вошли представители различных общественных и торгово-промышленных организаций ( среди них: епископ Вениамин, А. Гучков, г. Скоропадский, князь П. Долгоруков, В. Шульгин и др.) .
Врангель стремился сохранить армию вне политики, вне партий, но пропаганда «надпартийности» отныне далеко не у всех встречала отклик. В ходе гражданской войны, как уже отмечалось, монархизм не был популярен, сейчас маски можно было сбросить, и монархизм в «белом движении» явил свое лицо.
Рейхенгальский съезд
Зимой 1921 г. в Берлине был создан Временный русский монархический союз во главе с крайне правым депутатом IV-ой Государственной думы Н. Марковым 2-м, М. Таубе и А.Масленниковым. В конце мая того же года в баварском курортном городке Рейхенгаль открылся «Общероссийский» монархический съезд. Он длился более недели. В зале присутствовало около 120 человек – делегатов русских монархических организаций из разных стран. Масленников выступил с докладом «Об идеологии российской императорской власти».
По мнению докладчика, отличительная психологическая черта русского народа – «стихийная смена рабской подчиненности бунтарским анархизмом». При таком положении авторитетной властью для народа не могут быть ни «словоохотливый неудачник от адвокатуры», ни «честолюбец-профессор, который, ныряя между конституционной монархией и демократической республикой, то ругался, то обнимался с социалистами, меняя, как перчатки, свои ориентации», ни «добродушный князь, который, стоя уже у кормила правления, не нашел в себе сил, чтобы бороться с возрастающей анархией», ни «организатор террористических убийств и разных ограблений, который посылал экзальтированную молодежь на явную смерть, а сам позорно сбежал из Учредилки от крика полупьяного матроса».
В этой тираде легко угадывались все «вожди» Февраля – А. Керенский, П. Милюков, Г. Львов, В. Чернов. Не пощадил Масленников и «белых» генералов. «Крушение власти Колчака и Деникина, – сказал он, – наглядно показало, что народные массы ни в каком генерале не признают носителя верховной власти».
Но кто же тогда, по Масленникову, может стать авторитетной властью для России?
«Сугубо прав был Ульянов-Ленин, – заявил Масленников, – что в России может быть только власть монарха или власть большевиков». И он призвал к установлению власти «законного царя из дома Романовых на основании закона о престолонаследии».
Выступивший писатель И. Наживин настаивал на объединении всех монархических течений, чтобы в будущем, после свержения большевиков, созвать в России Великое национальное собрание, которое и решит кому быть царем.
На четвертый день заседания съезда приняли резолюцию, в которой, в частности, говорилось: «Съезд признает, что единственный путь к возрождению великой, сильной и свободной России есть восстановление в ней монархии, возглавляемой законным монархом из дома Романовых, согласно основным законам Российской империи».
Но какой должна была стать восстановленная монархия – самодержавной или конституционной – оставалось не вполне ясным. Правда, в одном из выступлений Марков 2–й напомнил свой давний ответ знаменитому адвокату Ф. Плевако, утверждавшему, что русскому народу давно «пора надеть тогу гражданина». «Не римская простыня нужна русскому народу, – ответил тогда Марков 2–й, – а теплый романовский полушубок». Теперь в Рейхенгале к «романовскому полушубку» Марков 2–й предлагал добавить «тугую трехцветную опояску и хорошие ежовые рукавицы».
Избранному на Рейхенгальском съезде Высшему монархическому совету (в него вошли Марков 2–й, А. Ширинский–Шихматов, А. Масленников) не удалось добиться единства монархического движения. Экстремизм совета отталкивал тех монархистов, которые считали, что необходимо извлечь уроки из всего случившегося во время революции и учесть те глубокие перемены, которые произошли в России со времени гражданской войны. Раскол выявлялся все ощутимее. Главное – монархистам по-прежнему не хватало всеми признаваемого кандидата на престол.
Некоторые из эмигрантов обратились к уже испытанному орудию мести – террору. Летом 1922 г. бывшие белогвардейцы Р. Шабельский–Борк и С.Таборицкий совершили покушение на П. Милюкова, выступавшего с докладом в Берлинской филармонии. Они кричали, что будут мстить за царя. Но убили не Милюкова, а В. Набокова (отца будущего знаменитого писателя), пытавшегося защитить Милюкова. В мае 1923 г. в Лозанне тоже бывшие белогвардейцы М. Конради и А. Полунин убили советского дипломата В. Воровского. Позднее, в июне 1927 г. Б.Коверда застрелил в Варшаве посла П. Войкова – летом 1918 г. Войков являлся членом исполкома Уралоблсовета, расстрелявшего царя и его семью.
Террористов судили как лиц, действовавших по личной инициативе, но не исполнителей планов каких либо организаций. Впрочем, тут не все оставалось вполне ясным. По некоторым данным можно заключить, что, например, за Конради и Полуниным стояли А. Гучков и связанные с ним лица.
Кирилловцы и николаевцы
В эмигрантских монархических кругах вопрос о легитимности престолонаследия не сходил с повестки дня. Было немало таких, кто ставил под большое сомнение (или отвергал) итоги работы колчаковского следователя Н. Соколова, пришедшего к выводу, что вся царская семья была уничтожена в Екатеринбурге летом 1918 г. Не верила в гибель Николая II и его мать, вдовствующая императрица (жена Александра 111) Мария Федоровна, жившая в Дании. Известное основание для сомнений давала и сама Москва, официально объявившая о расстреле только одного царя и скрывшая факт расстрела царицы и царских детей.
Оставляя открытым вопрос о смерти Николая II, его семьи, а также великого князя Михаила Александровича (убитого в июне 1918 г. под Пермью), некоторые монархисты-эмигранты препятствовали тем Романовым, которые, кажется, готовы были заявить о своих правах. В некоторых кругах с вниманием отнеслись к появлению в 1921 г. в Берлине «Анастасии», объявившей себя чудом спасшейся младшей дочерью Николая II. Эпопея с этой Лжеанастасией затянулась на годы. Ныне ее захоронение – в Германии, в усыпальнице герцогов Лейхтенбергских, на могиле надпись: «Имя ее Господь Бог веси». Впрочем, впоследствии появлялись все новые «Анастасии». Да и не только они. Но это – уже за рамками нашего повествования.
Между тем, все отчетливее обозначалось противостояние сторонников двух основных претендентов на возглавление русского монархического движения за рубежом: двоюродного брата Николая II, великого князя Кирилла Владимировича, и его дяди – великого князя Николая Николаевича.
Накануне февральских событий 1917 г. Кирилл Владимирович командовал Гвардейским морским экипажем. Уже 1 марта он, как говорили многте, с красным бантом в петлице якобы явился в Государственную думу, чтобы засвидетельствовать свою лойяльность новой власти. Впоследствии монархисты, отвергавшие его права на престол за брак на лютеранке, ставили ему в упрек и это.
Великий князь Николай Николаевич с начала Первой мировой войны возглавил русскую армию. В августе 1915 г. царь сместил его, приняв на себя Верховное главнокомандование и назначив Николая Николаевича наместником на Кавказе. В первые мартовские дни 1917 г. великий князь (как и другие генералы – главнокомандующие фронтами) направил Николаю IIтелеграмму, рекомендуя ему отречься от престола. Вскоре после падения монархии Николай Николаевич уехал в Крым. Одно время обсуждался вопрос о возглавлении им всего «белого движения», но мысль эту отклонили как несоответствующую политике «непредрешенчества».
В августе 1922 г. Кирилл Владимирович решился издать манифест, в котором провозгласил себя «блюстителем русского престола» до выяснения судьбы Николая II, его семьи и великого князя Михаила Александровича. Сей шаг не нашел, однако, поддержки в значительной части монархических кругов эмиграции.
РОВС
Генерал П. Врангель, командовавший Русской армией, которая во многом уже перешла на положение рабочей силы и находилась главным образом в Болгарии и Сербии, попрежнему стремился держать ее вне политики. Это должно было содействовать сохранению единства армии под его комадованием. Осенью 1924 г. при поддержке великого князя Николая Николаевича и генерала А. Кутепова им была создана сильная организация – Российский общевоинский союз (РОВС). Она должна была сплачивать (через специальные отделы, штаб – квартира в Париже) бывшие воинские части, находившиеся в разных странах, По некоторым данныи при создании РОВСа его отделы насчитывали до 100 тыс. чел. В «Положении о РОВСе» говорилось: «Основным принципом РОВСа явлыется беззаветное служение Родине, непримиримость борьбы с коммунизмом... РОВС стремится к сохранению основ и традиций и заветов Русской Императорской армии и армий белых фронтов гражданской войшы в России». Руководство РОВСом никогда не оставляло планов организации новых походов против Советской России. Если разработкой таких планов занимался сам Врангель, генерал А. Кутепов и другие генералы, то идеологическую основу «белого дыижения» и РОВСа прежде всего создавал известный философ, публицист и историк Иван Ильин. ( его выслали из России в 1922 г. , наряду с другими представителями дореволюционной профессуры). Он был сторонником ориигинального направления, так называемого «монархизма–непредрешенчества», тяготевшего к славянофильству.
Отношения Врангеля с Высшим монархическим советом, настойчиво пытавшимся навязать армии монархизм, оставались напряженными. Некоторые расхождения имелись и с проживавшим в Шуаньи (Франция) Николаем Николаевичем. Но время шло, солдаты и офицеры все больше рассеивались по разным странам (кто-то возвращался в Россию), и влияние Врангеля слабело. Не желая, однако, подчиниться «императору Кобургскому», то есть Кириллу Владимировичу (его «двор» находился в немецком городе Кобурге), Врангель в конце концов заявил, что будет «счастлив повести армию за Николаем Николаевичем».
Однако Кирилл Владимирович, и его сторонники – «кирилловцы» – не отступали. В августе 1924 г. Кирилл Владимирович объявил себя уже императором всероссийским, а своего сына, Владимира Кирилловича, – наследником престола. Программа Кирилла отвергала иностранную интервенцию как способ свержения Советской власти и делала ставку на антибольшевистские силы внутри России. А для того чтобы сплотить эти силы, полная реставрация дофевральских порядков была объявлена невозможной. Кирилл Владимирович соглашался даже на сохранение Советов (!), но при условии восстановления монархии.
Операция «Трест»
Сторонники великого князя Николая Николаевича («николаевцы») выразили резкий протест «императору» Кириллу. Но в ноябре 1924 г. Николай Николаевич принял на себя руководство всеми формированиями и организациями, объединенными РОВСом. В окружении Николая Николаевича и Врангеля по-прежему жили идеей антибольшевистского похода. Здесь ловили любое известие из России об антисоветском движении, о возникновении в России подпольных организаций и групп, ведущих антибольшевистскую работу. Однако, еще в начале 20-х гг. ГПУ осуществило крупную оперативную акцию: создало фиктивную организацию под кодовым названием «Трест». Ее цель заключалась в содействии расколу монархической эмиграции и подрыве активности РОВСа. Вербовка в агентуру ГПУ шла на самых ровсовских верхах,
Но у Врангеля (он жил сначала в Югославии, а потом переехал в Брюссель) и некоторых лиц его окружения с самого начала возникли подозрения относительно «Треста»: это ни что иное, как хитрая чекистская ловушка. Врангель предупреждал Николая Николаевича и генерала А. Кутепова, пошедшего на тесный контакт с «Трестом», что они могут оказаться «всецело в руках советских азефов» и что «от этого дела следует отойти». Но предостережениям ни сам Кутепов, ни кутеповцы не вняли: слишком соблазнительной представлялась перспектива внедриться, как они считали, в антисоветские силы внутри России. Дело дошло до того, что руководителя «Треста», завербованного ГПУ А. Федорова-Якушева (между прочим, дальнего родственника бывшего царского министра А.Ф. Трепова), принимал сам Николай Николаевич.
Якушев убеждал своих собеседников, что «Трест» глубоко проник в руководящие советские круги. «Вы знаете, что такое «Трест»? – говорил он. – «Трест» – это измена Советской власти, которая (измена) поднялась так высоко, что вы не можете себе даже представить». И следовал естественный вывод: эмиграция обязана учесть это, стать силой, содействующей «Тресту».
Один из идеологов «белого» движения, – В.Шульгин, в конце 1925 – начале 1926 г. решился под покровительством чекистов (из «Треста») побывать в Советской России, познакомиться с жизнью в Москве, Ленинграде, Киеве. Он благополучно вернулся назад. Вернувшись, по согласованию с руководством «Треста», написал книгу «Три столицы», в которой проводил мысль о начавшемся перерождении большевизма и необходимости новых подходов эмиграции к борьбе с большевиками. Рукопись книги выслали в Москву (в «Трест»), ее просмотрели в ГПУ и... санкционировали к изданию. Эта поездка дорого обошлась Шульгину: в эмигрантской среде он утратил доверие.
На его долю выпала нелегкая участь. В 1945-ом в Югославии, арестованный СМЕРШем, он был осужден на 25 лет тюремного заключения. Отсидел 15 лет и, освобожденный досрочно, жил во Владимире в доме для престарелых, много писал. Одна из его последних рукописей называется «Опыт Ленина». Любопытно, но в ней Шульгин высказывал мысль, что опыт советского строительства следовало, может быть, можно было бы довести до конца: «Великие страдания русского народа к этому обязывают. Пережить все, что пережито, и не достичь цели? Нет! Опыт зашел слишком далеко».
Не исключено, что эта книга была написана Шульгиным как «мандат» для разрешения выезда в США, где жил его сын. А вообше Шульгин оставался верен перспективе, о которой писал еще в гражданскую войну: «Придет некто, большевик по энергиии, националист по убеждению. У него нижняя челюсть одинокого вепря, человечесеие глаза и лоб мыслителя».
В 1927 г. «Трест» «лопнул»: бежавший в Финляндию член и агент ГПУ некий Н. Опперпут-Стауниц (ранее он был связан с Б. Савинковым) разоблачил «игру» ГПУ с «белой» эмиграцией.
Созданная Кутеповым так называемая «Внутренняя линия» летом 1927 г. попыталась организовать террористические акты в Москве и Ленинграде. Руководили ими Мария Захарченко-Шульц, Н. Опперпут, В. Ларионов и др. Не исключено, что Опперпут заранее информировал ГПУ, потому что ничего существенного террористическим группам сделать не удалось. Большинство их участников были убиты или арестованы чекистами.
«Зарубежный съезд»
4 апреля 1926 г. в Париже, в отеле «Мажестик», открылся «Зарубежный съезд», который был призван легитимировать Николая Николаевича как «национального вождя». Присутствовало около 500 делегатов из 24 стран. Председательствовал на съезде П.Б. Струве, прошедший с конца XIX в. большой и сложный политический путь. Он начинал марксистом (как один из основателей социал-демократической партии в России), затем стал либералом, в годы гражданской войны примкнул к «белому движению» (в правительстве Врангеля занимал пост министра иностранных дел), а в эмиграции – к монархистам-«николаевцам».
Биограф Струве С.Франк писал, как однажды в 1927 г. он напомнил Струве о его радужном настроении в марте 1917 г. , вызванном революцией и крахом монархии. «Дурак был!» – коротко и мрачно ответил Струве.
«Зарубежный съезд» ставил своей задачей объединить под главенством великого князя Николая Николаевича как можно более широкие круги «белой» эмиграции. Лидеры Верховного монархического совета в своих выступлениях говорили, что, оставаясь верными монархическому знамени, они, тем не менее, ради единения под главенством «верховного вождя» Николая Николаевича, временно готовы не разворачивать это знамя. В ответ конституционные монархисты заявляли, что в таком случае и они согласны на компромисс. Сам Николай Николаевич, находясь в своей резиденции в Шуаньи, тоже высказывался за компромисс, говоря, что согласен «не предрешать будущих судеб России».
И тем не менее придти к полному единству съезду не удалось. Особенно это проявилось при попытке создать постоянный руководящий орган – «Российский зарубежный комитет». Тем, кто выражал сомнения в своевременности такого комитета, представители крайне правых открыто угрожали «правой стенкой». Объединительную задачу съезд не выполнил: монархическая, как и любая другая эмиграция, политически была глубоко расколота (демократические и либеральные элементы эмиграции вообще не приняли участия в съезде).
Многие делегаты в своих выступлениях говорили, что видят наиболее мощную силу, способную противостоять большевизму и искоренить его последствия, в поднимающемся в Европе фашизме. В. Шульгин даже попытался дать лозунг: «Фашисты всех стран, соединяйтесь!».
Жизнь, однако, брала свое, путая политические карты. Европейские правительства одно за другим признавали большевистскую власть, новая экономическая политика (НЭП) порождала надежды на буржуазные перемены в Советской России и перерождение большевизма. Идеи «сменовеховства» получали понимание и поддержку. Один из лидеров «сменовеховства», бывший руководитель пропаганды правительства Колчака проф. Н. Устрялов писал, что и под красными звездами Кремль останется символом исторической государственности России, что многие национальные традиции неискоренимы, неизбежно возродятся и преодолеют «революционный разрыв».
В 1935 г. Устрялов вернулся из эмиграции (из Харбина) в Советскую Россию, вполне сознавая всю опасность такого шага. «Что ж, – писал он, – если государству потребуются мои кости, я готов». Он был расстрелян в 1937 г. за «контрреволюционную деятельность».
Становилось популярным движение евразийцев. Его сторонники утверждали, что большевизм возродил национально-государственную специфику России, продолжил ее исторические традиции с учетом перемен, порожденных социальными переворотами 1917г., с которыми уже нельзя не считаться. Сменовеховцы и евразийцы призывали к определенному примирению с Советской властью. (Позднее эмигрантский писатель Р.Гуль назвал эти призывы «иллюзией примиренчества». Большевики сначала использовали тех, кто им «поддался», а потом многих уничтожили в тюрьмах и лагерях .
В таких условиях внутриэмигрантская борьба (в частности, противостояние «кирилловцев» и «николаевцев»), многим представлялась уже бессмысленной, если не карикатурной. Как писал один из эмигрантских публицистов – Н.Снесарев, «выбирать при данных условиях царя в России – это то же самое, что вынимать голой рукой из кипящего котла с ухой намеченного ерша, когда их варится в котле 1000 штук».
Еще в конце 1925 г. Врангель писал В.Шульгину: «Боюсь, что, кроме мелких дрязг, в зарубежной русской жизни в настоящее время ничего нет». Российская эмиграция превращалась в отыгранную политическую карту. В 1928 г. Врангель умер. Существовало подозрение, что его отравили агенты ГПУ. Не так давно «Новый журнал» (Нью-Йорк) опубликовал интервью с дочерью Врангеля, живущей в США. Она рассказывала, что неожиданно в Брюссель к денщику Врангеля приехал его брат – моряк. Побывал у брата и уехал. Сразу после этого Врангель заболел то ли тяжелым гриппом, то ли тифом и вскоре скончался.
Неясно, однако, почему с такой легкостью брата допустили в дом Врангеля. Ведь все уже знали, например, о сущности «Треста».
В 1929 г. скончался великий князь Николай Николаевич. В январе 1930 г. вся эмиграция была потрясена исчезновением главы РОВСа генерала Александра Кутепова. Только через много лет выяснилось, что его похитили советские агенты на конспиративной квартире в Париже По одним данным он там и скончался, по другим – на теплоходе, шедшем в советский порт. До сих пор неясно, кто же из «Внутренней линии» РОВСа выдал Кутепова чекистам. Через много лет подозрение пало на добровольческого генерала Б. Штейфона, по некоторым предположениям завербованного ГПУ (во время 2-й мировой войны он командовал «Русским заграничным корпусом» в Югославии, сотрудничавшим с немцами). Но подтверждений этому нет.
Финал
В сентябре 1937 г. судьба Кутепова постигла сменившего его генерала А. Миллера (во время гражданской войны командовал «белыми» войсками Временного правительства Северной области – Архангельск). Он исчез в Париже так же внезапно, как и Кутепов, но на этот раз следствие установило тех, кто его выдал. Это были бывший командир Корниловского полка генерал Н. Скоблин, его жена – звезда русской эстрады певица Н. Плевицкая и бывший член Временного правительства (заместитель министра торговли и промышленности) С. Третьяков. Все трое оказались советскими агентами (по некоторым свидетельствам, Третьяков даже установил подслушивающее устройство в помещении РОВСа). Казалось бы, похищение генерала Миллера не было мотивировано, как похищение Кутепова семь лет назад: ведь в 37-ом г. РОВС уже не представлял такой опасности, как в 30-ом. Однако в НКВД, по-видимому, опасались, что Миллер либо вошел, либо войдет в контакт со спецслужбами фашистской Германии, а это могло усилить РОВС. Генерала Миллера доставили в тюрьму на Лубянке. Там его позднее и расстреляли.
Скоблин сразу же исчез из Парижа, Судьба его туманна, Третьяков в 1941 г. попал в руки немцев и был расстрелян. Только Н. Плевицкая, оказавшись в 1937 г. на скамье подсудимых французского суда, была осуждена и скончалась в тюрьме в октябре 1941 г.
Начало Второй мировой войны внесло раскол в численно все уменьшавшуюся среду бывших участников «белого движения». Большинство заняло оборонческую позицию, призывая содействовать Красной Армии в борьбе с Гитлером. Ее, например, полностью разделял генерал Деникин. Среди белых эмигрантов появилось много так называемых совпатриотов. Но другие бывшие белогвардейцы (например, генерал П. Краснов, Г. Шкуро, Султан Гирей-Клыч) сотрудничали с гитлеровцами, а некоторые подчиненные им подразделения принимали участие в боях с Красной Армией. Впрочем, это вряд ли можно считать продолжением «белого дела».
Напечатано: в журнале "Семь искусств" № 11(68) ноябрь 2015
Адрес оригинальной публикации: http://7iskusstv.com/2015/Nomer11/GIoffe1.php
