«Мы должны просить прощения у жертв, потому что венгерское государство было виновно в Холокосте. Сначала оно не сумело защитить своих граждан от уничтожения, а затем оно помогло и обеспечило финансовые средства для массового убийства… Венгерские государственные учреждения того времени делят ответственность за Холокост. Просьба о прощении венгерским государством должна стать частью нашей национальной памяти и национального лица».
Чаба Короши, представитель Венгрии в ООН, январь 2014.
«Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего».
Девятая заповедь.
Вступление
Я должен начать с конца, чтобы объяснить заголовок. В последний вечер четырёхдневного пребывания в Будапеште мы пошли в Венгерскую национальную галерею, расположенную в Королевском дворце в Буде. Поднялись на лифте на четвертый этаж, чтобы осматривать коллекцию, спускаясь вниз. Как только дверь лифта открылась, в глаза бросилась огромная скульптура черного железного скелета в короне на обгоревшем железном троне.
В 1514 дворянин Дьёрдь Дожа возглавил крестьянскую революцию в Венгрии[i]. Более 60 тысяч крестьян погибли в разразившейся гражданской войне. Предводитель восстания был казнен с исключительной жестокостью: его посадили на раскаленный трон и одели на голову горячую корону. В 1968 г. венгерский скульптор Тибор Сервациус создал эту скульптуру под влиянием подавления Пражской весны и в память Венгерской революции 1956 г.
А находились мы в здании, где жил и работал Регент Миклош Хорти, и поскольку он замещал короля, его кресло можно было считать «троном», и этот трон под ним горел. И еще мы вспомнили, что сделала с собой наша цивилизация в первую половину 20-го века и продолжает делать сейчас. Отсюда – название.
Когда в марте 2014 была напечатана статья о Хорти как спасителе евреев Будапешта[ii], и я увидел, что работа была принята всерьез, я стал искать выхода на венгерскую аудиторию. Поскольку венгерского я не знаю, первым шагом мог быть ограниченный английский перевод и участие в англоязычных венгерских форумах.Довольно быстро я вышел на «Hungarian Spectrum» – блог, который ведет отставной профессор Йельского университета д-р Ева Балог. Она покинула Венгрию после революции 1956 г. и получила в Йеле образование в области венгерской и восточноевропейской истории. Почти ежедневно она печатает статью в области современной венгерской истории, которую ее читатели могут комментировать. Блог левый, в значительной мере, еврейский, резко направлен против нынешнего центристского правительства Виктора Орбана. Приближалось 70-летие оккупации Венгрии 19 марта 1944 г. и разрушения венгерского еврейства, и правительство Орбана объявило 2014-й годом Холокоста.
На площади Свободы в центре города было решено поставить памятник оккупации. По-видимому, без конкурса и без серьезного общественного обсуждения был выбран проект, согласно которому оккупация представлена как черный германский орел, бросающийся на невинного архангела Гавриила – символа Венгрии. Часть венгерского общества, особенное еврейская, приняла этот образ как символ отказа Венгрии от признания вины за Холокост. В ходе дискуссии оказалось, что Хорти – вечно живой в современной венгерской политике, и я попал со своей статьёй как «кур во щи». Отношение ко мне было крайне недружественным, я же полагал, что враждебная среда – наилучший источник для проверки своей правоты.Отвечая на вопросы, я переводил на английский большую часть своей аргументации, полагая, что найдутся и невраждебные читатели, которые не комментируют. Людей, с ними несогласными, они обвиняли в неграмотности, причем для пущей важности использовали латынь: «ignoramus».
Я был не единственный, кто с ними не соглашался, и однажды им под руку попался американский политолог Джордж Фридман, основатель и редактор журнала “Stratfor”. Фридман, родившийся в Будапеште, посетил город и написал хвалебную статью о Хорти[iii] в которой есть такая фраза:
"Что Хорти сделал, было грязной работой порядочности".
Ева Балог опубликовала антифридманскую статью, и они ели Фридмана с таким же аппетитом, как и меня, и с тем же соусом «ignoramus». Обсуждая новый памятник, д-р Балог вышла с новой идеей, подхваченной ее кругом: оккупации 19 марта 1944 г. просто не было, не было потери Венгрией независимости, а было то, что можно описать «как передвижение войск внутри территорий военных союзников»[iv], и что в венгерском Холокосте виноваты исключительно венгры, не желающие этого признать. А ведь ее статья написана после драматического заявления венгерского представителя в ООН, которое я привел в качестве эпиграфа.
Некоторые из участников пытались спорить и приводить те или иные аргументы, иногда документы – то, чего я и хотел. Но проведя два-три месяца в этой компании, я убедился, что они не представили мне НИ ЕДИНОГО опровергающего аргумента или факта. Я дал мой вторичный электронный адрес, предложил тем, кто хочет, связаться со мной частным образом, и покинул сайт. Первым связался молодой будапештский экономист Ласло Ковач, который впоследствии перевел на венгерский мою короткую статью на английском, опубликованную на сайте журнала «Moment»[v].
Одновременно я стал общаться с ведущими американскими историками периода. Здесь – совсем другое отношение: даже не соглашаясь со мной, ни один из профессоров не разговаривал иначе, как с коллегой. Наиболее плодотворным оказалось обсуждение с профессором университета Цинциннати Томасом Сэкмайстером – автором фундаментальной биографии Хорти «Адмирал верхом на коне»[vi], опубликованной в 1994. Подробнее – ниже.
Прорыв произошел, когда я натолкнулся на сайт венгерского общества «Ашпектуш», который проводит «русские беседы». Возглавляет его историк, писатель и журналист д-р Геза Гече, свободно говорящий по-русски. Я послал ему ссылку на основную статью. Через пару месяцев он, прочитавши, откликнулся, и весь тон общения мгновенно изменился по сравнения с блогом Евы Балог. Д-р Гече – я буду дальше называть его Гезой - завёл разговор о моем приезде в Будапешт. Он готовил документальный фильм о невестке Хорти графине Илоне, хотел меня интервьюировать для этого фильма, а заодно устроить лекцию в университете. Я сразу сказал, что мне будет достаточно оплаты одного билета, хотя я полечу с женой, но Геза сказал, что, конечно, и гостиница будет оплачена.
Именно Геза указал мне на две ошибки в первой статье (помимо ряда мелких неточностей), о которых я скажу ниже и которые ничего не меняют по существу.
Мы купили билеты на 26 января 2015 г., 27-го предполагался прилет, 28-го интервью, а 29-го – лекция. Но буран на северо-восточном берегу США закрыл аэропорты на 2 дня, и мы прилетели только в день лекции, перенос которой был бы затруднителен – мы бы потеряли половину слушателей. Погода была дождливая и холодная. Нас поместили в отель на берегу Дуная с видом на королевский дворец, дали пару часов отдохнуть, а затем Геза зашел за нами, и мы пошли пешком в университет.
Доклад
Полагая, что в Венгрии, как в большинстве западноевропейских университетов, студенты свободно понимают английский, я предложил прочитать лекцию на этом языке, но Геза ответил, что английского не знают, как и русского, а потому мне незачем затрудняться: общество наймёт переводчицу для последовательного перевода. Он познакомил нас с Викторией, а также с фотографом Тамашем Тхалером (его фото обозначены буквами ТТ) и видео оператором. Кроме того, снимала моя жена.
Геза представил меня как независимого исследователя проблемы венгерской элиты и еврейства во время войны. Он рассказал о том, что мой дед был главным раввином Москвы, был расстрелян, и недавно я выступал по этому поводу в Москве. Он попросил меня начать с рассказа о семье.
Меня никогда не переводили, и опыта не было. Как я не пытался сократить подготовленный текст, меньше чем на час не получилось, и скоро стало очевидно, что венгерский перевод и паузы занимают больше времени, чем русская речь. Поэтому, если попадалась длинная цитата, я ее по-русски не читал, а сразу передавал Виктории. Когда время зашло за 2 часа, я стал просто вычеркивать части текста. Впереди сидел молодой человек, оказавшийся адвокатом Раймундом Кекеши, который назавтра написал статью о докладе. Он так активно поддерживал меня глазами и жестами, что появилась опасность говорить для него одного, так что потребовалось усилие, чтобы поднимать глаза и на остальных.
Весь доклад, из которого вырезан венгерский перевод, но добавлен перевод на русский выступлений комментаторов, можно увидеть на youtube.
Ниже я буду стараться минимально повторять положения основной статьи, но часто это будет необходимо, чтобы не потерять связности рассказа. Большинство ссылок на литературу из предыдущей статьи здесь опущено. Дополнения по сравнению с докладом даются в квадратных скобках. Транскрипция венгерских имен по-русски выверена д-ром Гече и потому иногда отличается от имен в оригинальной статье.
Дамы и господа!
Большое спасибо д-ру Гече за приглашение выступить сегодня перед вами. Спасибо за то, что вы пришли. Это большая честь и ответственность быть приглашённым в эпицентр событий, о которых я написал большое исследование, и выступать в центре венгерского образования и культуры, каким является Будапештский университет имени Ло́ранда Э́твёша. Его окончили такие выдающиеся умы как композитор Золтан Кодай, математики Пал Э́рдёш и Я́нош Ла́йош Нейман и Ласло Ловаш, Нобелевский лауреат Дьёрдь фон Бе́кеши, премьер-министры Пал Телеки, Йо́жеф А́нталл и Виктор Орбан. Но при этом я не могу не вспомнить и тех, кто здесь НЕ учился: физиков Эдварда Теллера, Лео Силарда и многих других, кого страна отвергла из-за введенного в 1921 г. Numerus clausus – закона, резко ограничившего возможности еврейских граждан Венгрии для получения высшего образования в их стране. И даже список премьер-министров, которых я упомянул, отражает это противоречие: граф Пал Телеки был автором дискриминационного закона, а отец премьер-министра Йо́жефа А́нталла, Йо́жеф А́нталл Старший, возглавлял во время войны комитет для беженцев, помог большому числу и еврейских беженцев и был посмертно причислен к числу праведников-спасателей евреев израильским институтом «Яд-ва-Шем».
Прежде всего, я выполню просьбу д-ра Гече и коротко расскажу о семье. Мой дед Йегуда Шмарьягу Лейб Медалье был главным раввином Москвы, арестован и расстрелян в 1938. Оба наши отца – жены и мой – провели по 17 лет в лагерях и ссылках. И если вы спросите, какое это имеет значение для работы о Хорти, я могу ответить, что причин, наверно, две: одна – это повышенное чутье к несправедливости, а вторая – то, что у меня такое же, как было у Хорти, полное и безоговорочное неприятие коммунизма, который я считаю самой кровавой идеологией в истории человечества, где бы он себя не проявлял: в России, Венгрии, Китае, Камбодже. А начав исследование о Хорти, я увидел его как одного из наиболее недооценнёных политиков того страшного времени именно в силу его непримиримого антикоммунизма, который у меня столь же силен и вызывает только симпатию.
Два года назад я стоял у памятника – бронзовых ботинок на берегу Дуная, и мне захотелось глубже понять явление венгерского Холокоста – как получилось, что в течение трех лет войны евреи жили в физической безопасности, а потом их постигла внезапная и быстрая катастрофа; затем же депортации были быстро прекращены по приказу Регента. Результатом оказалась статья на 100 стр., опубликованная год назад в русскоязычном журнале «Еврейская старина». Мой доклад – краткое изложение содержания статьи.
Вы лучше меня знаете венгерскую историю, и потому я сделаю лишь короткое вступление, чтобы перейти к событиям Второй мировой войны. После того, как в 1867 г. император Франц-Иосиф I даровал евреям полные гражданские права, «к концу 19-го века евреи Венгрии как группа достигли положения такой силы, которое было несопоставимо с евреями любой другой страны»[vii]… После Первой войны в результате безумного Трианонского соглашения, распустившего Австро-Венгерскую империю, Венгрия незаслуженно пострадала больше всех: у нее отобрали 2/3 территории, треть венгерского населения оказалась в подданстве соседних стран, и рухнула вся экономическая инфраструктура.
Бела Кун и последовавшая контрреволюция, наплыв беженцев из потерянных территорий привели, как замечает Иштван Деак, к «концу христиано-еврейского симбиоза». Эксперимент с Куном привел к непримиримому антикоммунизму, и после революций большинство венгров и слышать не хотело о республике, они предпочитали монархию. 1-го марта 1920 г. Национальная Ассамблея восстановила Венгерское королевство и предложила Хорти должность Регента, или Правителя.
Биограф Сэкмайстерvi говорит, что роль Хорти нередко была церемониальной, и«иностранные дипломаты и политики, с которыми он часто говорил, приходили к заключению, что он был плохо информирован и патетически простоват в отношении международных отношений. Но когда европейский кризис 1930-х потребовал от Регента активного участия в важных переговорах, результаты оказались совершенно неожиданными. К удивлению многих венгерских политиков, Регент оказался одним из немногих европейских политиков, способных противостоять Гитлеру в прямых переговорах. Наивная прямота Хорти и его, казалось бы, архаический кодекс чести стали полезными орудиями в нескольких критических встречах с Гитлером, который совершенно не привык к вызову со стороны лидеров меньших держав».
Для ревизии Трианонского договора стороны согласились на два итало-германских арбитража, в результате которых в 1938-40 гг. территория Венгрии существенно увеличилась. Успех арбитражей определил присоединение Венгрии к гитлеровской коалиции, а когда Венгрия практически стала союзником Германии, антиеврейская политика оказалась как бы частью «пакетной сделки». [Д-р Гече заметил по этому поводу, что не было формального договора между Венгрией и Германией, в отличие от договора Германии с Советским Союзом, которого в те годы скорее можно было назвать союзником Гитлера. Это не совсем так: 24 февраля 1939 г. Венгрия присоединилась к анти-Коминтерновскому пакту.]
В Венгрии было 825 тысяч евреев. Были такие причины для принятия антиеврейских законов:
1. Желание антисемитски настроенной части населения воспользоваться обстановкой и уменьшить еврейскую долю в экономике.
2. Сильное, чуть ли не ежедневное, давление со стороны Германии. Это соображение находило определенное понимание у тех евреев, которые не смогли или не захотели эмигрировать.
После Аншлюса Австрии, – пишет Хорти, – немецкое давление так усилилось, что для его смягчения правительство начало «готовить законодательство по ограничению гражданских прав еврейского населения в качестве его защиты».
[Венгрия вступила в войну с Советским Союзом через 5 дней после нападения Гитлера, причем войну объявил премьер Бардоши без решения Парламента. В предыдущей статье я писал, следуя воспоминаниям Хорти, что бомбежка венгерских городов советскими самолётами 26 июня была, вероятно, немецкой провокацией. Геза указал мне, что, скорее всего, самолеты были советские, совершившие ошибку: они летели бомбить словацкий город Прешов, расположенный в 30 км от венгерских городов. Тем не менее, Молотов, по-видимому, был искренен, когда умолял венгерского посла удержать свое правительство от войны: СССР в тот момент был в ней совершенно не заинтересован.]
Несмотря на анти-еврейские законы, Венгрия оставалась единственной из союзников Гитлера, где более 800 тысяч евреев ходили по улицам, сохраняя достоинство. Депортация евреев была краеугольным камнем гитлеровской политики. Венгрия же стала открытой для иностранцев и приняла беженцев из Австрии после Аншлюсса (1938), из Польши и Словакии – поляков, евреев, венгров. Министр внутренних дел Керестеш-Фишер возглавлял процесс иммиграции евреев. Гитлер упрекал Хорти в том, что страна впустила 70 тысяч евреев.
В феврале 1942 г. Хорти произвел переоценку событий, и ему не понравилось, в какой ситуации он себя нашел. Он не хотел сближения с Гитлером, а получилось, что послал большую армию в Россию. Он считал себя англофилом, а оказался в войне с англоязычным миром. Так что в начале марта 1942 г. Хорти пригласил своего друга Миклоша Каллаи[viii] и сказал, что хочет во главе правительства человека, с которым у него общий язык. 10-го марта Каллаи приносит присягу.
Он просит встречи с лидерами правительственной партии и спрашивает, на каких условиях они дадут ему править. Одно из условий – премьер должен сделать уступки общественному мнению в отношении еврейского вопроса. Лидеры объясняют, что в случае победы Запад сдаст Венгрию Советскому Союзу, которого они смертельно боятся, потому что тот обязательно введет в страну коммунизм, а потому они желают победы Германии. Это и определяет их отношение к евреям. Если Германия выиграет войну, а Венгрия продолжит своё терпимое отношение к евреям, Германия будет смотреть на Венгрию как на вражескую страну. (Как мы знаем, в отношении СССР так и произошло.)
Каллаи отвечает, что готов, в данных обстоятельствах, учесть пожелания партии.«...Я готов, – пишет он, – сделать определенные уступки за счет евреев, но только такие, которые не затронут евреев в их равных гражданских правах, в их свободе и человеческом достоинстве. Эти уступки не должны идти дальше, чем экономика...»
20 апреля 1942 г. новый премьер выступил перед партийным комитетом и обещал конечное выселение 800 тысяч евреев, но только ПОСЛЕ войны. Перед этой речью он обсудил ее с официальным лидером евреев.
8 июня 1942 г.[ix] Каллаи посетил Гитлера, который потребовал посылки большего числа венгерских войск на Восточный фронт и депортации евреев. Каллаи ответил фюреру, что при столь высоком проценте еврейского населения в Венгрии и его большой роли в экономике, быстрое удаление евреев плохо скажется на экономике и, в частности, военных усилиях. Он и Гитлеру говорит, что выселение должно быть отложено до конца войны.
15-е августа – посол в Германии Стояи докладывает о несогласии Гитлера с откладыванием решения еврейского вопроса до конца войны.
8-е октября – Стояи привозит письмо Риббентропа, который пишет, что «немцы больше не могут позволить Венгрии остаться оазисом убежища, и они надеются, что премьер поймет абсолютную логичность их требований»: желтая звезда, гетто, 300 тысяч рабочих в Германию.
5-e декабря (1942) – Каллаи посылает Германии ноту, отвергающую все требования.
17-го апреля 1943 г. Гитлер вызывает Хорти и требует смещения Каллаи. «Хорти заявил, раз и навсегда, что как ему в голову не пришло бы влиять на Гитлера и немецкое правительство в их выборе министров, так и он не принимает никакого принуждения, даже в форме пожелания или наблюдения, по поводу того, что его премьер, который пользуется полным его доверием, должен быть заменен». Хорти – Гитлеру: «Что я должен делать с евреями после того, как я отберу у них все возможности зарабатывать на жизнь? Не могу же я их убить?» Гитлер не мог понять, кто перед ним: безнадежно неинформированный политический младенец или играющий дурачка опытный манипулятор.
15-го марта 1944 г., в национальный праздник, Регент был в Опере, когда ему приносят письмо от Гитлера с требованием срочного приезда. 17-го марта Хорти, министр обороны и начальник генерального штаба прибывают поездом в Зальцбург, где их встречают Гитлер, Риббентроп и Кейтель. Делегацию отвозят в замок Клессхайм в 4 км от города.
Гитлер объявляет, что приказал начать военную оккупацию Венгрии с целью смещения правительства Каллаи и установления дружественного Германии правительства. Первая реакция Хорти – заявление об отставке, но он понимает, что это будет означать немедленный приход к власти ультраправых и фашистов. Его связь с Каллаи не допускается. В 8 вечера 18-го марта Гитлер провожает Хорти на вокзале, в поезде Регента сопровождает представитель Гитлера в Венгрии Вассенмайер.
Утром 19-го марта 1944 г. Каллаи встречает Хорти на вокзале и рассказывает, что Гестапо уже ведет аресты. Из протокола заседания правительства: «Хорти сказал, что Гитлер также протестовал, что Венгрия не предпринимает необходимых шагов против евреев. Наше преступление, следовательно, состоит в том, что я не выполнил желания Гитлера и не позволил резню евреев»[x]...
Выждав пару часов, чтобы Регент отдохнул, Каллаи идет к нему, и вот в кабинете во дворце беседуют два немолодых и безумно усталых человека. Каллаи убежден, что Регент делает ошибку, оставаясь в должности, и пытается его отговорить. Нет парламента, Венгрия перестала быть конституционным государством, и, полагает премьер, у Хорти больше нет конституционной основы для правления – все его решения будут под личную ответственность.
«Я знаю, – отвечает Регент. – Все внешние бастионы моей власти рухнули. Но остается внутренняя сила, и она будет со мной до последнего дыхания. Я взял на себя полную ответственность, и я от нее не отступлю». «Если так, - возражает Каллаи, - то вы принимаете ответственность и за действия, которые вы абсолютно не одобряете, и вас могут использовать для их прикрытия. Вам следует демонстративно отречься».
«Я не могу, – говорит Правитель и ударяет по креслу, на котором сидит, – оставить это место вакантным… Я еще Адмирал! Капитан не может оставить тонущий корабль – он должен быть на мостике до конца. Кому это поможет, если на мое место сядет Имреди? Кто защитит армию?... Кто защитит честных мужчин и женщин этой страны, которые мне слепо верили? Кто защитит евреев и беженцев, если я уйду с поста? Может быть, я не смогу защитить всё, но я убежден, что я еще могу оказать большие, очень большие услуги нашему народу. Я могу сделать больше, чем кто-либо другой».
Представьте себе, что мы тайком подслушиваем их разговор в тот вечер. Как и они, мы в точности не знаем будущего. Кто прав? На первый взгляд, безусловно, – Каллаи. Похоже, что тщеславный старик просто не понимает своих возможностей. Тем более, что через пару дней, посол Вассенмайер передаст Хорти желание фюрера, чтобы тот в политику не вмешивался, а был только символической фигурой. И посмотрите, как выспренно говорит Хорти! Как он сможет защитить армию? В критический момент он обнаружит, что даже начальнику генерального штаба он не может доверять! У него – честь, репутация, и он всем рискует, как Петэн. 76 лет – прекрасный возраст для отхода от дел с хорошей репутацией. Не «патетически ли он простоват», как упрекает его Томас Сэкмайстер vi,c.vi? Каллаи прав во всем, и никто не упрекнул бы Регента, если бы он принял совет друга и ушёл. Но:
Более 200 тысяч будапештских евреев не выжили бы. Дипломатам –Валленбергу, Лутцу – было бы некого спасать.
Томас Джефферсон говорил, что среди людей существует «естественная аристократия», основой которой являются добродетель и талант. Хорти был прав во всем. Он выполнил каждую букву своего «выспреннего» ответа. Он железной волей вернул себе власть и влияние, и мы можем твердо сказать, что ни один человек в мире не спас столько евреев, сколько спас он.
Под угрозой полного захвата страны Хорти вынужден назначить прогерманское правительство во главе Дёме Стояи, которого немцы хорошо знали. Сэкмайстерvi,с.391 пишет, что Хорти умел хитрить и создавать впечатление старика с деменцией, он мог даже сослаться на плохой слух. Но протоколы заседаний правительства от 26-го июня и 15-го октября показывают, однако, полную способность к четкому сфокусированному обсуждению.
Назавтра после начала оккупации в Будапеште появился Эйхман и тут же приступил к организации депортации евреев из провинций в Освенцим. Для помощи ему Стояи назначил министром внутренних дел Aндора Яроша, а его заместителями - Ласло Эндре и Ласло Баки. Начиная с 14-го мая, четыре поезда с 3000 евреев в каждом ежедневно покидали Венгрию. По прибытии в Освенцим, 10-25% отбирались для работы, остальных сразу отправляли в газовые камеры. 437 тысяч человек были отправлены за 7 недель. Сионистские лидеры Рудольф Кастнер и Джоэль Брэнд, а также Моше Краус, отчаянно пытались остановить процесс…
Как такая скорость процесса стала возможной? У Эйхмана был лишь небольший штат, и без активной помощи венгров преступление было бы невозможно. Защищая себя, Вассенмайер говорил на послевоенном суде:
«Если бы венгры твердо отказались от выполнения германских требований,… решение не было бы осуществлено».
А, с другой стороны, пишет Деак:
«Принимая во внимание, что в Будапеште почти каждый мог определить еврея, но на большинство прячущихся в этих домах никто не донёс, мы можем сказать, что не менее ста тысяч не-евреев активно помогали евреям, а другие просто закрывали глаза».
Будапештское еврейство было еще, в основном, не затронуто. Был назначен Еврейский совет во главе с Сэми Штерном, и Эйхман обещал, что с ними ничего не случится, если они будут сотрудничать. Евреям было приказано носить жёлтую звезду.
Когда Хорти узнал о газовых камерах и когда он решил действовать?
Хорти, как и почти все, просто поверить не мог, что при такой критической военной ситуации Германия может хотеть убить, а не использовать евреев в качестве рабочей силы. Однако в начале апреля 1944 г. из Освенцима бежали Рудольф Врба и Альфред Ветцлер. Они написали записку, которая в июне попала к западным союзникам и стала известна как «Отчет Врбы — Ветцлера», или“Протоколы Аушвица”. На 35 рукописных страницах была описана география лагеря смерти, метод массовых убийств с помощью газовых камер.
Полагая депортации сами по себе преступными, Хорти уже в начале июня, пытался их остановить путем приказов правительству – его не слушали. На заседании 26-го июня Регент кричал:
«Я этого больше не потерплю! Я не позволю депортациям и дальше позорить Венгрию! Я требую, чтобы правительство сняло Эндре и Баки! Депортация евреев Будапешта должна прекратиться! Правительство должно предпринять все нужные шаги».
Баки ответил, что за ним стоят более высокие власти, так что он не собирается выполнять указаний Регента. 25-го и 26-го июня к Хорти обратились папа Пий XII и Президент Рузвельт с требованием немедленного прекращения депортаций, причем американцы подкрепили требование бомбежкой Будапешта 2-го июля. 30-го июня 1944 г. Регент получил телеграмму от короля Швеции Густава V. Отказ правительства Стояи слушать Хорти в те дни наголову разбивает идею о том, что если Хорти мог приказать остановку депортаций в июле, то он мог это сделать и раньше. Но он ещё не знал о газовых камерах.
А Еврейский совет знал. И писатель Шандор Торок, христианский член совета, искал способ довести отчет Врба-Вестлера до сведения правительства. Он принес копию секретарю Министерства иностранных дел: «Я полагал, что протоколы будут иметь больше доверия со стороны Хорти, если они будут посланы ему из Министерства». Однако секретарь ответил, что «это еврейская истерия и что евреи всё преувеличивают».
Только 3-го июля Шандор Торок нашел читателя, который поверил мгновенно.
И тут я должен представить вам экстраординарную личность, какой оказалась вдова старшего сына Хорти графиня Илона Эдельсгейм-Дюлаи, по второму браку – Илона Боуден, тогда 26-ти лет (1918-2013). Всего два года была она замужем за Иштваном Хорти, вице-регентом Венгрии и военным пилотом, до его гибели на русском фронте 20 августа 1942 г. Графиня оставила толстую книгу воспоминаний[xi], которые читаются на одном дыхании. Она пишет (стр. 182):
«После немецкого вторжения, когда в конце апреля или начале мая начались депортации, была образована небольшая группа «конспираторов», обменивающихся новостями, и я была в их числе. Мы собирались в разных местах…, но чаще всего в моей квартире во Дворце. Нашей целью было использование полученной информации для помощи людям, когда это было возможно, а также предоставить Регенту информацию о вещах, о которых он иначе не мог бы узнать… Я буду говорить только о тех событиях, которые я твердо помню и которые записаны кодом в моем дневнике».
Книги мемуаров на венгерском языке лежали на столе во время лекции:
«В группу входили: баронесса Жизелла Апор, папский нунций Анджело Ротта, выдающийся президент венгерского Красного Креста Геула Валлей, представитель швейцарского Красного Креста Жан де Бавье, г-н Джозеф Кавальер и иезуит отец Яноши – светский и религиозный лидеры Общества Святого Креста». Кроме того, еще две графини поставляли кружку информацию. Сын Хорти Миклош мл. также установил «канцелярию для помощи евреям и всем, кто страдал от нацистского преследования».
Итак, третьего июля Шандор Торок нашел читателя, который поверил мгновенно. После 5 часов пополудни.
Во дворец писателя привела член кружка баронесса Апор. Графиня пишет:
«Согласно моему дневнику Шандор Торок впервые пришел ко мне наедине 1 июля… Его второй визит 3 июля подчеркнут – это был тот памятный день, когда он принес мне «Протоколы Аушвица»…» И тут она не может сдержать негодования по поводу споров историков в отношении даты:
«Историки пытались определить, когда же этот документ получил распространение и какова была точная дата, в которую венгерский перевод документа был получен Регентом. И из всего, что я до сих пор читала, я вижу, что я – единственный человек, который может назвать дату, без необходимости опереться на память».
Графиня продолжает (жирный шрифт и расчёт времени в квадратных скобках – мои, Э.Р.):
«Я помню очень мало из того, что ещё случилось в тот день, именно потому, что события конца дня перекрыли всё. Но что я знаю – из записи в моем дневнике, что в 5 часов пополудни я поехала посмотреть разбомбленную станцию…, а по моем возвращении [вряд ли ранее 6] во Дворец пришел Шандор Торок. Вот тогда он вручил мне «Протоколы Аушвица», и в его присутствии я прочитала страшное описание лагеря уничтожения и газовых камер… Каким-то образом я сразу почувствовала, что каждое слово – правда…
Как только Торок ушел [не могло быть ранее 7 – там было около 35 стр.], я спустилась по винтовой лестнице в квартиру свекра и свекрови. Только свекровь была там, потому что Миклош старший был на заседании… Я дала ей документ без слов, но попросила прочитать немедленно. Магда была в слезах и обещала тут же передать документ мужу, когда он вернется [с чтением Магды, ожиданием мужа, он вряд ли ознакомился с документом раньше 9]…
Магда рассказала потом, что он был в глубоком шоке и поначалу думал, что эта чудовищная история не может быть правдой». Позднее «он спросил меня, что я думаю об аутентичности отчета… Я ответила, что убеждена в аутентичности, ибо каждое слово звучит как правда – люди не придумывают такого рода вещи. Он полностью со мной согласился». Графиня абсолютно убеждена, что Хорти ничего не знал о газовых камерах до чтения «Протоколов».
Почему дата так важна? Почему я высчитываю даже часы? Потому что каждый день в Освенцим отправлялось около 12 тысяч человек. Если, как утверждают недруги Адмирала, он знал уже в июне, но ничего не предпринимал до начала июля, то, значит, он был нетороплив и равнодушен. А если он узнал поздним вечером 3-го июля, а 6-го депортация была остановлена, то ведь он – герой!
Чем отличается 26 июня от 3 июля? Почему его не послушали 26-го, но подчинились после 3-го? А потому, что 26-го он требовал голосом, а 3-го – танками. Узнав о газовых камерах, Регент понял, что убеждения и требования не помогут, и использовал армию против собственного правительства.
Хорти не мог доверять даже начальнику генштаба генералу Ворошу. Часть нашел начальник его охраны генерал Карой Лазар, по-видимому, 4 июля: это была Первая бронетанковая дивизия, которая стояла в пригороде, скрытая от немецких глаз. Командовал ею полковник Ференц Косоруш[xii]. Хорти принял его 5-го июля, и 6-го полковник ввел армию в город. Косоруш предъявил Баки ультиматум с требованием отвести жандармерию в казармы и прекратить депортацию. Баки не получил немецкой помощи и был вынужден подчиниться превосходящей силе. На этой стадии более 250 тысяч евреев, собравшихся в районе Будапешта, были спасены.
Томас Сэкмайстер (с. 353) пишет, что «действия Хорти были беспрецендентными в истории Холокоста: никогда прежде не было, чтобы лидер успешно использовал угрозу военной силы для остановки депортации евреев в лагеря смерти». Позднее стало известно, что Эйхман планировал всю операцию завершить в Будапеште за день-два, начиная с 6-го июля.
Я не могу, однако, обойти расхождение в датах с этим авторитетным источником – биографом Сэкмайстером. Он пишет (стр. 355), что Торок пришел к графине на 2 недели раньше – 19-го или 20-го июня. Я запросил профессора Сэкмайстера о причине расхождения, и, как настоящий ученый, он согласился обсудить этот факт и разрешил мне опубликовать результаты нашей дискуссии.
Дело в том, что биограф не знал воспоминаний графини, потому что его книга была опубликована в 1994, а книга графини по-венгерски – в 2000 и по-английски – в 2005. Воспоминания Хорти публиковались, начиная с 1957 г., но только в 2000 г. было напечатано аннотированное издание[xiii] под редакцией профессора Эндрю Л. Саймона с 600-ми примечаниями и многими дополнениями, включая короткое личное письмо графини редактору от 31 июля 1966 г., но, насколько я знаю, до этого не опубликованное. Там давалась дата 3 июля без тех подробностей и времени дня, которые есть в книге. Именно это письмо я использовал для первой статьи.
Не зная о воспоминаниях графини, профессор Сэкмайстер опирался на выступление Хорти 26 июня, полагая, по резкости тона и настойчивости, что он уже знал. Я возразил, что Хорти с самого начала считал депортации аморальными и хотел, но был не в силах их остановить: ни обращения глав правительств, папы, ни бомбёжка столицы не заставили Стояи, Баки послушаться приказа Правителя. Но когда 3 июля он узнал об убийствах, он стал действовать не убеждением, а армией. «Почему, - спрашивал я профессора, - мы не должны доверять графине, которая пишет на основе своего дневника?» Профессор захотел прочитать первоисточник.
Поиск в ГУГЛе показал, что, по-видимому, единственный экземпляр книги в публичных библиотеках США находится в Принстонском университете – ее нет даже в Библиотеке Конгресса. Я сообщил об этом профессору, он заказал книгу, прочитал и, в общем, согласился, что моя «интерпретация определённо правдоподобна и убедительна (“interpretation is certainly plausible and persuasive”). Я считаю этот вопрос закрытым – 3 июля, как описано в книге. (А теперь книга графини есть и в моей библиотеке.)
Рауль Валленберг прибыл в город 9-го июля. В отчете своему правительству он писал: «Позиция Хорти иллюстрируется не только тем весьма реальным фактом, что депортации прекратились по его приказу, но и рядом меньших вмешательств. Среди них два проверенных случая возвращения по его приказу поездов с заключёнными до того, как они достигли границы».
[Эта история – об одном поезде - подробно описана в статье. Свидетель на процессе Эйхмана д-р Броуди сказал, что «это был единственный случай за 11 лет нацистского доминирования, когда поезд повернули назад».]
Что особенно интересно в свидетельстве д-ра Броуди – это легкая доступность Хорти и его эффективность. Томас Сэкмайстер (с. 354) пишет, что тот поезд был успешно спасен, но, к сожалению, это противоречит показаниям д-ра Броуди. Евреи и Хорти проиграли тот поезд, потому что Эйхману престиж был важнее, чем человеческие жизни, и он сказал своему заместителю Вислесени, что не позволит«этому старому дураку Хорти вернуть его поезд».
[Мы должны упомянуть ещё одно деяние графини Илоны, этого 26-летнего «генерала в юбке», каким она себя показала. Второго августа ей сказали, что восемь еврейских врачей, мобилизованных через рабочие батальоны в одну из больниц столицы, будут отправлены на фронт. Илона протестовала, и сам министр обороны пришел к ней с обещанием, что врачи останутся на месте. Но назавтра появился начальник медицинского отдела правительства и стал требовать отправки врачей. Он «спросил меня, как бы я себя чувствовала, если бы была жертвой бомбежки и вдруг поняла, что врач, который лечит меня, - еврей. Несколько удивленная, я ответила, что была бы рада, потому что знаю, что врачи-евреи обычно очень хороши. А затем я спросила чиновника: а если врачей отправят на фронт, не будет ли раненый солдат поражён, что его лечит еврей? Чиновник помрачнел, и я сказала, что если он ещё раз попытается удалить этих восьмерых, я тут же пойду к Регенту, и тогда не врачи, а кто-то другой будет снят с должности!» После такой «беседы», графиня удивилась, что чиновник хлопнул дверью. «Это совсем не так, как правительственные чиновники обычно вели себя в Королевском дворце». Графиня пишет, что, кажется, все восемь врачей дожили до освобождения.]
В августе Эйхман продолжал требовать возобновления депортации, и правительство Стояи решило, что неожиданный арест будет произведен 25-го числа; Хорти якобы согласился, но, кооперируя с Еврейским советом, вновь ввел в город надежные войска и отменил депортацию навсегда. Председатель Еврейского совета Сэми Штерн писал:
«Только семеро знали о заговоре: три члена Еврейского совета, Хорти, его сын, командир жандармов и его заместитель… План сработал, и немцы не пожелали военного конфликта. Но публике… казалось, что Хорти готов возобновить депортацию, и это мнение сохраняется до сегодня».
24-го августа, после того, как Румыния обратилась из союзника Германии в её противника, Хорти смещает Стояи и ставит антинацистского генерала Гезу Лакатоша на его место (он принес присягу 29 августа).
15 октября Хорти объявил по радио, что заключил договор с Советским Союзом о капитуляции перед союзными державами. Он был немедленно свергнут, взят в плен и со всей семьей отправлен в Баварию, кроме сына Миклоша младшего, которого ещё утром похитила группа Отто Скорцени. К власти пришли «Скрещенные стрелы» во главе с их лидером Салаши, которые были бОльшие антисемиты, чем немцы.
Я вижу, однако, что мое время почти истекло, к тому же Салаши вряд ли можно отнести к категории «венгерской элиты», а именно такова моя объявленная тема. Поэтому я прекращу излагать факты и потрачу последние 10 минут на суждение.
Сколько евреев выжило в Будапеште? К точной цифре прийти невозможно. Рафаэль Патаиvii и Wikipedia[xiv] сообщают, что около половины. Я думаю, что значительно больше. Можно попробовать подсчитать с другой стороны: сколько людей погибло после свержения Хорти? Это:
а) 10-15 тысяч человек, убитых бойцами «Скрещенных стрел»;
б) Неизвестное число жертв из марша 50-ти тысяч человек в Австрию; допустим 10%, или 5000.
В) Неизвестное число погибших вместе с венграми во время взятия города советскими войсками. Но Wikipedia[xv] в статье об осаде Будапешта называет общее число гражданских смертей в 38 тысяч человек, включая 15 тысяч евреев, учтенных в пункте б).
Если к этому прибавить 1500 человек на поезде из Кишторча, отправленном 19 июля, это даст оценку в максимум 25 тысяч погибших, и это означает, что 80-90% будапештского населения выжило. Если бы Хорти не остановил депортации, все они были бы в Освенциме к концу июля.
Итак.
В определенный период своей истории Венгрия стала очень антисемитской. Ей пришлось вступить в союз с могущественной державой, которая поставила уничтожение людей на промышленную основу. Рынок политиков, из которых можно было выбирать премьер-министров, состоял почти сплошь из антисемитов.
И были ТРИ человека, которые сказали: Нет. Мы этого делать не будем. Это против характера нашей нации. Против гуманизма. Против чести. Это – самоуничтожение НАШЕЙ нации. Они не были юдофилами, но веру в Б-га они принимали всерьёз. И Венгрия оставалась островом, в котором «в марте 1944г. 95% венгерских евреев и тысячи беженцев из-за рубежа были еще живы» (Деак[xvi]).
Вы только подумайте, насколько легче был бы им другой курс! Каллаи мог отказаться от назначения, и у Хорти не было твердой необходимости для смещения Бардоши.
А 19-го марта 1944 г. Адмирал остался совсем один. Его практически отстранили от власти. Как легко было бы, в его 76 лет, сыграть дурачка с деменцией и уйти от дел. Как он ОДИН сделал то, что сделал – нашел верную часть и запретил депортации – уму непостижимо! Слишком поздно? Я хотел бы посмотреть, кто это смог бы сделать иначе и быстрее!
Следующие выводы очевидны. Если бы Регент Хорти не находился на своем посту от 19-го марта до 15-го октября 1944 года, то:
1. Около четверти миллиона евреев Будапешта не дожили бы до 15-го октября. Не было никого в истории Холокоста, кто бы спас такое число евреев;
2. Деятельность дипломатов и праведников (Валленберга и других) в период «Скрещенных стрел» была бы бесполезна – спасать было бы некого;
3. Большинство евреев Будапешта не пережило бы войну.
Все ведущие историки согласны. Томас Сэкмайстер пишет (c. 389-390):
«Настолько сильны были пронацисткие и антисемитские настроения у чиновничества, среди офицерства и в Парламенте, - продолжает биограф (стр. 400), - что решение Хорти в 1942-ом или 1943-ем согласиться на германские требования о депортации евреев наверняка означало бы уничтожение всей венгеро-еврейской общины. Но Хорти этого не сделал, потому что он верил, что «негуманность чужда венгерскому характеру»… Это было главным образом из-за его влияния, что Венгрия оставалась такой аномалией в начале 1944 г.: остров в сердце гитлеровской Европы, где подобие власти закона и плюралистического общества сохранялось в море варварства». (Жирный шрифт во всем разделе – мой Э.Р.) Хорти спас честь вашей замечательной страны.
И все-таки оценка этого человека самими евреями преимущественно отрицательная. Почему? Я не вижу другой причины, кроме антикоммунизма Хорти, но я уже сказал, что это – не причина для меня и, я верю, не должно быть причиной для вас.
Хотя история, казалось бы, не имеет сослагательного наклонения, но историки Венгрии любят это грамматическое упражнение, и немало публикаций посвящено вопросу: могли ли выжить венгерские евреи – те, что не выжили.
Профессор Ласло Каршаиx пишет:
«Возникает вопрос: замедлила бы отставка Хорти в качестве протеста против оккупации скорость процесса удаления евреев? Если бы это произошло, немцы, скорее всего, поставили бы Белу Имрeди в качестве премьер-министра, и даже представить себе невозможно, чтобы тот в какое-то время остановил депортации. Если бы Хорти ушел в отставку, Венгрия осталась бы без политической силы, способной остановить депортации…»
И вдруг Каршаи продолжает с неожиданным утверждением: «Однако, когда Хорти остался,… евреи оказались в более смертельном и опасном положении, чем после того, как «Скрещенные стрелы» захватили власть 15-го октября 1944 года».
Как можно так говорить? То-есть, Хорти спас евреев Будапешта, так? Дотянул их до момента, когда Освенцим перестал функционировать? Как же они оказались в более опасном положении, чем тогда, когда у «Скрещенных стрел» и Эйхмана уже не было средств для массового уничтожения?
Посол США в Венгрии Джон Монтгомери (1933-41), ставший другом семьи Хорти на всю жизнь, писал:
«Этот мир был бы лучшим, более достойным местом, если бы лидеры англоязычного мира проявили хотя бы крошечную долю того мужества, которое показал Адмирал Хорти в то время».
До сих пор вы не можете преодолеть вопрос: Германия или Венгрия виновны в венгерском Холокосте. Поскольку спор идет не о фактах, ибо обе стороны спора оперируют одними и теми же фактами, то решение оказывается в чисто идеологическом плане. Ваш историк Джорджи Ранки, (по свидетельству проф. Андраша Ковача), «выступая перед венгерской аудиторией… подчеркивал ответственность коллаборационистского венгерского правительства, как за его нерешительность в попытке оторваться [от Германии – Э.Р.], так и за депортации. А обращаясь к американской аудитории, он, однако, подчеркивал германскую ответственность за разрушение венгерского еврейства; он также утверждал, что национальные интересы, которые оправдывали попытку Венгрии оторваться (от Германии), не могут считаться чуждыми евреям». Профессор Ковач полагает, что «роль общественного интеллектуала» - та роль, в которой я выступаю сегодня перед вами, – «и историка должны быть разделены. Дебаты о спорных вопросах национальной истории безусловно необходимы, но эти дебаты должны следовать другим правилам, нежели споры общества по чисто моральным вопросам».
Верно. Давайте же ещё раз взглянем на известные факты. По пунктам:
1. Не будь Германии и нацизма, не было бы Холокоста. Есть спор или нет? Не может быть сомнения. Милтон Гиммельфарб[xvii] писал даже, что если не было бы Гитлера, не было бы Холокоста. Стало быть, Германия.
2. Пока Венгрия была самостоятельной, она евреев на убиение не выдавала после неудачи с Сербией и Каменец-Подольском. Есть спор или нет? Не может быть сомнения. Стало быть, Германия.
3. Когда немцы оккупировали страну и лишили ее независимости, депортации оказались очень быстрыми в силу кооперации четырех лидеров. И вот – к спору о роли личности в истории: почти все правительство Стояи осталось таким же, как при Каллаи, с заменой «только» премьера и министра внутренних дел с его штатом – всего 4 человек. Но правительство Каллаи означало жизнь, а правительство Стояи означало смерть. Но, конечно, и обстановкой стала оккупация вместо независимости.Стало быть, Германия и Венгрия вместе. Но было огромное число людей, которые евреев спасали.
4. Нет сомнения, что кооперация Венгрии в уничтожении евреев не идет ни в какое сравнение с кооперацией Украины или Литвы.
Год назад, ваш представитель в ООН Чаба Короши от имени вашего правительства произнес эмоциональную речь, [которую я поставил в качестве эпиграфа].
Я – не венгерский еврей, но если бы был им, то вкупе с тем, что я узнал о Хорти, Каллаи, Керестеш-Фишере и их роли в спасении евреев, я бы это извинение принял с полным сердцем. Забыть – нет, но простить и через три поколения двинуться дальше и не дать прошлому стоять на пути вашей национальной памяти и лица – да. Главное, чтобы антисемитизм навсегда остался в прошлом, и был полностью отвергнут вашим обществом сегодня, как в повседневной жизни, так и на выборах.
Адмирал Миклош Хорти не был идеальным правителем, но я думаю, что настанет день, когда ваша страна признает его одним из своих великих людей. Главное в его величии – спасение четверти миллиона евреев. Я надеюсь и верю, что стоя рядом на открытии его будущего памятника в центре Будапешта, через него, все религиозно-этнические секторы вашего общества объединятся в жесте исторического примирения.
Выступления и мои комментарии
Д-р. Геза Гече замечает, что требование антисемитизма не было самым важным в разговоре премьера Каллаи с лидерами партии, это было шестым или седьмым пунктом.
Выступает г-н Золтан Банхеди – один из руководителей христианско-еврейского общества Венгрии. Он говорит, что докладчик может внести вклад в отношения двух общин, которые отнюдь не гармоничны, но он должен знать, что будет в меньшинстве, потому что большинство евреев полагает, что Хорти ввел танковую часть Косзоруса только потому, что рош, Эндре и Баки готовили переворот и его свержение, а совсем не из-за евреев. Эту позицию высказывает и председатель Федерации еврейских организаций страны.
[Я учел это замечание в последующей статье на английском, заказанной мне после поездки журналом “Hungary Today”[xviii], где я написал:
«Были слухи, что Баки готовил заговор с целью свержения Регента, так что некоторые люди заявляют, что действия Хорти и Косоруша не имели другой цели, кроме остановки заговора, а не были нацелены на прекращение депоратаций. Идея абсурдна: Регенту было бы куда легче оправдать свои деиствия перед Вассенмайером и получить его поддержку, если бы он мог объяснить их желанием удержать власть. Графиня Илона писала, что «протесты и угрозы были выражены Вассенмаейром, который требовал возвращения уволенных трех чиновников, но Регент был тверд в отказе».]
Г-н Банхеди продолжает:
Вопрос о вине венгров очень сложен. Например, венгерская армия оказалась единственной силой в Европе, которая выступила в защиту евреев. Но жандармерия вела себя по-другому. Далее, мало кто знал, что на самом деле происходит с депортированными. В самом начале оккупации на заседании генерального штаба генерал СС и начальник полиции Отто Винкельман спросил Эйхмана: «Правду ли говорят про нас на Западе, что мы убиваем евреев?» Эйхман ответил: «Неужели ты веришь этой примитивной лжи?» И Винкельман ему поверил, потому что во время Первой мировой войны пропагандисты Антанты распространяли ложные слухи о том, что немцы сбрасывают с самолетов детские игрушки со взрывчаткой. К тому же какому разумному человеку могла прийти в голову мысль, что немцы во время войны будут убивать миллионы работоспособных людей?
А кто знал? А вот еврейский совет и Кастнер знали. И мне все равно, - продолжает оратор, – когда они получили «Протоколы Аушвица» – в конце мая или в июне, но они точно знали, когда уговаривали евреев садиться в поезда ДИСЦИПЛИНИРОВАННО. Они это делали, спасая свою шкуру. А Хорти не имел этого документа до начала июля. И, конечно, роль графини Илоны огромна. Дело Кастнера однозначно, и недаром его убили в Израиле.
А когда к власти пришел Салаши, то уже назавтра появился Эйхман и возобновил преследование евреев. Г-н Банхеди слышал лекцию Ласло Каршаи, который уверял, что Салаши хотел отправить евреев в Палестину. Я: «Что, Салаши уже хороший?» Проф. Каршаи признал, - отвечает г-н Банхеди, – что когда он высказал такую мысль на лекции в Израиле, его слушатели были крайне удивлены.
[Мне было тяжело слушать г-на Банхеди, потому что я чувствовал, что его бескомпромиссные слова падают на больное место в моей душе. Роль Кастнера я разбирал в двух статьях – основной о Хорти, и написанной много раньше на тему «Сотрудничали ли сионисты с нацистами?»[xix] – я Кастнера решительно оправдывал, как его оправдал в конечном счете и израильский суд, и я сказал об этом г-ну Банхеди. Но я знал, что он прав, потому что уже в предыдущей статье я упомянул, что историк Рэндольф Брэм[xx] выразил удивление тем, что еврейские лидеры не предупредили массы о том, что происходит, учитывая «ту силу, которую Хорти продемострировал в июле 1944 г. для прекращения депортаций». Я писал тогда и могу только повторить сейчас:
«Мы наталкиваемся на страшную деталь, от чтения которой волосы встают дыбом: Еврейский совет Будапешта и Рудольф Кастнер скрывали документ и от евреев, и от Хорти. Это подробно рассказано в статье[xxi] о Еврейском совете Будапешта. Судя по всему, «Отчет Врбы — Ветцлера» стал известен Кастнеру и сионистским лидерам не позднее мая…» Далее у меня шла цитата из вопроса адвоката Кастнеру-свидетелю в 1948 г. во время суда над Вассенмайером, который прамо спросил, почему «Отчет Врбы — Ветцлера» был доставлен Регенту так поздно. Ответ Кастнера совершенно неудовлетворителен (цитируется по Брэму):
«Мы, конечно, должны были это сделать, и мы сделали. Но вы должны представить себе ситуацию в Венгрии немедленно после немецкой оккупации. Было состояние террора. Многие друзья и знакомые, через которых мы могли бы информировать Регента Хорти, уже были отправлены. Другие боялись контакта с нами. Потребовалось некоторе время, пока мы сумели найти людей и возможность информировать Хорти».
Это неправда: никто ещё не был депортирован из Будапешта в июне, семья Хорти и сам Регент из кожи лезли вон, чтобы сделать себя доступными для информации, что доказывается историей с поездом, немедленно остановленным Адмиралом. Я думаю, что я должен отказаться от положительного мнения о Кастнере, и у меня возникла мысль, которую я просто боюсь положить на бумагу: современное неприятие Хорти еврейским руководством, которое сидит в кресле Еврейского совета 1944 г. – результат желания свалить вину того совета на Хорти.]
Слово предоставлено Андрашу Месарошу – учителю венгерского языка в школе.Он говорит: «Я благодарю вас, и, я думаю, что от имени многих. Не все жандармы были плохи: мой дядя-жандарм отпустил еврея в Будапешт, и тот пережил войну. Меня интересует, что знали Западные секретные службы? Почему не было широковещания на враждебные страны?» Далее г-н Месарош говорит, что он знает молодого скульптора, готового сделать памятник Хорти, если его попросят, и вдруг задает мне вопрос: «Какую дату я счел бы подходящей для установки памятника, чтобы она учитывала и страдания, и освобождение?» Я, не ожидавший вопроса, нерешительно: «3-е июля… Нет, день рождения Хорти». Мысль после: конечно, 15 марта – день Национального праздника.
Политический активист Питер Рейнер рассказывает, что родился 31 мая 1944 г. в еврейской больнице в Будапеште и считает себя счастливым, потому что больница находилась всего в 400 м от вокзала, который бомбили в тот день. Он – 100% - ный еврей, гордится этим, потому что он обязан своим предкам, половина которых погибла в нацистских лагерях, а другая половина – в советских лагерях военнопленных. Десять лет назад он оказался вовлечен в политику. Он входит в общество «Трианон», которое попросило его сделать каталог героических действий евреев Венгрии в Первую мировую войну. Были евреи – офицеры и в армии, и в жандармерии, и в элитных войсках, и среди контрреволюционных сил, собравшихся в Сегеде. Большинство евреев были патриотами и помогли стране подняться после бесчинств Белы Куна. Его работа имеет целью показать, что венгерское общество принимало евреев, и помочь восстановить честь как еврейской, так и венгерской сегментов общества.
Г-н Рейнер благодарит докладчика за проделанную работу, особенно ценную тем, что докладчик – не венгр, но предупреждает его, что он вступил в муравейник, потому что его подход будет неприемлем для Федерации еврейских общин. Он гордится тем, что он – еврей и тем, что он – венгр. Он и его еврейские друзья считают, что после смены коммунистического строя и в силу причин, которые докладчик так хорошо объяснил, страна должна пересмотреть свое отношение к антисемитизму. После уничтожения большевизма, антисемитизм больше нельзя рассматривать в прежнем виде. Мы должны смотреть на него не только как на историческое, но как и на политическое явление.
Существует кризис как венгерской, так и венгеро-еврейской идентичности. После смены строя евреи дважды попытались себя определить, но безуспешно. Венгрия была, к сожалению, исключением среди бывших социалистических стран, а потому нам надо иначе рассматривать как старую, так и недавнюю историю, чтобы иметь четкую картину. Трианонский диктат создал эту уникальную ситуацию. А в венгерском большевизме приняли участие много евреев, отрицавших свою еврейскую идентичность. Это – политическое утверждение. И есть тенденция не отрицать эту политическую очевидность. И у вас, - продолжает Питер Рейнер, обращаясь к докладчику, - есть шанс сделать ваши результаты широко обнародованными. В любом случае следует исследование осуществлять, потому что пока это не сделано, у Венгрии нет будущего. Потому что пока кто-то заинтересован в смывании ужасов большевизма, у Венгрии нет будущего, но при этом нацизм и большевизм надо оценивать по-разному. Также никто не исследовал влияние масонских лож на политику, влияние, которое даже не признано, тем более, не исследовано.
Адвокат д-р Раймонд Кекеши говорит: “Я благодарю вас за выступление. Приятно услышать, что мы с вами мыслим одинаково. Политический и расовый антисемитизм – разные вещи, и, я думаю, что Хорти был сторонником политического антисемитизма. Того, кто, как вы, пытаетесь сегодня поднять репутацию Хорти, объявляют политически-некорректным или антисемитом. В Реформатской церкви, к которой я принадлежу, тоже есть историки, которые идут по вашему пути, но как только какая-то из церквей установит бюст Хорти, она исключается из организации, так что эта тема практически запрещена. Всегда хорошо, когда иностранцы смотрят на нас извне. Поэтому мы так рады, когда кто-то в Америке начинает исследовать нашу историю и таким образом служит нашему делу – делу обновления венгерской национальной идентичности на основе фактов. Моя личная история: мой дед родился в Мукачеве. Он служил в гвардии диверсантов, доставил венгерский флаг в Мукачево и отпраздновал прибытие венгерских войск в погребе своего друга-еврея. Он говорил, что евреи умели радоваться вместе с венграми, и это неправда, что к евреям провинций относились хуже, чем в столице”.
Разговор о графине Илоне
Назавтра Геза привез кинооператора, посадил меня перед окном с видом на Kоролевский дворец и провёл полуторачасовое интервью, почему-то опять больше обо мне, чем о графине. Я же воспользуюсь этим местом, чтобы нарисовать для вас ещё несколько набросков из этой яркой жизни. Многие из нас смотрят британский сериал «Downton Abbey», где описывается жизнь аристократической семьи в семейном замке в первой трети 20-го века. Бездельные барчуки то и делаю, что пируют, гуляют, женятся, разводятся; правда, устраивают и госпиталь в замке во время Первой мировой войны. Как это всё не похоже, на жизнь венгерской семьи, о которой мы сейчас говорим! Старший сын Хорти Стефан, лишенный возможности следовать по следам отца во флот, увлекся машинами и авиацией. Он получил инженерное образование, затем служил лейтенантом в авиации, а потом работал простым рабочим на заводе авиамоторов. Далее, 25-летний Стефан отправляется к Форду в Диаборн (около Детройта) и вновь становится к конвейеру, постепенно продвигаясь на инженерные должности. Графиня пишет, что запатентованная им конструкция амортизатора автомобилей используется до сих пор. Через 18 месяцев парень купил небольшой Форд и объехал самые отдаленные места Соединенных Штатов.
Он вернулся в Венгрию и поступил на авиазавод, стал экспортировать самолеты, локомотивы, автомобили. Пытаясь продать локомотивы правительству Индии и обнаружив, что нет мест на коммерческий рейс, Стефан полетел 6 тысяч километров на своем собственном маленьком самолете, без спутников и радиосвязи. В апреле 1940 г. он женился на графине Илоне.
В 1942 г. старый Хорти решил, что ему нужен вице-регент, и несмотря на возражения, что это похоже на создание династии, сумел убедить Парламент назначить Стефана на эту должность. К этому времени сыну вице-регента и Илоны был год. А в 1942 г. вице-регент поехал на Курский фронт в качестве боевого пилота. Отец, было, возражал, но сын ответил: «Что, отец, ты хочешь, чтобы люди говорили, что ты сделал меня вице-регентом, чтобы уберечь от войны?» Аргумент непробиваемый – вопросы чести для этой семьи стоят очень высоко.
Он видит, как обращаются в венгерской армии с еврейскими солдатами, и пишет отцу:
«Ещё одна печальная тема: еврейские части – 20 или 30 тысяч человек… находятся на милости садистских страстей во всех отношениях… Как такое может происходить в 20-м веке? Это происходит у нас, и мы дорого за это заплатим. Может быть, можно взять их для работы дома? Иначе к весне немногие останутся в живых».
А его жена заканчивает курсы хирургических медсестер и отправляется в военный госпиталь в Киев. Но ей случилось провести в нем только 5-6 дней.
Вечером 15-го августа их поезд прибылвает в Киев. И вдруг – неожиданность: ее встречает Стефан и с букетом! А встречу фотографируют военные корреспонденты, но Илона от радости их не видит. Мужу дали отпуск на три дня, немецкий генерал предоставил им виллу – можете ли вы представить, что у кого-то может быть нечто вроде «медового» месяца – нет, «медовых» часов, в Киеве того страшного времени?!
Эти только часы: день в воскресенье 16 августа, а 17-го и 18-го днем супруга вице-регента Венгрии занята в операционной, ассистируя при переливании крови и удалении аппендикса. Стефан говорит жене, что немцы несомненно проиграют войну. «Мы, наверно, никогда не были так близки и настолько одни, как в Киеве». Молодым и в голову не приходит, что их разговоры, возможно, подслушиваются. Вечером 18 августа Илона провожает мужа, который вдвоем с денщиком повел самолет на фронт. Жена вспоминает, что при расставании он смотрел на неё с такой нежностью, какой она не видела никогда.
Через два дня его не стало.
Это был его 25-й боевой вылет, в паре с другим самолетом, управляемым его командиром. Как пишет Каллаиviii, командир приказал Стефану снизить высоту, и в процессе выполнения мотор заглох. На большей высоте пилот, возможно, успел бы заново завести мотор, а на небольшой высоте времени для этого не оказалось, и машина рухнула. Илона, а вслед за ней и Хорти-старший, а вслед за ними и я в первой статье, были убеждены, что супруги слишком много наговорили в Киеве, немцы подслушали и подстроили аварию. Но Геза рассказал, что проводились подробные расследования, заново построили аналогичный самолет, проглядели немецкие архивы, и сейчас историки убеждены, что немцы тут ни при чем – просто была техническая неполадка. Это вторая поправка к моей статье, на которую указал Геза.
Я думаю, что любой читатель поймет состояние внезапной вдовы. Паралич. Ее начальство в госпитале тут же стало готовить отъезд в Будапешт. Ей сказали, что лететь опасно из-за партизан, так что она должна ехать в автомобиле под военной охраной. Илона не могла понять, почему партизаны опаснее для полета, чем для сухопутной поездки, но была не в состоянии возражать. Бесконечная поездка до Винницы, прибытие в 4 утра, графиню проводят в небольшую комнату. Появляется немецкий офицер, и вся комедия с поездкой разъясняется: в Виннице находится штаб-квартира Гитлера, и фюрер желает нанести визит соболезнования.
Илона отказывается его принять, ссылаясь на дикую усталость, отвечает, что желает только одного: как можно быстрее оказаться в Венгрии. Пораженный офицер удаляется, затем возвращается и говорит, что фюрер воздержится от визита, но передает в распоряжение графини свой самолет. «Мне ещё только не хватало появиться в Венгрии в личном самолете Гитлера!» Но ничего нельзя было сделать, и это то, что произошло. Ее встретил премьер-министр Каллаи, «который всегда умел найти правильные слова; он исключительно хороший друг».
Графиня перестроила жизнь и нашла себя, как мы уже видели, в активном участии во всех аспектах жизни страны. В будапештском госпитале она ассистировалa в операциях, порой с 7 утра до 7 вечера, без еды. Когда в октябре 1944 Хорти послал делегацию в Москву для переговоров о сдаче, только Илона, младший сын Миклош и один из генералов знали коды, и практически именно они вели радиопереговоры. В 1954 г. Илона вышла замуж за британского офицера Гая Боудена. Они купили небольшую виллу в Эшториле (Португалия) где на пособии от четырех его друзей (двое из них были евреями) жил и Хорти с женой, а также Миклош мл. Илона всегда оставаясь преданной дочерью, фактически, главой семьи отставного Регента. Она перепечатывала, редактировала и издавала мемуары тестя. В какой-то момент Миклош мл. сбежал от нее в Бразилию, написав, что не может выносить жизни рядом с ней из-за любви. Илона ответила, что надеется, что он преодолеет и вернётся, потому что такая семья, как их, должна быть вместе. «Блудный сын» вернулся. В 1993 г. Илона и ее муж позаботились о перенесении праха Хорти и Магды, а также умершего в тот год Миклоша мл., в семейное венгерское имение в Кендереше. Гай Боуден умер в 2002 г., и в 2007 графиня продала имение в Эшториле и провела последние 6 лет жизни у сына в Англии.
«Что вы думаете о ее послевоенной жизни?» - спросил Геза после того, как мы все это обговорили в интервью и по Скайпу.
«Я думаю, что это фигура масштаба Маргарет Тэтчер, Голды Меир, но она не могла состояться, потому что у нее не было страны для управления. Ей некуда было девать бешеную энергию и приспособить свой интеллект, она много путешествовала, почти металась по миру, когда ей уже было глубоко за 80».
А сын вырос, стал инженером, а потом перешел… в Ислам индонезийского толка, а следом за ним и мать. «Я чувствовала, что я все ещё остаюсь католиком, но теперь я также принадлежала и Исламу – но в чем разница? В обеих религиях мы молимся одному Единому и Единственному Всемогущему Богу, Хранителю всех». Сейчас ее сын Стефан Хорти мл. возглавляет в Англии какую-то организацию, которая призывает ко всеобщему миру.
Я признался Гезе, что это меня несколько отталкивает. «Вы не единственный, кто мне это сказал. А почему?»
Я ответил, что, конечно, самой очевидной причиной является страх перед Исламом, который мы, западные люди, сейчас испытываем из-за террора. Но не только. Возьмём, к примеру, двух людей: Владимира Набокова и графиню Илону. Трудно представить большее несоответствие их происхождения и воспитания в сравнении с моей жизнью. Тем не менее, каким-то образом я ощущал их как своих людей, с теми же понятными мне ценностями. В отношении Набокова это сохранилось до конца его жизни, в отношении Илоны – до её Ислама.
Противоречивый памятник
Интервью кончилось, и в отель пришел Ласло, который ранее перевел мою статью с английского на венгерский. Мы пошли гулять. Ласло спросил, что я хочу увидеть, и я попросил показать мне новый памятник.
Площадь Свободы находится в получасе ходьбы от отеля и недалеко от здания Парламента. Там стоит замечательный памятник Рональду Рейгану, без постамента – он просто идёт, улыбаясь. Памятник советским солдатам-«освободителям», в котором какие-либо изменения запрещены международными соглашениями. А теперь, на противоположной стороне, – новый памятник.
На памятнике две надписи: 1) по-венгерски, что он поставлен в память немецкой оккупации 19 марта 1944 г., и 2) «В память жертвам» по-английски, на иврите, по-венгерски и по-русски. Около памятника люди оставляют фотографии их погибшич близких, записки. Это не выглядит, как будто памятник отвергнут публикой.
Но зная о споре, я сказал Ласло, что, наверно, было бы лучше, если бы правительство искало консенсуса, основанного на конкурсе. Он согласился.Возможно, такое непочётное событие, каким была оккупация, – не лучший повод для темы памятника. Наконец, я удивился, что современные немцы, вставшие во главе объединённой Европы, не обижены тем, что их продолжают представлять в виде хищного орла. Но высказав все это своему собеседнику, я добавил, что не вижу причин для того скандала, который подняли левые по этому поводу и не вижу здесь того пересмотра истории, на который идут противники в их отказе признать сам факт оккупации.
Наутро 1-го февраля, Геза помог нам переехать на два дня в более дешевый отель, за который мы уже платили сами, мы пообедали втроем и поехали в «Дом террора». Это музей в здании на главной улице, в котором до конца войны помещалась штаб-квартира партии Салаши, а потом – венгерский аналог советского КГБ с пыточными камерами. Музей бескомпромиссно антикоммунистический. Подобный музей абсолютного зла мы видели и в столице Камбоджи Пном-Пене.
Мы провели ещё день в Будапеште и на автобусе уехали в Вену.
В Америке меня спросили: зачем я это делаю? Я задумался и неуверенно ответил: «Ну, возможно, чтобы как-то повлиять на примирение двух общин в Венгрии». «Но ты понимаешь, что для результатов могут понадобиться десятилетия, и твой вклад будет полностью забыт?» Я ответил, более уверенно, что такой исход меня устраивает.
Благодарности
Первая благодарность полагается, конечно, д-ру Геза Гече, без которого ничто из описанного здесь не произошло бы. Он также прочитал и откорректировал эту статью. Я благодарю Ласло Ковача за раннюю поддержку и перевод короткой версии моей статьи на венгерский. Очень благодарен биографу Хорти профессору Томасу Сэкмайстеру за детальное обсуждение важнейшей даты биографии его героя и согласие на пересмотр его позиции. Моей жене Гесе – за съёмки и редактирование.
Примечания
[i] Википедия. Восстание Дьёрдя Дожи.
[ii] Элиэзер М. Рабинович, Спасение евреев Будапешта, Еврейская старина, No. 1(80), 2014,
[iii] George Friedman, Borderlands: Hungary Maneuvers
[iv] Eva S. Balogh, Hungarian Spectrum, article published on Jan. 10, 2014.
[v] Eliezer M. Rabinovich, How “Anti-Semite” Miklos Horthy Saved the Jews of Budapest, Moment blog, 2014,
[vi] Thomas Sakmyster, Hungary’s Admiral on Horseback – Miklos Horthy, 1918 – 1944; Columbia U. Press, 1994.
[vii] Raphael Patai, The Jews of Hungary, Wayne State Univ. Press, Detroit, 1996. p. 374.
[viii] Nikolas Kallay, Hungarian Premier, A Personal Account, Columbia Univ. Press, 1954.
[ix] В мемуарах Каллаи на английском (см. предыдущую ссылку) названа иная дата встречи: 16 апреля, и я повторил эту дату в основной статье. Д-р Гече, однако, указал, что Каллаи ошибся, и историки сейчас называют июньскую дату. Д-р Гече дал следующую ссылку на венгерском: “Magyar-Orszag Törtenete, 1918-1919, 1919-1945”, Ed. Ranki Gyorgy, Akademiai Kiado, Vudapest, 1978, стр. 1086.
[x]Laszlo Karsai, Могли ли евреи Венгрии пережить Холокост?
[xi] Honour and Duty: The Memoirs of Countess Ilona Edelsheim Gyulai Widow of Stephen Horthy, Vice-regent of Hungary, 574 pages, Publisher: Purple Pagoda Press Ltd (June 2005).
[xii] The Forgotten Rescue: The Royal Hungarian Army and the Rescue of the Budapest Jews, From material contributed by Frank Koszorus, Esq. and Chris Szabo, pp. 344-348 in ref. xi.
[xiii] Nicholas Horthy, Memoirs, Annotated by Andrew L. Simon, 2000
[xiv] Wikipedia, History of the Jews in Hungary.
[xv] Wikipedia, Siege of Budapest.
[xvi] Istvan Deak, Essays on Hitler's Europe, pp. 148-158, U. of Nebraska Press, 2001.
[xvii] Milton Himmelfarb No Hitler, No Holocaust, Commentary, 1984.
[xviii] Eliezer M. Rabinovich, How “Anti-Semite” Miklos Horthy Saved the Jews of Budapest, Hungary Today, Part I, March 16, 2015
Part II, March 19, 2015, http://hungarytoday.hu/cikk/dr-eliezer-m-rabinovich-anti-semite-miklos-horthy-saved-jews-budapest-part-ii-47306
[xix] Элиэзер М. Рабинович, «Сотрудничали ли сионисты с нацистами?», Заметки по еврейской истории, 2009, #6(109)
[xx] Randolph L. Braham, The Politics of Genocide: The Holocaust in Hungary, p. 93, Wayne State Univ. Press, Detroit, MI, 2000.
[xxi] The Jewish Council
Напечатано: в журнале "Заметки по еврейской истории" № 7(185) июль 2015
Адрес оригинальной публикации: http://www.berkovich-zametki.com/2015/Zametki/Nomer7/ERabinovich1.php
