Если ты поешь не с нами,
Знай – молчишь ты против нас!
А. Дулов
Последнее время все чаще сталкиваюсь с тенденцией, оценки в истории Второй мировой выдавать наборами, как в блаженной памяти советской торговле: хочешь пятитомник Вересаева – бери в нагрузку брошюру "Разведение моржей в условиях полярной зимы". Хочешь нацизм осудить – бери в нагрузку восхваление коммунизма, хочешь Холокост вспоминать – не забудь и про бомбежку Хиросимы и Дрездена. Так я вам прямо скажу, что восторга эта тенденция во мне не вызывает. Объясняю, почему.
Научное познание есть познание анализирующее, расчленяющее, определяющее, что в разных явлениях общего и что различного. Идеологическое же сознание, напротив, синтезирующее, объединяющее, наклеивающее ярлыки типа "свой/чужой" или "плохой/хороший".
Если война закончена, уходит в прошлое, последние участники вымирают и новой на горизонте не предвидится – самое время эмоции успокоить и заняться научным анализом, дабы на трезвую голову выяснить, что приключилось и нельзя ли это будет в дальнейшем предотвратить. Тот, кто шнурует "наборы", напротив, не в мире заинтересован, а в новой войне, для которой загодя создает идеологию, используя как сырье не опыт, а исключительно эмоции войны предыдущей. Их же использует он и в качестве оружия, объявляя всякую попытку, разобраться с фактами "кощунством и глумлением над памятью жертв". Вспомним хотя бы, как чуть ли не в отрицании Холокоста Виктора Суворова обвиняли, притом, что он, конечно, наряду с дельным много сомнительного наговорил, но вот о Холокосте не сказал вообще ни словечка.
Это я все к тому, что мое отрицательное отношение к Нюрнбергскому процессу никоим образом не означает положительного отношения к осужденным. Давайте смоделируем ситуацию: Вор-домушник ночью на дело шел, споткнулся о выбоину на асфальте и сломал ногу. Мне его не жалко нисколечки, чтоб ему, паразиту, и голову сломать, но значит ли это, что я должна одобрять асфальт с выбоинами?
Нюрнбергский процесс и есть такая выбоина на асфальте, от которой, в свое время, пострадали реальные преступники, но с тех пор регулярно страдают невинные люди. Попробуем разобрать дело с трех сторон: война, террор и законодательство.
Часть I: Война
…все мы сейчас на войне одинаковые:
и злые — злые, и добрые — тоже злые!
А кто не злой, тот или войны не видал,
или думает, что немцы его пожалеют
за его доброту.
К. Симонов
"Военные преступления" изобретены были, вероятно, в Версале. Во всяком случае, советская историческая энциклопедияутверждает, что случаев наказания за воен. преступления в истории эксплуататорских гос-в до конца 1-й мировой войны не было. То есть, не то чтобы до того не было моды, взятый город на поток и разграбление отдавать или на захваченных землях производить этническую чистку – было, и как еще было! Немцы уничтожили 3/4 гереро (гереро, впрочем, первые начали немцев резать без различия пола и возраста), русские черкесам устроили геноцид, да и армянская резня, кстати, в 15 году была уже не первой – это еще так, навскидку, исторически близкие события... Но до Версаля все это как бы было в порядке вещей и списывалось под рубрикой "горе побежденным".
Что, впрочем, не означает, что не было до того правил ведения войны. Правда, были они неписаные, то, что историки именуют "обычным правом" – никто не формулирует, но всем известно. Например, правила обращения с пленными нарушались не часто, по той простой причине, что в прежние времена за них выкуп получить было можно, и даже после исчезновения этого обычая осталась выгода чисто военная: кто не надеется на пощаду в плену, защищаться будет до последнего и прихватит в могилу с собой не одного вражеского солдата, не говоря уже о том, что пленные бывают, как правило, с обеих сторон: ихних обидишь – на твоих отыграются. Или вот еще – неприкосновенность парламентеров… худой-то мир все-таки лучше доброй ссоры, и если есть шанс его достичь, то почему бы и нет. Очень хорошие, полезные правила, во всяком случае, покуда они более или менее соблюдаются обеими сторонами.
Не приветствовалось и мародерство по той простой причине, что мародер, насильник, тем паче садист – система очень плохо управляемая, а неуправляемых в армии не любят. Особенно когда они свирепостью пытаются восполнить отсутствие умения.
Иными словами, преступлением во время военных действий считалось то, что мешало воевать и побеждать. То, что этому способствовало, преступлением, по определению, не считалось, сколь бы ни страдало отсутствием гуманности. А уж, когда лизнуть, когда тявкнуть, решают, как правило, не военные, а политики.
Всем, вероятно, памятна роковая ошибка Версаля, когда необдуманная жестокость требований к побежденной Германии породила там мощное движение за реванш, но ведь не менее самоубийственной ошибкой были, например, соглашения Осло, внушившие арабам надежду на успех в деле уничтожения Израиля. В общем, как в той сказке про дурачка, что плачет на свадьбе и пляшет на похоронах, за что неизменно бывает бит. Правильное решение – не самое жестокое и не самое гуманное, но – самое целесообразное с точки зрения геополитических интересов страны.
В Версале же впервые появляется абсурдная идея ограничивать военное насилие как таковое и запрещать определенные виды оружия в международном (желательно – мировом) масштабе. Абсурдная потому, что неосуществимая. Монополия на какие-то достижения технического прогресса, особенно в военной области, вечной быть не может, и невозможно выиграть войну, если вести ее по методу известного аттракциона "бег в мешках". Тем более, трудно ожидать соблюдения этих правил со стороны участника, для которого речь идет о жизни и смерти.
Мы никогда не поймем, чем руководствовались эти господа, если не разберемся с некоторыми особенностями их мировоззрения. Они, в частности, ни минуты не сомневались, что история развивается в направлении "всемирного правительства", что еще немножко, еще чуть-чуть, и все мы окажемся гражданами единой империи, все под одним законом будем ходить, и никто не сможет безнаказанно хулиганить.
Уверенности этой, представьте, нисколько не поколебал тот факт, что собственные их империи посыпались: сперва у побежденных – Австрии и Турции, а полвека спустя уже и у победителей – Англии и Франции. Причина – где невозможность, а где и нежелание "власть употребить" с использованием военной силы. Ведь государство существует лишь пока оно реально обладает монополией на насилие. Ставить предел насилию, применяемому индивидами или группами, оно может лишь при условии, что хочет и может выступать арбитром, защищая их от посягательств друг друга. В противном случае все его законы – не более чем министерство благих пожеланий. (Подробнее об этом в части III)
Необходимой предпосылкой "всемирного правительства" является, как минимум, мировое господство, что, кстати, лучше всех понимали Гитлер и Сталин, и именно их пример наглядно продемонстрировал всю утопичность такого проекта: претендентов на это самое господство оказывается, как правило, больше одного, а там уж – по Высоцкому: Билась нечисть грудью к груди и друг друга извела. Война между такими претендентами естественно оказывается не менее, а более жестокой и кровопролитной, тут уж о каких-то ограничениях говорить и вовсе смешно.
Ознакомьтесь, хотя бы в объеме Википедии, с обвинениями, предъявленными в Нюрнберге тому же Кейтелю, и скажите, есть ли среди них такие, что невозможно, с таким же успехом, Жукову предъявить? Ну и за что ж тогда Кейтеля вешали? За то, что войну вел негуманно, или за то, что… ее проиграл?
Вы скажете – это было только начало. И пусть тогда не смогли еще осудить всех военных преступников, важно, что укрепилось в массовом сознании представление о том, что война может быть преступной, а там время расставило все по своим местам. Всплыли вопросы и насчет Хиросимы, и насчет Дрездена, и насчет того, что советские "освободители" творили в Восточной Пруссии. Справедливо. Но не утешает.
Потому что если бы американцы, англичане и даже русские тогда всего этого НЕ СДЕЛАЛИ, они вполне могли бы оказаться на месте Кейтеля – не обязательно с заходом на скамью подсудимых, на тот свет путевку получить можно и без формальностей, особенно с учетом гуманизма, свойственного Третьем рейху. И не рассказывайте мне, что победа союзников и без того была обеспечена. Во-первых, я в этом не уверена, а во-вторых, на войне всегда много чего делают, чего, оказывается, можно было НЕ ДЕЛАТЬ, да выясняется-то это только задним числом.
Да, время действительно все расставило по своим местам: без того, что в Нюрнберге назвали "преступлениями", не выиграть войну. Ни ту – Вторую мировую, ни нынешние - вьетнамскую, иракскую, афганскую… С "преступлениями" можно либо выиграть, либо проиграть, без "преступлений" – только поражение, без вариантов. Я бы, кстати, на месте мистера Голдстоуна и всей ООН-овской братии, не усложняла себе жизнь собиранием на Израиль компромата, а так бы сразу и констатировала: раз за разом от нападений обороняется, граждан своих умеет защитить – значит, точно "преступник". И сколько б денег сразу на правозащитных НПО сэкономили… Эх, мне бы с той бы суммы да хоть один процент…
…Да, слышу уже, слышу упрек в том, что главное позабыла. О, нет, не беспокойтесь, не забыла я Холокост. Но дело-то все в том, что, вопреки распространенному мнению, в Нюрнберге о нем почти что ничего и не говорили, а кроме того… с чего вы взяли, что это преступление ВОЕННОЕ?
Часть II: Террор
Прости его, мама: он не виноват,
Он себе на душу греха не берет -
Он не за себя ведь - он за весь народ.
Б. Окуджава
В Нюрнберге, как сказано, о Холокосте почти не говорили, но главное – даже и не пытались отделить его от действий чисто военных, типа расстрела заложников, грабежа и порабощения мирного населения. На процессах последующих, более мелких, но опиравшихся на Нюрнберг как прецедент, судили, в частности, надзирателей концлагерей, по обвинению в "преступлениях против человечности" – как бы "превосходной степени" военных преступлений. Между тем как на самом деле никакой взаимной обусловленности между войной и Холокостом не было.
Было взаимовлияние по причине тесного примыкания во времени и пространстве, был военный захват территорий, на которых развертывался Холокост, но по сути дела перед нами два независимых, самостоятельных процесса. Армянская резня 1915 года действительно была связана с Первой мировой, ибо армяне были естественным союзником России, вследствие чего турки решили их подальше от границы прогнать, а заодно и численность снизить. Геноцид в Руанде – да, тоже связан с борьбой за территорию, за землю, на которую претендовали (и продолжают претендовать) обе народности.
Евреи (по крайности, немецкие!) враждебны Германии не были никогда, да и территорий, как известно, вовсе не занимали. Так что победе в войне Холокост никоим образом не способствовал, более того – он препятствовал ей. Французское сопротивление, восстание в Варшавском гетто, партизанский отряд братьев Бельских и еще множество смешанных отрядов, еврейская бригада в Африке – ничего этого не было бы, если бы не Холокост. Освенцимские транспорты Эйхмана на железных дорогах преграждали дорогу воинским эшелонам, тыловые подразделения вермахта под страхом остановки оружейных и прочих мастерских прятали от СС работавших на них евреев-ремесленников, а в далеком Лос-Аламосе изгнанные из немецких университетов физики ковали американцам ядерный меч.
Непосредственно к военным действиям Холокост отношения не имел, но… война – не вообще всякая, а данная, конкретная война – и Холокост служили одной и той же цели: мировому господству. Если для завоевания его требуется война, то Холокост необходим для его удержания.
Штыками, как известно, можно добиться многого, но сидеть на них нельзя, власть покорителей не будет прочной, покуда покоренные не признают ее своей, и наилучший способ, внушить им эту мысль – вовлечь в совместную борьбу против общего врага. Враг этот не должен быть на самом деле сильным, ибо неудача грозит расколоть нарождающуюся шаткую коалицию, но должен обладать устрашающей репутацией, чтобы победа поднимала самоуважение и убеждала в оправданности союза с претендентами на мировой трон.
Лучше всего создать иллюзию, что "противник" уже обладает тем самым мировым господством, к которому стремится оккупант – тогда оккупацию можно представить как "освобождение", а цель – как вполне достижимую (у них же вышло – так и мы не хуже!). А самое главное – убедить себя и других, что именно этот воображаемый "враг" является главным препятствием для сотворения нового человека, нового неба и новой земли.
Причем, очень важно, чтобы претенденты на спасение человечества сами искренне верили в могущество и зловредность своего надувного чучелка. Гитлер, если помните, на том и погорел, что пытался Америку Холокостом пугать – там, мол, евреи всем заправляют, вот я их ужо… Америке-то те евреи оказались, на самом деле, совершенно неинтересны, но Гитлер верил в "еврея" также искренне, как коммунисты – в "буржуя".
Тот тоже, по определению, обладал мировым господством, от которого надо было всю планету срочно спасать объединенными усилиями пролетариев всех стран. И как только накрепко впечатается в шар земной серп и молот, так сразу
И взойдёт за кровавой зарёю
Солнце правды и братской любви,
Хоть купили мы страшной ценою -
Кровью нашею - счастье земли.
И настанет година свободы:
Сгинет ложь, сгинет зло навсегда,
И сольются в одно все народы
В вольном царстве святого труда.
"Рабочая Марсельеза"
Они тоже вполне искренне верили в это, и также как за вермахтом следовали Einsatzgruppen, во имя радикального преобразования мира и человека шли за Красной армией войска НКВД. И также искали и вербовали они себе помощников "из местных" не только (и не столько) потому, что у самих рук не хватало на такое количество убийств, но, прежде всего, потому что убийства-то не целью были, а средством – кровью повязать и сплотить против "общего врага" все народы земли, начиная с народов бывшей Российской империи.
Коллективизация с голодомором, большой террор с его чистками в мирное время построены были совершенно по той же социально-психологической матрице, что и Холокост, а с наступлением войны оказались столь же контрпродуктивными. Без большого террора не было бы ни стрельбы в спину на недавно "освобожденных" территориях, ни катастрофы сорок первого, когда самостоятельно принимать решения осмелился лишь один генерал, за что и был незамедлительно расстрелян.
Это ли подозрительное сходство причиной тому, что судьи в Нюрнберге вокруг Холокоста ходили как кот вокруг горячей каши? Возможно, но… не уверена. Были ведь причины и другие. Например, стойкий антисемитизм народов Европы и, как следствие, перманентный страх власть имущих перед обвинениями: "За евреев воюем". Так что самая сложная проблема проявилась позже, когда за Холокост взялись действительно всерьез, т.е. на выстроенном по образу и подобию Нюрнбергского процессе Эйхмана, что само по себе не удивительно. Удивительно, что никто кроме Ханны Арендт ее не заметил. Я имею в виду то самое, что назвала она "банальностью зла".
С расследованием преступления и собиранием улик проблем, естественно, не было, тем более что подсудимый все инкриминируемые ему деяния охотно признавал и даже добровольно уточнения вносил там, где подробностей не хватало, он только… не признавал это виной. Предстоящую казнь он рассматривал как психологически объяснимую месть за причиненные страдания и смерти, но именно месть, а не справедливое наказание, потому что действовал он все-таки правильно.
Прислушаемся повнимательнее к любимому аргументу: "Я выполнял приказ". У нас это обыкновенно толкуют как попытку свалить ответственность на вышестоящих: они, мол, так решили, а я не исполнить не мог под страхом наказания. На самом деле все не так просто. Приказ выполняют далеко не только из страха, но, прежде всего, потому, что признают право вышестоящих, принимать решения ради цели, к которой равно стремятся и они, и потенциальные исполнители.
В данном случае цель была – осчастливить человечество, рай на земле сотворить, так неужели же ради этого вам, граждане, миллиончик-другой евреев жалко? Нет, никакой личной враждебности к уничтожаемым он не испытывал, даже где-то как-то их понимал, но… Надо, Федя, надо… Именно по причине убежденности в необходимости этой "грязной работы" он без всяких угрызений совести старался делать на ней карьеру точно также, как старался бы, поручи ему начальство изготовление пуговиц для солдатских штанов.
Преступник – это тот, кто идет наперекор воле общества, совершает нечто, порицаемое окружающими, он же, Адольф Эйхман, никогда ничего такого не совершал – всю жизнь честно отклонялся вместе с линией партии. Законов не нарушал никаких, наоборот, действовал в полном соответствии с тогдашними Нюрнбергскими законами.
Ханна Арендт совершенно справедливо отметила, что с юридической точки зрения процессу этому грош цена в базарный день, но Бен Гуриона это не занимало. Ему нужен был большой пиар, и он его добился, и на всю катушку использовал в интересах своего нарождающегося государства. И во внешней политике, выбивая льготы и деньги, и во внутренней, помогая пострадавшим прервать молчание, примириться с собой и окружающими.
Ханна Арендт признавала правильность его политики – как с прагматической, так и с моральной стороны, она никоим образом не отрицала справедливость мести, но ее занимала проблема, которая Бен Гуриону и компании была абсолютно безразлична, а именно: закона, по которому можно было бы юридически правильно осудить Адольфа Эйхмана, не просто нет – его и быть не может.
Часть III: Закон
Закон – что дышло:
Куда повернешь – туда и вышло.
Русская пословица
Все на свете законы – писаные и неписаные, имущественные и уголовные, справедливые и не очень – предусматривают санкции за нарушение. А санкции может накладывать только реальная власть, будь то государство, феодал или совет старейшин. И коль скоро реальная власть в Германии или России утверждает Нюрнбергские законы или знаменитую 58ю статью, никаких законных претензий исполняющим их предъявить невозможно. И более того – коль скоро такие законы были приняты и не вызвали бунта, значит, большинство населения признало их необходимость.
Только не надо, не надо мне доказывать, что на самом деле законы эти для породившего их общества были вредны – я это и сама кому угодно доказывать готова, но нет на свете инстанции, которая может их отменить, покуда общество само не вразумится – военным поражением, экономическим крахом или еще какой-нибудь напастью, иначе – никак.
В том-то и состоит банальность зла, что не с неба оно свалилось, не "угнетательским структурами" навязано, а свойственно человеку и человечеству не менее, чем добро, и соотношение их в истории колеблется, но, по сути, не меняется, меняются разве что формы их проявления. И никакими законами изменить это невозможно, ибо закон, вопреки мнению прогрессистов и просветителей, не для того предназначен, чтобы в невежественной толпе посеять разумное, доброе, вечное, но только и единственно для удобства практического применения правосознания этой самой толпы в данное время и в данном месте. В противном случае – никакой это не закон, а чистый пиар, вроде "сталинской конституции", которую никто и не думал никогда исполнять.
Не в том даже беда, что на процессе в Нюрнберге, рассудку вопреки, наперекор стихиям, новые законы на коленке клепали, да еще, против всяких правил, норовили и обратной силой их наделить, а в том, что был там от начала подлог. Взяли законы, хорошие и правильные, действовавшие в мирное время в государствах западной цивилизации под реальной властью соответствующих правительств, и перерисовали с мира на войну, с упорядоченного общества на "международную обстановку", где закон тайга, а прокурор медведь, и с конкретной цивилизации на все человечество. Ну и, естественно, получились сапоги всмятку.
Осудили, говорите, в Нюрнберге массовое убийство беззащитных людей? А судьи кто? Товарищ Руденко, с честью представлявший режим, что этими играми еще до Гитлера начал баловаться, да и после 45-го тоже не перестал? Говорите, чтоб неповадно было? И кому ж это стало неповадно? Может, Председателю Мао? Или Хо-Ши-Мину? Пол-Поту? Роберту Мугабе?
Говорите – к ответственности призвали тех, кто разжигает и ведет захватническую войну? А как там насчет турок на Кипре? А русских на Украине и в Грузии? Ну, за наших милых арабских соседей я уже и вовсе молчу. Не на агрессора давят стражи "законности", а на жертву агрессии, чтоб сопротивляться не смела, дабы "эскалацию насилия" не поощрять.
При ближайшем рассмотрении видим, что в Гаагу отбираются, как и в Нюрнберге было – только и исключительно те, кто войну проиграл. Так что же нового в принципе "горе побежденным"? И ради этого стоило сочинять "законы", бумагу изводить, тюрьмы открывать, да еще свору чиновников содержать в придачу? Не говоря уже о целой армии "правозащитников" – ну совсем неправительственных "гражданских организаций", хотя почему-то с бюджетным финансированием – сопровождающих все эти мероприятия мощной пиар-кампанией, что которого арестовали – тот, значит, виноватый и есть (привет от фирмы НКВД unlimited).
Да, кстати, о "Неправительственных организациях" – замечали ли вы, что им как бы и вовсе закон не писан? "Экологисты" безнаказанно повреждают и уничтожают чужую собственность – от меховых шуб до нефтяных платформ, "Правозащитники" открыто террористам подыгрывают, "гендерные" в СМИ ввели фактически запрет на профессию для всех, кто их предрассудков не разделяет. И никакой суд им не грозит, хотя законы соответствующие имеются в избытке.
…Что вы сказали? Ах, неправильно это? Злоупотребление? По-настоящему бы надо, чтобы прогрессивное человечество под знаменем ООН сплоченными рядами пошло войной на всех этих нехороших агрессоров, диктаторов и нарушителей прав, немедленно их победило, и после победы по всем правилам могло бы уже осудить?
Объясняю: это неосуществимо.
Во-первых, никакие правозащитники не вступятся сроду за того, кто реально в опасности, поскольку он не в силах услуги их оплатить, а значит, никто в эту опасность и не поверит, как в Холокост когда-то поверить не могли. В итоге, на такую войну никто и не пойдет. Ну, скажите мне честно, любезные читатели, кто из вас, ваших детей и внуков готов хату покинуть, пойти воевать,чтоб фермеров белых в ЮАР выручать?
Во-вторых, даже если найдется желающий, он войну неизбежно проиграет, ибо без "преступлений" (см. выше), выиграть ее невозможно. Разберем на примере Вьетнама: Отказываясь помогать американцам, среднестатистический "мирный житель" не рискует ничем, а вьетконгу отказываясь помогать, рискует жизнью. И кого же он, в таком случае, признает в доме хозяином? Если вьетконг занимает деревню, американцы ее не могут обстрелять, чтобы не попасть по штатским, а если деревню американцы займут, вьетконг по ней без зазрения совести лупит из всех стволов. Так от кого же, по-вашему, деревенские захотят скорее избавиться?
Разберем теперь югославский вариант: Избыточным гуманизмом не страдает ни одна из сторон, и потому преимущество оказывается у наиболее технически оснащенной, т.е., в нашем случае, той, кого американцы назначат "правой" и, соответственно, бомбежками посодействуют. А по каким же критериям отличают они "правых" от "виноватых", если – повторим – те и другие режут интенсивно всех, кто под руку подвернется? По очень простым: за албанцев вступились друзья-саудовцы (да и правозащитников для пиару не поскупились нанять), за сербов – нет, тут вам и вся историческая справедливость.
В общем, вполне соответствует гаагский ваш трибунал старой российской мудрости: Суд – что паутина: шмель проскочит, а муха увязнет".
Нет-нет, разумеется, право сильного не в Гааге изобрели и не в Нюрнберге, так оно повелось испокон веков. И рекламировать собственную добродетель власть имущие начали тоже не вчера – помнится, уже кодекс Хаммурапи начинался с прославления справедливости его законодательства, предназначенного для защиты сироты и вдовы. Но есть мнение, что этот самый кодекс действительно использовался для поддержания пусть не идеального, но – порядка, что запрещенное в нем действительно было запрещено (ну, разве что за большие взятки…). У законов, созданных по нюрнбергскому прецеденту, функция совсем другая.
— Вы действительно считаете, что мы хотим, чтобы эти законы выполнялись? <…> Мы хотим, чтобы их нарушали. <…> Невозможно управлять невинными людьми. Единственная власть, которую имеет любое правительство, — это право применения жестоких мер по отношению к уголовникам. Что ж, когда уголовников не хватает, их создают. Столько вещей объявляется криминальными, что становится невозможно жить, не нарушая законов. Кому нужно государство с законопослушными гражданами? Что оно кому-нибудь даст? Но достаточно издать законы, которые невозможно выполнять, претворять в жизнь, объективно трактовать, — и вы создаете государство нарушителей законов и наживаетесь на вине.
Айн Рэнд "Атлант расправил плечи"
Никакие нюрнбергские приговоры или женевские конвенции не препятствуют ни геноциду, ни этническим чисткам, ни новым ГУЛАГам, ибо у нерадостных этих явлений есть свои причины, которые никакой "круглой печатью" не устранить. И коль скоро причины эти срабатывают, большинство населения не за страх, а за совесть поддерживает государственные зверства, и на осуждение "международной общественности" плевать им с высокой стройки коммунизма.
Зато законы эти сильно усложняют жизнь каждому, кто пытается защищаться или жертвам помочь, ибо всякий реальный шаг в этом направлении будет, как минимум, причинением неприятностей убийцам (на языке "правозащитников" это называется "провоцировать эскалацию насилия"), или, хуже того, настоящим насилием без предварительного утверждения каждого выстрела независимой судебной инстанцией. Этот подход мы, в частности, наблюдали на примере Грузии и наблюдаем на примере Украины.
Кому же нужна и чего ради устраивается такая комедия?
Можно бы, конечно, поговорить о конкретных людях и группах, о коммунистах и исламистах, которым позволяют безнаказанно убивать, о "правозащитниках", строящих для них за большие бабки дымовую завесу, о расизме, автоматически снижающем планку требований к арабам, и антисемитизме, автоматически ее поднимающем в отношении евреев, но, по существу, это не ответ. Людоедские идеологии и режимы, а также "полезные идиоты" существовали и действовали до всякого Нюрнберга, тем более – расизм и антисемитизм. Всего лишь новая упаковка для старого товара. Вопрос, собственно говоря, в том, почему в наши дни он идет нарасхват именно в такой упаковке.
Ответ: потому что главным содержанием вышеуказанного процесса было вовсе не наказание преступников (что можно проделать гораздо проще) и не предотвращение подобного в будущем (что вовсе невозможно), но отчаянная попытка выдать поражение за победу. Вторая мировая демократиями была проиграна, что и было подтверждено всем последующим развитием событий.
Часть IV: Попытка с негодными средствами
Бой барабанный, знамён карнавал,
Король с войны возвратился домой:
Войну проиграл, полноги потерял,
Но рад был до слёз, что вернулся живой.
Морис Карем
А в самом деле, задумывались ли вы когда-нибудь, кто вышел победителем в той войне? Не Гитлер – это ясно. Сталин? Ну, как вам сказать… Вот, потратила я, к примеру, три получки на лотерейные билеты, мечтала "Волгу" выиграть, а выиграла часы наручные женские "Заря" в анодированном корпусе. Конечно, лучше, чем ничего, но праздник жизни все-таки не получился, денег нет, а кушать хочется.
Да, империю Сталин сохранил и даже значительно расширил, но с мечтой о мировом господстве пришлось расстаться, и понятно стало, что – навсегда. И окончательный развал надломленной России стал уже не более чем вопросом времени. А что слышно у загнивающего Запада?
Запад эту войну проиграл, строго говоря, до первого выстрела. Проиграл еще во время предыдущей, Первой войны, когда обрушилась его картина мира и система ценностей перестала приниматься всерьез. Тоталитаризм и занял то самое свято место, которое пусто не бывает, и отбить его возможности не предвиделось. Да, было у Запада и оружия больше, чем у Германии, и технический уровень, неизмеримо выше, чем у России, и запасы сырья и продовольствия больше, чем у той и другой вместе взятых, но не было цели, не было смысла в войне. Противопоставить тоталитарной идеологии было нечего.
Запад долго и нудно выбирал из двух зол: сперва казалось, что нацизм все-таки лучше, потом выяснилось, что один черт, в конце концов, выбор был сделан по другому критерию – чей выигрыш нам опаснее – и оказался правильным, ибо если бы Гитлеру в руки попали сырьевые, территориальные и людские ресурсы России и окрестностей, он определенно сумел бы извлечь из них куда больше пользы для себя (и, соответственно, опасности для других), чем Сталин извлек из трофейных немецких технологий.
Да, выбор был сделан правильный, но не позабудем, что делался он все-таки ИЗ ДВУХ ЗОЛ. Ведь Западный мир, включая Европу и Новый Свет, после пяти лет войны оказался в ситуации крохотного Израиля, для которого успешная оборона – уже победа. Тоталитарное нашествие было остановлено, но не разбито. От него пришлось еще откупаться Восточной Европой и отгораживаться ядерным оружием. Но хуже всего, пожалуй, то, что людоедская идеология получила права гражданства в интеллектуальных салонах и университетских кампусах: "Антикоммунизм — величайшая глупость XX века". (Томас Манн). Моральный барьер оказался разрушен.
Суд над лидерами нацистской Германии имел целью не установление вины подсудимых (в которой мало кто сомневался), не наказание виновных (это можно было проделать и без такой помпы), но лживое утверждение, что виновны ТОЛЬКО они, что с подобными злодеяниями покончено, что тоталитаризм побежден. Иными словами, справедливое осуждение Гитлера было лишь средством, а целью – несправедливое оправдание Сталина, в котором заинтересованы были и Рузвельт, и Черчилль, дабы оправдать союз с ним перед народами своих стран, заслонить постыдный компромисс иллюзией славной победы.
С самого начала в момент конституирования Международного военного трибунала в Нюрнберге был составлен специальный список вопросов, обсуждение которых считалось недопустимым. Справедливость требует отметить, что инициатива составления списка принадлежала не советской стороне, но она была немедленно подхвачена Молотовым и Вышинским (разумеется, с одобрения Сталина). Одним из пунктов был советско-германский пакт о ненападении.
Итак, милое обыкновение какого-нибудь гаагского трибунала, заранее определять правых и виноватых, не допуская сравнения деяний тех и других – не позднейшее злоупотребление, не искажение правильной идеи, но прямое и однозначное наследие Нюрнберга. От начала под видом борьбы со злом на самом деле его покрывали, от начала превратили судебный процесс в чисто пиарное мероприятие, от начала скамья подсудимых предназначалась только для побежденных. …Или для тех, кого усиленно готовят на эту роль.
А следовательно, все раздающиеся в наш адрес угрозы со стороны всяческих международных трибуналов следует рассматривать не как реакцию (хотя бы и неадекватную) на какие-то действия или бездействие с нашей стороны, но как судорожные попытки Запада скрыть свою очередную капитуляцию (на сей раз, перед исламским миром), причем, скрыть, прежде всего – от самого себя. Не только мы, но и "палестинцы" для них – расходный материал, о судьбе которого беспокоиться не стоит.
И реагировать на них надо адекватно: по возможности, игнорировать, а поскольку возможность наличествует, увы, не всегда, остается еще любимый совковый спорт, воспетый в "Карнавальной ночи" – говорить: "Да-да-да", – и делать по-своему. Очень даже не мешало бы нам подучиться дипломатии, чтобы это "да-да-да" звучало красиво, уверенно и непринужденно, чтобы всякий раз точно определять его дозировку и формулировку, оставляющую нам достаточный простор для маневра – с этим, к сожалению, пока что наблюдается полный провал.
Но смертельно опасно их демагогию принимать всерьез, путать ее с гуманностью, справедливостью и прочими моральными авторитетами. Начиная с самого первого, прецедентного Нюрнбергского процесса они были не более чем пропагандистским фокусом, хорошей миной при плохой игре, предательством слабого, заискиванием перед сильным и злобным хищником, замаскированным отказом от принципов свободы и достоинства человека.
Напечатано: в журнале "Заметки по еврейской истории" № 7(185) июль 2015
Адрес оригинльной публикации: http://www.berkovich-zametki.com/2015/Zametki/Nomer7/Grajfer1.php
