Семен Виленский, Григорий Горбовицкий, Леонид Терушкин
Собибор. Восстание в лагере смерти
Фрагменты из книги (продолжение. Начало в №3(150)_2012)
Глава 4
Подготовка восстания
(отрывок)
Из дневника А.Печерского:
<…> «12 октября. <...> Вечером, после работы, в столярной мастерской собрались Лейтман, Янек, старший портной Юзеф, сапожник Якуб, Леон и еще двое.
На вахту в первом секторе на разных концах были поставлены советские военнопленные Алексей Вайцен, Ефим Литвиновский, Борис Табаринский и Наум Плотницкий, не спускавшие глаз с ворот первого сектора. Они получили приказ сразу сигнализировать, если заметят что-нибудь подозрительное. <…>
– Бежать надо всем, – сказал я, – уничтожив предварительно всех немецких офицеров, поодиночке и быстро, в течение одного часа, чтобы они не успели обнаружить исчезновения своих и поднять тревогу. Наша задача заключается в том, чтобы все организовать без шума, чтобы как можно дольше не привлекать внимание эсэсовцев и охраны. Уничтожать их надо в мастерских, куда они будут вызваны под разными предлогами. Людей для уничтожения офицеров назначу я сам. Выполнить это надо так: после обеда, в три с половиной часа, Бжецкий под каким-нибудь предлогом поведет во второй сектор трех наших людей, которые должны будут убить там четырех офицеров. Янек отвечает за то, чтобы ни один человек не выходил из сектора до тех пор, пока я не дам сигнала к побегу. В четыре часа мы должны перерезать связь, проходящую через второй лагерь в помещение резервной охраны. Также в четыре часа начать уничтожение офицеров в первом секторе, приглашая их по одному в мастерские на примерку костюмов и обуви. В гараже должны быть повреждены двигатели находящихся там автомашин, чтобы нельзя было их использовать для вызова помощи или погони. Нужно постараться повредить двигатель бронемашины, стоящей у офицерского домика. Но если это трудно, то рисковать не стоит, так как она стоит на виду, и это могут заметить. В четыре с половиной часа Бжецкий выстраивает всех лагерников в колонну, якобы для работы, и они направляются к главным воротам.
В первые ряды колонны становятся люди из Советского Союза, которые по дороге должны овладеть оружейным складом, после чего незаметно пристроиться к колонне и, дойдя до ворот, снять часового и напасть на караульное помещение.
– А что, если побег будет обнаружен и охрана откроет стрельбу? – спросил озабоченно Янек. – Ведь немцы могут успеть перекрыть пулеметным огнем дорогу к воротам. Хорошо, если мы сможем захватить достаточно оружия, а если не удастся?
– На этот случай у нас есть второй вариант, – ответил я. – Вы знаете, что офицерский домик находится совсем близко к проволочному заграждению. Я думаю, что немцы либо совсем не заминировали подходы к домику, либо использовали только сигнальные мины, не представляющие опасности. [В интервью Юлиусу Шелвису Печерский сказал, что немцы должны были бояться попадания в окна домика осколков от мин при их срабатывании.] Таким образом, в этом месте легко будет прорвать проволочное ограждение. Мы выделим людей с ножницами, которые должны будут в том месте перерезать проволочное заграждение. [Проволока находилась под электрическим напряжением 15, но предусматривалось, что один из узников ее обесточит.]
Бегущие впереди должны будут забрасывать дорогу камнями, досками, чтобы подорвать мины. И еще: одновременно с построением колонны в первом секторе будет послан человек во второй сектор, для вывода оттуда женщин. Вот и все, – закончил я. – Есть ли какие-нибудь замечания или поправки?
Товарищами было внесено несколько предложений, но в целом план был принят.
Прощаясь, я предупредил: „Ни слова никому, хотя бы и самому близкому человеку. Малейшая неосторожность – погибнем не только мы, но и все“.
13 октября. Мы опять собрались и окончательно решили бежать завтра – 14 октября. Перед тем как разойтись, я сказал всем:
– Учтите товарищи, мы не можем рассчитывать на чью-либо помощь. Линия фронта слишком далеко, приблизительно в районе Киева, связи с партизанами у нас нет, поэтому мы должны рассчитывать только на свои силы.
Всю эту ночь я и Лейтман не спали. Лежа рядом на нарах, мы советовались, уточняли план. Долго думали, кого послать во второй сектор. Я вспомнил лицо Бориса Цибульского у барака, когда мы услышали детский крик, и решил – только его, Бориса Цибульского, можно туда послать. После всего виденного и слышанного у него не дрогнет рука. Думали, какие меры принять в случае неожиданностей. В ту же ночь мы раздали ножи надежным людям».
Исходя из прежнего опыта, руководители решили не посвящать охранников в план восстания и сократить до минимума число лагерников, посвященных в замысел восстания. Но все же каждый из десяти членов группы организаторов должен был известить о нем пять-шесть человек. Так что с самого начала о плане восстания и его сроке знали примерно восемьдесят человек. Остальные чувствовали, что «что-то назревает»16.
Серьезной проблемой с непредсказуемым риском было освобождение узников третьего лагеря. Уничтожить эсэсовцев третьего лагеря так, как это планировалось для первого и второго лагерей, было невозможно, ибо третий лагерь был полностью изолирован от остального лагеря. Более того, если эсэсовцы третьего лагеря узнают о восстании, они бросятся с оружием на помощь своим. Поэтому подпольному комитету пришлось с сожалением признать, что нет никакой возможности освободить узников третьего лагеря17.
Приведем отрывок из воспоминаний бывшей узницы Эды Лихтман, относящийся к периоду непосредственно перед восстанием:
«Среди нас был прекрасный парень, сапожник из Калиша [город в Польше]. Он был душевным другом для всех нас. Он оставил жену и детей в Калише и все время надеялся, что им удастся выжить и что придет день, когда он их увидит. Он душой и телом посвятил себя делу подготовки восстания.
Я помню, что в ночь с 13 на 14 октября, когда уже были согласованы последние детали плана восстания, он сказал: „ Давайте поклянемся бороться все как один так, чтобы молодые люди смогли почувствовать вкус свободы“. Потом он опустился на колени и поцеловал землю. Мы тоже встали на колени, и в наших сердцах родилась клятва верности.
Он был в группе, которая должна была атаковать склад с оружием. Когда он раздавал ружья восставшим, его застрелил фольксдойче Шрайбер. Ответным огнем Шрайбер был застрелен Шаулем Флейшхакером. <...>
Женщины играли активную роль в восстании. Я была одна из тех, кто был допущен к его подготовке. Я знала в общих чертах план восстания: а) в условленное время пригласить эсэсовцев в мастерские и убить их; б) добыть оружие и распределить его среди тех, кто умеет с ним обращаться; в) прервать телефонную линию и электроснабжение; г) вывести из строя лагерные автомашины, чтобы их не использовали для преследования восставших…
Женщинам, которые работали в прачечной, было поручено добыть как можно больше патронов из домов, где жили эсэсовцы. Мы находили патроны в карманах их мундиров, в ящиках столов и шкафов. Сарка Кац, Хелка Любартовская, Эстер Гринбаум, Зельда Мец, Саба Зальц, я и другие женщины выполнили задание, и добытое нами мы отдавали в сапожную мастерскую, где был оборудован тайник для оружия и боеприпасов.
Мы должны были также приготовить чистое белье и одежду для повстанцев. Некоторым пришлось даже взять найденные в одежде, принадлежавшей убитым, деньги и ценности для того, чтобы убежавшим было на что купить еду»18.
Нескольким женщинам, работавшим в четвертом лагере и занимавшимся разборкой и чисткой трофейного советского военного снаряжения, перед самым восстанием было поручено добыть и принести в первый лагерь некоторое количество ручных гранат. Они сначала согласились, но в последний момент отказались это сделать, побоявшись досмотра на входе в первый лагерь. Это было серьезным ударом по планам подпольного комитета19.
Вот как описывает Томас Блатт настроение заговорщиков накануне восстания:
«Мы знали свою судьбу… Мы знали, что находимся в лагере уничтожения и что наше будущее – смерть. Мы знали, что даже неожиданное окончание войны может спасти заключенных „обычных“ концлагерей, но не нас. Только отчаянные действия могут прекратить наши страдания и, может быть, дадут нам шанс на спасение. И наша воля к сопротивлению росла и крепла. Мы не мечтали о свободе, мы хотели только уничтожить этот лагерь и предпочитали умереть лучше от пули, чем от газа. Мы не хотели облегчать немцам наше уничтожение»20.
Источники
<…>
15 Вайцен Алексей. Видеоинтервью 14 сентября 1995 года. Институт видеоистории и образования Фонда Шоа при Университете Южной Калифорнии.
16 Катастрофа. С. 425.
17 Печерский. С. 67; Шелвис. С. 186.
18 http://www.zchor.org/testimonies/lichtman.htm (From Mielec to Sobibor. The Testimony of Eda Lichtman)
19 Шелвис. С. 191.
20 http://history1900s.about.com/library/holocaust/aa042699.htm (Thomas Toivi Blatt, From the Ashes of Sobibor: A Story of Survival. Evanston, Illinois: Northwestern University Press, 1997. P. 139)
Глава 5
Восстание
Из дневника А.Печерского:
«14 октября. День ясный, солнечный. Я с утра работал в отделении столярной мастерской, в одном из бараков, из окна которого был виден весь двор первого сектора.
[Семен Розенфельд: «У дверей столярни поставили вооруженного человека. Его задача была всех впускать, а выпускать только по паролю. Это было сделано для того, чтобы никто не смог нас выдать. Ведь в столярне были такие люди, которые и не подозревали, что мы готовим восстание…»1]
Со мной находились еще семь лагерников. Никто из них не знал о побеге, кроме Семена Розенфельда, который должен был убить Френцеля.
[Вот что рассказывает об этом сам Розенфельд: «Он [Печерский] меня позвал и говорит: „Сюда после обеда должен прийти Френцель, комендант первого лагеря. Подбери хороший топорик, наточи его. Рассчитай, где Френцель будет стоять. Ты должен убить его. Не бойся, я буду рядом“. Я, конечно, приготовился. Мне было двадцать лет, и я не был такой уж герой, но убить Френцеля – справлюсь…» 2]
Френцелю назначили прийти в 16 часов и осмотреть шкаф, который для него изготовляли. Семен в углу барака оторвал доски пола, для того чтобы спрятать туда труп Френцеля. Все остальные смутно чувствовали, что надвигаются важные события. Да и весь лагерь в этот день был в каком-то напряженном состоянии.
В двадцати метрах от меня в другом бараке работал Лейтман с группой в двадцать человек. В эту группу вошли: Алексей Вайцен, Ефим Литвиновский, Наум Плотницкий, Борис Табаринский, Аркадий Вайспапир, Борис Цибульский, Александр Шубаев, Мазуркевич и другие, которых мы наметили для уничтожения фашистов и назначили руководителями отдельных групп.
[Семен Розенфельд вспоминает: «Печерский приступил к распределению конкретных заданий. Было организовано шесть групп нападений. Каждая группа имела свой определенный объект для нападения. Я был назначен командиром одной пятерки. Туда вошли я, Саша Купчин, а остальных фамилий я не помню. Наша задача была напасть на оружейный склад и раздать оружие всем узникам» 3 Отметим, что по словам Печерского (см. ниже) он поручил возглавить эту группу Науму Плотницкому и Алексею Вайцену.].
В десять часов утра меня вызвал в столярную Янек. Там был и Лейтман. Он сообщил мне:
– Ну, многое уже наладили. Иоганна Ноймана мы пригласили к четырем часам в портняжную мастерскую примерять костюм. В сапожную мастерскую придут начальник третьего сектора Геттингер [другие транскрипции: Гетдингер ,Гетцингер]– тоже в четыре часа, а унтершарфюрер Клятт – пятнадцатью минутами позже. А к четырем часам к тебе явится Френцель осмотреть шкаф. Остальных офицеров мы тоже вызвали в мастерские на пятнадцать и тридцать минут позже.
Я вернулся в свою столярную. Вскоре ко мне пришел Шубаев. Я сказал ему:
– Сегодня в три часа дня пойдешь в портняжную мастерскую. Захватишь с собой стамеску, рубанок и топор. Помни: если промахнешься и немец поднимет крик, мы погибли. Вместе с тобой пойдет Сеня [Мазуркевич <…>].
Затем явился Цибульский. Я обратился к нему:
– Борис, настало время. На самый трудный участок я посылаю тебя, потому что тебя я знаю больше всех. Мы вместе в подвале сидели [в Минском лагере]. С тобой пойдут двое ребят, их тебе покажет Лейтман. Возьми два топора. За вами зайдет Бжецкий и поведет во второй сектор. [К уничтожению эсэсовцев во втором лагере был привлечен также и Леон Фельдгендлер5.]
Учти, Боря, что ты начинаешь первым. Первый твой удар вдохновит всех. И отступать уже будет нельзя. Если кто-нибудь из ребят, идущих с тобой, боится, замени другим. Принуждать на это никого нельзя.
– Не беспокойся, Саша, – ответил Борис. – Все только ждут сигнала.
– Иди, Боря. Пусть придет Аркадий.
Не прошло и минуты, как прибежал Аркадий Вайспапир.
– Саша, ты звал?
– Да. Возьмешь два топора и пойдешь с Лернером в сапожную мастерскую. Туда придут три эсэсовца, в разное время. Аркадий, за всю операцию отвечаешь ты. Все подробности тебе скажет Лейтман.
Науму Плотницкому и Алексею Вайцену поручили при построении колонны быть впереди и по дороге возглавить группу при нападении на оружейный склад, у центральных ворот вступить в бой с охраной лагеря, дать возможность безоружным добежать до леса, а затем отходить самим.
Ефиму Литвиновскому и Борису Табаринскому было поручено возглавить группу, оснащенную ножницами для резки проволоки, и возле офицерского домика перерезать проволочное ограждение в случае неудачи у центральных ворот.
В два часа дня неожиданно пришел один из офицеров – Вальтер, вооруженный автоматом, взял Бжецкого и еще трех человек и повел их куда-то. Все, кто знал о предстоящем побеге, очень встревожились: неужели кто-то предал? Ведь раньше офицеры в сектор с автоматами не заходили… Лишь в три часа мне сообщили, что Бжецкий был направлен для укладки леса в „Норд-лагерь“, а так как люди пошли без часовых, то офицер взял с собой автомат. Я приказал тогда капо Чепику взять из группы Лейтмана трех человек с топорами, во главе с Цибульским, и отвести их во второй сектор [т. е. выполнить то, что первоначально было поручено Бжецкому].
Во двор зашла группа жестянщиков, держа в руках водосточные трубы. В них лежало шесть немецких винтовок с патронами, которые девушки, работавшие на уборке офицерского домика, заблаговременно вынесли в условленное место.
Случилось так, что начальник всего лагеря гауптштурмфюрер Иоганн Нойман прибыл в портняжную мастерскую на двадцать минут раньше срока. Он слез с лошади, бросил поводья и вошел. Там были, кроме мастеровых, Шубаев и Сеня. У дверей лежал топор, прикрытый гимнастеркой.
Нойман снял мундир. Пояс, на котором висела кобура с пистолетом, он положил на стол. К нему поспешил портной Юзеф [согласно Ю. Шелвису, это был старший портной Моше Гохман 6.<…>]и начал примерять костюм. Сеня подошел ближе к столу, чтобы перехватить Ноймана, если он бросится за пистолетом. Убить топором немца должен был Шубаев, такого же высокого роста, как и Нойман.
Нойман все время стоял лицом к Шубаеву. Тогда Юзеф повернул немца лицом к двери под предлогом, что так лучше делать примерку. Шубаев схватил топор и со всего размаха хватил Ноймана обухом по голове. Из нее брызнула кровь. Фашист вскрикнул и зашатался. Лошадь, услышав крик хозяина, шарахнулась от мастерской. Если бы она побежала по лагерю, это могло бы сорвать все наши планы. К счастью, один из лагерников успел схватить лошадь под уздцы.
[Эда Лихтман пишет в своих воспоминаниях: «Лейбл Дрешер сыграл важную роль как в подготовке восстания, так и в ходе самого восстания. Ему было поручено подойти к офицерам и предложить им прийти в назначенное время к мастерским, якобы для примерки одежды и обуви, которые они заказали. Вначале он пошел к Нойману и напомнил ему, что его ждут в портняжной мастерской. Нойман оседлал свою белую лошадь и поскакал к мастерской. Лейбл побежал за ним. Сойдя с коня, Нойман привязал его у двери. Лейбл отвязал поводья и отвел коня в конюшню. Это нужно было сделать, так как мы ожидали новых „гостей“, и если бы лошадь стояла, а хозяина в мастерской не было, это вызвало бы большое подозрение… Лейбл был убит в лесу во время побега» 7.]
Вторым ударом Шубаева Нойман был добит. Труп его бросили под койку в мастерской и закидали вещами. Залитый кровью пол был быстро засыпан приготовленным заранее песком, так как через пятнадцать минут должен был прийти второй фашист.
Тотчас же Шубаев схватил пистолет Ноймана и принес мне. Я обнял его.
– Саша, первое оружие тебе…
– Спасибо, дружище… Ну, теперь начало положено, и никто уже не отступится… Беги назад.
Внезапно один заключенный, работавший со мной в одном бараке, поднялся и двинулся к выходу.
– Куда? – спросил я его.
– В уборную…
– Назад! Потерпишь, – я оглядел ставшие вдруг серьезными лица товарищей. – Вам понятно, что происходит? Назад пути нет.
Все это утро я страшно волновался, хотя всячески старался скрыть это. Но как только я узнал, что немцев уничтожают и план выполняется, сразу успокоился.
Ровно в четыре часа штурмфюрер Геттингер явился в сапожную мастерскую и спросил, готовы ли его сапоги.
– Да, – ответил Якуб. – Примерьте.
И когда он сел примерять, Аркадий Вайспапир одним взмахом топора зарубил его.
В десять минут пятого в сапожную зашел штурмфюрер Иоахим Грейшут [более правильно – Грейтшус.] . Он тут же был убит Лернером».
***
Восстание началось и завершилось за очень короткий промежуток времени, насыщенный быстро сменяющими друг друга драматическими событиями. Естественно, что по прошествии значительного времени в воспоминаниях его участников могут обнаруживаться и обнаруживаются расхождения. Об этом пишут все историки, изучавшие восстание в Собиборе, в том числе Юлиус Шелвис. Он приводит восемь различных версий по поводу того, кто именно убил Грейтшуса <…>.
Приведем несколько свидетельств, касающихся этого убийства.
Вайспапир рассказывает, что убийство Грейтшуса произошло в портняжной мастерской. Вот выдержка из его письма Томину и Синельникову:
«…Я и молодой парнишка из Варшавы, кажется его фамилия была Лернер, находились в портняжной мастерской, вооружены мы были топорами.
Когда начальник караула [Грейтшус] пришел примерить макинтош, мы были наготове. Он, видно, чувствовал какую-то опасность, стал недалеко от закрытой двери и велел примерять. Мастер возился с ним. Когда стало ясно, что немец ближе к нам не подойдет, мне пришлось идти [как будто] на выход из мастерской. Я, держа топор, прошел мимо немца, затем повернулся и острием топора ударил его сзади по голове. Удар, видно, был неудачный, ибо немец закричал. Тогда подскочил мой товарищ и вторым ударом прикончил немца. Все произошло уже под вечер. Мы только успели оттянуть труп и укрыть его шинелями, как двери открылись, и зашел волжский немец [Клятт]. Он спросил: „Что у вас тут за беспорядок?“ Старший портной ему что-то отвечал, а другие портные по одному стали выбегать из мастерской. Когда волжский немец нагнулся над трупом начальника караула, укрытым шинелями, и спросил: „А это что такое?“, я и за мной мой товарищ топорами и его зарубили. Мы с товарищем таким образом приобрели по пистолету…»9
В описании тех же событий, записанных со слов Вайспапира корреспондентом газеты «Хадашот», вновь, как у Печерского, фигурирует сапожная мастерская:
«В 16:00 в сапожную мастерскую заглянул начальник охраны лагеря Грейшуц [Грейтшус]. Вайспапир нанес шефу лагерной охраны сильный удар топором сзади, второй удар Грейшуц получил от семнадцатилетнего Иегуды Лернера, который передал Вайспапиру парабеллум убитого.
Внезапно в мастерскую пришел офицер СС Клятт, тогда Вайспапир и Лернер зарубили и этого фашиста»10.
Описание тех же событий Иегудой Лернером (в изложении историка Холокоста И.Арада):
«Мне было поручено ликвидировать шарфюрера Грейтшуса, который командовал украинскими охранниками. Я был счастлив, что мне представилась возможность убить немца. Мы приготовили заранее наточенные в кузнице топоры. В четыре часа мы уже сидели на своих местах и ждали… Вошел немец, которого я и мой товарищ ожидали [т. е. Грейтшус]. Он сказал, что он надеется, что его зимнее пальто готово, и стал его примерять. Оказалось, что немец был ближе ко мне, чем к моему товарищу. Я сидел и пришивал пуговицу к другому пальто, и топор находился у меня между ног. Я встал, прикрывая топор с помощью пальто, приблизился сзади к эсэсовцу и нанес ему удар в голову топором… Тело мы положили под столом, за которым работали портные»11. [Затем в этой же мастерской был убит пришедший туда в поисках своего только что убитого начальника Клятт 2.]
А вот отрывок из воспоминаний самого И. Лернера:
«…Мне дали топорик, который Шмайзнер хорошо наточил и которым я вскоре воспользовался.
14 октября был знаменательный день. Грейшут [Грейтшус] вошел в портняжную мастерскую, чтобы примерить новую форму. (Я ждал его за дверью.) Я ударил его один раз, второй. Он упал замертво. Мы у него забрали оружие и стали ждать сигнала к общему восстанию и побегу. К сожалению, Френцель не пришел, а я так надеялся убить и его тоже!»13
Как мы видим, свидетельства А. Печерского, А. Вайспапира и И. Лернера несколько расходятся. Несомненно одно: между 15 : 30 и 16 : 30 в двух мастерских – портняжной и сапожной – были убиты два эсэсовца: Нойман и Грейтшус. Третьим был Геттингер или Клятт. Клятт еще раз «появляется» немного ниже – в рассказе Цибульского о событиях во втором секторе. Что касается Геттингера, то здесь Печерский ошибается: Геттингер погиб еще до восстания 14 октября из-за неосторожного обращения с ручной гранатой (возможно, трофейной советской). Это произошло в начале октября 1943 года, т. е. совсем незадолго до восстания 14. Но в свидетельствах бывших узников Собибора этот эсэсовец упоминается часто, причем он характеризуется как один из самых жестоких палачей Собибора. Алексей Вайцен пишет в письме писателю А. Синельникову 15: «…Геттингер – комендант 3-го лагеря – руководитель газовой камеры – палач № 1...» Антона Геттингера указывает в числе «наших мучителей» и Эда Лихтман 16. Дов Фрайберг свидетельствует на процессе Эйхмана: «Геттингер был страшным садистом. Он имел обыкновение убивать людей молотком»17.
Продолжим рассказ Александра Печерского:
«В четыре часа двадцать минут ко мне прибежал из второго сектора Цибульский и сказал, волнуясь:
– Четырех уничтожили. Связь перерезали, два пистолета оставили там надежным людям, они закрыли всем выход из барака – до сигнала.
[Эда Лихтман рассказывает, что электрические и телефонные провода перерезал Шварц, находившийся рядом с электрогенератором 18. При этом была обесточена и колючая проволока. Вайспапир сообщает, что телефонную связь и сигнализацию перерезал Иосиф Дунец19.]
Позднее, уже после побега, я узнал, как Цибульский со своей группой уничтожили во втором секторе четырех фашистов. Когда капо привел их [группу Цибульского] во второй сектор, то Леон повел их в барак, где сортировались вещи убитых людей. Взяв из этих вещей хорошее, новое кожаное пальто, которое было заранее приготовлено, Леон пошел к одному из фашистов – унтершарфюреру Зигфриду [правильно - Йозефу] Вольфу и сказал, что имеется хорошее кожаное пальто. Пока его никто не взял – пусть он пойдет и заберет.
Жадность одолела фашиста, он пошел. Как падаль он был уничтожен и спрятан среди вещей замученных людей. Той же дорогой последовали еще два фашиста. Но с четвертым было труднее, он находился в конторке, где стоял несгораемый шкаф с золотом, награбленным у узников, привезенных из разных стран. Леон вместе с Борисом Цибульским и еще с двумя узниками вынули горсть золотых монет из ящиков, и Цибульский понес их в контору штурмфюрера Клятта, делая вид, что хочет передать ему дневную добычу, найденную в карманах убитых. Фашист подозрительно насторожился, но Цибульский быстрее молнии вскочил на него и начал душить, тут же подскочили остальные. Фашист был уничтожен. [Это, вероятно, ошибка Печерского, так как Клятт скорее всего был убит в первом лагере (это подтверждает и Ю. Шелвис20), а Цибульский в этом эпизоде убил другого фашиста.]
[Шломо Шмайзнер сообщает следующие имена трех убитых во втором лагере эсэсовцев: Фалластер, Новак, Бекман 21. Хаим Поврозник подтверждает, что во втором лагере был убит Вольф 22.]
Когда Цибульский сообщил мне о выполнении задания, во двор первого сектора вошел унтершарфюрер Гаульштих.
К нему подошел Лейтман.
– Я не знаю, как дальше нары делать. Войдите в барак, а то все стоят без работы.
Гаульштих направился в барак. За ним пошел капо Шмидт. Но Бжецкий взял его за руку и удержал:
– Если хочешь жить, не ходи, не мешай!
Шмидт с ужасом посмотрел на Бжецкого. Тот отвел Шмидта в сторону и продолжал разговор…
Тем временем Гаульштих был убит Лейтманом.
[В воспоминаниях А. Печерского, вошедших в книгу Мириам Нович, в описываемом эпизоде Лейтман убивает унтершарфюрера Вальтера. Там же А. Печерский сообщает, что «в гараже был уничтожен эсэсовец Риба»23.]
Покончив с ним, Лейтман пришел ко мне и сообщил: „Слесарь Генрих [правильно – Хаим] Энгель, из Лодзи, работающий в гараже, убил унтершарфюрера Бекмана и захватил его автомат“».
Приведем рассказ самого Хаима Энгеля (аудиозапись):
«…Мы уже знали, что многие немцы убиты. Мы уже знали, что все началось… Были назначены два человека, чтобы убить немца. И в последнюю минуту один из них испугался и не захотел идти. Я был при этом и слышал весь разговор. И я уже знал, что убито десять – двенадцать немцев… Мы знали, что если мы не выступим, то все погибнем. Зельма [подруга Энгеля] принесла мне остроконечный нож, и я сказал себе, что я должен пойти. Вы знаете – от всех этих людей, прибывавших в эшелонах, оставались всякие вещи, и эти вещи собирались на складе. Мы находились недалеко от этого склада, так что она пошла туда и взяла острый нож. Она дала мне этот нож, и мы еще с одним парнем пошли. Я не думаю, что я большой герой или что я очень смелый человек, но я представлял, что это даст спасение, даст жизнь. Представлял, что если я не сделаю этого, то может провалиться все дело. Я действовал как бы инстинктивно, а не в результате взвешенного решения. Вы просто инстинктивно реагируете на ситуацию, и я сказал себе: „Сделаем это, пойдем и сделаем“. И я пошел вместе с другим парнем, и мы убили этого немца. С каждым ударом я говорил: „Это за моего отца, это за мою маму, это за всех этих людей, за всех евреев, которых вы убили“…» 24
Продолжаем рассказ Александра Печерского:
«– Хорошо. Но как быть с Френцелем? – спросил я. Семен Розенфельд приготовил все, чтобы его уничтожить. Уже поднял пол, чтобы спрятать труп, но он так и не явился.
– Черт с ним! Не мы, так другие его уничтожат. Мы уже отправили на тот свет десять офицеров. Бежим, Саша, пора, пора, уже без двадцати минут пять.
– Хорошо. Но, может быть, еще явится Френцель… Через десять минут Бжецкий даст сигнал к построению. Отправь человека во второй сектор, пусть тоже выходят. <...>
Дальнейшее ожидание было опасным, ибо ежеминутно в гараже могли появиться власовцы и обнаружить труп унтершарфюрера Бекмана.
Раздался свисток к построению. Все выбежали из бараков. Все спешили, рвались вперед к воротам.
Во двор вошел начальник караула – немец из Поволжья – и стал ругаться:
– Стройтесь, ведь вы слышали свисток! Шнель!
Он не успел выхватить пистолет, как несколько топоров опустились ему на голову. Люди заволновались. В этот момент к ним приближалась колонна из второго сектора. Нельзя было терять ни одной секунды. Я крикнул:
– Товарищи! К воротам!
Борис крикнул „Ура!“. Другие подхватили. Большинство – те, которые только сейчас начали понимать, что здесь происходит, – разбежались по всем направлениям. Основная масса бросилась к центральным воротам. Часть людей – к оружейному складу, и в ту же минуту власовец, находившийся на сторожевой вышке, стал поливать людей пулеметным огнем.
[Семен Розенфельд так описывает ситуацию в районе оружейного склада: «…Была назначена специальная группа, которая должна была напасть на оружейный склад. Неожиданно появившийся Френцель понял, что что-то неладное происходит, а тут еще Шубаев выстрелил, это было возле меня, рядом. Шубаев выстрелил и крикнул: „За Родину, за Сталина, вперед!“ Мы все ринулись в сторону центрального входа. Френцель понял, что надо защищать центральный оружейный склад. Он стал пулеметом нас отсекать от оружейного склада. И мы вместо склада вынуждены были пойти в сторону караульного помещения…»25 Однако имеются сведения, что группе восставших все же удалось попасть внутрь оружейного склада, вход в который в тот момент не имел специальной охраны. Они тяжело ранили эсэсовца Дюбуа и захватили некоторое количество оружия26.]
Начали стрелять и часовые, которые ходили между рядами проволочного заграждения. Столяр Ян прицелился и выстрелил во власовца, стоящего на сторожевой вышке. Его пулемет умолк. [Алексей Вайцен рассказывает, что заранее были назначены снайперы, которые должны были стрелять по вышкам, не давая охранникам вести прицельный огонь 27.] Слесарь Энгель воспользовался захваченным автоматом, чтобы сбить пулеметчика с другой вышки. Но пулемет на вышке продолжал поливать всех огнем.
Толпа уже подошла к центральным воротам и смела со своего пути охрану.
Оставшиеся в живых немецкие офицеры попытались преградить дорогу толпе, открыв огонь из автоматов, но поднять общую тревогу они не успели.
Народ хлынул в сторону, вдоль первого сектора, некоторые – прямо на заминированное поле. Возле офицерского домика выделенная группа начала разрезать проволочное заграждение. Вторая группа побежала в другую сторону и лопатами начала разрывать проволоку. По плану нужно было на минное поле бросать камни, доски, чтобы их обезопасить, но в суматохе никто этого не делал. Многие здесь погибли, и убитые своими телами прокладывали дорогу к свободе другим узникам.
Когда Томас Блатт бежал, он упал, и его накрыло упавшее под напором бежавших узников проволочное заграждение. Но когда первая волна проскочила, ему удалось выбраться из-под проволоки.
Вокруг был сплошной ад: стрельба, взрывы гранат и мин, пулеметный огонь.
У центральных ворот, смяв часового, люди побежали в лес, отстреливаясь на ходу из захваченных у убитых немцев пистолетов и винтовок. Те, у кого не было оружия, засыпали глаза фашистов песком, бросали в них камни.
Я вернулся в барак поднять оставшихся узников и, когда бежал мимо офицерского домика, заметил Френцеля, который стоял возле другого домика и поливал дорогу огнем из автомата. Два раза я выстрелил в него из пистолета, но промахнулся. Сказалось нервное напряжение. Я не стал задерживаться, так как видел, что узники теснят охрану у ворот.
Большая группа во главе с Лейтманом бежала к ограде от главных ворот и тоже пыталась разрушить колючую проволоку.
Власовец на второй наблюдательной вышке перенес огонь на группу Лейтмана» 28.
На этом заканчиваются воспоминания А. Печерского, относящиеся непосредственно к восстанию. Дополним их описанием событий в Норд-лагере:
«Команда узников, работавшая в Норд-лагере и состоявшая из десяти женщин и пятидесяти мужчин, в этот день была построена для возвращения в первый лагерь, на аппель-плац, позже чем обычно. Когда шарфюреры Мюллер и Ревальд услышали выстрелы, они и работавшие с ними охранники направили оружие на построившуюся группу узников. Никто из шестидесяти евреев не имел никакой возможности спастись бегством. В тот же день все они были расстреляны» 29. «Френцель полагал, что они были расстреляны на обратном пути в лагерь [оставшимися в живых эсэсовцами] Бауэром, Вендландом, Мюллером и Ревальдом»30.
Приведем еще отрывок из воспоминаний Шломо Шмайзнера:
«…Оставалось всего тридцать минут до свистка к окончанию дневной работы, пора было приступить к выполнению моего задания. Для того чтобы отвлечь внимание охраны, я взял в моей мастерской кое-какие инструменты и жестяную трубу – такую, какие использовались для дымоходов печей, обогревающих дома украинской охраны. Я отвечал за работу отопления. Затем я направился к дому охраны, якобы для выполнения некоей работы. Я залез на крышу и сделал вид, что укрепляю дымоход. „Проработав“ там несколько минут, я спустился и вошел в дом для того якобы, чтобы поправить печь. Зашел охранник, спросил, что я тут делаю, но ничего не заподозрил. В доме я столкнулся с двумя еврейскими юношами, которые занимались там уборкой… Я начал изучать внутренность дома и зашел за перегородку – туда, где хранилось оружие. Оба юноши уставились на меня, поражаясь, что я осмеливаюсь подходить к оружию. Я бросил жадный взгляд на автоматы, которые лежали очень близко. Но в конце концов я преодолел желание взять их, так как ни я, ни кто-либо другой из наших не знал, как с ними обращаться. К тому же они не влезли бы в трубу, которую я принес. Я обратил свой взгляд на винтовки. Однако я не спешил взять их прямо сейчас, так как было условлено, что я должен вынести оружие тогда, когда закончится работа и люди будут возвращаться в жилые бараки. Я подождал еще несколько минут и тут услышал немецкую песню, которую евреев заставляли петь при возвращении с работы. Это был тот момент, когда я должен начать действовать. По разработанному плану я должен был поместить в принесенную с собой трубу три винтовки и таким образом пронести их в лагерь 1, не вызывая подозрений. Однако случилось нечто неожиданное. Винтовки не влезали в трубу – мешали головки затворов, а я не знал, как их отсоединить. Поэтому я завернул винтовки в одеяло и попросил удивленных парней передать мне этот сверток через окно. Однако они были страшно напуганы и отказались выполнить мою просьбу. Момент был не для уговоров, и я вынужден был пригрозить им ножом. Бедные создания, ничего не понимая, согласились повиноваться мне. Я вышел из дома с пустой трубой в руках и с карманами, полными патронов. Обойдя дом и подойдя к окну, я получил свой сверток с оружием. Потом я пошел к условленному месту встречи с моими товарищами, с трудом неся свой тяжелый и неудобный груз, так как и труба тоже была у меня в руках. Мне продолжало везти: я пересек двор и подошел к кухне лагеря 1, не встретив ни одного охранника.
Когда я пришел к месту встречи, меня уже ждала группа из трех моих родственников и нескольких молодых „русских“ евреев, которые должны были использовать принесенное оружие. Итак, моя задача была успешно выполнена, и мы имели три прекрасные винтовки со множеством патронов. Как только ребята увидели винтовки, то русские сразу схватили их, как и было договорено. Однако, поразмыслив, я сказал им, что, так как я добыл винтовки, то должен иметь одну из них. Они же настаивали на получении всех трех, ссылаясь на мое неумение обращаться с оружием. Я был настойчив и в конце концов убедил их. После раздела оружия и патронов я просил их научить меня заряжать ружье и после короткого инструктажа почувствовал, что смогу использовать винтовку по назначению.
Оставшись наедине с моими родственниками, я сказал им, что мы должны стараться быть вместе в эти, быть может, последние наши минуты.
Тем временем большое число евреев пришли на плац для построения после свистка капо. Это были те, кто ничего не знал о восстании. Те же, кто знал, только делали вид, что готовятся строиться, а в действительности ожидали начала мятежа в ближайшие минуты. Оставалось еще десять минут до начала поверки, когда раздался пронзительный свисток капо Бжецкого, вызвав смятение в лагере. Бжецкий был одним из нас [заговорщиков].
Услышав свисток, старший капо подбежал к Бжецкому, ругая его за то, что он подал сигнал раньше времени. Но этот свисток, как мы это ранее согласовали, был сигналом к началу общего восстания. Это было начало конца.
Когда старший капо набросился на Бжецкого, тот вытащил нож, чтобы должным образом отразить его. Но мы так никогда и не узнали, чем закончилось это столкновение, потому что в этот момент из мастерских начали выбегать группы восставших, вооруженных топорами и ножами. Те, кто имел огнестрельное оружие, взятое у убитых фашистов, начали стрелять в воздух, усиливая этим общий беспорядок. Была сделана попытка собрать бежавшие в разные стороны кучки людей в единую группу. Я вместе с державшимися около меня Нояхом, Мойше и Янкусом быстро побежал в сторону основной группы людей. Примерно пять или шесть сотен евреев, мужчин и женщин, бежали, крича как безумные. Впереди всех были русские, кричавшие „За Сталина!“. Многие с криками „Ура!“ стреляли в воздух и в разные стороны. Другие размахивали топорами, дубинками и любыми инструментами, которые могли служить оружием.
Все те, кто не знал о готовящемся восстании, тоже присоединились к нам, и суматоха была такая, что управлять людьми было невозможно. Нет слов, чтобы описать эту фантастическую картину невообразимой человеческой лавины. Неуправляемая обезумевшая толпа двинулась к выходу из лагеря. В это время небольшая группа, быть может надеясь быстрее вырваться на свободу, оторвалась от основной массы узников и бросилась к проволочному заграждению, за которым были еще ров и мины. Они думали, что смогут преодолеть все это. Мы не знаем, уцелел ли кто-нибудь из них, так как через несколько минут послышались взрывы. Это усилило общую суматоху и послужило причиной усиления тревоги охранников на сторожевых вышках. Они поняли, что происходит что-то необычное, уже после первых выстрелов. Но еще некоторое время они были в некотором замешательстве и не сразу среагировали на происходящее. Только услышав взрывы мин, они начали стрелять в толпу. Вся система безопасности лагеря была застигнута врасплох, и казалось даже, что на некоторых вышках в этот момент отсутствуют пулеметчики.
Большая часть узников первого лагеря бежала к воротам, ведущим в „офицерский двор“ <…>, где находились дома эсэсовских офицеров и украинских охранников. Эти ворота обычно были открыты. Как раз в этот момент через них в лагерь 1 въезжал на велосипеде охранник. Он, видимо, не сообразил, что происходит что-то неладное, и не обратил внимания на толпу, бежавшую прямо на него. Когда он понял, чтó происходит, было уже слишком поздно. Он тут же погиб, растоптанный толпой. Та же участь постигла еще двух охранников, оказавшихся на пути рвавшихся вперед людей.
Неуправляемая масса людей у главных ворот лагеря ринулась на трехрядное проволочное заграждение, и два ряда сразу были смяты. Третий ряд тоже рухнул под огромной тяжестью напиравших на него людей. Но вся земля между рядами рухнувшего заграждения была усеяна телами, так как на бежавших впереди напирали бегущие сзади, и эти передние были порезаны или искалечены проволокой. Если даже они не хотели преодолевать проволоку и пытались остановиться, они не могли этого сделать из-за напора людей, жаждущих вырваться на свободу. Они стали героями, проложившими дорогу остальным узникам и заплатившими за это своей жизнью.
Перебираясь через десятки тел, люди продолжали движение вперед. И тут начали взрываться мины. Но обезумевшая масса, ни на что не обращая внимания, рвалась вперед, продвигаясь среди моря фрагментов тел и под грохот взрывов. И опять бежавшие впереди платили своими жизнями за спасение остальной массы узников.
Я бежал по направлению к заграждению и на этом пути я потерял Нояха, Мойше и Янкуса. Существенной реакции немцев и охраны на происходившие события пока не было. Только с ближайших вышек было сделано несколько выстрелов по бегущей толпе. Я направил свою винтовку на одну из вышек и сделал четыре выстрела почти наугад. Позднее я слышал, что одна из моих пуль убила охранника.
Я не пытался перезарядить винтовку, так как не умел это правильно сделать, а также потому, что я вдруг обнаружил, что остался в одиночестве. Я бросился к основной массе бегущих, которая была уже довольно далеко от меня. Тут я пересек уже поваленное ограждение и побежал фактически по телам десятков жертв взрывов мин и колючей проволоки. Наконец я добежал до остальных узников. Все мы мчались к лесу со скоростью, которая раньше показалась бы нам недостижимой.
Ожидавшаяся реакция нацистов не последовала. Лишь некоторые из них сделали попытку подавить восстание. Многие пулеметы на вышках не сделали ни одного выстрела. Наши угнетатели думали, что они очень храбры, и считали себя хозяевами мира. Однако они были напуганы действиями плохо вооруженных еврейских узников. Когда они узнали, что их руководители убиты, они испугались, что и их может постичь та же участь, и предпочли бездействовать. Они поняли, что мы больше не куклы, которыми можно манипулировать как угодно по их воле. Мы были уже не те, какими были раньше в лагере. Суть того, что с нами произошло, определялась нашей жаждой мести и свободы.
Чтобы попасть в лес, нужно было пересечь широкое открытое пространство, на котором немцы специально вырубили деревья, чтобы лес не подходил слишком близко к лагерю. Я бежал, думая о своих родных, которых я потерял в этом хаосе. Я не знал, успели ли они убежать или погибли в лагере. Теперь со всех сторон послышались выстрелы. Немцы оправились от первого шока, и началась охота за нами.
Наконец мы достигли леса. Мы не знали направления, в котором нужно бежать. Каждый старался следовать за кем-то другим, думая, что он знает правильное направление. Однако у всех нас была общая цель – уйти как можно дальше от Собибора»31.
***
Выжившие участники восстания и побега высоко оценивают роль Александра Печерского и его ближайших помощников в организации восстания.
Аркадий Вайспапир: «Считаю, что организатором восстания является Печерский. Ему активно помогали Шлейма Лейтман, Саша Шубаев, я, Борис Цибульский, Сеня Мазуркевич и другие»32.
Иехезкиль Менхе: «…Я хочу напомнить имена двух героев, без которых мы не смогли бы организовать восстание: это Саша из Минска [Печерский] и Фельдгендлер, который был убит польскими фашистами после освобождения в 1945 году»33.
Моше Бахир: «Саша, мы не забываем тебя ни на одну минуту… Вчера мы праздновали двадцатилетие восстания в Собиборе, и я поставил твой портрет на передний план из уважения к тебе.
Ты будешь вписан в историю как один из самых больших сынов еврейского народа.
Вчера мы также отмечали воспоминанием павших в восстании и оставшихся в живых благодаря тебе. И поэтому мы никогда тебя не забудем»34.
Он же: «Великий русский народ должен гордиться Вами, тем, что Вы, один из его сыновей, в темные годы страданий и печали народной, смог подняться ввысь, стать руководителем массы, вождем восстания, опорой несчастных и победить. Мы обязаны Вам не только за нашу спасенную жизнь, но и за спасенную нашу честь. Вы и честь израильского народа возвеличили и подняли вовеки»35.
***
Среди различных публикаций о восстании в Собиборе, как уже отмечалось выше, существуют некоторые расхождения в данных о том, кто именно из эсэсовских офицеров был убит восставшими. Наиболее достоверным, видимо, следует считать список убитых немцев и их помощников, приведенный Юлиусом Шелвисом 36. Шелвис пишет, что полный эсэсовский штат Собибора насчитывал двадцать девять человек. Из них двенадцать по разным причинам в день восстания в лагере отсутствовали. Из остававшихся в лагере семнадцати офицеров двенадцать были убиты.
Вот список этих двенадцати эсэсовцев: Нойман (Niemann), Вольф Йозеф (Wolf Josef), Бекман (Beckmann), Грейтшус (Graetschus), Фалластер (Vallaster), Штеффл (Steffl), Гаульштих (Gaulstich), Риба (Ryba), Конрад (Konrad), Новак (Nowak), Штенгелин (Stengelin), Брее (Bree).
Были убиты также два охранника из фольксдойче: Клятт (Klatt) и некто, фамилия которого Шелвису неизвестна. Его фамилия известна из других источников. Это Клаус Шрайбер (Schreiber). Он упоминается, в частности, в рассказе Эды Лихтман (глава 4). Оба они входили в число командиров охранников.
Добавим, что, как рассказано выше, был тяжело ранен эсэсовец Дюбуа.
Следует еще уточнить имя эсэсовца Новака. Согласно Шелвису в Собиборе служили два Новака: Вальтер и Антон Юлиус. Во время восстания был убит Антон Юлиус Новак.
Источники
1 Что рассказывает герой восстания в Собиборе Семен Розенфельд. Архив «Яд Вашем», 03/6590(1).
2 Свидетельские показания Семена Розенфельда. Интервью. Архив «Яд Вашем», 03/6590(2).
3 Что рассказывает герой восстания в Собиборе Семен Розенфельд. Архив «Яд Вашем», 03/6590(1).
<…>
5 http://www.auschwitz.dk/sobibor/uprising.htm; http://history1900s.about.com/library/holocaust/aa050899a.htm (Во втором из указанных источников допущена ошибка: вместо «второй лагерь» написано «форлагерь».)
6 Шелвис. С. 195.
7 http://www.zchor.org/testimonies/lichtman.htm (From Mielec to Sobibor. The Testimony of Eda Lichtman)
8 Шелвис. С. 206.
9 Письмо Аркадия Вайспапира В. Р. Томину и А. Г. Синельникову. Без даты. Личный архив В. Р. Томина.
10 Криворучко Н. Это случилось в Собиборе // Хадашот (Новости). (Украина). 2005. № 2 (120).
11 Arad, Yitzhak. Belzec, Sobibor, Treblinka: The Operation Reinhard Death Camps. Indianapolis: Indiana University Press, 1987. P. 327;
http://history1900s.about.com/library/holocaust/aa042699a.htm (About 20th Century History).
12 Там же.
13 Нович. С. 135.
14 http://deathcamps.org/sobibor/perpetrators.html (The Sobibor Perpetrators)
15 Письмо Алексея Вайцена А. Г. Синельникову от 14 мая 1963 года. Личный архив В. Р. Томина.
16 http://www.zchor.org/testimonies/lichtman.htm (From Mielec to Sobibor. The Testimony of Eda Lichtman); Нович. С. 62.
17 http://www.nizkor.org/hweb/people/e/eichman-adolf/transcripts/Sessions/Session-064-06.html (The Trial of Adolf Eichmann)
18 http://www.zchor.org/testimonies/lichtman.htm (From Mielec to Sobibor. The Testimony of Eda Lichtman)
19 Нина Криворучко. Это случилось в Собиборе; http://www.vaadua.org/Hadasot/Had120/03.htm.
20 Шелвис. С. 197.
21 http://www.deathcamps.org/sobibor/szmajzner.htm (Stanislaw Szmajzner. Extracts from the book – «Hell in Sobibor. Tragedy of a Jewish Teenager»)
22 http://tumbalalaika.memo.ru/articles/artn07/n7_11p12.htm (ТумБалалайка. 1998. Янв. – февр. № 7)
23 Нович. С. 112–113.
24 http://www.ushmm.org/museum/exhibit/online/phistories/ (United States Holocaust Memorial Museum)
25 Свидетельские показания Семена Розенфельда. Интервью. Архив «Яд Вашем», 03/6590(2).
26 Шелвис. С. 200, 207; Катастрофа. С. 429; hhtp:// www.sobibor.info/hero.html (Sobibor – The Forgotten Revolt, by Thomas Toivi Blatt. The Hero)
27 Вайцен Алексей. Видеоинтервью 14 сентября 1995 года. Институт видеоистории и образования Фонда Шоа при Университете Южной Калифорнии.
28 Печерский. С. 82–90.
29 Шелвис. С. 199–200.
30 Там же. С. 202–203.
31 http://www.deathcamps.org/sobibor/szmajzner.htm (Stanislaw Szmajzner. Extracts from the book – «Hell in Sobibor. Tragedy of a Jewish Teenager»)
32 Письмо Аркадия Вайспапира В. Р. Томину и А. Г. Синельникову. Без даты. Личный архив В. Р. Томина.
33 Нович. С. 158.
34 Письмо Моше Бахира А. Печерскому из Израиля от 15 октября 1963 года (пер. с евр.). Личный архив В. Р. Томина.
35 Письмо Моше Бахира А. Печерскому из Израиля от 20 августа 1964 года. Личный архив В. Р. Томина.
36 Шелвис. С. 211, 214.
