— Сегодня в гостях у «Паруса» Юрий Сергеевич Артемьев — поэт, исполнитель песен, актер, политик, спортсмен, старший тренер-преподаватель по баскетболу, заслуженный работник физкультуры, спорта и туризма по Тверской области, директор детского оздоровительного центра «Зарница», на гостеприимной территории которого нам и довелось провести эту встречу.
Юрий Сергеевич, название Вашего сборника стихов, вышедшего в прошлом году, показалось немного военным, может быть даже воинственным — «Территория ПРО». Был ли заложен такой смысл, или это получилось случайно?
— Нет, воинственности никакой не предусматривалось. Дело в том, что собрал я в этой книге самые разные стихотворения на разные темы: про любовь, про дружбу, про войны, про веру Господню, про маму, про свой детский лагерь «Зарница» и так далее. Поскольку стихотворения «про всё» — так и получилось название книги.
— Тогда в связи с этим ещё один вопрос «про» заглавие — уж очень оно оригинальное: как возникло слово «территория»? Изложу ход своих мыслей: территория — это земля, у которой, вероятнее всего, есть хозяин и которая требует, возможно, обустройства, но, в то же время, это не просто земля, а именно «территория» — пространство, где что-то происходит.
— Территория не обязательно бывает там, где есть земля, где есть обустройство — это может быть и место в душе. Бывает, что какой-то уголок души своей, территорию своего сердца ты выделил для другой души. Территория может быть не только земной, но и воображаемой. В данном случае территория — понятие растяжимое. Скажем так, я не вкладываю в него какого-то чисто земного, прагматичного значения.
— Хорошо, тогда еще вопрос: все-таки в реальной жизни Вы — директор детского лагеря, хозяин вполне определенного пространства, в котором мы сейчас находимся. Помните, в Индии есть разные касты: шудры, вайшьи, кшатрии, брахманы? По этой классификации Вы — прирожденный хозяин-кшатрий, имеющий вполне определённый круг забот и ответственности — настоящий воин-руководитель, одним словом. Но не соперничают ли внутри, не дерутся на территории Вашего сознания «хозяин» с «лириком»?
— Да, наверное, есть такое. Это очень интересный вопрос. Честно говоря, не задумывался об этом раньше, но, полагаю, соперничество есть — потому что я такой человек, который с самого рождения был воспитан в творческой среде и жил творческой жизнью. По работе приходится сталкиваться с бытовыми, земными, приземленными проблемами. Поэтому, конечно, тяжело было — особенно первые годы, лет семь-восемь, когда пришлось в хозяйственную деятельность вникать. И изначально это была совершенно не привычная для меня сфера деятельности, потому что я всегда был погружён в творчество, творчество, творчество — даже в тренерской работе, а тут пришлось заниматься хозяйством: и канализация, и водопровод, и организация питания, и различные структуры проверяющие (их очень много, чуть ли не каждый день приходят) и так далее. Это, конечно, накладывает свой отпечаток, и противодействие было, есть, и, наверное, будет. Но я подхожу к этому делу опять-таки с творческой стороны: считаю, что вся жизнь наша — театр, и все мы в ней — актеры. Насколько человек правдоподобно играет свою роль (как говорил Станиславский: «Верю!», да?), настолько и получится его жизнь. В данном случае здесь я играю роль директора, там я играю роль тренера, в театре играю какую-то театральную роль и так далее. Насколько это будет правдоподобно, артистично, откровенно — таков, думаю, будет результат. Все равно это роль, жизненная роль. И ты должен сыграть ее так, чтобы люди тебе поверили и за тобой пошли.
— Интересная мысль.
— Когда мне предложили должность директора, моя мама (она была очень талантливым, творческим человеком — к сожалению, в 2011 году покинула этот мир) говорила: «Не берись за то дело, которое ты не сможешь сделать сам». И я понимал, что если я берусь, то мог бы, даже в том случае если все отвернутся, сделать всё один (естественно, с супругой).
Когда «Зарница» только начинала работать, у нас не было еще ни уборщиц, ни поваров, никого. Пищу мы заказывали, нам готовили и привозили в термосах. Воспитатели, правда, были и вожатые. Тем не менее начинали мы очень сложно: в лагерь никто не ехал, он был запущен: не было ни одной площадки. Но потихоньку всё устроилось. Поэтому опять с вами соглашусь: всегда будет внутреннее противодействие этой земной, хозяйственной деятельности, которую я как управленец, как руководитель вынужден исполнять, а хотелось бы просто творить, но… (смеется) не всегда это получается.
— Значит, лирик был первичен, а организационная деятельность началась позже? Что же было причиной рождения лирика? Как Вы начали писать стихи, петь песни? Вы упомянули о своей семье — она стала катализатором?
— Я с малых лет занимался творческими делами в школе. Был поэтичным мальчиком, играл в сценках, стихи читал, пел в школьном хоре и так далее. Потом меня приметили в театральном коллективе в Доме детского творчества (тогда это еще был Дом пионеров). Там агитбригада была хорошая — в «Орленке» стали победителями всесоюзного конкурса агитбригад. А потом моя мама пошла учиться на гитаре играть, когда ей было уже 40 лет, увлекла меня, и я начал как самоучка, не знал нот, но, тем не менее, играл. Потом потихоньку начал писать примитивные стихи. И получилось так, что после армии, в 1997 году (мне было 27 лет), у нас был песенный конкурс, приехал в Тверь тренер по настольному теннису Евгений Курненко (он, кстати, известный бард, автор-исполнитель). Мы с ним дали несколько концертов в Твери. Я пел песни известных бардов, он пел свои, там собрались тренеры, с разных концов страны приехали учителя физкультуры, это финал России был — «Мастер педагогического труда», где внедрялись разные внеурочные формы физической культуры. Все, в основном, кто работает в школе, с детьми ходят в походы. Для них гитара, костер — это приятно, и мы собирали полные залы. Нас стали люди приглашать, чтобы мы спели на их мероприятиях, которые они давали: уроки, занятия, праздники. Никогда не забуду один случай: мы играли на мероприятии, у нас были одинаковые кепки, пели песню с Евгением Курненко вдвоем, и у нас потом украли кепки, а потом ещё пригласили в баню.
Мы с ним говорили, мол, мы с тобой сейчас в Москву поедем. Что там от Твери до Москвы? Сядем, да и махнем! Что тут ехать, 160 км! Станем в метро, будем петь песни и будут деньги нам кидать, — вот так шутили. И он написал частушку такую:
Как по нашей по столице
Много люду веселится.
Деньги в кепки подают,
Думал я, на тротуаре стану с кепкой при гитаре,
Не успел допеть куплет, глядь — и кепки уже нет.
У приятеля мово, тоже кепка ничего,
Тоже клевая была, только нынче в баню уплыла.
С Юркой хоть на край земли, только врозь в постели,
А наши кепки увели, чтоб задаром пели.
А потом мы пели про Тверь нескольку песен… Но суть в том, что эта встреча перевернула мое представление о поэзии, и вообще об авторской песне. Я очень много пел, знал много песен, и сам писал. Но когда я исполнил несколько своих песен, он мне так сказал: «Юр, вот есть песни Киркорова, или у Галкина с Пугачевой: «Зайка моя, я твой тазик…», а есть и другая «Зайка»:
С кем сравнить мне тебя, угадай,
Хочешь правды, так правду узнай.
Ты мой зайка, дружок, ты мой зайка,
А я твой дед Мазай.
Можно сказать: «У женщины красивые ресницы», а поэт должен сказать:
Но ресниц твоих острые шпаги
Конвоиров имеют талант.
Ты мой лагерь, дружок, ты мой лагерь,
Ты мой лагерь — я твой арестант.
Можно сказать: «Идет дождь, сосны качаются на ветру», а поэт скажет:
Янтарными струнами в пьесе дождя,
Ветер, мачтами сосен играй.
Вот — разница. Он мне начал объяснять, что есть особенное умение — обыденные вещи воспеть как-то по-своему, как-то интересно — так, чтобы это действительно была поэзия, потому что все остальное: «Ты целуй меня везде…» — такая пошлость, примитив. Иными словами, Курненко научил меня песенному представлению. Мы с ним попробовали несколько песен записать, но в основном он, я — так, поддакивал. А потом я вернулся в Ржев, и сразу, под впечатлением, через год, в 1998-м, создал клуб авторской песни «Аккорд», который до сих пор существует. Под впечатлением написал несколько неплохих, на мой взгляд, стихотворений, переложил их на музыку, стал тогда лауреатом всероссийского фестиваля имени Визбора — мне супруга его, Нина Филипповна, вручала приз. У нас на Селигере такой фестиваль до сих пор проводится. Так вот пошло, пошло мое увлечение авторской песней, и я стал потихонечку писать что-то, иногда получалось то, на что было можно обращать внимание. Во всяком случае, люди, которым я это читал, говорили, что действительно нечто заставляет их или смеяться, или плакать, или переживать, или подумать. И я решил, что нахожусь на правильном пути. Не считаю себя поэтом, пишу очень мало. Это как крик души: или пишу, или нет. Есть люди, которые пишут книгами — в этом смысле, наверное, я все-таки не поэт, просто иногда получается что-то, что нравится мне и моим друзьям, вот и все.
— На многие мои вопросы Вы уже ответили — как раз хотела спросить о тех людях, встреча с которыми перевернула судьбу. С другой стороны, коварный вопрос: кого-то не назовете — прочитают и обидятся.
— Нет, ну как я могу! Во-первых, у меня родная мама была самым творческим человеком и моим самым лучшим критиком. Если мама говорила «не верю», значит все. А моей «творческой» мамой была, я считаю, Елизавета Константиновна Паршикова, руководитель театральной студии. В Ржеве она сейчас режиссер народного театра, в котором и я играю, у нас очень хорошие спектакли, пользующиеся популярностью. Даже народные артисты-юмористы, которые приезжают, не всегда собирают такие залы, как наш народный театр. У нас единственный народный театр в городе, в этом году мы подтвердили звание, два спектакля вышло: «Трактирщица» К. Гальдони и «Аз и Ферт» П. Федорова.
— То есть любовь к театру возникла раньше, чем любовь к поэзии?
— Да! Я с малых лет играл. Увлечение поэзией позже началось, даже не столько поэзией, сколько авторской песней. По сути, вышедшая книга — это не стихи, а сборник песен. Думаю, что со временем я выпущу настоящий собственный сборник песен. У меня уже несколько песен есть, которые вошли во всероссийские сборники, но это в основном военные песни. А именно своего сборника, к сожалению, у меня пока нет — не хватило, наверное, времени, да и надо найти студию, чтобы сделали аранжировку, записали. Думаю, что в ближайшие несколько лет я этот вопрос все равно «добью», потому что мне очень этого хочется. Вот и эту книжку — сборник стихотворений — никому не продаю, просто вручаю людям — всем желающим, своим дорогим близким, хорошим знакомым, творческим людям. Приятно вспоминать такой случай: вручил стихи одному тренеру, он дал книгу жене почитать, теперь она читает ему на ночь и говорит «Вот какие стихи!». А он мне потом говорит: «Что ты сделал с моей женой?». Значит, мое творчество кого-то тронуло хоть чуть-чуть.
— Еще одно противоречие, которое бросилось мне в глаза: в Вас просто средоточие несовместимых сфер: Вы почетный работник физкультуры, спорта и туризма по Тверской области. Но спорт очень далек от говорения: в спорте либо есть результат, либо, сколько не теоретизируй, успехов не появится. Помогает ли спорт сформироваться поэтической мысли или наоборот — мешает?
— Единственное, чем тренерская работа мне помешала, так это тем, что у меня сейчас пропал голос. Раньше был хороший мощный, и диапазон шикарный, но в спорте голос постоянно на крике. Его ещё можно восстановить, но этим надо заниматься, ездить в Тверь к специальному врачу — фониатору. Раньше, помню, выступали мы — ансамбль при клубе авторской песни — я спел «Варварство» на стихи Мусы Джалиля (написал музыку сам), и стал победителем Всероссийского конкурса патриотической песни. Пел в пяти тональностях, то есть голос был отличный, а сейчас его уже нет. Как-то могу напрячься, одну песню спеть, а потом садится голос — связки изношенные. Но конечно, баскетбол для меня — лучшая игра. Во-первых, это самая умная игра в мире...
— Нечто подобное я слышала о хоккее…
— (Смеётся) Нет-нет, я объясню почему. Был такой гроссмейстер — Ботвинник, шахматист (я тоже занимался в свое время шахматами, ходил в кружок, имел первый разряд). Как-то Ботвинника спросили: «Если бы вы не занимались шахматами, во что бы вы играли?» Он говорит: «Я бы занимался баскетболом, потому что баскетбол — это быстрые шахматы».
Действительно, там надо использовать комбинации, переплетение комбинаций, схемы. Существуют система игры — система защиты, система нападения — это очень сложный, интеллектуальный вид спорта. У нас, как правило, если человек плохо учится, то он в баскетболе никогда не достигнет хороших результатов. Это сплошная геометрия. Баскетбол по праву считается самой умной в мире игрой.
— Посмотрите на ребят из лагеря «Зарница»: на игре во флорбол с хоккеистами баскетболисты проявили себя лучше, чем самбисты.
— А как вы хотели? Игровое мышление, реакция! В самбо каждый за себя, здесь — команда. Это как единый механизм: один винтик не там встал — вся комбинация, вся система насмарку. Это творчество, очень большое творчество. К тому же важную играет роль отбор ребят — через меня разные дети проходят, сотни детей, и каждый ребенок — личность, каждый ребенок — индивидуальность. Кроме того, я очень много работаю с родителями.
У меня был первый выпуск — самый сильный. Сейчас здесь работает тренером мой ученик из этого выпуска. Он живёт в Москве, а сюда приезжает работать совершенно бесплатно, привозит сына, кучу тренажеров, дарит нам мячи. Он просто приехал и с утра до вечера занят с моими детьми — фанат. И таких ребят из первого выпуска много.
Был комичный случай: я работал учителем физкультуры в школе и вел баскетбол при спортивной школе. У меня была завуч, заслуженный учитель России, очень-очень умная женщина, Нонна Михайловна, пожилая леди старой закалки. Она все время говорила: «Я приду к вам на урок, у вас должна быть методика», а я был строптивым парнем. И вот она приходит на урок, а я беру гитару, пою песни детям. Или она приходит, а я говорю: «Я вас не пущу на урок — не готов». У нас с ней постоянно была конфронтация. Она говорила: «Вот вы занимаетесь баскетболом, а как же остальные виды спорта?». Я отвечал: «Я вам найду программу — а если не найду, то разработаю — специализированную на одном виде спорта». Постоянно с ней по методикам, по работе сталкивались. Она спросит, например: «Почему ты этому поставил “пятерку”?», а я считал, что физкультуру нельзя оценивать. Никак не мог понять, как можно поставить девочке, которая не умеет лазать по канату — полной родилась — «двойку»? А если ей природой этого не дано?! Мы же оцениваем знания. Математик написал формулу — ребёнок ее выучил, мы поставили оценку. А как можно за то, что дано человеку природой, ставить оценку? Я все время с завучем спорил. И потом она как-то дала ребятам сочинение на тему: «Человек, на которого вы бы хотели быть похожими», или «Ваш идеал человека». И все мои мальчишки в двух классах написали про меня — практически все! Нонна Михайловна мне тогда сказала: «Юрий Сергеевич, я была не права, простите меня за все». И потом на любом педсовете, когда я выступал, она меня во всем поддерживала: «Как Юрий Сергеевич скажет, так и будет». После этого сочинения она изменила своё отношение ко мне. Дети ей написали, как ездили со мной за грибами, как ходили в поход, как слушали песни, как мы ловили рыбу, как я учил их правильно собирать грибы. Она тогда сказала: « Я вообще удивлена: ведь у них у всех есть отцы, хорошие отцы, но они не написали о них, а выбрали вас, и это дорогого стоит».
Это всё настолько интересно. Вот приходят дети, они стоят маленькие, и потом ты с каждым годом видишь, как они растут, как они прогрессируют, как складывается команда. Ты проводишь с ними время: ходишь на костер, поёшь песни, и они уже песни наши эти знают, с тобой поют. Уже каждый может сказать что-то своё, понять, что они команда: если кто-то один ошибся, провинился, то будут страдать все. Здорово и то, как они вырастают, а потом приходят. Сейчас уже первые мои приводят заниматься своих детей. Это замечательно, это преемственность.
И ещё один момент: разные семьи, воспитание разное — один ребенок не понимает, пока на него не накричишь, а на другого вообще голос повышать нельзя, потому что он так воспитан, он сразу замыкается, он не будет вообще играть. У меня был ученик, который сейчас играет в команде суперлиги. Так с ним у меня была всегда скакалка на плече — он по-другому не мог. Тем не менее сейчас приезжает — 2,07 ростом, обнимается, говорит: «Юрий Сергеевич, спасибо!».
Я так люблю свою профессию! У меня уже плеяды выпускников, все приезжают. Сейчас с улыбкой вспоминаю, как мы тренировались с первым выпуском, а я еще сам был мальчишкой — у нас разница — 10 лет: они 1980-й год, а я 1970-й; они такие высокие, а я — худенький, маленький. Как-то были на турнире, они там балуются, и вахтерша говорит: «Позовите тренера!», я подхожу, говорю: «Я тренер», а она: «Мальчик, хватит издеваться надо мной, иди отсюда! Позовите мне тренера!». Я ей паспорт даю, она засмеялась, даже не стала смотреть: «Идите спать!» — и все. Мы с ними были почти вровень. Как-то сидим у костра, поём песни, потом говорю им: «Когда будете жениться, прежде приведите мне свою избранницу, я с ней пообщаюсь (вот дурачок был по молодости!) и скажу, будете вы с ней жить или не будете (вроде мудрец я такой). Я об этом разговоре забыл. Проходит лет восемь-десять — им уже по 20 с лишним лет. И вот один приводит: поговорили, поговорили, спрашивает: «Ну как, Юрий Сергеевич, будем жить?», а я ему: «Будете, конечно, хорошая девочка». А тут Димка — он в лагерь приехал уже с кольцом — мы тогда в другом лагере работали, говорит: «Юрий Сергеевич, я женился». Ну, молодец — что ж, она москвичка… И прошло несколько лет — он развелся. Проходит еще несколько лет, снова приехали все выпускники — и Дима приезжает со своей новой девушкой. Говорит: «Юрий Сергеевич, поговорите с ней». Я разговариваю: оказалось, моя супруга у нее была воспитателем, разговорились, в общем.
Побеседовал с этой девушкой о разных вещах, и после этого он ко мне подходит, а я ему говорю: «Вот эта девочка наша, ржевская, не избалована, как какая-нибудь москвичка. Вот с этой будешь жить». А она-то за дверью там стоит и выходит к нему в коридор (я краем уха подслушиваю), спрашивает: «Дим, ну что Юрий Сергеевич сказал?» — «Юрий Сергеевич сказал, будем жить!» — «Ну, слава тебе, Господи! Слава тебе, Господи!».
Понимаете? Поразительно, насколько они верили в мои слова!
Я считаю себя счастливым человеком, потому что у меня есть такие замечательные дети, такие ученики замечательные. И даже если не очень замечательные… Всяко бывает. Если жизнь их бьёт, я всегда на помощь прихожу, стараюсь подсказать где-то, а иногда и финансово помочь. Иногда бывает так, что и они мне помогают. Тут все по-разному может складываться, но я считаю, что если даже по истечении времени один-два человека, которых ты выучил, приехали к тебе и сказали «Спасибо» не только за то, что, научил играть в баскетбол, а научил дружбе, добру, любви, научил понимать, что такое команда, научил выносливости, силе воли, характеру и так далее, значит, я не зря живу на этом свете.
Поэтому моя работа — это тоже творчество. Замечательное творчество, ничуть не хуже, чем стихи, я думаю. Это тоже своеобразная поэзия.
— Как раз думала о том, что Вы, наверное, счастливый человек. Листаю Вашу книгу: с одной стороны, стихотворение, которое открывает сборник, повествует о несбывшихся мечтах, нереализованных планах, которым, кажется, никогда не суждено воплотиться. А с другой стороны, сколько Вы уже реализовали — это очень много.
— Да, и еще больше предстоит реализовать, все равно надо бороться за свои мечты. У меня есть такая непростая цель: построить хороший спортзал в Ржеве для игровых видов спорта — не только для баскетбола, но и для волейбола, мини-футбола и так далее. В городе нет ни одного стандартного зала нормальных размеров, где можно было бы проводить областные — уж не говорю, российские — соревнования.
— Знаю, что Вы занимались и политической деятельностью, а вот в книге совсем нет политики. Это намеренная установка или так получилось?
— Я не политик, честно признаю, не политик. И не пытаюсь идти в политику, хотя мне неоднократно предлагали быть главой города, но я считаю, что пироги должен печь пирожник, а сапоги тачать сапожник. Но в силу того, что я поставил себе цель — построить корпус, построить спортзал, приходиться какие-то деньги выбивать, ведь я бюджетник, а бюджетная ситуация у нас, в России, к сожалению, очень сложная, особенно в муниципалитетах, маленьких городах. Политика нашего государства такова, что практически все налоги уходят в федеральный и областной бюджеты, а муниципалитетам жить не на что. И даже эти крохи ты не получишь, если не пройдешь в Думу. Я иду в Думу только из-за того, что надо немножечко пробить денег для спортивной школы, для детей, для нашего трудового лагеря. И, конечно, основная цель, как я говорил, — построить спортивный комплекс для игровых видов спорта. Фундамент уже сделан, проект есть, но, к сожалению, пока дело не движется. Из шести загородных лагерей мы остались одни, мест категорически мало. Теперь дети могут отдохнуть лишь один раз в сезон, то есть не две смены. А если бы мы разрешали отдохнуть две-три смены, был бы ажиотаж. Мы и так рассчитаны на 120 человек, а вмещаем 180 и больше! Вот такая ситуация. Поэтому я и иду в Думу.
Я не принадлежу никакой партии и стараюсь защищать интересы людей. Дума — орган законотворческий, и я стараюсь делать все, чтобы быть в Думе. К сожалению, у нас все проходят, чтобы защищать интересы партии, а я хочу делать иначе. Я три раза выбирался в Думу, сейчас третий созыв, третья пятилетка, так скажем, третий раз люди мне доверились, хотя конкуренты-«единороссы» в этом году были очень сильны. Но ничего не помогло, выиграл с большим отрывом, потому что люди понимают: я голосую так, как они хотят, а не так, как мне диктуют сверху.
— Искренние слова о людях я ещё не слышала ни от одного политика.
— Потому что в основном в Думу идут не за этим. Меня один раз депутаты упрекнули за то, что я объяснил во всеуслышание, почему люди идут в Думу, ведь зарплату там не платят ни копейки. Первое, конечно — повысить свой авторитет, амбиции удовлетворить, получить статус — «я депутат». Второе — лобби своих интересов. Точнее не своих лично, а своего предприятия, организации или бюджетного учреждения, как я, например. У меня была статья, в которой я писал примерно так: «Если вам говорят, что люди идут в Думу, чтобы защищать интересы народа — не верьте. Они не могут защищать интересы народа в целом, это еще президент может, а они идут отстаивать мнение какого-то определенного круга лиц, например спортсменов, экологов, своей организации». И после этого мне депутаты сказали: «Что вы такое говорите? Поэтому на заборах и пишут, что Дума — ворье».
Мне велели публично принести извинения, и я выступил на телевидении. Сказал, что приношу извинения перед людьми, проблемы которых я решал, но мне не удалось. Я могу извиниться перед спортивной общественностью за то, что я собираюсь построить зал, но мне никак не удается его построить. И я приношу извинения перед детьми «Зарницы», что никак не могу построить корпус, но я ни в коем случае не буду приносить извинения за правду, которую я сказал. И я сказал, что дума — «ворье». Воровство-то бывает разное: можно, например, украсть миллион, а можно — веру или возможность избирать главу города. У нас сейчас отменили прямые выборы главы. И главы города как такового, он не избирается из депутатов. Депутаты избирают сами, а люди не голосуют. Это тоже воровство — почему людей лишили права? Я сказал, что, наверное, поэтому люди пишут: «Дума — ворье», потому что вы как дума лишаете людей права выбора.
Многие меня недолюбливают из правящей партии, но я стараюсь не конфликтовать. Бывает, прямо с угрозами заставляют голосовать, но я никогда не поддаюсь, мне все равно. Я не боюсь, не держусь за какое-нибудь место, с «тренера» меня никто не выгонит, а отсюда, ради Бога, я и сам всегда выйду с удовольствием, пусть они другого ставят. Возможно, поэтому ко мне так относятся — потому что понимают: если я сказал «нет», значит «нет». Вы меня, как хотите там, склоняйте, угрожайте мне, я все равно не поддамся.
— Вы сказали, что написали статью, а в каких жанрах еще пробовали себя? Только стихи?
— У нас в газетах, например, в «Женских новостях» есть такая рубрика «Гость второй страницы». Меня приглашают и, как вы сейчас берете у меня интервью, общаются. Я просто отвечаю на вопросы разной тематики (о городе и не только) как считаю нужным. Была ситуация, когда я позволил себе критику президента, а до этого мне должны были присвоить звание «Почетного работника», так этот процесс приостановили на полгода. Это смех! Я говорил руководству: «Разве ж так делается? Причем здесь мои политические взгляды?» Да и потом, я никого не оскорблял, просто сказал, что нам до всего есть дело. Мы даем деньги Белоруссии, Чечне, но забываем о своем народе. Особенно центр России — это настоящее нищенское существование. Я по своей работе бывал в Ярославской, Костромской, Новгородской, Тверской областях — вообще ужас, что там творится. И никому до этого дела нет, никому! Нам к 800-летию Ржева хотели дать один миллиард четыреста пятьдесят миллионов рублей — и не дали: зарубили все деньги — «кризис, нет возможности».
Чечне каждый год Аллах посылает по 11 миллиардов, а Чечня размером со Ржевский и Старицкий районы. Почему такая несправедливость? Почему им — 11 миллиардов, они не знают, что с ними делать, а нашему городу хоть бы два-три миллиарда дали. О, у нас бы город-сад был бы! Мы бы построили спорткомплекс, Дворец бракосочетаний, баню нормальную, Дворец культуры и дороги бы сделали — 800-летие! Я все время говорю так: человек должен встать утром: у него горячая вода из крана течет — он скажет: «Да здравствует 800 лет!», он идет — подъезд отремонтирован — «Да здравствует 800 лет!», во двор вышел — тротуары заасфальтированы, сделаны детские площадки — «Да здравствует 800 лет!», пошел ребенок в школу — и там все отремонтировано — «Да здравствует 800 лет!», повел ребенка в садик — то же самое. Человек вечером возвращается, все улицы освещены — «Да здравствует 800 лет!», с крыши не течет — «Да здравствует 800 лет!», тепло зимой — человек должен ощутить это 800-летие.
— Помечтать приятно, да.
— Ощутили? Вот это надо сделать так. Ну хоть раз в 800 лет хотя бы несколько миллиардов дать! Мы ж не просим 11 миллиардов, как Чечне — нам миллиард-два дайте. Но нет.
— У Вас много стихотворений о Ржеве — Вы родом из этого города?
— Да. Я родился и вырос в Ржеве.
— И Ваши предки?
— И родители отца, и мамины родители — все здесь.
— Замечательные фотографии и стихотворения, посвященные маме — это одни из лучших страниц Вашей книги.
— Это моя боль, как говорят поэты. Один из них сказал: «Пока тебя обухом не стукнет, ничего хорошего не напишешь». И, как правило, стихи хорошие пишутся или от боли, когда идет душевное переживание, или когда идет восхищение чем-то, радость.
— А чего Вы не приемлете в творчестве: в пении, в стихах?
— Не приемлю заказного. Иногда говорят: «Вот напиши». У меня в книгу попало много стихотворений про «Зарницу»: песни, один гимн. Меня мой заместитель долго просил написать гимн «Зарницы», я никак не мог, потому что по заказу трудно. А потом как-то ехал в поезде и между делом написал. Вот так оно бывает.
Да будет проклят друг, которого
Не дозовешься в час беды!
И проклят голос, петь готовый
В любом кругу на все лады!
Это Расул Гамзатов — «Проклятие». Не люблю таких людей, которые сегодня с одним, завтра — с другим. У нас сейчас, к сожалению, Ржев очень лихорадит этим. Был один глава — хороший, много лет проправил. Скинули его, и те, кто были с ним, от него отвернулись — перешли к другому. Этого я понять не могу, не могу. Есть такой немецкий поэт Ганс Калау, написавший в свое время стихотворение «О спешке»: «Возле каждой перспективной идеи собираются разные люди» (он писал верлибром). По мотивам этой мысли Калау у меня написано стихотворение:
Приспособленцы, болтуны и прохвосты,
Прорицатели, люди разного роста,
Еще попутчики просто и т.д.
Где лакомый кусочек — они туда, как мухи или пчелы. Этого в людях не приемлю, это предательство, на мой взгляд.
— А какие у вас еще предпочтения в литературе, в кино, в искусстве?
— В литературе, конечно, поэзия. Я очень много читал и читаю. Программного Пушкина в своё время знал всего, ну за исключением поэм, конечно. Даже иногда сейчас сын учит Пушкина, я тут же вспоминаю практически всё стихотворение. Лермонтова «Смерть поэта» ему целиком прочел, он удивился: «Папа, откуда ты все помнишь, как это?» В голове отложилось. Я в свое время читал Твардовского «Ленин и печник» —длинное повествование такое… Так я рассказал его полностью, помню наизусть до сих пор, не знаю почему. Из поэтов любимый — Расул Гамзатов, мама моя любила его очень и мне привила эту любовь.
Конечно, Высоцкий — мне он меньше нравится как актер, чем как поэт. Именно как поэт, не только как композитор, музыкант — как поэт он сильный, глубокие такие вещи у него есть, замечательные. Не только глубокие смысловые, но и много юмористических вещей. Еще играю в спектаклях, берем разные тексты. Интересно, приходится все учить наизусть — это здорово. И плюс, куда бы я ни поехал — в любой город — обязательно иду в театр на какой-нибудь спектакль. Последний раз был в Костроме и видел великолепную постановку, в Воронеже смотрел «Театр» — спектакль был бесподобный. В Ульяновске тоже посмотрел хороший спектакль, в Питере у нас родственники, мы каждый раз ходим в театр. Вот так смотрю, интересуюсь, нравится мне это дело. Мне даже не столько нравится следить за сюжетом, сколько анализировать, как бы я сыграл ту или иную роль. Как актеру мне интересно: как проявляются актерские решения, его жесты, образы. Иногда даже виден уровень актера: выходит он из образа или не выходит. Мне интересно это как актеру сравнивать, думать, как бы я это сделал.
— Ваши близкие критикуют Вас или поддерживают?
— Мама, когда была жива, в разумных пределах критиковала, потому что я жил так, чтобы доказать ей, что я чего-то стою в этой жизни. Что касается супруги — она особенный человек… В нас сошлись две половинки, и она просто мной живет, она создана для меня — как частичка меня. Она очень меня чувствует: если мне плохо — она всегда рядом, хорошо — тоже рядом, и всюду меня поддерживает, во всех начинаниях. И в горести, и в радости она живет мною и нашими детьми — вот и все. Я не люблю перемен. Сейчас один из сыновей уезжает в Санкт-Петербург — играть за школу в спортивный интернат. Он перешёл всего-навсего в восьмой класс. И мне это настолько неприятно, дискомфортно, потому что сыновья вдвоём всегда. Если вдруг они поругаются, я их обычно мирю. Перед сном всегда придут, обнимут, и мы все вчетвером побалуемся, потолкаемся, поиграем, они мне сделают «поцелушки» и потом лягут спать. А утром встают, мама их поднимает в школу, я еще сплю. Они — каждый — подойдут, поцелуют, и тогда идут в школу. И вдруг все нарушается! Я очень болезненно это воспринимаю — не могу, когда «мой» мир — мир «наш», семейный, — вдруг начинает рушиться. Я еще не могу к этому привыкнуть. Как это все будет? Это трудно. Я такого склада человек — в доме ничего менять не люблю. Супруга может втайне от меня переставить, переделать.
Самое главное, чтобы меня ждали, чтобы меня встречали, чтобы меня любили, а я уже отдам свою любовь всегда. Всегда буду поддерживать их, стоять на страже своей семьи, так сказать. Берегу всю эту идиллию, которая создана — не мной, конечно, женой. Она создала этот «мир», маленький наш «раёк», и старается его беречь, а я ей только помогаю.
— И последнее: какое пожелание, читателям «Паруса» Вы могли бы передать?
— Пожелание такое: в первую очередь стараться слушать хорошие песни, хорошие и в плане музыкальном и в плане текстовом; стараться читать хорошую литературу и быть просто не равнодушными к жизни людьми — не только к песне, литературе или стихам, а во всех аспектах. Самое главное в мире — это мой девиз — любовь во всеобъемлющем смысле этого слова. Это не только любовь к маме, к женщине, к Родине — что тоже, конечно, важно, — но вообще — к своему делу, к любому делу. Если человек будет делать всё равнодушно, без любви, то это не приведет ни к какому результату, а если все будет делаться с любовью, то оно обречено на успех. Вот и все, что я хотел бы пожелать.
— Спасибо за встречу, интересный разговор. И мы, в свою очередь, хотим пожелать Вам любви, сил, вдохновения и удачи!
Беседовала Ирина Калус.
