litbook

Проза


Воспоминания Абрахама Кагана0

 Абрахам (Аб) Каган (Кахан; 1860-1951) был заметной фигурой в становлении и развитии идей тредюнионизма и социализма в США в конце XIX-начале ХХ веков. Он был  их горячим пропагандистом как на митингах  и собраниях, так и на страницах идишской и англоязычной печати. Младший современник Кахана книгоиздатель С.Зальцман писал  о нем:

   <…> А. Каган был один из  самых талантливых пропагандистов, который оказывал огромное  влияние на слушателей, в качестве пламенного оратора он всегда выходил победителем. Еврейские массы восточного Нью-Йорка его буквально боготворили<…> Помимо устной пропаганды, он был лучшим специалистом  пропаганды печатной, одним из самых  крупных  редакторов еврейской прессы<…> Каган был не только лидером и голосом своей партии, но и учителем и воспитателем масс, носителем культуры, подобно английским миссионерам, распространявшим веру и образование среди разных народов и занявшим благодаря этому почетное место  в истории[1].

 

   А.Каган родился в 1860 году в религиозной семье в городке Подбродье (ныне Пабраде) недалеко от Вильно. Он учился в еврейской школе и некоторое время в ешиве. Выучив самостоятельно русский язык, Каган поступил в Виленский учительский институт, где познакомился с идеями социализма и участвовал в подпольных кружках. После убийства Александра  II был вынужден покинуть Россию и 6 июня 1882 года приехал в Нью-Йорк. Принимал активное участие в зарождавшемся профсоюзном и социалистическом движении, в 1886 году стал  издавать первый социалистический еженедельник на идиш Di Neie Zeit (Новая эра). В течение нескольких следующих  лет Каган был редактором двух  идишских  газет: профсоюзной  Di Arbeiter Zeitung  (Рабочая газета,1891-1896) и органа Социалистической рабочей партии Di Zukunft (Будущее,1893-1897). С 1897 по 1901 год Каган- репортер New York Commercial Advertiser. В 1903 году он стал главным редактором ежедневной газеты Jewish DailyForward, основанной с его участием в 1897 году. Оставаясь на этом посту почти  полвека, Каган превратил её в наиболее читаемую и влиятельную идишскую газету своего времени, тираж которой доходил до 250 000 экземпляров.

   Каган внес заметный вклад не только в публицистику, но и в литературу. Его карьера писателя началась в 1890-е годы. Первый рассказ, «Mottke Arbel un zayn shiddokh» («Моттке Арбел и его роман») появился в Di Arbeiter Zeitung в 1892 году. В нем затрагивается тема, ставшая важной для многих  произведений Кахана: попытка успешного еврея-иммигранта («олрайтника») вписаться в американское общество и культуру. После публикации «Моттке» в переводе на английский в журнале Short Stories (Рассказы) в 1895 году писатель  и критик Вильям Хоуэллс[2] объявил Кагана «новой звездой реализма». Эмигрантской теме посвящена появившаяся вскоре повесть «Yekl: A Tale of the New York Ghetto» («Екл: сказка нью-йоркского  гетто», 1896) и сборник рассказов «Imported Bridegroom» («Жених издалека», 1898). В книге «The WhiteTerror and the Red: A Novel of Revolutionary Russia» («Белый и красный террор: роман о революционной России») Каган описывает историю освободительного движения в стране, начиная с 1870-х годов. Главным литературным достижением писателя стал выдержавший несколько изданий  роман «The Rise of David Levinsky» («Возвышение Давида Левинского», 1917). Это история молодого религиозного эмигранта из России, который в конце XIX века попадает в «плавильный котел» Нью-Йорка и проходит путь от зеленого  новичка до миллионера швейного бизнеса. Это также рассказ о том, какие моральные потери претерпел герой на этом пути. Из  более поздних работ Кагана на идиш следует  отметить «Historia fun di FareingteShtaaten» (1910-1912) – двухтомную историю США; «Bleter fun MeinLeben» (1926-1931) – мемуары в пяти томах; «Palestina» (1934) – впечатления автора от посещения Эрец-Израэль; и «Rashel: ABiografia» (1938) –биографию великой актрисы Э.Рашель.

  После смерти Кагана в 1951 году в Нью-Йорке были опубликованы два его  произведения: «The Education of AbrahamCahan» («Становление Абрахама Кагана», 1969) – английская версия ранних воспоминаний, и сборник рассказов и газетных статей «Grandma Never Lived in America» («Бабушка никогда не жила в Америке», 1985).

   Первые три тома воспоминаний А.Кагана «Bleter fun Mein Leben» («Из моей жизни») были опубликованы в 1926 году. Через два года появился четвертый том, еще через три года – заключительный пятый том.

   Первый том посвящен жизни Кагана в России до его отъезда в Америку в 1882 году и описанию событий, приведших к массовой эмиграции российских евреев за океан. Во втором томе повествуется открытие автором новой страны, его  «врастание» в американское общество, которое открывает ему и свои неисчерпаемые возможности, и теневые стороны. В Америке он становится учителем, адвокатом, социалистическим агитатором, профсоюзным активистом и, самое главное, влиятельным журналистом и плодовитым писателем.

   Первый том написан на традиционном идиш, на котором говорили евреи Восточной Европы, второй и последующие тома – на американизированном идиш. Во вступительной заметке к первому тому Каган указывал, что этот язык  «был бы неестественным в описании моей старой родины. В первом томе я не употребляю  английских слов, которые стали неотъемлемой частью американского  идиш. Начиная со второго тома, я не мог избежать американизмов, которые прочно вошли в наш язык, точно также, как русские и польские слова укоренились в нем на нашей старой родине». Ко второму тому воспоминаний приложен словарь использованных американизмов.

   В третьем томе описывается история создания The Jewish DailyForward,  которая была наставником и учителем для сотен тысяч иммигрантов из Восточной Европы, начинавших новую жизнь в Америке. Автор  подробно пишет о своей журналистской и редакторской деятельности, связанной с газетой. Большое внимание уделено политике и профсоюзному движению и той роли, которую сыграл в них автор.

   В четвертом и пятом томах важное место занимают характеристика литературного  творчества Кагана, описание его путешествий в Европу, участие в международном социалистическом движении.

  Пятый том заканчивается событиями, связанными с избранием в Конгресс от Восточного Ист-Сайда еврея-социалиста Мейера Лондона[3] и делом Лео Франка[4].

   Первые два тома воспоминаний были переведены на английский и изданы отдельной книгой в 1969 году[5]. В предисловии к ней указано, что в планы The Jewish Publication Society of America  входит издание на английском третьего, четвертого  и пятого томов мемуаров, объединенных в одну книгу под названием «The Rise of AbrahamCahan» («Возвышение Абрахама Кагана»), однако, похоже, что этот проект так и остался неосуществленным.

  

Приложение

Ниже приводятся несколько отрывков из английской версии воспоминанй А.Кагана[6]. Они дают представление об идеализме и бескорыстии иммигрантов из Восточной Европы, привезших на свою новую родину идеи социальной справедливости и искренне веривших в возможности  их реализации.

Мемуары описывают напряженную политическую борьбу  среди иммигрантов и те организационные формы, которые она принимала. Наряду  с этим, в воспоминаниях содержатся интересные зарисовки культурной жизни в Нью-Йорке в конце XIX века.  

 

   В 1884 году после праздника Йом-Кипур небольшая группа русских и польских евреев собралась в зале на 165 East Broadway для того, чтобы организовать профсоюз швейников. Я участвовал в заседаниях в качастве докладчика и советника. Именно здесь зародился профсоюз, вскоре объединивший тысячи рабочих.

   Это была не первая попытка такого рода, но все предыдущие заканчивались неудачами. Одной из их  причин было то, что сами рабочие сильно отличались  друг от друга по  роду своей деятельности. Выходцы из  Венгрии и западной Польши были заняты пошивом более дорогой одежды и получали более высокие зарплаты, а уроженцы остальной Польши и Литвы выполняли самые низкооплачиваемые работы. Даже когда возник профсоюз, эти две группы иногда действовали как его  самостоятельные отделения.

   В здании на 165 East Broadway было  много помещений, и во время празднования еврейского Нового года все они использовались для богослужений. В зале, где мы заседали, были воздвигнуты Арка для Торы и кафедра для кантора, и первые члены были приняты в профсоюз именно перед этой кафедрой.

   Я хорошо помню состоявшееся позднее собрание профсоюза швейников на First Avenue. Зал на 2000 человек был полон, по-видимому, это было самое  многолюдное собрание еврейских  рабочих в Америке, а может быть, и во всем мире. Когда меня представили аудитории, раздались аплодисменты. В первый момент, при виде такой толпы я почувствовал замешательство, но оно быстро  прошло. Слушатели были внимательны и с энтузиазмом встречали основные положения моей речи.

   Председательствовал на митинге польский еврей Шапиро, известный своими тесными связями с Демократической партией. Другой профсоюзный лидер был владельцем бара на Эссекс стрит. Они и подобные им личности контролировали весь союз. Я же утешал себя мыслью о том, что со временем, когда социалистические идеи проникнут в рабочие массы, они избавятся от подобных руководителей.

   Однажды один немецкий анархист спросил  меня, почему я вообще имею дело  с таким профсоюзом. Я ответил: «Даже если мне представится возможность пропагандировать свои убеждения в казино, я не упущу её. Мой долг _ распространять  идеи социализма там, где это  возможно. В конце концов, этот профсоюз _ организация рабочих, и со временем они прозреют».

   Президентом первого  профсоюза швейников был Аронсон, секретарем _ упомянутый выше Шапиро. Оба были неплохими ораторами и знали, как проводить  митинги. Они могли организовать поддержку или  обструкцию оратору и умело пользовались для этого председательским молотком. Как-то  после собрания я шел домой пешком и встретил  рабочего-швейника. Он похвалил мою речь и спросил, сколько мне за неё заплатили. Я стал уверять  его, что не выступаю за деньги. Он не поверил  и засмеялся _ молодой человек судил всех по таким как Шапиро. Искоренить подобное отношение, убедить рабочих, что помимо денег существуют еще и принципы, что продавать свой голос на выборах _ больший грех, чем курить в субботу _ это были наши цели в то  время.

   Однажды на профсоюзном собрании в Эверет-холле был поднят серьезный вопрос: следует ли ограничивать число членов союза? Некоторые выступали против этого, я же считал, что  прибывающие иммигранты не имеют представления о какой-либо организации, поэтому сначала мы должны максимально укрепить уже существующие профсоюзы, а потом рекрутировать новых членов. Чтобы пояснить свою мысль, я привел  такой пример. Когда повар приготовляет вареную рыбу, то наливает в кастрюлю немного  воды, доводит её до кипения и пробует. Если он чувствует, что бульон достаточно крепкий, то добавляет в него еще воды. Пример вызвал аплодисменты, но после собрания ко мне подошла группа рабочих, которые выразили неудовольствие  тем, что  я сравнил профсоюз с кулинарией.

 

    + + +

   В 1894 году русско-еврейские эмигранты организовали «Русский рабочий союз» во главе с Алейниковым[7]. «Союз» проводил воскресные лекции и дебаты на русском языке в доме 106 на EastBroadway. Новая организация просуществовала недолго, поскольку уже на одном из  первых  собраний обнаружились расхождения в позициях  её организаторов. После этого я и Луи Миллер[8] стали проводить собрания в Трудовом лицее в доме 165 на той же улице. Нашим первым лектором был Александр Йонас[9], главный редактор немецкоязычной газеты Volkszeitung (Народная газета), его доклад назывался «Проблемы дня». Он прочитал  его на немецком, последовавшие дебаты шли на русском и переводились для докладчика.

   Другим лектором лицея был уроженец Двинска доктор М.Меркин[10]_ высокий широкоплечий молодой мужчина с редкой светлой бородой  и очками в золотой оправе. Он был начитан и обладал ораторским талантом. Проблема состояла в том, что говорил ли Меркин по-немецки или по-русски, он делал это нараспев, как молятся религиозные евреи, и при этом все время ходил взад  и вперед по эстраде. Иногда он останавливался и устремлял взор в окно, как будто видел что-то, происходящее на улице, затем неожиданно поворачивался к аудитории, впивался взглядом в кого-то  из  первых рядов и продолжал свое «пение».

    +  +  +

    Примерно в это же время два брата, Митя и Нюма Греч образовали «Русско-еврейскую рабочую ассоциацию» («Russian-Jewish  Workingmen’s Association»). Её целью было отвлечь еврейских рабочих от идей анархизма, к которым и я проявлял интерес в то время, и вовлечь их в социал-демократическое движение. Ни один из братьев не был хорошим оратором, поэтому они часто приглашали меня делать доклады от  их лица, настаивая при этом, чтобы я воздерживался от заявлений, противречившим их социалистическим доктринам. Нюма считал, что  в наших  взглядах много общего для того, чтобы сотрудничать в рабочем движении.

   Гречи и их ассоциация внесли заметный вклад в создание нескольких профсоюзов. Митя был организатором союза швейников верхней одежды, который провел свое первое собрание в доме 177 наEast Broadway. Позже Нюма был избран секретарем Социалистической рабочей партии.

  +  +  +

    У меня была давнишняя мечта _ издавать социалистическую газету на идиш. Одну такую попытку я уже сделал три года тому назад, но она закончилсь ничем. Однако теперь, с развитием еврейского  рабочего движения, необходимость в такой газете чувствовалась все более остро. Мой товарищ Раевский  разделял это мнение, и мы начали издавать  еженедельник.

   Проблема денег не очень волновали нас. Моего заработка хватало только на жизнь. Раевский, работая на мыловаренном заводе, получал примерно столько же, но он не был женат и сумел отложить 10 долларов, которые и составили наш начальный капитал. Какую-то сумму дал нам в долг владелец типографии.

   Наша газета называлась Di neie Zeit (Новая эра), её первый номер появился весной 1886 года. Все статьи были написаны на простом идиш для того, чтобы даже малообразованные рабочие понимали их  содерожание. Некоторые мои друзья-интеллектуалы спрашивали: «Как ты можешь писать на разговорном идиш? Почему ты не хочешь облагородить его и сделать более респектабельным?» Один из них, Шур сказал  мне после выхода первого  номера: «Каган, Вы заслуживаете медали за вашу газету». Чувствуя в его  словах подвох, я спросил, что он имеет в виду. «Я всегда знал, что литваки[11]_смелые люди, но издание такой газеты требует сверхсмелости. Я уверен в её успехе». Затем он стал бранить  меня за пристрастие к простонародному идиш, на котором говорят наши родители.

   Кстати, этот язык не был частым гостем не только в газетах, но и на еврейской сцене, где господствовал немецкий диалект (Deitschmerisch). Я как-то спросил актера Карпа, который приехал в Америку с первой еврейской труппой в 1884 году, почему он играет наDeitschmerisch, а не на традиционном идиш. Артист ответил, что считает своей обязанностью просвещать еврейскую аудиторию и приобщать её к более рафинированному языку. Он не понимал, что его немецкий дипалект звучал нелепо и был уверен, что ломаный немецкий красивее традиционного  идиш.

   Я был не только главным редактором газеты, но также корректором, менеджером, бухгалтером и агентом по продаже, и все эти обязанности выполнял после тяжелого рабочего дня. Наш печатник имел магазин в небольшом подвале на углу Canal Street иDivision Street.  Редакция помещалась вокруг заваленного бумагами стола в углу подвала.

   Это было трудное время. Я пребывал в бегах в поисках объявлений или в попытках получить несколько долларов с тех, кто уже поместил их  в газете. Я был очень плохой бизнесмен и все время смешивал бизнес с пропагандой. Если кто-то из клиентов сомневался в социализме, я тратил время, вступая в длинные дебаты, в результате которых иногда терял самого  клиента.

   Один из них, владелец обувного магазина на East Broadway, засыпал меня вопросами: как будут жить люди, если не будет денег, не будет бедных и богатых? Задав вопрос, он занимался с покупателем, и я ждал, пока он освободится, чтобы удовлетворить его любопытство. Он с удовольствием слушал о «золотом веке» при социализме, но никогда не давал больше доллара за объявление в социалистической Di neie Zeit.

   Потом неожиданно у нас появился конкурент. Двое молодых рабочих скопили 800 долларов и стали издавать газету New YorkYiddish Folkszeitung  (Нью-йоркская еврейская народная газета) как раз  в то  время, когда вышел третий номер нашей газеты. Если бы в эти первые месяцы у нас был резерв  в несколько сотен долларов, DiNeie Zeit  выдержала бы конкуренцию. Наш печатник, будучи дружески к нам расположен, не был богат. Каждую неделю мы с трудом находили деньги, чтобы расплатиться с ним, и так продолжалось до четвертого номера.

   В это  время профсоюз швейников, проводивший забастовку, захотел  стать подписчиком нашей газеты. Но для нас было неприемлемым принять деньги, с таким трудом заработанные рабочими и внесенными ими в профсоюзную кассу. Единственное, что мы получали от профсоюза _ это плата за объявления, но её было недостаточно для спасения  Di Neie Zeit .

   Мне не удалось сохранить ни одного номера этой газеты, но я до сих  пор  ясно вижу её первую полосу и помню её содержание, сводившееся к наивной агитации социализма. Моя статья в первом номере была в этом духе. Я писал, что газета, проповедующая социалистические идеи, начала выходить в праздник Шавуот[12], и что она станет новой Торой для еврейских  рабочих. В этом же номере появилась публикация Раевского  и статья Александра Гаркави[13], озаглавленная «Рабочие в Дни Моисея».

   Идишская пресса была тогда в зародыше, никто и не мечтал о ежедневной газете. «Капиталистические» издания на идиш включали два еженедельника, одним из которых был Yiddish Gazetten (Еврейская газета). Оба были весьма провинциальны и нашпигованыDeitschmerisch.

   Существовал еще и третий еженедельник на идиш, не поступавший в газетные киоски из-зи печатавшихся в нем объявлений. Издателю удалось убедить нееврейских  клиентов, что, поместив объявление в его  газете, их продукты будут считаться кошерными и привлекут еврейских  покупателей. Его трюк состоял в том, что сначала он печатал большой тираж с объявлениями о якобы кошерных  продуктах и рассылал его нееврейским клиентам, которые были главным источником его  доходов, а затем печатал меньший тираж без этих объявлений и распространял его среди еврейских подписчков.

      +  +  +

   Англоязычный еженедельник The Workmen’s Advocate[14](Защитник рабочих), основанный и редактируемый Луисом Буше, был куплен Социалистической рабочей партией, после чего  его  редакция переехала в Нью-Йорк. Штаб-квартира партии находилась  в трехэтажном здании на 25 East Fourth Street вблизи площади Лафайета. В нем было несколько офисов, комнаты для заседаний и зал, в котором проводились общие собрания и где мы ожидали результаты голосования в ночь после выборов в Конгресс. В этом же здании, которое мы называли Трудовым лицеем, размещалась немецкоязычная социалистическая газета Der Sozialist (Социалист) иThe Workmen’s Advocate, работать в которой меня пригласил Буше. Я печатался в каждом номере, длинные статьи шли с моей подписью, короткие заметки _  без неё.

   К этому времени относится моя полемика с Виктором Ярросом (Ярославским)[15], сотрудником издававшейся Бенджамином Такером в предместье Бостона анархистской газеты Liberty (Свобода). Оба они утверждали, что только ничем неограниченная конкуренция сможет принести обществу свободу и справедливость, и её главной помехой является государство. Мы же, социалисты, указывали, что справедливости  и свободы не будет до тех  пор, пока существует конкуренция и связанная с ней заработная плата.

   Яррос как-то задал мне вопрос: если вы уверены в том, что социалистическое правительство может управлять производством лучше, чем предприниматели, то почему бы вам не разрешить существование частного сектора наряду с государственным? В этом случае последний в ходе свободной конкуренции продемонстрирует все свои преимущества. Отсутствие такой конкуренции, по мнению Ярроса, свидетельствует о страхе социалистов перед частным сектором.

   В статье, озаглавленной «Умственная анархия», я отвечал, что мировые социальные проблемы не могут быть решены до тех  пор, пока существует промышленная конкуренция. Я утверждал, что предложение Ярроса, допустить соревнование между государственным и частным секторами, не выяснит того, какой из них лучше для общества, а определит лишь то, какой экономический уклад более жизнеспособен в условиях  конкуренции.

   Упомянутая выше статья была написана зимой 1888-1889 гг. Мы дебатировали эти же проблемы в Трудовом лицее. Здесь моим частым оппонентом был американец Гонтон, называвший себя профессором. Защищая капитализм, он атаковал  меня с позиций социального дарвинизма и утверждал, что согласно Дарвину, конкуренция и борьба за существование _ движущие силы эволюции, что они являются естественными законами, которым подчиняется все живое. Социализм, устраняя конкуренцию, вступает в противоречие с самой природой. В спорах  с ним я приводил свои аргументы и примеры и указывал, что объединение, кооперация, солидарность могут быть  мощным оружием в борьбе за существование. Ссылаясь  на описание доисторических культур Дарвина, я говорил, что даже антропоиды объединялись в группы для того, чтобы поднять или сдвинуть тяжелый камень и достать  из-под него съедобных червей и жуков. В одиночку они бы не смогли сделать этого. Я повторял снова и снова, что  единение – подлинное оружие человечества в борьбе за существование.

   В номере The Workmen’s Advocate от 6 апреля 1889 года была напечатана моя большая статья «Реализм», посвященная философскому рассмотрению природы искусства. Мой интерес к реализму был  подогрет выставкой знаменитого  русского художника-баталиста В.Верещагина. Критики высоко оценивали его  талант, но не одобряли тематику полотен. Они настаивали на том, что  цель искусства _ доставлять удовольствие, тогда как картины Верещагина вызывают чувства страха и ужаса.   Оппоненты Верещагина раздражали меня, и я атаковал  их  в одной из лекций в Трудовом лицее. Я много  читал об искусстве и постепенно пришел к выводу, что сила реалистического искусства состоит в том, насколько точно оно изображает реальную жизнь. Это, конечно, не сводится к простому фотографированию действительности, а предполагает её правдивое художественное воспроизведение, которое способно доставлять эстетическое наслаждение. Это  именно то, что  привлекает нас в художнике. Но буржуазные критики не хотят знать правды, которая нарушала бы покой обслуживаемого  ими класса _ это была главная мысль моей публикации. Перечитывая её 37 лет спустя, я испытываю чувство некоторой неудовлетворенности _ в той части статьи, где речь идет о социальных аспектах искусства, я сбиваюсь на чистую пропаганду. Сейчас мне легко отделить фразы и параграфы, написанные от чистого  сердца, от высказанных как бы по обязанности. Почти все, что я публиковал в то время, страдало от такой двойственности.

   Самая большая моя статья появилась в The Workmen’s Advocateот  25 мая и 1 июня и называлась «Social Remedies» («Социальные лекарства»).  В ней речь шла о программах (социалистических и несоциалистических), направленных на избавление мира от несправедливости. По решению Исполнительного  комитета Социалистической рабочей партии, она распростанялась в виде отдельной брошюры.

   Возвращаясь к Верещагину, я вспоминаю, что выставка его работ, посвященных русско-турецкой войне 1877-78 годов, проходила в то  время, когда мы с женой познали вкус настоящей бедности. У меня было всего несколько частных уроков и мизерные журналистские заработки, но желание попасть на выставку было так велико, что  мы потратили последние несколько долларов на входные билеты. Некоторые из увиденных работ художника я запомнил на всю жизнь. Так, на одной из картин был изображен священник с кадилом, обходящий могилы солдат, убитых  в недавнем сражении. На трех других небольших картинах мы видим одного  и того же солдата. На первой он стоит на посту, метет пурга. На второй _ он съежился в шинели, в замерзших руках _  винтовка, вокруг него растут сугробы. На третьей _ из сугроба, накрывшего  солдата, выглядывает только ствол  его ружья.

   Страшное впечатление осталось от картины полевого  госпиталя, напоминавшего громадную мясную лавку, заполненную искалеченными, покрытыми кровоточащими ранами телами. На лицах _ страх  смерти или уже полное к ней безразличие. Несмотря на весь ужас изображенного, от полотна трудно было оторвать взгляд. Рассказывают, что Верещагин экспонировал картину близкого содержания в Петербурге. Посетивший выставку император АлександрII спросил адъютанта: «Здесь все правда?», на что тот ответил: «Нет, Ваше Величество, это _ явная фантазия живописца». Узнав об этом разговоре, художник будто бы забрал картину с выставки и уничтожил её.

   Верещагин правдиво изображал не только убитых и раненых на поле боя, но и живых  и невредимых военных. На его полотнах они не герои и бравые вояки, а несчастные маленькие люди, одетые в слишком большие мундиры и шинели, заслуживающие скорее жалости, чем восхищения.

   Сам Верещагин побывал на выставке своих  картин и разговаривал  с посетителями. В галерее стоял стол, и официант в русском народном костюме предлагал чай из самовара и пряники. Когда мы пили чай, Верещагин и его  русские друзья тоже сели за стол, и я с женой оказался в центре артистической компании. Вскоре зазвучали столь любимые нами русские песни. Незабываемое событие: общество знаменитого художника, русские песни, атмосфера искреннего  гостеприимства и столь впечатляющие картины! Мы ушли с выставки в прекрасном настроении.

   Это было  в субботу. На следующий день первое, что  пришло мне в голову, было: «Хорошо бы побывать  на выставке еще раз!», но у меня оставались  деньги только на два обеда, и нужно было сделать  выбор между ними и картинами Верещагина. Поскольку это касалось не только меня, но и жены, я попросил её разрешить  мои сомнения. Она улыбнулась  и сказала, что  думала о том же, но не решалась заговорить об этом. Вскоре мы уже были на выставке.

     +  +  +

    В 1884 году в Нью-Йорк приехала театральная компания Хаймовича-Сильвермана-Карпа. Они исполняли пьесы Гольдфадена, а также произведения какого-то смешанного жанра, которые включали все недостатки пьес великого драматурга и были начисто лишены их достоинств. Компания обосновалась в Торн-холле, затем переехала на Бауэри  и стала называться Oriental Theatre.

   После запрета еврейского театра в России существовавшие в ней труппы разъехались по разным странам. Джейкоб Адлер[16] и Кени Липцин[17] оказались в Лондоне, другая компания_ в Яссах (Румыния). С помощью американских театральных менеджеров Дроздовича и Розенгартена эта  труппа в сентябре 1886 года приехала в Нью-Йорк. Её ведущими актерами были Зигмунд Могулеско[18], Давид Кесслер[19] и Мойше Финкель[20]. Пьесы для труппы писал «свой» драматург (он же и актер) М.Горовиц[21], называвший себя «профессором».

   Дроздович и Розенгартен не смогли найти в Нью-Йорке помещение для открытия театра и решили начать  выступления в Чикаго. Могулеско не согласился с ними и настаивал только на Нью-Йорке. Менеджеры обратились в суд, который вообще запретил выступления труппы, что  поставило актеров в крайне тяжелое положение. В конце концов, запрет был снят, компания обосновалась в помещении Национального  театра на Бауэри и стала называться Румынский оперный театр.

   Талант и обаяние Могулеско вдохнули в него жизнь. Будучи подростком, он пел партию альта вместе со знаменитым кантором Н.Белзером. Ко времени приезда в Нью-Йорк артист был в расцвете славы. Он зажигал аудиторию и неизменно собирал  полный зал. Я тоже старался не пропускать  его  выступлений.

   В Румынском оперном театре шли известные оперетты, такие как «Перикола», «Синяя птица», а также произведения современных авторов, наиболее популярным из которых была оперетта «Кокетливая леди» М.Шайкевича. Я видел в ней Могулеско_ его  дарование и чары делали интересным даже это  посредственное сочинение, и с тех  пор я стал постоянным поклонником его таланта.

   В театре с успехом играли пьесу Горовица «Тиза Эслер», основанную на действительном событии, которое произошло несколько лет тому назад  в  Венгрии. Могильщик еврейского  кладбища был обвинен в ритуальном убийстве христианского ребенка накануне праздника Пасхи. Главным свидетелем обвинения был 13-летний сын могильщика, который на суде рассказал, что сам наблюдал преступление  сквозь замочную скважину. Поскольку было ясно, что неуравновешенный подросток не отвечает за свои показания, его отец был, в конце концов, оправдан.

   Пьеса была очень длинной и шла два вечера. Фейнман играл отца, Могулеско_сына, Горовиц_защитника, при этом заранее написанного  текста для этого персонажа у него  не было. Когда по ходу действия Горовиц должен был произнести речь в суде, она превращалась в 45-минутную импровизацию, в которой приводились все мыслимые и немыслимые аргументы в защиту подсудимого. На каждом спектакле речь была непохожа на произнесенную на предыдущем представлении, но она никогда не была короче, чем три четверти часа.

   Молодой Фейнман обладал глубоким баритоном и играл в старой мелодраматической манере, столь любимой зрителями того  времени.

   В 1880-е годы игра Кесслера сильно отличалась от той, к которой он перешел в более поздний период. В ранние годы его привлекали героические роли, он декламировал и даже танцевал в героической манере. Я встретил его летом 1888 года, прогуливавшегося по Восточному Бродвею _ стройного, в длинном пальто и высоком цилиндре, с причудливой тростью в руке. Я остановился, чтобы посмотреть не на артиста, а на следующую за ним свиту почитателей. Их лица светились восхищением и благоговением, они были очарованы своим кумиром.

   Однажды меня убедили пойти в театр посмортеть Кесслера в одной из его  героических ролей. Это была историческая драма, привнесенная на сцену «профессором» Горовицем и отличавшаяся завидной глупостью  и отсутствием вкуса. Кесслер был в костюме средневекового  принца, на голове _ шляпа в испанском стиле с длинным зеленым пером. Он важно шествовал по сцене и со значением произносил несуразный текст Горовица. Публика млела от восторга.

   Я пошел на спектакль по настоянию сестер-близнецов, моих учениц. На следующий день вместо  обычного  урока мы целый час проговорили о Кесслере. Я безуспешно пытался  объяснить им свое разочарование, они же то и дело восклицали: «Он замечательный, он такой интересный, и это  зеленое перо _ просто  чудо!»

   Дух «горовицизма» господствовал тогда в еврейском театре. Родители Горовица эмигрировали из Галиции в Румынию, где его отец стал меламедом[22]. По-видимому, Горовиц-сын крестился и даже какое-то время был миссионером. Один из  актеров, Вайнблат, шутливо называл Горовица в лицо «профессор-отступник», и все считали, что он заслужил это  прозвище.

   Горовиц обладал завидной энергией. В начале 1880-х годов актер Леон Бланк встретил «профессора» в небольшом румынском городке. Горовиц не имел пристанища, его борода была растрепана, одежда и ботинки порваны. Через несколько дней Бланк снова встретил актера _ тот был  чисто  выбрит и прекрасно одет. За это время он состряпал сенсационную пьесу, нашел спонсора для её постановки и организовал рекламу _ стены всех домов в городке были заклеены афишами с его  именем.

   У Горовица была страсть  к каретам и хорошим лошадям. Сегодня он мог голодать, а завтра ехать в позолоченной карете с четверкой лошадей и кучером в ливрее на козлах. Были времена, когда актеры сидели без гроша, а Горовиц продолжал разъезжать в карете и сохранял царственное величие.

   Сюжеты для своих  пьес он находил в драмах  и романах немецких авторов или в эпизодах еврейской истории, которые он приукрашивал выдуманными деталями. Как правило, его произведения были лишены пропорций, логики и здравого  смысла. Главный соперник Горовица, Латейнер[23] пытался делать сценические адаптации на более выском литературном уровне, но у «профессора» не было на это времени. Буквально накануне премьеры он собирал воедино разрозненные сцены  пьесы, иногда добавлял к ним финальный эпизод или даже акт и успокаивал  паникующих актеров: «Не беспокойтесь, все будет в порядке!»

   Горовиц был первым, кто  ввёл в еврейском театре дневные представления (matinee). Для местных театралов это было такой новинкой, что однажды дама пришла в кассу и спросила: «Почему одна и та же пьеса идет уже три недели? Неужели нельзя найти для исполнения ничего другого, кроме Matinee?»

   В ранние годы еврейского театра Борис Томашевский[24]исполнял женские роли и был «примадонной». Затем он исчез  из Нью-Йорка и, как я узнал, выступал в Чикаго. Позднее афиши с его именем  снова появились в Восточном Ист-Сайде. Актеру было около 22-х лет, он отличался привлекательной внешностью и замечательной фигурой. Томашевский был  идеальным исполнителем для исторических оперетт  и библейских историй, столь популярных тогда на еврейской сцене. В роли библейского  принца он носил бриджи с буфами, и женская половина зала могла наслаждаться прекрасной формой его ног. Артист стал любимцем публики, особенно женщин. Девушки экономили гроши, чтобы купить билет на спектакль с Томашевским. От своих подруг, уже побывавших на этих представлениях, они знали наперед каждое движение актера, все его мизансцены и те места в зале, откуда его  лучше всего было  видно.

   Томашевский и Кесслер были соперниками. Со временем, благодаря пьесам Я.Гордина, еврейский театр стал более интересным и содержательным, и оба актера сменили свои амплуа. Игра Томашевского  стала более сдержанной, отмеченной хорошим вкусом и имела мало общего с его  цветистой манерой исполнения  ролей принцев в ранние годы. В целом, Томашевский был более интеллектуальным актером, чем Кесслер. Единственной его проблемой был немецкий акцент, приобретенный за годы работы с Горовицем, который он  так и не смог  изжить.

   Серьезным драматическим актером в России и Нью-Йорке был Шёнгольд[25]. Кесслер рассказывал мне, что его решение стать артистом возникло под влиянием увиденного  в Кишиневе спектакля с участием Шёнгольда. Я не видел его на сцене, а только на афишах (очень неудачных), на которых  он был изображен в роли Уриэля Акосты.

   Дж. Адлер и Кени Липцин приехали в США из Лондона. Сначала они выступали в Чикаго, так как не могли найти в Нью-Йорке ни менеджера, ни помещения, и потом перебрались в Нью-Йорк. Я тоже видел их  только на афишах.

   +  +  +

    Еврейское население Нью-Йорка и других американских городов быстро  росло, при этом условия жизни в еврейских кварталах были ужасными. Семьи рабочих не знали, что  такое холодная и горячая водопроводная вода, электричество было роскошью, и квартиры освещались газом. В бедных семьях  пол в гостиной был покрыт дешевым ковром, купленным в рассрочку у уличного торговца. В более богатых  семьях  он устилался клеенкой, которая по качеству сильно уступала теперешней. Линолиума в то время еще не существовало.

   Даже среди богатых еврейских иммигрантов из Восточной Европы не было  принято уезжать летом на дачу, а для бедных  это было невозможно по финансовым соображениям. Такую роскошь могли себе позволить только очень состоятельные немецкие евреи и неевреи. Летние вечера в Нью-Йорке были жаркими и удушливыми, но в старые времена воздух был более свежим, чем теперь, из-за меньшего  числа небоскребов.

   Жизнь еврейских  иммигрантов, работавших в «потогонных» мастерских, была тяжелой. И все же, по сравнению с родными странами, Америка была для них раем. В России портной зарабатывал 3-4 рубля в неделю. Здесь фабричный мальчик на побегушках получал больше 3-4 долларов в неделю, а портной _ от 20 до 40  долларов, и при сравнительно низкой стоимости жилья и питания мог делать какие-то  сбережения. Иммигранты наиболее отчетливо понимали разницу  между старой и новой родиной, когда видели своих  детей, которые росли сильными и хорошо сложенными, так не похожими на родителей. Нередко 16-летний сын был выше своего  отца. А какое неоценимое значение имела обретенная политическая свобода! Здесь каждый был человеком. Мой приятель Алтер, тяжело  работавший и еле сводивший концы  с концами, как-то сказал мне со смиренной улыбкой: «Неважно, что я неудачник. На старой родине я всегда кланялся и прогибал спину. Здесь я высоко держу голову, и моя спина всегда выпрямлена». Именно с таким ощущением растут здесь наши дети. Они не знают преследований и чувствуют себя равными с неевреями. Даже теперь, когда антисемитизм проявляется в различных  формах, преобладает  все же чувство равенства. Антисемитские настроения обнаруживаются чаще всего лишь в высшем обществе, где они  стали модными, масса же еврейских иммигрантов с ними не сталкивается.

   + + +

    Летом 1889 года Исполнительный комитет партии выбрал Буше делегатом съезда II Социалистического  Интернационала в Париже. Вместе с Буше в Париж  отправился Л.Миллер в качестве представителя Объединенных еврейских профсоюзов.

   Буше вернулся из  Европы в сентябре 1889 года, и вскоре в партии произошел назревавший уже давно раскол. Его причина заключалась в том, что Социалистическая рабочая партия была по преимуществу немецкой, то есть большинство её членов были иммигранты из Германии. Они компактно проживали в крупных городах и сохраняли европейский образ жизни. Партийные собрания проводились на немецком, на нем же выпускались газеты, включая официальный орган партии еженедельник Der Sozialist, который редактировался лидером партии Розенбергом[26].

   Йонас, Шевич[27] и Доуи[28], лидеры социалистов в Нью-Йорке, были связаны с ежедневной немецкоязычной газетой New YorkerVolkszeitung (Народная газета для нью-йоркца), формально не принадлежавшей партии. Трения начались, когда Der Sozialistвыступила против несоциалистических профсоюзов. Volkszeitungпоместила статьи Йонаса и Шевича, которые не согласились с этим и считали, что  вместо  критики таких профсоюзов следует попытаться сблизиться с ними  и привлечь на свою сторону. Розенберг и его помошник Горике отвечали, что  в попытках подобного  сближенияVolkszeitung закрывает глаза на несоциалистическую суть этих профсоюзов и требовали, чтобы партия заняла по отношению к ним четкую и недвусмысленную позицию. Таким образом, Социалистичекая рабочая партия разделилась на две фракции. Der Sozialist имела много сторонников по всей стране, тогда как Volkszeitung пользовалась поддержеой членов партии-выходцев из Германии в Нью-Йорке.

   Раскол был неизбежным и болезненным. The Workmen’s Advocate, принадлежавший Национальному исполнительному комитету партии, поддержала фракцию Розенберга. Буше был согласен с ним, и все мои попытки переубедить его кончались неудачей.

   Нью-йоркская секция партии провела собрание в Кларендол-холле на 13-й улице с тем, чтобы обсудить возникшую ситуацию. Я выступал на английском, многие другие ораторы _ на немецком, и все осуждали Розенберга. Я считал, что профсоюзы рабочих-выходцев из Германии были важным людским ресурсом Социалистической рабочей партии, и следовало искать с ними сближения, даже если они не были социалистическими. Собрание почти единогласно одобрило резолюцию, осуждавшую Der Sozialist и The Workmen’s Advocate. Прошедший вскоре Национальный съезд партии в Чикаго состоял, по существу, из двух самостоятельных съездов. На первом председательствовал Шевич, на втором _ Розенберг, который утверждал, что именно его фракция представляет партию.

   После съезда Розенберг уехал в Цинциннати, где преобладали его  сторонники. Здесь  он объявил, что штаб-квартира партии и редакция Der Sozialist переводятся в этот город. В свою очередь,Volkszeitung заявила о реорганизации партии  и о том, что руководящие партийные органы остаются в Нью-Йорке.

   Партийный раскол вызвал горечь и разочарование, но постепенно фракция Розенберга становилась все малочисленнее и, в конце концов, практически сошла с политической арены.

   +  +  +

    Я всегда утверждал, что иммигранты не совершат революцию в США, и у меня были на то  свои основания. Вновь прибывшие в страну слишком горят желанием побыстрее стать американцами и участвовать в жизни страны. Мы – социалисты – должны убедить в правоте наших идей, прежде всего, местных  американских рабочих, поэтому моя деятельность в качестве социалистического  агитатора и публициста была обращена к англоговорящей аудитории. Я сознательно ограничил выступления на идиш и русском одним собранием в 2-3 недели, но ежедневно бывал  в редакции The Workmen’s Advocate и присутствовал на всех собраниях в Трудовом лицее.

   Выступая на митингах русских иммигрантов, я сохранял связь со старой родиной  и узнавал о присходящих в России политических событиях. Когда я выступал на идиш перед еврейской аудиторией, я знал, что  помогаю еврейским рабочим стать более политически грамотными и организованными. Не буду отрицать, что теплые аплодисменты еврейских слушателей всегда воодушевляли меня.

   Наиболее важными фигурами в еврейском социалистическом движении были Луис Миллер и Михаил Заметкин[29]. Последний приехал в США на три месяца позже меня и впоследствии стал популярным партийным оратором и пропагандистом, его страстные выступления неизменно воодушевляли аудиторию.    Блестящим оратором был и Миллер. Он и его  старший брат Леон Брандас[30]были руководителями социалистов Ист-Сайда.

   9 октября 1888 года Л.Брандас, М.Хилковиц[31], Д.Магидов[32], Б.Вейнштейн[33] и несколько других социалистов-евреев учредили, по примеру «Ассоциации немецких  профсоюзов»,  «Ассоциацию еврейских профсоюзов» («Die Fareinigte Yiddishe Geverkshaften»).

   Наши идейные противники, лидеры еврейских  анархистов (Роман Луис[34], Саул Яновский[35], Хилель Золотарев[36] и другие) призывали к революции и утверждали, что социалисты «одурманивают рабочих выборами». Еврейские социалисты и анархисты всегда спорили друг с другом на собраниях  и митингах, но в частной жизни оставались друзьями и часто вместе проводили воскресные дни. Мы были разделены во время политических дебатов, но нас объединяла память о товарищах, павших в России. Яновский мог яростно нападать на социалистов, но после этого  мы все вместе пили чай или шли в гости к одному из  спорщиков.

   Анархисты начали выпускать газету на идиш Wahrheit (Правда), однако она, несмотря на все усилия Яновского  и Золотарева, просуществовала меньше года.

   Осенью 1889 года евреи-социалисты Бостона пригласили меня прочитать в одно из воскресений дневную лекцию. На вечер было назначено мое выступление  на английском перед американской секцией партии. Я приехол в Бостон в субботу и остановился в доме Д.Финна, основателя и руководителя еврейской секции Социалистической партии в городе. В Литве он занимался наукой, в Америке стал  оператором швейной машины. По его  словам, наиболее интересные мысли приходили ему в голову именно во время монотонной работы на этой машине. На следующий день я выступил перед большой аудиторией в Пэйн-холле с изложением основных принципов социализма. Моим оппонентом был руководитель местой группы анархистов Михаил Кохен. Ответив ему, я уступил сцену молодому музыканту по имени Златкин, весьма посредственному трубачу. И теперь, когда я оказываюсь в городе и прохожу мимо Пэйн-холла, я как бы вновь слышу польский акцент Кохена  и фальшивую игру Златкина.

  В Бостоне я встретился с редактором Liberty Виктором Ярросом, которого знал еще в Нью-Йорке. Хотя мы были политическими противниками, это не помешало нашей дружбе, и я провел целый день в редакции, а вечер – у  Виктора дома.

   Мне памятно мое настроение на обратном пути в Нью-Йорк. Я был доволен, что  выступил в большом и важном для нас городе и в то же время  понимал, что все еще не знаю Америки и живу в замкнутом мирке, что  мне еще предстоит познать эту громадную страну и побывать  во многих её городах.

Примечания

[1] Вайсблай Г., Хазан В. «...Я радуюсь в душе, что прошел эту школу». (Фрагменты из книги С.Д.Зальцмана «Из прошлого»).Русские евреи в Америке (РЕВА). Кн. 12. Ред.-сост. Э.Зальцберг. Торонто; CПб.: Гиперион, 2015. С.81.

 [2] Хоуэллс Вильям (Howells William Dean, 1837 _ 1920), американский писатель-реалист, друг М.Твена. Был редактором влиятельных журналов Atlantic Monthly иHarper’s Magazine. Сочувствовал идеям социализма.

[3] Лондон Мейер (London Meyer, 1871 _ 1926), выходец из  Польши, в США с 1891 г. Адвокат, социалист, член Палаты представителей от Восточного Ист- Сайда в 1915-1919 и 1921-1923 гг.

[4]  Франк Лео Макс (Frank Leo Max, 1884-1915), инженер, управляющий фабрикой в г.Атланта. Ложно обвинен в убийстве работницы  Мэри Фаган и приговорен к пожизненному заключению. Был  похищен из тюрьмы неизвестными лицами и линчеван толпой. Случай привлёк внимание к росту антисемитских настроений  в стране. В 1986 году Франк посмертно помилован Советом по пересмотру наказаний штата Джорджия.

[5] The Education of Abraham Cahan. Translated by Leon Stein, Abraham P.Conan, andLynn Davison from the Yiddish autobiography Bleter Fun Mein Leben by Ab Cahan. Volumes I and II. Philadelphia, The Jewish Publication Society of America, 5730/1969.

[6] Сокращенный авторизованный перевод с английского Э.Зальцберга

[7]  Алейников Николай (1860, Сумы, Харьковская губ. _ 1921, Нью-Йорк). В США с 1881 г. В 1892 г. окончил Нью-Йоркский университет и стал адвокатом. Член Социалистической рабочей партии. После её раскола вошел в Социалистическую партию и был членом её бюро. Был первым социалистом, которого Союз нью-йоркских  адвокатов утвердил в качестке судьи. В 1917 г. участвовал в создании фонда помощи Л.Троцкому, который собирался возвратиться в Россию. Примеч. переврдчика, далее отмечены*.

[8]  Миллер Луи, урожд. Бандас Ефрем (Ефим) Самуилович (1866, Вильно – 1929, Нью-Йорк). В США с 1884 г.  Получил профессию адвоката, но практиковать не стал, полностью отдавшись политике: был членом Союза русских рабочих,популярным оратором, писал и редактировал статьи для различных изданий, был делегатом учредительного съезда II Интернационала в Париже в 1889 г. Один из основателей первого социалистического еженедельника на идиш Di ArbeiterZeitung  и ряда других изданий. Писал не только на политические темы, но и о театре, сочинял стихи.*

[9]  Йонас Александр (Jonas Alexander), социалист, безуспешно баллотировался на пост мэра Нью-Йорка от Социалистической рабочей партии в 1888 г. 

[10] Меркин М. (Merkin M ; ?, Двинск_1908, Германия), изучал химию в Берлине, убежденный социалист. Участник профсоюзного движения в США.

[11] Литваки_евреи, выходцы из Лтивы и восточной Белоруссии.*

[12] Шавуот_ праздник дарования Торы еврейскому народу.*

[13] Гаркави Александр (Harkavy, Alexander; 1863, Новогрудок, Белоруссия – 1939, Нью-Йорк), лексикограф языка идиш и писатель. После погромов 1881 г. примкнул к движению Ам олам и эмигрировал в США (1882). Гаркави переводил на идиш произведения европейских классиков, написал ряд популярных книг по истории и культуре Америки. Преподавал американскую историю и общественные дисциплины в учебных заведениях Нью-Йоркского совета по образованию, а также грамматику и литературу идиш в Нью-Йоркской еврейской учительской семинарии. Наибольших успехов достиг в лексикографии. Его первый общедоступный учебник английского языка «Дер энглишер лерер» («Английский учитель», 1891) разошелся тиражом в 100 тысяч экземпляров; словари англо-идиш и идиш-английский (40 тысяч слов) выдержали 22 издания. Самая значительная работа Гаркави — идиш-англо-ивритский словарь (1925; 4-е издание — 1957 г.).*

 [14] The Workmen’s Advocate _ социалистический еженедельник на английском языке, публиковался в Нью-Хейвене, Коннектикут (1883_1888), Нью-Хейвене и Нью-Йорке (1888_1890) и Нью-Йорке (1890_1891).*

[15] Яррос (Ярославский) Виктор (Jarros (Jaroslavsky) Victor), родился в Кременчуге, член виленского Ам олам. В США _ редактор анархистской газетыLiberty. Постепенно отошел от радикальных позиций  и стал редактором республиканской газеты в Чикаго.

[16] Адлер Яков (Джейкоб; 1855, Одесса _ 1926, Нью-Йорк), актер еврейского театра. См. о нем: Зальцберг Э. Мемуары Якова Адлера. РЕВА. Кн.10. Ред.-сост. Э.Зальцберг. Торонто;Санкт_Петербург. Гиперион, 2015. С.139_169.*

[17] Липцин Кени (Liptzin Keni; 1863(?), Житомир _ 1916, Нью-Йорк), актриса еврейского театра. Прославилась исполнением главных ролей в пьесах  Я.Гордина «Миреле Эфрос» и «Резник».*

[18] Могилевский Зейлик, он же Зигмунд (псевдоним Могулеско Зигмунд, MogulescoSiegmund; 1858, Румыния _ 1914, Нью-Йорк), еврейский актер, режиссер, певец и композитор. Играл во многих еврейских театрах Нью-Йорка (Юнион, Талия, Национальном театре, Театре Кесслера, Румынском оперном театре).*

[19] Кесслер Давид (Kessler David; 1860, Кишинев _ 1920, Нью-Йорк), еврейский актер, режиссер, антрепренер. См. о нем: Зальцберг Э. Мемуары Якова Адлера.*

[20] Финкель Мойше (Finkel Moishe или Morris; 1850, Кишинев _ 1904, Нью-Йорк), актер и антрепренер раннего театр на идиш. В США с 1886 г.*

[21] Горовиц (Гурвиц) Мойше (Hurwitz, он же Hurwitz-Halevy; 1844_1910), еврейский драматург, либреттист, автор многих популярных в свое время мелодрам и оперетт.*

[22] Меламед _ учитель в хедере.*

[23] Латейнер Джозеф (Lateiner Joseph; 1853, Румыния _ 1935, США), драматург ранних лет идишского театра, автор более 50 пьес.*

[24] Томашевский Борис ( Tomashevsky Boris; 1866, м.Каменка, Украина _ 1939, Нью-Йорк), еврейский актер, режиссер, драматург. В США с 1881 г. Играл в пьесах еврейских аторов и европейских классиков ( в переводе на идиш), ставил драматические спектакли, комедии, мюзиклы, мелодрамы. Автор около 50 произведений для театра, в также сотен статей, фельетонов, путевых заметок, очерков, воспоминаний из истории еврейского театра в США.*

[25] Шёнгольд Абба (Schoengold Abba), румынско-еврейский актер. С середины 1880-х годов играл в Лондоне, затем _ в Нью-Йорке.*

[26] Розенберг Вильгельм Людвиг (Rosenberg Willhelm Ludwig; 1850, Хамм, Германия_1930-е, США). В США с 1880 г. Поэт, драматург, журналист. Лидер Социалистической рабочей партии Америки в 1884_1889 гг.*

[27] Шевич Сергей Егорович (Schevitch Sergei Egorovich; 1847?, Россия_1911, Германия), социалист,  учился в Германии и Англии. Редактор The New YorkerVolkszeitung, 1879_1890. После раскола Социалистической рабочей партии Америки в 1889 г. был короткое время её Национальным секретарем, позднее уехал в Германию.*

[28] Доуи Карл Даниэл Адольф (Douai Karl Daniel Adolf; 1819, Альтенберг,Германия_ 1888, Нью-Йорк), cоциалист, участник революции 1848 г. в Германии, эмигрировал в США в 1852 г.*

[29] Заметкин Михаил (Zametkin Michail), участник движения Ам олам, социалист, писатель, профсоюзный организатор.

[30] Бандас Лев (Леон) Самуилович (1861, Вильно – 1889, Нью-Йорк), сын богатого купца-домовладельца. Закончил гимназию. С 1882 г. привлекался к дознанию по делам об участии в революционной деятельности в Вильно и Одессе, арестован, содержался в заключении, был под надзором полиции. Скрылся, был объявлен в розыск с 1887 г. С 1889 г. жил в Нью-Йорке под фамилией Миллер, служил в коммерческой организации. Основал здесь русскую социал-демократическую газету Знамя. *

 [31]  Хилковиц (Хилквит) Морис (Мозес) (Hilquit Morris; 1869, Рига _ 1933, Нью-Йорк), в США с 1886 г. Один из лидеров Социалистической партии. Несколько раз безуспешно баллотировался на пост мэра Нью-Йорка и в Конгресс США.*

[32] Магидов Джейкоб (Magidov Jacob), член еврейско-русской секции Социалистической рабочнй партии.

[33] Вейнштейн Бернард (Weinstein Bernard), влиятельный лидер ереев-социалистов, принимал активное участие в профсоюзном движении.

[34] Луис Роман (Lewis Roman; 1865 _ 1918), анархист, журналист, член анархистской группы  «The Pioneers of Liberty» («Пионеры свободы»), редактор анархистских Varheit (Правда) и Di Freie Arbeiter Stimme (Свободный голос труда). Активный участиик профсоюзного движения.*

[35] Яновский Саул (Yanovsky Saul, 1864, Пинск _ 1939, Нью-Йорк), анархист, журналист, редактор Di Freie Arbeiter Stimme (Свободный голос труда), Di AbendZeitung (Вечерняя газета), Di Freie Gezellstaft (Свободное общество). Переводил на идиш произведения Толстого, Кропоткина, Шоу, Ибсена и других  европейских авторов.*

[36] Золотарев Гилель (Zolotarev Hillel; 1865, Елизаветград _ 1921, Нью-Йорк), публицист, журналист, один  из идеологов  еврейского  анархизма.*

 

Напечатано: в Альманахе "Еврейская старина" № 4(87) 2015

Адрес оригинальной публикации: http://berkovich-zametki.com/2015/Starina/Nomer4/Zalcberg1.php

Рейтинг:

0
Отдав голос за данное произведение, Вы оказываете влияние на его общий рейтинг, а также на рейтинг автора и журнала опубликовавшего этот текст.
Только зарегистрированные пользователи могут голосовать
Зарегистрируйтесь или войдите
для того чтобы оставлять комментарии
Лучшее в разделе:
    Регистрация для авторов
    В сообществе уже 1132 автора
    Войти
    Регистрация
    О проекте
    Правила
    Все авторские права на произведения
    сохранены за авторами и издателями.
    По вопросам: support@litbook.ru
    Разработка: goldapp.ru