* * *
К пурге, должно быть, крутит плоть,
И баргузин гремит всю ночь
В железах водосточных.
Но поутру пошлёт Господь
Пространства чёрствого ломоть,
Глоток времён проточных.
Дитя проснётся поутру
И загрустит: «Я не умру?»
Я отмахнусь: «Да что ты!
Тебе, зайчонок, жить да жить».
А вьюга в голос будет выть –
Смертельная зевота!
Что означает вой ея?
Опричь избытка бытия
Ничто не означает.
Она, как туча на поля,
Когда безмолвствует земля,
Сбыть свой избыток чает.
И хлябь, и хлад, и неуют
Любого заживо сожрут,
Найдут на дне колодца.
Учись, дитя, в сугробах жить,
Учись, душа, Христу служить
И петь, хоть не поётся.
СТВОЛЫ ПОЮТ…
Брожу средь птичьих голосов.
Уходят в небо сосны бора.
У наших северных лесов
Есть сходство близкое с собором.
Проснётся сиверко, сердит,
Стволы откликнутся басово,
И колокольно загудит
Нерукотворный храм сосновый.
Высокий гул пойдёт окрест,
И славят Бога зверь и птица,
Стволы поют «Христос Воскрес!»
И пахнет ладаном живица.
Пред этим царственным раскатом
Смиренно голову склони:
Нет правых – все мы виноваты.
Все миром мазаны одним.
И эти звуки неземного
Приемлем как земные сны.
Мы не придумали иного.
О, до чего же мы бедны!
* * *
С утра шашлычницы коптят…
И что за страсти тут кипят,
Пока поленья дотлевают!
О чём толкуют вкривь и вкось?
О «хрен бы с ним!», о «дружбе врозь»,
Какие пули отливают!
Нет лучшей участи, чем здесь
Ржаным ломтём в солонку влезть,
Сдувая пену кружевную
С четвёртой кружки бочковой,
Клубясь похмельной головой,
Ввязаться в драку ножевую.
И по рогам впаять быку,
И уползти с дырой в боку,
И выжить, и ума набраться;
Терзаться: «Господи, прости!..»,
Зажав пробоину в горсти,
И с душегубом побрататься.
На этой станции глухой
Души истрачено с лихвой.
Нам не живать в краях лазурных.
Одно моленье на Руси:
«Прости нас, Боже, и спаси –
От нас самих же неразумных».
* * *
В конце судьбы дорвавшись до писаний,
С обрывками житейских ржавых пут,
Уже не разберёшь – свои ли сани? –
Садишься в те, какие подадут.
Споткнёшься, как картофелекопалка…
Несут тебя, навроде короля.
Три лабуха бредут за катафалком,
Как тромб, в тромбоне Баха шевеля.
Всё ж развлеченье людям в жизни серой:
Рыдают трубы, родичи молчат…
Дорога в рай попахивает серой.
– Куда несёте, братья, – в рай иль в ад?
* * *
Кому медовые ковриги,
А мне пудовые вериги
Во имя Господа Христа.
Кто нажил каменны палаты,
А я – увечья и заплаты.
Мой скорбный подвиг – слепота.
Цвела в Мичуринце картошка;
Бедой разила неотложка.
Вчера мне вырезали глаз
Ножом, не знающим простоя.
И над глазницею пустою
Навеки белый свет погас.
Теперь мне яркий полдень – полночь.
А от людей какая помощь!
Несчастья двинулись свиньёй.
Все телефоны вдруг умолкли –
Ни звука из Москвы и с Волги.
И распрощался я с семьёй.
Умри, не выдумаешь хуже.
И той, которой был я мужем,
Которой отдал всё сполна,
Я с этим бедствием не нужен.
К моей лачуге ход завьюжен.
Да и она мне не нужна.
Мы разве в проигрыше оба?
Пускай её не гложет злоба,
Что муж незряч и небогат.
Вся наша жизнь невероятна,
И оттого, что невозвратна,
Она пленительней сто крат.
МОЛИТВА БОМЖА
Весь в гнойных струпьях, грязен, вшив,
Противен всем, и мне всё чуждо.
Благодарю за то, что жив,
Хоть это никому не нужно.
За эту гибнущую плоть,
Гниющую в отбросах улиц,
Благодарю Тебя, Господь.
Все предали, все отвернулись…
Они считают, что в их дом
Беда клюкой не постучится,
Болезнь и бедность не случится,
Как с горемыкой-босяком.
Миллиардера и бомжа
В одну телегу впрячь не можно –
Сребролюбивая душа
И свалок пан ясновельможный –
Мы оба тленны и грешны,
За каждым ходит смерть кругами.
Я нищ – его счета полны.
Но есть ли разница меж нами?
Его иль мой завидев гроб,
Никто слезинки не проронит,
Никто не перекрестит лоб,
Ругнутся вслед да похоронят.
Он станет тленом, как и я.
И в этом Божья справедливость.
Ко звону злата глух Судья
И к падшему являет милость.
16 августа 2008 г.
* * *
Гробовое молчание почты…
Я не видел могилы отца.
Источили жуки-древоточцы
Деревянный бушлат мертвеца.
Спать ложишься часу этак в третьем,
Когда звёздный устанет конвой
И ослабнут незримые сети
Над пропащей моей головой.
Не прошу пропитанья и крова,
Ни утех, ни добавочных дней,
Чтоб не портить картину Христову
Несуразностью жизни моей.
Сколько б мёртвых у нас ни пинали,
Только вдруг, как душа, промелькнёт
Над безвестной могилкой в финале
Чёрной ласточки белый живот.
5 июля 2009 г., 4 часа
* * *
И волосы, и клятвы побелели,
Все присные ушли по одному…
Ты мной, а я тобой переболели
И предпочли раздельную тюрьму.
Так устоялось всё, что не исправишь
Твою отдельность от меня, но всё ж,
Коснувшись тонких пальцев, словно клавиш,
Ответных токов, вслушиваясь, ждёшь.
Как будто есть какой-то ход неявный.
И ты молчишь, не опуская глаз.
А этот вечер, может, самый главный,
Свершается почти помимо нас…
10 апр. 2011г., 1ч 10мин.
* * *
Державы автобиография:
Окопы, карточки, война;
Сапог солдатских хруст по гравию;
На трудодень – стакан пшена.
Потом и эта власть состарилась,
Сменила строй, и герб, и стяг.
А я, Егоров-и-Кантария,
Всё лезу с флагом на Рейхстаг.
А вот я с фронта еду поездом,
Проехал Витебск, Вязьму, Гжатск.
Но мне ступить на землю боязно:
В ней люди русские лежат…
12 октября 2011 г.
* * *
Пьянки, перебранки, хулиганки…
Отродясь не писан нам закон.
Крысы привокзальные – цыганки,
Мелких уголовников планктон.
Сизые от бормотухи лица,
Все, как есть, недавние зэка.
Чудится, что Отчая десница
Мрачно крутит всем нам у виска.
«Травкой» сатана кропит и водкой
Длинный список действующих лиц:
Те в дурдоме, эти за решёткой,
Остальные попросту спились.
Каждый, как заезжий постоялец,
Недоверчив к власти и стране.
Не сбылись мы все, не состоялись
По её и собственной вине…
9 октября 2013 г., 22 часа
* * *
Бессмыслицу затей венчает раздраженье:
Собрать бы всё да сжечь, что в рифму настрогал.
Поэт Могутин Ю. не понят населеньем.
В деревню, к тётке, в глушь! С женой на сеновал.
Играй, гормон, играй! Среди брусничных кочек
Призывно ржут в ночи младые племена.
Ещё Господь не шлёт мне роковой звоночек;
Я зряч и полон сил, и льнёт ко мне жена.
Тому, кто будет мной, когда меня не станет,
Я завещаю речь и эти берега,
Где небо и река меняются местами.
Проходит всё, пройдёт и это, а пока
Мои часы спешат. Я долго жил стихами,
Рисующими жизнь, какой в природе нет.
Уж столько за века поэты набрехали
Про тот и этот свет!
Но что поделать мне с опаловым, лиловым,
Объявшим горизонт сияньем золотым,
С туманной полосой, с лодчонкой рыболова,
Которую закат июльский поглотил?
Давно я не был здесь. К своей же тени в гости
Почто мне не пойти? Рыбак, здорово, брат!
Те, к коим я спешил, теперь уж на погосте.
Судьба сложилась так – я в сём не виноват.
Лишь Волга и погост – иных не знаю родин;
Нигде не слышал я таких щемящих нот.
С пыреем кончил бой усталый огородник.
А мне пора в шалаш – возделывать блокнот.
27 августа 2003 г.
* * *
Во второй половине судьбы, догрызая последний сухарь,
Избежав Колымы и сумы, я, живучая, умная тварь,
Растащил этот мир на стихи и пытаюсь в нём выжить, но всё ж
Жизни райской мешают грехи, нищета и ментовский давёж.
От патрульных затрещин гремит подмосковный похмельный вокзал,
И, приметив меня меж людьми, мусор чешет ко мне через зал,
Словно тысячу лет не видал, словно лучший мне друг и приятель.
Аж сияет, как орден, фингал от его рукопашных объятий.
Это свойство краплёной судьбы. Все мозги на железных засовах.
Дождик плачет в утробе трубы представителем слёз образцовых.
Сколько в наших краях ни кружись в нищете, маете и азарте,
Рай земной не отыщешь ни в жизнь на любой государственной карте.
Завари эту муть, эту жуть в жестяной общепитовской кружке
Да подать на стопарь не забудь жалкой музыке возле пивнушки.
Заверни этот сон, этот бред, как рыбак золотую чехонь,
Зачехли этот звон, кифаред, спрячь колдунью-кифару в чехол.
Пусть курносая тень отплывёт – не исчезнем, за воздух цепляясь.
Нынче добрый такой небосвод и сержант отцепился Цыпляев.
Всем, кого избегал, как огня, всем с ментовскою хваткой и глоткой,
Что им снится, пославшим меня за бессмертием, словно за водкой?
15 ноября 2009 г.
* * *
Кто не помер – те остепенились.
Кажется, что все, кого я знал,
Перекрасились, переменились,
Со стихами каждый завязал.
Тот – в пельменосборочном хозяин,
Этот за бугром преподаёт.
А известный некогда прозаик,
Нынче – садовод и куровод.
Поэтесс податливых, в рейтузах,
Пёршие в журналы косяки,
Ни шиша не выцыганив в музах,
Кто в бордель ушли, кто в «челноки».
Разве кто-нибудь из них напишет
В наше время чувственный стишок,
До смерти собачьей жизнью выжат,
Под собой не чуя грешных ног?
3.01.2003 г., 23 ч 20 мин.
* * *
К утру в башке зашкалит боль, беда придвинется впритык.
Не помогает алкоголь, и намечается кирдык.
Беда приходит не одна – приводит чокнутых друзей
С авоськой скверного вина, дурную крутит карусель.
Когда беременную мной возили ночью к следаку,
Хоть возраст мой тогда был ноль, приноровляли к «воронку».
Теперь вот стар и некрасив, но «воронок» держу в уме.
Сгорела жизнь, как керосин, зола шевелится во мне.
Колючей проволоки вязь, процеживая Божий свет,
Во мне с пелёнок прижилась, как, впрочем, весь родимый бред:
И власть, и воинская часть, и суд неправый над отцом –
Всё то, что впору бы проклясть, когда б ни страх перед Творцом.
Зачем всё это, для чего? кто мне расскажет об отце,
Перекрестит моё чело? Молчание на том конце…
А вы всё ищете подвох, во мне усматривая спесь.
И только мой последний вздох осадит эту муть и взвесь.
Пробел природы и укор, я непроворен по летам.
Поставь спасительный укол, Верховный Врач и Капитан.
В толк не возьму – се смерть иль сон? – крестовый хутор, жмуровград…
Я влип в занудство похорон, притворный скучный маскарад.
И в том, что сдох, сомнений нет. Вот и покойницкий жетон.
Из Божьих выбываю смет под ругань хриплую ворон.
Перед процессией возник хромой и пьяный со смычком.
Зачем он музыку казнит десницей, согнутой крючком?
Здесь каждый занят лишь собой, терзает скрипку инвалид,
Орут вороны над толпой: зачем он музыку казнит!
9 июня 2013 г., 17 часов
* * *
В больничной палате, в чужом маскхалате,
В палате, где нас, как рабов на галере,
Гребу среди стонов на узкой кровати,
Учусь ежечасно терпенью и вере.
Меж смертью и жизнью здесь нет разногласий.
Пропитаны болью, пульсируют стены.
Болезнь ни больных, ни больницу не красит.
Поддатый прозектор выходит на сцену.
Меня, как и вас, разыграли по нотам.
Попавшим сюда не прорваться из круга.
И вы, либералы, и мы – патриоты
Равны перед смертью и стоим друг-друга…
3 августа 2011г.
КЛАДБИЩЕ В КАПОТНЕ
И летом и зимой коптит, коптит Капотня,
Внебрачная земля плодит лишь ковыли;
Собачий воздух хрипл и лает в подворотне,
Всей тяжестью тоски катая вой в пыли.
Ан кладбище обочь нашло уединенье.
Сюда не прилетят сороки и клесты.
Кладбищенский покой – лишь прошлого значенье…
Пороховая грязь ложится на кресты.
Давай-ка помолчим пред их скупым рассказом:
Язык крестов и стел расскажет без прикрас
Где снимком, где венком, где стёртой полуфразой
О всём, что на земле преследовало нас.
У нас душа и плоть не слиты воедино:
Душа умчится ввысь, а тело отболит.
Здесь ждут отец и мать стареющего сына,
А он ещё кипит в котле земных обид.
Но заступ застучал – приспели похороны:
Для нового жильца сырой вертеп отверст,
И новый гроб плывёт, как утлый чёлн Харона,
Вздымая над собой, как мачту, чёрный крест.
