Часть третья
Расцвет и закат Гёттингена
Чудесное назначение
Гёттингенский университет, открытый в 1737 году, не раз оказывался в числе мировых лидеров в области физико-математических исследований. Достаточно вспомнить первую половину XIX века, когда в этом небольшом провинциальном городке на юге Нижней Саксонии жил и творил «король математиков» Карл Фридрих Гаусс (Carl Friedrich Gauß, 1777-1855).
Снова в научном мире о Гёттингене заговорили в конце XIX – начале XX веков, когда в университете собралась сильная команда математиков – Феликс Клейн (Felix Klein; 1849—1925), Давид Гильберт, Герман Минковский (Hermann Minkowski; 1864-1909). Руководство физико-математической школой Гёттингена взял на себя Клейн, сумевший заинтересовать университетскими научными исследованиями ряд крупных промышленников и финансистов. Кроме того, неоценимую помощь Клейну оказало Прусское министерство науки, искусства и народного образования в лице куратора университетов Фридриха Альтхоффа (Friedrich Althoff, 1839-1908). В результате университет расширился как за счет строительства новых зданий, так и за счет привлечения выдающихся ученых, физиков и математиков. В 1909 году от осложнения аппендицита внезапно умирает Герман Минковский, ему на смену в Гёттинген призывается Эдмунд Ландау (Edmund Landau, 1877-1938). Кроме него, профессорские кафедры занимают Карл Шварцшильд (Karl Schwarzschild, 1873-1916), Людвиг Прандтль (Ludwig Prandtl, 1875-1953), Феликс Бернштейн, Карл Рунге (Carl Runge, 1856-1927)…
Эта славная плеяда ученых вырастила себе достойную смену, и в двадцатых годах двадцатого века в Гёттингене собрались люди, способные развивать революционные преобразования в физике, начатые в начале века Планком и Эйнштейном и продолженные во втором десятилетии Бором и Резерфордом. Именно в этом университетском центре создавалась новая наука – квантовая механика, ставшая со временем основой наших знаний о микромире. Новой наукой занимались ученые и в Копенгагене у Бора, и в Мюнхене у Зоммерфельда (Arnold Sommerfeld; 1868-1951). Но и на этом фоне Гёттинген выделялся полученными результатами. В центре гёттингенского физического сообщества стоял, без сомнений, Макс Борн.
Макс начал свое студенчество в Гёттингене в 1904 году. До этого он шесть семестров провел в университетах Бреслау, Цюриха и Гейдельберга. В 1906 году университетское образование завершилось защитой докторской диссертации по прикладной математике, после чего Макс вернулся в родной Бреслау.
Вторично Макс попал в Гёттинген в 1908 году, когда Минковский пригласил Борна поработать его личным ассистентом. Сотрудничество было плодотворным, но недолгим – знаменитый математик, создавший математический базис для теории относительности Эйнштейна, скоропостижно скончался в январе 1909 года. Вторую докторскую диссертацию Борн защитил в том же году и оставался приват-доцентом гёттингенского университета, пока его в 1914 году не пригласили экстраординарным профессором в Берлин.
С 1918 года Макс Борн – полный профессор теоретической физики в университете Франкфурта-на-Майне. В апреле 1920 года он получил заманчивое предложение занять профессорскую кафедру в Гёттингене, снова вернуться в свою альма-матер.
Без помощи Борна Джеймс Франк вряд ли стал бы директором Физического института и профессором Гёттингенского университета. Чтобы оценить уникальность этого назначения, нужно представлять себе наличие должностей профессоров-физиков на философском факультете университета.
В начале ХХ века в Гёттингене существовали две кафедры физики, условно называвшиеся кафедрами теоретической и экспериментальной физики. Первую из них возглавлял профессор Вольдемар Фойгт (Woldemar Voigt, 1850-1919), руководитель второй диссертации Макса Борна. Во главе второй кафедры стоял профессор Эдуард Рике.
После окончания строительства нового здания физического института в 1905 году было решено создать третью профессорскую должность и пригласить в Гёттинген молодого, но уже знаменитого физика-теоретика Петера Дебая (Peter Joseph Wilhelm Debye, 1884-1966), завоевавшего себе имя работами по дифракции рентгеновских лучей.
После смерти Рике в 1915 году на его место, правда, в должности экстраординарного профессора, был принят Роберт Поль, товарищ Борна и Франка еще со времен учебы в Гейдельбергском университете. Поль поселился в самом здании Физического института (его квартира была на последнем этаже под крышей) и взял на себя чтение лекций по экспериментальной физике. Необходимые приборы для демонстрации опытов Поль приобрел за свой счет. Его лекции пользовались большой популярностью, их посещали не только будущие физики, но и химики, биологи, врачи… Преподавателем Поль был строгим, лекции начинались в семь часов утра (зимой – в восемь), опоздавших в аудиторию не пускали.
В 1920 году Петер Дебай принял предложение стать профессором в Цюрихе, и его место в Гёттингене освободилось. При выборе нового места работы Дебай, несомненно, учитывал, что условия жизни в богатой Швейцарии несравненно лучше, чем в разоренной войной Германии. Как преемника Дебая Гёттингенский университет и предложил назначить Макса Борна[1].
Стандартная процедура назначения на освободившееся или вновь созданное место профессора состоит в следующем: факультет составляет список из трех претендентов на эту должность, а министерство утверждает одну из трех кандидатур. Если министерство не устраивает ни один претендент, то факультету предлагается составить новый список, и процедура повторяется.
В апреле 1920 года Борн получил письмо из Прусского министерства образования и культуры о том, что предложение философского факультета Гёттингенского университета назначить Борна профессором теоретической физики вместо Дебая министром принято[Lemmerich, 1982 стр. 51].
Это предложение имело свои плюсы и минусы. Борн не сразу его принял. Еще до решения министерства Макс попробовал спросить совета у друга Альберта Эйнштейна. Мудрый отец теории относительности ответил осторожно. В письме от 3 марта 1920 года он пишет:
«Дорогой Борн, здесь трудно советовать. Теоретическая физика будет процветать там, где будете Вы, так как второго Борна в Германии больше нет. Итак, спросите себя самого, где Вам будет приятнее. Если я себя на Ваше место ставлю, то я бы лучше остался во Франкфурте. Ибо мне было бы непереносимо оказаться в узком кругу надутых и большей частью черствых (и узкомыслящих) ученых (никаких других отношений). Подумайте о том, как Гильберт восстал против этого общества. И еще вот о чем стоит подумать. Если Максу приспичит что-то дополнительно заработать, что при наших нестабильных отношениях вполне может произойти, то для этого будет несравненно лучше жить именно во Франкфурте, чем в Гёттингене. С другой стороны, жизнь в Гёттингене для хозяйки дома несравненно приятнее, чем во Франкфурте, также и для детей это лучше; но тут я не берусь судить, так как я франкфуртские отношения недостаточно хорошо знаю» [Einstein-Born, 1969 стр. 48].
Гёттинген, как и Гейдельберг, ‑ классический университетский городок. Небольшой, в те годы около сорока тысяч жителей, он располагается в живописной лесистой местности неподалеку от холмов и гор Гарца. Политические передряги в послевоенной Германии пощадили этот регион. Деревенское окружение обеспечивало Гёттингену значительно более сытную и здоровую жизнь, чем в больших городах типа Франкфурта или Берлина. Промышленность в Гёттингене была представлена небольшими фирмами и мастерскими, изготавливавшими различные аппараты для научных лабораторий.
При всех преимуществах жизни и работы в Гёттингене было одно обстоятельство, останавливающее Макса: его новая должность предполагала ответственность за физический практикум студентов, чем теоретик Борн страшно не хотел заниматься. Поэтому он поставил перед министерством условие своего назначения: вместе с ним философский факультет приглашает профессора Джеймса Франка, который возьмет на себя физпрактикум.
В министерстве это условие поначалу решительно отвергли: штатное расписание факультета на год уже утверждено и меняться не может, а в нем есть только два профессорских места: для Поля и Борна. Третье профессорское место, которое занимал скончавшийся в 1919 году Вольдемар Фойгт, исключалось из штатного расписания со смертью профессора.
Положение казалось безвыходным, и Борн поехал в Берлин, чтобы на месте обсудить проблему с министерскими чиновниками. Те охотно представили Максу все документы, касавшиеся штатного расписания. И тут настойчивость ученого была вознаграждена. Борн обнаружил, что какой-то министерский чиновник допустил ошибку: надпись «должность отменяется после смерти профессора» стояла не около позиции, которую занимал Фойгт, а около фамилии Поля. Но он-то был жив! Формально должность профессора Фойгта оставалась не занятой. И министерству ничего не оставалось, как согласиться с предложением Борна.
Факультет тоже поддержал идею пригласить ставшего уже известным физика-экспериментатора. С назначением Борна и Франка физическая школа Гёттингена становилась одной из сильнейших в мире. Было решено создать целых три физических института. Первый институт экспериментальной физики возглавил Поль, директором Второго института экспериментальной физики становился Франк и, наконец, Борн получал Институт теоретической физики. Борн настоял, чтобы Поль тоже получил статус ординарного профессора.
Боровский фестиваль
Студенты, склонные к юмору, придумали шуточные прозвища, обыгрывающие фамилии их руководителей: «полированные» (Pohlierten – искаженное Polierten) для учеников Поля, «франкированные», т. е. оплаченные на почте (Franckierten – искаженное Frankierten) – для студентов Франка и «борнированные», т.е. тупые, ограниченные (Bornierten), – для обучающихся у Борна. По аналогии студенты, которые учились в Копенгагене у Нильса Бора, стали называться «упертыми», или «пробуренными» (Verbohrten).
Через несколько лет в Гёттингене была в ходу поговорка, что ученики Франка любят своего руководителя, ученики Борна им восхищаются, а ученики Поля – уважают.
Франк охотно согласился переехать в Гёттинген, хотя его родители и сестра остались в Берлине. Как директор института и профессор он получил в Гёттингене значительно больше свободы для научной работы, а его жена и две дочери – более здоровую и спокойную жизнь. Научные контакты с берлинскими коллегами, как из института Общества кайзера Вильгельма, так и из Берлинского университета оставались тесными, поэтому его часто приглашали в столицу на разные научные мероприятия. Так что Джеймс виделся с родными часто.
Джеймс Франк официально назначен профессором Гёттингенского университета 15 ноября 1920 года, его преподавательская деятельность должна начаться с летнего семестра следующего года, годовой оклад определен в 15 300 марок [Lemmerich, 1982 стр. 52].
В анкете, заполненной Франком для канцелярии философского факультета в разделе «Ордена и знаки отличия» вписаны Железные кресты первого и второго классов, в разделе «Иностранные знаки отличия» указан гамбургский Ганзейский крест. В разделе «Прочие знаки отличия» Джеймс поставил прочерк. Через пару лет сюда можно будет вписать Нобелевскую медаль и многие другие почетные звания.
Кроме Франка на философском факультете Гёттингенского университета числилось еще двадцать четыре ординариуса. Они представляли широкий спектр знаний – от филологических наук и древней истории до ботаники и географии. Такая структура университета шла еще с античных времен и Средневековья, когда философский факультет объединял все «вспомогательные» дисциплины, нужные для главного, чему учили студентов: медицине, богословии и юриспруденции. В двадцатом веке такая структура университетов выглядела анахронизмом. На общем Ученом совете, объединявшем все кафедры, было трудно решать конкретные вопросы о защите той или иной диссертации или о назначении на должности тех или иных кандидатов. По инициативе Давида Гильберта было решено выделить из философского факультета естественно-научный, куда вошли физические и математические кафедры.
Такие организационные преобразования не проходили гладко, вызывали множество внутренних конфликтов. Франк неизменно стоял в стороне от подобных ситуаций, он избегал лишних общественных нагрузок, отнимавших время от истинно научной работы. В отличие от многих профессоров, он никогда не претендовал на почетную должность декана или ректора. В договоре о приеме на работу Джеймс потребовал специально указать, что не участвует в вопросах взаимодействия факультета с внешними организациями, ограничиваясь только внутренними делами его института. Такое поведение позволило ему сохранить хорошие отношения с большинством коллег, с руководством факультета и университетским куратором юристом Теодором Валентинером.
Рабочая атмосфера, созданная Франком и Борном в их институтах, подкупала приезжих, ею гордились сотрудники университета. Казалось, что физические институты были местом жизни и работы одной большой семьи, где более опытные люди помогали своим юным коллегам советом, обсуждением и дискуссиями по главным проблемам, охотно делились своими знаниями и наработками. Улыбчивый, скромный и простой в общении, Джеймс Франк пользовался особой любовью коллег. Обычно он даже немного принижал себя. Тем не менее, к его мнению прислушивались многие коллеги, а его высказывания, начинавшиеся со слов «я бы сделал это так», воспринимались сотрудниками как приказ.
Руководитель большого института обычно не имеет времени обращать внимание на простых сотрудников. Не таков был Джеймс Франк. Даже спустя 25 лет после ухода из Гёттингена он интересовался жизнью лаборантов и техников, работавших в мастерской его института.
Франк мог навестить больного студента в больнице, вместе с Борном он серьезно занимался материальной помощью молодым ассистентам, трудоустройством выпускников университета, что в разоренной войной Германии было большой проблемой.
Дружба между Борном и Франком, начавшаяся со времен студенчества в Гейдельберге, с годами только крепла и дополнялась общими научные интересами. Надо сказать, что они принадлежали к абсолютно разным типам ученых. Макс постигал физическую проблему, когда мог построить адекватный ей математический аппарат. Для Джеймса математика играла лишь вспомогательную роль, главным для него было понять физическую суть проблемы. Ученик Франка Герхард Ратенау вспоминал одно заседание совместного семинара Борна и Франка, когда обсуждалась какая-то физическая проблема. Франк довольно быстро нашел решение, опираясь на придуманную им модель. Борн, напротив, собрал бумаги и удалился в свою комнату, чтобы без помех провести математические расчеты, из которых должно следовать решение [Rathenau, 1983 стр. 23].
За все двенадцать лет совместной работы в Гёттингене Франк и Борн опубликовали только три совместные статьи. Но это ничего не говорит об интенсивности их совместной научной работы. Они буквально ежедневно обсуждали каждую публикацию, выходящую из их круга, не было дня, чтобы Джеймс и Макс не беседовали о проблемах их науки. Борн жил немного дальше от университета, чем Франк, поэтому каждое утро директор Института теоретической физики заезжал за директором Второго института экспериментальной физики, и они оба на велосипедах следовали к месту работы, обмениваясь на ходу новостями и свежими идеями.
Стилем мышления и подходом к физическим задачам Франк был похож на Альберта Эйнштейна и Нильса Бора.
Не случайно еще до начала занятий со студентами Франк поехал в Копенгаген, чтобы получше познакомиться с Бором, укрепить зародившиеся еще в Берлине дружеские отношения. Уезжал он со спокойной душой – его жене жизнь в Гёттингене нравилась, дети ни в чем не нуждались.
Поездка в Копенгаген выдалась насыщенной и плодотворной. Кроме интенсивных бесед с Бором, Джеймс доложил 24 февраля 1921 года Датскому обществу естествоиспытателей о своих опытах с Герцем по столкновению электронов. Об итогах поездки Франк написал своему коллеге Карлу Штилю:
«В Копенгагене все было, действительно, чудесно. Меня порадовал тот факт, что тамошние ученые придают большое значение связи с нами в Германии» [Lemmerich, 2007 стр. 90].
Чтобы в полной мере оценить радость, которую вызвал у Франка прием датчан, нужно помнить, что Германия после войны оказалась в научной и культурной изоляции от остального мира. Немецких ученых не приглашали на конгрессы и конференции. На первом Сольвеевском конгрессе в 1911 году, созванном бельгийским химиком и меценатом Эрнестом Сольвеем и посвященном теме «Излучения и кванты», от Германии присутствовали Эйнштейн, Нернст, Планк, Рубенс, Зоммерфельд, Варбург и Вилли Вин. Когда весной 1922 года в Брюсселе был созван третий Сольвеевский конгресс по теме «Атомы и электроны», ни Франк, ни Герц не были приглашены, несмотря на то, что их работы имели важнейшее значение именно в этой области. Альберт Эйнштейн, чья слава после экспериментального подтверждения в 1919 году выводов общей теории относительности стала поистине всемирной, ездил в разные страны с научными и научно-популярными докладами. Подобные контакты помогали вернуть Германии облик нормальной страны и снять с нее научную блокаду. Этому же служил и доклад Франка в Копенгагене.
Во время пребывания в Дании Джеймс договорился с Бором, что тот приедет в Гёттинген с докладами о последних достижениях атомной физики. Мнение Франка о датском физике как о выдающемся ученом только укрепилось. В письме Штилю недавно назначенный гёттингенский профессор отметил:
«Личные отношения с Бором не меньше, чем его работы, показывают, что Бор наряду с Эйнштейном и Резерфордом является крупнейшим из живущих физиков» [Lemmerich, 2007 стр. 90]
Вернувшись в Гёттинген, Франк снова погрузился в преподавательскую и исследовательскую работу. Практически ежедневно Борн и Франк обсуждали последние научные новости, делились соображениями, как решить ту или иную физическую проблему.
Это было время, когда физика вплотную подошла к изучению структуры атома, к исследованию тонких взаимодействий вещества и энергии. Рождалось новое научное направление – квантовая механика, а местом ее рождения стал небольшой университетский городок на юге Нижней Саксонии. У колыбели новой науки стояли многие физики, приезжавшие или работавшие в Гёттингене, но обстановку в этом центре, привлекавшую ученых со всего мира, создали два друга, два профессора, два директора физических институтов гёттингенского университета – Макс Борн и Джеймс Франк.
Существенную часть научной жизни Гёттингена составляли семинары. Борн и Франк вместе руководили семинаром по актуальным проблемам атомной физики. Частные семинары профессора устраивали у себя дома.
Обстановка в Гёттингене царила непринужденная, начинающие ученые на равных участвовали в обсуждениях с корифеями, профессора не стеснялись спрашивать мнение молодых коллег. Нередко Джеймс Франк, охваченный очередной идеей, ловил в коридоре Института теоретической физики какого-нибудь молодого человека и пытался его ввести в курс дела. Если этим молодым теоретиком оказывался не Гейзенберг и не Паули, то проблема обычно оказывалась слишком сложна для него, зато Франку после такой беседы многое становилось понятнее, а начинающий физик учился новым подходам к физическим загадкам.
Важнейшим этапом в становлении квантовой механики стали лекции Нильса Бора, которые он прочитал в Гёттингене летом 1922 года, выполняя обещание, данное год назад Джеймсу Франку. Впоследствии этот цикл лекций назовут «Боровским фестивалем» по аналогии с музыкальным «Генделевским фестивалем», ежегодно устраиваемым в Гёттингене с 1920 года. Послушать Бора съехались ведущие физики Европы. Из Мюнхена приехал Зоммерфельд, взяв с собой двадцатиоднолетнего Вернера Гейзенберга, которого впоследствии назовут отцом квантовой механики. В то время Вернер еще не закончил обучение в Мюнхенском университете. Другой ученик Зоммерфельда – Вольфганг Паули – уже работал в Гёттингене ассистентом Борна. Будущий нобелевский лауреат Паули существенно обогатит квантовую механику, введя понятие спина электрона и сформулировав так называемый «принцип запрета». Паули известен острой критикой работ коллег, его называли «совестью физики». Из Швеции приехал Вильгельм Озеен, учившийся в свое время у Гильберта. К тому времени, когда Бор посетил Гёттинген, Озеен занял пост директора Нобелевского института теоретической физики в Стокгольме и смог в 1921 году выдвинуть Альберта Эйнштейна на нобелевскую премию по физике за работу о фотоэффекте. Предыдущие несколько десятков выдвижений ориентировались на теорию относительности и систематически отклонялись Нобелевским комитетом. Озеен нашел правильную формулировку, устроившую членов комитета, и Эйнштейн вместе с Нильсом Бором получил осенью 1922 года Нобелевскую премию по физике за 1921 год.
Из Цюриха на лекции Бора прибыл Пауль Шерер, из голландского Лейдена – Пауль Эренфест. На лекции был приглашен известный издатель научной литературы Фердинанд Шпрингер, которого потрясла дружелюбная и творческая атмосфера, царившая в течение всех шести вечеров, когда выступал Нильс Бор.
Именно во время этих чтений Бор познакомился с Вернером Гейзенбергом, которого Зоммерфельд представил как молодого человека, имеющего обоснованные возражения к построениям Бора. Датчанин, который, который, как и Франк, обожал научные беседы и не очень любил лекции, совершал с юным физиком из Мюнхена длительные пешеходные прогулки в предгорьях Харца. Вряд ли тогда кто-то предвидел, что через три года Гейзенберг построит стройную научную теорию, которая включит в себя многие идеи Бора, высказанные им в Гёттингене.
Бор рассказывал слушателям, как, по его мнению, устроены молекулы и атомы, как от количества электронов на орбитах зависят свойства элементов периодической системы Менделеева. Среди прочего он предсказал открытие новых элементов, указав химикам направления поисков. Догадки Бора впоследствии блестяще подтвердились. Настоящей законченной теории строения атома еще не было, но идеи Бора выглядели многообещающими, хотя и непривычными.
Многие из пожилых слушателей «Боровского фестиваля» жаловались на плохой сон, обвиняя в этом крепкий кофе, который Бор привез с собой из Дании. Физик Фридрих Хунд полагал, что людей возбуждал не кофе, а необычность боровских идей [Lemmerich, 2007 стр. 98].
В день окончания лекций, 22 июня 1922 года, Нильса Бора от лица хозяев поблагодарил Давид Гильберт, отметив откровенность, с которой докладчик допустил слушателей до «святая святых своей научной кухни» [Lemmerich, 2007 стр. 98]. Великий математик воздал должное великому физику, показавшему, каких глубин может достичь человек в познании тайн природы.
После напряженных лекций Бор и Франк провели вместе три дня в маленьком курортном городке Бад Карлсхафен на реке Везер. Как раз во время этого отдыха Германию потрясла очередная трагедия: 24 июня был убит министр иностранных дел Вальтер Ратенау. Заголовки газет рисовали страшную картину происшедшего:
«Организованный заговор против государства.
Кто защитит республику?
Враг стоит справа» [Lemmerich, 2007 стр. 98-99].
Вальтер Ратенау, выдающийся предприниматель, политик и публицист, был застрелен членами правоэкстремистской националистической организации «Консул». Год назад, в августе 1921 года, члены этой же организации застрелили министра финансов Веймарской республики Маттиаса Эрцбергера (Matthias Erzberger, 1875-1921).
День похорон Ратенау – 27 июня – был объявлен в Германии траурным днем. Националисты, противники Веймарской республики, наоборот, торжествовали. Нобелевский лауреат по физике Филипп Ленард, директор Физического института в Гейдельберге, объявил для своих сотрудников день 27 июня рабочим и отказался вывесить траурные флаги.
Члены «Социалистической студенческой группы» под руководством Карло Мирендорфа (Carlo Mierendorff, 1897-1943) вместе с рабочими, поддерживающими правительство, ворвались в здание института и арестовали профессора. Не помог даже приказ Ленарда поливать нападавших холодной водой из пожарного шланга со второго этажа: рабочие просто перекрыли воду во дворе института. Для нобелевского лауреата было немыслимым унижением оказаться в кутузке даже на несколько часов. Ленард вспоминал потом, что рабочие предлагали бросить его в воды реки Неккар, так что инцидент мог закончиться еще одним политическим убийством. К счастью, директор института отделался слегка помятыми ребрами, из-за чего должен был провести несколько дней в постели [Schirrmacher, 2010 стр. 255]. Однако моральная травма осталась на всю жизнь. Естественно, что университетский профессор считал виноватыми во всем евреев.
Несмотря на все политические скандалы и провокации, жизнь продолжалась, научная работа тоже. Вернувшись домой, Бор в письме от 15 июля 1922 года благодарил Франка за теплый прием:
«Все мое пребывание в Гёттингене стало для меня чудесным, живым, поучительным переживанием, и я не могу Вам сказать, каким счастьем было для меня ощущать дружбу, которую проявляли ко мне со всех сторон» [Lemmerich, 1982 стр. 63].
В зените славы
Франк довольно быстро стал своим человеком в Гёттингене. Дружеские отношения установились у него с Рихардом Курантом, возглавившим после Феликса Клейна Институт математики. Немалую роль сыграла музыка – жена Рихарда Нина, дочь профессора Рунге, великолепно играла на скрипке. Ей охотно аккомпанировала жена Джеймса, Ингрид, профессиональная пианистка. Дети тоже любили музицировать, и скоро образовался квартет, в котором участвовали обе дочери Франка.
В большом доме Франков по выходным часто собирались гости, устраивались музыкальные вечера. Школьный друг Джеймса Филип Элькан приносил скрипку, ему аккомпанировала жена Франка. Иногда и Эйнштейн брал с собой инструмент, и нередко Нина Курант строго отчитывала его за огрехи в скрипичной технике [Lemmerich, 2007 стр. 110].
В воскресные дни устраивались велосипедные прогулки по окрестностям Гёттингена, а то и поездки на поезде в живописные городки по течению реки Везер. Зимой выбирались кататься на лыжах в расположенном неподалеку Гарце.
Но суть жизни в Гёттингене определяла, конечно, наука.
В конце 1922 года Джеймс должен быть принять трудное решение: его пригласили стать профессором в Берлинском университете, в котором он когда-то начинал свою деятельность. В июле умер Генрих Рубенс, его бывший руководитель. Франк участвовал в траурной церемонии, держал речь у гроба.
В декабре Джеймс получил письмо от Макса Планка, в котором отмечалось, что речь произвела на слушателей впечатление не только глубоким научным содержанием, но и теплотой и сердечным отношением к покойному. Далее Планк ставил Франка в известность, что факультет включил его кандидатуру в тройку претендентов, одного из которых должно было выбрать прусское министерство. Со своей стороны признанный глава берлинской школы физиков заверил Джеймса, что не видит никого из более молодых коллег, кто был бы более Франка достоин стать преемником профессора Рубенса.
В конце августа 1923 года из министерства пришло официальное предложение Франку занять профессорскую кафедру в университете Берлина и стать директором Физического института на Вильгельмштрассе.
Это здание Джеймс хорошо знал, ведь он там работал со студенческих лет. Постройке было уже полвека, и многое требовало ремонта и переделки. В условиях безумной инфляции и послевоенной разрухи найти средства для этого было нереально, что и подтвердило письмо из министерства от 1 сентября. Кроме того, в Гёттингене у Франка сложилась уже своя школа, многие ученики и ассистенты ждали его помощи. К тому же семья чувствовала себя в этом провинциальном городке, расположенном в одном из красивейших мест Германии, легко и привольно.
Известие о возможном возвращении Франка в Берлин взволновало его коллег. По инициативе Макса Борна шестнадцать профессоров Гёттингенского университета подписали письмо Джеймсу, в котором говорилось:
«Значение и результативность нашего факультета всецело зависят от совместной работы индивидуальностей. Это сообщество понесло в последние годы большие потери. Ваш уход угрожает разрушить ту работу, которая здесь в это трудное и опасное время проводится при Вашем таком существенном участии» [Lemmerich, 1982 стр. 89].
Среди подписавших письмо были Давид Гильберт, Эдмунд Ландау, Рихард Курант, Людвиг Прандтль и другие известные ученые.
Уникальной особенностью Гёттингена тех лет была свобода общения ученых друг с другом, независимо от ранга и научных регалий. Профессора и ассистенты, студенты и аспиранты, математики, физики-экспериментаторы и физики-теоретики, работавшие в Гёттингене и приехавшие со всего мира, обсуждали научные проблемы, обменивались информацией, критиковали новые работы и восхищались новыми результатами…
Научная жизнь в этом маленьком университетском центре на юге Нижней Саксонии кипела с утра до глубокой ночи, остряки называли поздние научные посиделки «маленькой ночной физикой» («Eine kleine Nachtphysik») по аналогии с «Маленькой ночной серенадой» («Eine kleine Nachtmusik») Вольфганга Амадея Моцарта. Здесь устанавливались научные контакты, завязывались знакомства, переходившие в дружбу и тесное сотрудничество. Гёттинген был уникальным научным центом, его атмосфера способствовала не просто успеху, а революционному прорыву в науке. Не случайно именно тут в те годы рождалась новая физика микромира.
Взвесил все «за» и «против», Джеймс отказался от заманчивой должности столичного профессора. В письме министру от 15 октября 1923 года он сообщал:
«Мне крайне жаль, что после того, как доставил Вам столько беспокойства, я вынужден сообщить Вам решение об отказе от берлинской кафедры. После моего возвращения из Берлина в Гёттинген я постоянно боролся с этим решением, отчего не знал покоя ни днем ни ночью. С одной стороны, я понимал, что предложенная должность – это большой почет, это знак Вашей и коллег любезности по отношению ко мне. Поэтому я чувствовал себя обязанным согласиться и принять предложение. С другой стороны, я видел день ото дня растущие трудности, с которыми бы встретились институт и особенно моя семья. В конце концов, я серьезно проверил себя, обладаю ли я нужными способностями, чтобы преодолеть все трудности, которые только сейчас мне стали по-настоящему ясны, и работать в этой должности так, как она при всей своей важности этого заслуживает. Я пришел к результату, что с чистой совестью не могу подвергать риску ни министерство, ни факультет, ни себя самого» [Lemmerich, 2007 стр. 105-106].
Отказ Франка переехать в столицу был встречен по-разному в Берлине и Гёттингене. Берлинские друзья и коллеги Джеймса, среди них Лиза Мейтнер и Фриц Габер, выражали свое горькое разочарование и сожаление.
В Гёттингене, напротив, встретили решение профессора с радостью и ликованием. Было устроено театральное представление, на котором показан гигантски увеличенный опыт Франка-Герца, при этом по-доброму высмеивался лекторский стиль Джеймса, который выступал перед студентами, немного волнуясь и нервничая [Lemmerich, 1982 стр. 83]. Как уже сказано, лекции были не в его вкусе. Читал он свой спецкурс по часу в неделю, всегда по четвергам после обеда. Ему куда больше нравились личные беседы и обсуждения.
Наиболее ценные контакты со студентами Франк устанавливал во время физического практикума, которым руководил. Дважды в неделю в сопровождении ассистентов профессор обходил лаборатории, в которых студенты учились ставить опыты. Он задавал вопросы, давал советы. Его искусство экспериментатора и физическая интуиция помогали молодым людям понять, что такое физика. Многие его ученики стали известными учеными не только в Германии, но и во многих странах мира.
Но и сам Джеймс немало получал от контактов с молодежью. Виктор Вайскопф, ставший потом известным физиком, директором Европейского центра ядерных исследований (ЦЕРН), вспоминал свои студенческие годы в Гёттингене:
«Профессора нам часто помогали. Регулярно собирались мы в доме Борна, если позволяло его здоровье, велись также многочисленные дискуссии с Франком, который всегда любил поговорить с нами, юными теоретиками, чтобы показать, как иногда можно обойтись без сложной математики – и это оказывается даже лучше» [Lemmerich, 1982 S. 81].
И дальше Вайскопф поясняет, чем был замечателен прославленный университет в те годы:
«Самым интересным и увлекательным в Гёттингене было то, что всегда находились представители различных стилей мышления для занятий физикой. Борн воплощал математические установки – шел всегда от общего к частному. Франк олицетворял интуицию – он видел частное и понимал в нем общее» [Lemmerich, 1982 S. 81].
Не терял Франк и контактов с друзьями и коллегами из Берлина. Он был членом многочисленных комиссий и Ученых советов, в частности, Попечительского совета специальной обсерватории в Берлине, которая должна была подтвердить или опровергнуть общую теорию относительности Эйнштейна.
В 1923 году отмечалось десятилетие выдвинутой Нильсом Бором идеи о строении атома. Этой дате был посвящен специальный номер журнала «Естествознание» («Naturwissenschaft»). Для этого номера юбилейную статью о флуоресценции в газах Франк подготовил вместе с Петером Прингсхаймом [Franck, et al., 1923 S. 559-563].
Франк хорошо понимал, что гениальная гипотеза Бора открыла новую эру в физике атомов и молекул. С ее помощью можно исследовать бесчисленные явления микромира. Это и стало программой деятельности руководимого им института. Понимая огромность поставленной задачи, Франк добивался все новых сотрудников ‑ ассистентов, аспирантов, гостей, участвовавших в проводимых институтом экспериментах.
От многих других профессоров Франк и Борн отличались тем, что их лекции и семинары посещало немало женщин. Для научного мира тех лет это было непривычно. Профессора-мужчины всячески препятствовали научному росту женщин-ученых, не допускали их к защите диссертаций, дающих право читать лекции студентам.
Давид Гильберт и Феликс Клейн долго и безуспешно пытались добиться, чтобы гениальной Эмми Нётер, создательнице современной алгебры, было разрешено защитить вторую докторскую диссертацию и стать приват-доцентом. Ученый совет философского факультета, состоявший, в основном, из гуманитариев и специалистов по сельскому хозяйству, географии и т.п., постоянно голосовал против. Главный аргумент состоял в том, что если женщине разрешить стать приват-доцентом, то она может получить звание профессора и даже стать членом сената университета. На что Гильберт ответил знаменитой фразой:
«Meine Herren, я не вижу, почему пол кандидата должен быть причиной против присуждения ему звания приват-доцента. В конце концов, ведь сенат – не бани» [Рид, 1977 стр. 188].
С похожей ситуацией в 1925 году столкнулся и Джеймс Франк, когда пытался добиться допуска его ассистентки Герты Шпонер (Hertha Sponer, 1895-1968) к защите второй докторской диссертации. Против этого решительно возражал Роберт Поль. Формальная претензия состояла в «недостаточной научной квалификации», фактически же Поль не хотел видеть женщин в профессорском кругу естественно-научного факультета. Не помогли давние дружеские отношения между Франком и Полем. После этого отношения между старыми друзьями надолго испортились.
Герта Шпонер получила стипендию от Рокфеллеровского фонда и провела год в США, где занималась вакуумной спектроскопией, вернулась в 1926 году в Гёттинген, написала монографию об этой новой области исследований. Впоследствии ей, как и другим ученым с еврейскими корнями, пришлось покинуть Германию. В эмиграции она стала второй женой Джеймса Франка.
Много сил отдал Франк, добиваясь научного признания другой своей близкой подруги Лизы Мейтнер (Lise Meitner, 1878-1968). Здесь его усилия увенчались успехом: в 1926 году Лизу избрали членом-корреспондентом Гёттингенской академии наук. Она стала первой женщиной-физиком в стенах этой академии.
Надо сказать, что Рокфеллеровскому благотворительному фонду нравился стиль работы гёттингенских ученых, предполагающий тесное взаимодействие теоретиков, экспериментаторов и математиков. Поэтому фонд охотно финансировал и расширение физического и математического институтов, и заграничные стажировки их сотрудников. Для гёттингенского университета финансовая помощь фонда была настоящим спасением в те трудные и неспокойные годы.
Джеймс сам физические опыты уже не ставил, посвятив все силы координации и научному руководству работой сотрудников. Им была предоставлена большая свобода, но раз в неделю Франк обходил все лаборатории и обсуждал с каждым его успехи и неудачи. Советы и рекомендации Франк всегда давал в очень деликатной форме, в общении с коллегами вел себя как «первый среди равных», не выпячивая свои должности и научные заслуги. Всегда был готов выслушать возражения и критику. Несмотря на то, что почти в каждой работе его сотрудников был немалый вклад их руководителя, он редко становился соавтором опубликованных работ, исключая случаи, когда его участие было решающим.
Нильс Бор блестяще объяснил спектральный анализ простейшего из атомов – атома водорода. Попытки же проделать то же для более сложных атомов и, тем более, молекул, сталкивались с большими трудностями. Квантовая механика только рождалась, ее математический аппарат еще предстояло создать. Поэтому были так важны общие физические постулаты, позволявшие разобраться в сложных законах микромира. Один из таких постулатов сформулировал в 1925 году Джеймс Франк. Сложными формулами он не пользовался, а оперировал вполне наглядными физическими моделями. Достаточно упрощенно утверждение Франка состоит в том, что электронные переходы в молекулах происходят очень быстро по сравнению с движением ядер, благодаря чему расстояние между ядрами и их скорости при электронном переходе не успевают измениться. В следующем году этот принцип с квантово-механических позиций обосновал американский физик Эдвард Кондон (Edward Uhler Condon, 1902-1974). В историю науки это утверждение вошло под названием «принцип Франка-Кондона».
Он стал одним из эффективных инструментов в руках исследователей микромира.
Надо сказать, что роль экспериментаторов уровня Джеймса Франка в становлении квантовой физики, как правило, недооценивается. Обычно рождение новой науки связывают с теоретиками – Вернером Гейзенбергом, Максом Борном, Паскуалем Йорданом и др. Однако отделить эксперимент от теории тут трудно. Не было бы открытия квантов Максом Планком без опытов Генриха Рубенса, не было бы открытия законов фотоэффекта Альбертом Эйнштейном без экспериментов Филиппа Ленарда. Специфика Гёттингена 20-х годов двадцатого века состояла в том, что здесь теоретики работали в теснейшем контакте с экспериментаторами и математиками. И лучший пример такого благотворного симбиоза дает научная и дружеская связь Борна и Франка. Их совместный семинар создавал ту питательную среду, в которой только и могла родиться новая физика.
(продолжение следует)
Литература
Bade, James N. 2010. Eine beispiellose Trennung. Thomas Mann Jahrbuch, Band 23. Frankfurt a.M. : Vittorio Klostermann, 2010.
Barbeck, Hugo. 1878. Geschichte der Juden in Nürnberg und Fürth. Nürnberg : F. Heerdegen, 1878.
Beyerchen, Alan. 1982. Wissenschaftler unter Hitler: Physiker im Dritten Reich. Frankfurt a.M., Berlin, Wien : Ullstein Sachbuch, 1982.
Born, Max. 1975. Mein Leben. Die Erinnerungen des Nobelpreisträgers. München : Nymphenburger Verlagshandlung, 1975.
Bürgin, Hans и (Hrgb.), Mayer Hans-Otto. 1976. Die Briefe Thomas Manns. Regesten und Register. Band I. Die Briefe von 1889 bis 1933. Frankfurt a.M. : S. Fischer Verlag, 1976.
Cassidi, David. 1995. Werner Heisenberg. Leben und Werk. Heidelberg, Berlin, Oxford : Spektrum Akademischer Verlag, 1995.
Dohm, Christian. 1781. Über die bürgerliche Verbesserung der Juden. Berlin, Stettin : б.н., 1781.
Einstein-Born. 1969. Albert Einstein – Hedwig und Max Born. Briefwechsel 1916-1955. München : Nymphenburger Verlagshandlung, 1969.
Engel, Michael. 2005. Die Pringsheims. Zur Geschichte einer schlesischen Familie (18.–20. Jahrhundert): . [авт. книги] Horst Kant иAnnette (Hrsg.) Vogt. Aus Wissenschaftsgeschichte und -theorie. Hubert Laitko zum 70. Geburtstag. Berlin : Verlag für Wissenschafts- und Regionalgeschichte, 2005.
Engelmann, Bernt. 1998. Deutschland ohne Juden. Göttingen : Steidl, 1998.
Fischer, Gerhard. 1983. Beethoven’s Fifth in Trial Bay: Culture and Everyday Life in Australian Internment Camp during World War I.Journal of the Royal Australian Historical Society. 1983 г., Т. 69, Pt. 1.
Franck, James. 1906. Über die Beweglichkeit der Ladungsträger der Spitzenentladung. Verh. Phys. Ges. 1906 г., Т. 8, стр. 252-263.
Franck, James и Pringsheim, Peter. 1923. Fluoreszenz von Gasen. Naturwissenschaft. 1923 г., Т. 11.
Frank, James и Hertz, Gustav. 1911. Über einen Zusammenhang zwischen Quantenhypothese und Ionisierungsspannung.Verhandlungen der Physikalischen Gesellschaft zu Berlin. 1911 г., Т. 13.
Fry, Varian. 1995. Auslieferung auf Verlangen. Die Rettung deutscher Emigranten in Marseille 1940/41. Frankfurt a. M. : Fischer Taschenbuch Verlag, 1995.
Goudsmit, Samuel A. 1947. Alsos. New York : Henry Schuman inc, 1947.
Grossmann, Kurt. 1963. Ossietzki: Ein deutscher Patriot. München : Kindler Verlag, 1963.
Hamburger, Ernest. 1968. Juden im öffentlichen Leben Deutschlands. Tübingen : J.C.B. Mohr (Paul Siebeck), 1968.
Harpprecht, Klaus. 1995. Thomas Mann. Eine Biographie. Reinbek bei Hamburg : Rowohlt, 1995.
Heine, Gert и Schommer, Paul. 2004. Thomas Mann Chronik. Frankfurt a.M. : Vittorio Klostermann, 2004.
—. 2004. Thomas Mann Chronik. , . Frankfurt a.M. : Vittorio Klostermann, 2004.
Himmler, Katrin. 2005. Die Brüder Himmler. Eine deutsche Familiengeschichte. Frankfurt a. M. : S. Fischer Verlag, 2005.
Jüngling, Kirsten и Brigitte., Roßbeck. 2003. Die Frau des Zauberers. Katia Mann. Biografie. München : Propyläen Verlag, 2003.
Katz, Jacob. 1986. Aus dem Ghetto in die bürgerliche Gesellschaft. Jüdische Emanzipation 1770-1870. Frankfurt am Main : Jüdischer Verlag bei Athenäum, 1986.
Krause, Alexander (Hrsg.). 2006. «Musische Verschmelzungen». Thomas Mann und Hermann Ebers. München : peniope, 2006.
Landau, Edwin M. и Schmitt, Samuel (Hrsg.). 1991. Lager in Frankreich: Zeugnisse der Emigration, Internierung und Deportation.Mannheim : Von Brandt Verlag, 1991.
Large, David Clay. 1998. Hitlers München. Aufstieg und Fall der Hauptstadt der Bewegung. München : Verlag C.H. Beck, 1998.
Laurenz, Demps. 1996. Berlin-Wilhelmstraße. Eine Topographie preußisch-deutscher Macht. Berlin : Ch. Links Verlag, 1996.
Lemmerich, Jost. 2007. Aufrecht im Sturm der Zeit. Der Physiker James Frank. 1882-1964. Berlin : Verlag für Geschichte der Naturwissenschaften und der Technik, 2007.
—. 1982. Max Born, James Frank, der Luxus des Gewissens: Physiker in ihrer Zeit. Wiesbaden : Reichert, 1982.
Lenard, Philipp. 1937. Deutsche Physik in vier Bänden. München : J.F. Lehmanns Verlag, 1937.
—. 1929. Große Naturforscher. Eine Geschichte der Naturforschung in Lebensbeschreibungen. München : J.F. Lebmanns Verlag, 1929.
Mann, Heinrich. 1978. Ein Zeitalter wird besichtigt. Berlin : Aufbau-Verlag, 1978.
Mann, Katia. 2000. Meine ungeschriebenen Memoiren. Frankfurt a.M. : Fischer Taschenbuch Verlag, 2000.
Mann, Klaus. 2007. Der Wendepunkt. Ein Lebensbericht. Reinbek bei Hamburg : Rowohlt Taschenbuch Verlag, 2007.
Mann, Thomas. 1960-1974. An Bruno Walter zum siebzigsten Geburtstag. Werke in dreizehn Bände, Band 10. Frankfurt a.M. : S. Fischer Verlag, 1960-1974.
—. 2009. Betrachtungen eines Unpolitischen. Große kommentierte Frankfurter Ausgabe. Band 13.1. Frankfurt a.M. : S. Fischer Verlag, 2009.
—. 1962. Briefe 1889-1936 Hrsg. von Erika Mann. Frankfurt a. M. : S. Fischer Verlag, 1962. стр. 141-142.
—. 1963. Briefe 1937-1947. Hrsg. von Erika Mann., . Frankfurt a.M. : S.Fischer Verlag, 1963.
—. 1965. Briefe 1948-1955 und Nachlese. Hrsg. von Erika Mann. Frankfurt a. M. : S. Fischer Verlag, 1965.
—. 2003. Essays. Band 3. Hrsg. Kurzke Hermann; Stachorski Stephan. Frankfurt a.M. : S. Fischer Verlag, 2003.
—. 1974. Gesammelte Werke in dreizehn Bänden. Band XI. Frankfurt a..M. : S.Fischer Verlag, 1974.
—. 2002. Große kommentierte Frankfurter Ausgabe. Band 21. Briefe I. 1889-1913. Frankfurt a.M. : S. Fischer Verlag, 2002.
—. 2004. Große kommentierte Frankfurter Ausgabe. Band 22. Briefe II. 1914-1923. . Frankfurt a. M. : S. Fischer Verlag, 2004.
—. 2002a. Musik in München . Große kommentierte Frankfurter Ausgabe. Band 15.1. Frankfurt a.M. : S. Fischer Verlag,, 2002.
—. 1979. Tagebücher. 1918-1921. Herausgeben von Peter de Mendelssohn. Frankfurt a.M. : S.Fischer Verlag, 1979.
—. 1982. Tagebücher. 1940-1943. Herausgeben von Peter de Mendelssohn. Frankfurt a.M. : S.Fischer Verlag, 1982.
—. 1995. Tagebücher. 1953-1955. Herausgeben von Inge Jens. Frankfurt a.M. : S.Fischer Verlag, 1995.
Mann-Meier. 1992. Mann Thomas, Agnes E. Meyer. Briefwechsel. Herausgeben von Hans Rudolf Vaget. . Frankfurt am Main : S. Fischer Verlag, 1992.
Mendelssohn, Moses. 2005. Jerusalem oder über religiöse Macht und Judentum. Hamburg : Felix Meiner Verlag, 2005.
Mendelssohn, Peter de. 1997. Der Zauberer. Das Leben des deutschen Schriftstellers Thomas Mann. Bd. 2. . Frankfurt a. M. : Fischer Taschenbuch Verlag , 1997.
Mühsam, Erich. 1994. Tagebücher. Hrsg. von Hirte Chris. München : Dtv, 1994.
Müller, Wilhelm. 1936. Judentum und Wissenschaft. Leipzig : Theodor Fritsch Verlag, 1936.
Planck, Max. 1922. Physikalische Rundblicke gesammelte Reden und Aufsätze. Leipzig : S. Hirzel Verlag, 1922.
Pringsheim, Peter. 1949. Fluorescence and phosphorescence. New York : Interscience Publ. , 1949.
Pringsheim, Peter и A., Terenin. 1928. Über die Bandensysteme im Spektrum des J2-Dampfes. Zeitschrift für Physik, 50(1928). 1928г.
Pringsheim, Peter и Marcel, Vogel. 1943. The Luminescence of Liquids and Solids and their Practical Application . New York : Interscience publishers, 1943.
Pringsheim, Peter и S.J., Wawilow. 1926. Polarisierte und unpolarisierte Phosphoreszenz fester Farbstofflösungen . Zeitschrift für Physik, 37(1926). 1926 г.
Rathenau, Gerhart. 1983. James Franck. James Franck und Max Born in Göttingen. Reden zur akademischen Feier aus Anlaß der 100. Wiederkehr ihres Geburtsjahres. Göttingen : Vandenhoeck & Ruprecht in Göttingen, 1983.
Rechenberg, Helmut. 2010. Werner Heisenberg – die Sprache der Atome. Berlin, Heidelberg : Springer-Verlag, 2010.
Reden. 1914. Deutsche Reden in schwerer Zeit, gehalten von den Professoren an der Universität Berlin. Berlin : Carl Heymanns Verlag, 1914.
Schirnding, Albert von. 2008. Die 101 wichtigsten Fragen. Thomas Mann. Nördlingen : Verlag C.H.Beck, 2008.
Schirrmacher, Arne. 2010. Philipp Lenard: Erinnerungen eines deutschen Naturforschers. Kritische annotierte Ausgabe des Originaltyposkriptes von 1931/1943. Berlin : Springer Verlag, 2010.
Schramm, Hanna. 1977. Menschen in Gurs. Erinnerungen an ein französisches Internierungslager (1940-1941). Worms : Georg Heintz Verlag, 1977.
Schweitzer, Eva. 2004. Amerika und der Holocaust. München : Knaur Taschenbuch Verlag, 2004.
Segal, Sanford L. 2003. Mathematicians under the Nazis. Princeton and Oxford : Princeton University Press, 2003.
Szabό, Anikό. 2000. Vertreibung. Rückkehr. Wiedergutmachung. Göttinger Hochschullehrer im Schatten des Nationalsozialismus.Göttingen : Wallstein Verlag, 2000.
Thomson, Joseph John. 1903. Conductions of electricity through gases. Cambridge : б.н., 1903.
Titze, Hartmut. 1987. Das Hochschulstudium in Preußen und Deutschland. 1820-1944. Göttingen : Vandenhoeck&Ruprecht, 1987.
Toller, Ernst. 1990. Eine Jugend in Deutschland. Leipzig : Reclam, 1990.
Trojan, Martin. 1922. Hinter Stein und Stacheldraht, australische Schattenbilder. , 1922. Bremen : Druck von C. Schunemann, 1922.
Volkov, Shulamit. 2000. Antisemitismus als kultureller Code. München : Verlag C.H.Beck, 2000.
Walter, Bruno. 1960. Thema und Variationen. Erinnerungen und Gedanken., . Frankfurt a.M. : S. Fischer Verlag, 1960.
Weber, K. K., Güttler, Peter и (Schriftleitung), Ahmadi Ditta. 1979. Berlin und seine Bauten. Herausgegeben vom Architekten-Verein zu Berlin. Berlin : Ernst und Sohn, 1979.
Wehefritz, Valentin. 1999. Gefangener zweier Welten. Prof. Dr. phil. Dr. rer. nat. h.c. Peter Pringsheim (1881-1963). Dortmund : Universitätsbibliothek, 1999.
Wiedemann, Hans-Rudolf. 1985. Thomas Manns Schwiegermutter erzählt. Lebendige Briefe aus großbürgerlichem Hause. Lübeck : Grafische Werkstätten, 1985.
Wyman, David S. 2000. Das unerwünschte Volk. Amerika und die Vernichtung der europäischen Juden. Frankfurt a. M. : S. Fischer Taschenbuch Verlag,, 2000.
Wysling, Hans и Schmidlin, Yvonne. 1994. Thomas Mann. Ein Leben in Bildern. Zürich : Artemis, 1994.
Адо, А.В. (Отв. ред.). 1990. Документы истории Великой французской революции: Учеб. пособие для студентов вузов. Том1.М. : Изд-во Моск. ун-та, 1990.
Апт, С.К. 1972. Томас Манн. Серия «Жизнь замечательных людей». Москва : Изд-во ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия», 1972.
Бабичев, Н.Т. и Боровской, Я.М. 1982. Латинско-русский и русско-латинский словарь крылатых слов и выражений. Москва : Русский Язык, 1982.
Беркович, Евгений. 2014. Антиподы. Альберт Эйнштейн и Филипп Ленард в контексте физики и истории. Нева, №9, 10. 2014 г.
—. 2008c. Дело Феликса Бернштейна, или Теория анти-относительности. Заметки по еврейской истории №12. 2008 г.
—. 2008a. Наука в тени свастики. Нева № 5. 2008 г.
—. 2011. Одиссея одной династии. Триптих. . . Историко-математические исследования. Вторая серия, выпуск 14(49), стр. 266-296. 2011 г.
—. 2009. Прецедент. Альберт Эйнштейн и Томас Манн в начале диктатуры. Нева № 5. 2009 г.
—. 2012. Работа над ошибками. Заметки на полях автобиографии Томаса Манна. Вопросы литературы, № 1. 2012 г.
—. 2008. Сага о Прингсхаймах. Альманах «Еврейская Старина» №2. 2008 г.
—. 2008b. Феликс Клейн и его команда. Еврейская Старина, №6(59). 2008 г.
Гейзенберг, Вернер. 1989. Физика и философия. Часть и целое. М. : Наука, 1989.
Коллектив, авторов. 1952. Философские вопросы современной физики. ,. М. : Изд-во АН СССР, 1952.
Манн, Г. – Манн, Т. 1988. Эпоха. Жизнь. Творчество. , . М. : «Прогресс», 1988.
Манн, Томас. 2009. Аристократия духа. М. : Изд. «Культурная революция», 2009.
—. 1960. Очерк моей жизни. Перевод А. Кулишер. Собрание сочинений в десяти томах. Том 9. Москва : Государственное издательство художественной литературы, 1960.
—. 2009. Очерк моей жизни. Перевод А. Кулишер. Собрание сочинений в восьми томах, том 1. Москва : ТЕРРА - Книжный клуб, 2009.
Наджафов, Д.Г. (ред.). 2005. Сталин и космополитизм. Документы Агитпропа ЦК КПСС. 1945 - 1953. М. : МФД: Материк, 2005.
Прингсхейм, П. и Фогель, М. 1948. Люминесценция жидких и твердых тел. М. : Государственное издательство иностранной литературы, 1948.
Рид, Констанс. 1977. Гильберт. М. : «Наука», 1977.
Фейнберг, Е.Л. 2003. Эпоха и личность. Физики. Очерки и воспоминания. М. : Издательство Физико-математической литературы, 2003.
Хаеш, Анатолий. 2003. Еврейская эмиграция по материалам фонда Департамента общих дел МВД в РГИА 2003. Альманах «Еврейская Старина», № 2 . 2003 г.
[1] Особенности назначения Макса Борна и Джеймса Франка профессорами в Гёттинген рассказал мне почетный доктор Берлинского университета, известный биограф Франка и Борна Йост Леммерих (JostLemmerich). Письмо Леммериха от 02.07.2012 хранится в архиве автора.
Напечатано: в журнале "Семь искусств" № 1(70) январь 2016
Адрес оригинальной публикации: http://7iskusstv.com/2016/Nomer1/Berkovich1.php
