Случайная встреча, это приключение в миниатюре,
всегда сохраняет заманчивость неизвестности,
привлекает отклонением с наезженной колеи обыденности.
Михаил Веллер
Подвиг учительницы
Послевоенные детские годы протекали, главным образом, во дворах. Там царили свои порядки. Верховодила дворовая шпана, хорошо понимавшая субординацию. Мгновенно установленное во дворе 'ущербное' происхождение отодвинуло меня в категорию презираемых. Я был очень обескуражен неожиданно вскрывшимся 'дефектом', о существовании которого даже не подозревал. С такой дискриминацией я столкнулся впервые, в моей медицинской семье темы 'национальностей' не обсуждались. Озабоченность вызывало происхождение болезней, а не больных.
Казалось, что я ничем не отличаюсь от остальных мальчишек нашего двора: так же с ходу мог прыгать на подножки трамвая и соскакивать на ходу и не хуже их играл проволочными самодельными клюшками в хоккей. Но шпана считала по-другому, я был явно не как все, ‘не ихний’.
Тем не менее, задевать меня было опасно, потому что пришлось бы иметь дело с моим соседом по общей квартире и грозой улицы Витькой Белозерским, который был старше на восемь лет.
Это был бесстрашный боец, обладавший большой физической силой, что позволило ему в будущем стать боксёром, выступая за армейские клубы. Учиться он не хотел, обычно прогуливая уроки.
Витька шпаной не был, много занимался спортом, научил меня никогда не жаловаться и умению постоять за себя, и эти уроки пригодились в жизни. Его авторитет во дворе был фундаментальным, шпана его боялась и слушалась.
Конечно, у меня тоже был свой добрый круг общения среди ровесников во дворе, но шпана досаждала своими ядовитыми антисемитскими насмешками. Жаловаться родителям не полагалось, Витька бы это сурово осудил. Он считал, что с обидчиками надо разбираться самим, и у него это всегда получалось.
Изредка приходилось драться и мне. Витька учил меня, внимательно выжидать пока противник откроется, но мне почему-то было жалко причинять боль своим обидчикам, даже когда я видел такую возможность, и я старался больше защищаться, чем нападать.
Родители Витьки глубоко уважали нашу семью, и коммунальная ванная комната на две семьи была предоставлена мне в неограниченное пользование для фотографических опытов. Его мама, Агриппина Кузьминична, впоследствии, уже уехав от нас, работала продавцом в магазине «Молдавия» на Земляном валу, и я неизменно заходил к ней повидаться по дороге с работы, всегда тепло ею приветствуемый.
***
В противоположность дворовой атмосфере в мужской школе номер 330, куда я поступил, моё происхождение ни разу не стало предметом какого бы то ни было специального внимания. Как всегда среди мальчишек, в классе царила дружная весёлая обстановка взаимного интереса и поддразнивания. Моими ближайшими друзьями стали Коля Губонин и Володя Соколов, с которыми делились многие детские увлечения.
Школа располагалась в Большом Казённом переулке, за известным в Москве «Чкаловским домом», недалеко от Курского вокзала, в помещении бывшей Елизаветинской женской гимназии. Красивое здание гимназии было построено по проекту архитектора И.И.Рерберга в 1911-12 годах первоначально для детей-сирот воинов, погибших в Русско-Турецкой войне.
В дальнейшем, контингент девочек-учащихся был расширен. Среди бывших учениц гимназии – певица и кинозвезда Мелица Корьюс – исполнительница роли Карлы Доннер в голливудском блокбастере «Большой вальс», а также, выдающаяся советская актриса Вера Петровна Марецкая.
В наше время директор школы, известный педагог Афанасий Трофимович Мостовой, старался поддерживать некоторые гимназические традиции. Нас учили бальным танцам, а выходя отвечать к доске, нужно было поклониться учителю. С восьмого класса в школе преподавали латынь (однако мой класс перевели к этому времени в школу-новостройку в Лялином переулке).
***
В пятом классе началось изучение «Истории древнего мира», которую вела энергичная, красивая молодая учительница Любовь Павловна Добышева. Наша компания была увлечена в это время радиолюбительством, которое мы осваивали в кружке районного дома пионеров. Поэтому перипетии ассиро-вавилонских и греко-римских времён никак не могли соперничать по интересу с расчётом выходного трансформатора или проектированием колебательного контура однолампового радиоприёмника, который мы постепенно создавали.
Поглощённый обсуждением этих деталей с сидящими со мной за одной партой Колей и сразу за нами Володей, я вдруг услышал из уст учительницы, увлечённо о чём-то рассказывающей, так задевавшее меня обидное слово 'евреи'.
- Что она говорит? Разве может учительница произносить в классе такие слова, которыми меня дразнили во дворе?!
Сьёжившись от такой неожиданности, я начал прислушиваться к её повествованию. Любовь Павловна, раскрасневшись от собственного энтузиазма, вдохновенно и интересно рассказывала о героическом восстании евреев под руководством Бар-Кохбы против римлян. О проявленном восставшими военном искусстве и мужестве, позволившим освободить на несколько лет значительную часть Иудеи, включая Иерусалим, от могущественного римского владычества. Евреи в её рассказе были храбрыми воинами, героями.
Домой я возвращался вприпрыжку. Значит, я могу не стесняться, а гордиться своим еврейством, как рассказывала об этом наша учительница.
Решив подробнее прочитать об этих событиях, я начал искать такой материал в школьном учебнике, но там ничего подобного не было.
***
Как-то я позвонил уже из Англии, где теперь постоянно живу, в Москву своей учительнице математики и бессменному классному руководителю Нине Васильевне Манукьянц. В значительной мере благодаря её поддержке, а также прекрасным урокам физики, проводимым уже в новой школе-новостройке бывшим фронтовиком, эрудитом, Львом Абрамовичем Ляховецким (впоследствии он подготовил кандидатскую и докторскую диссертации по философии, преподавая физику в ВУЗе), практически весь наш класс поступил в технические институты для продолжения своего образования.
- Вы с кем-нибудь встречаетесь из наших учителей? – осведомился я (Льва Абрамовича уже не было).
- С Любовью Павловной и её мужем, Владленом Самуиловичем. Он был завучем в старших классах. Ты их помнишь? - спросила Нина Васильевна.
- Передайте, пожалуйста, Любови Павловне, - попросил я, - что в Англии живёт профессор, который помнит до сих пор один её урок древней истории в пятом классе.
Нина Васильевна засмеялась, решив, что я шучу.
Положив трубку, я неожиданно задумался: «А когда этот урок мог иметь место?»
Пятый класс моей учёбы в школе приходился на 49-50 годы. Это ведь был период разнузданной антисемитской государственной кампании по борьбе с так называемыми ‘безродными космополитами’, одним из которых оказался мой отец, получивший в результате испытанных унижений смертельную болезнь.
Какая же высокая моральная чистота и гражданская смелость могли подвигнуть нашу учительницу на этот подвиг?! В классе было около сорока учеников, и любой из них мог поделиться с родителями с непредсказуемыми для неё последствиями.
Поистине, люди высокого духа и мужества не только в древних легендах, они могут быть просто рядом и остаться незаметны.
***
Друзья оказались на уровне. Незабываемo появление в школе 4 апреля 1953 года. Это был день моего рождения, омрачённый тяжёлой обстановкой новой государственной антиеврейской кампании, по так называемому ‘делу врачей-отравителей’. Кампания непосредственно касалась моей любимой сестры, молодого врача, приходившей каждый вечер с работы в слезах.
Валя окончила 1-ый Московский медицинский институт по кафедре профессора В.Н.Виноградова и проходила ординатуру в Боткинский больнице в клинике профессора М.С.Вовси. Оба они были арестованы. Больные отказывались идти на приём к врачу-еврейке, пьяницы, требовавшие бюллетень для уклонения от работы, оскорбляли её за стремление следовать врачебной этике. Мой отец уже умер, и она должна была ходить на эту ежедневную пытку, чтобы как-то поддерживать семью.
Войдя в школу, я увидел рванувшегося ко мне издали, сияющего широкой улыбкой, моего друга Колю. Никогда не видел его таким счастливым.
- Володя, ты читал сегодняшние газеты? – кричал он.- Дело врачей – разоблачённая фальшивка!
Я не мог поверить услышанному.
Замечу, что за всё время позорной кампании в классе об этом не было сказано ни слова, с друзьями это тоже не обсуждалось. На наши отношения эти события никак не влияли.
P.S. В 2008 году мы отпраздновали 70-летие профессора кафедры радиотехнических систем Московского энергетического института, доктора технических наук, Николая Сергеевича Губонина, в ресторане Московского еврейского общинного центра вместе с его женой Ритой и дорогой учительницей, Ниной Васильевной, посвятившей жизнь нашему классу.
Когда мы закончили школу, Нина Васильевна перешла на инженерную работу, продолжая поддерживать связь со своими учениками. Володя Соколов неожиданно нашёл меня спустя 50 лет, прислав в Англию письмо из Израиля, где он живёт со своей женой Эммой последние тридцать лет, сделав успешную инженерную карьеру. Из этого письма я только и узнал, что он, оказывается, тоже еврей (по материнской линии). Он рассказал мне, что его отец, Николай Константинович, председатель правления Госбанка СССР, был расстрелян в июле 1941 года по обвинению в шпионаже (впоследствии, конечно, реабилитирован). Семье удалось спастись, поскольку родители брак не регистрировали. Следуя документам, 'бдительные органы' репрессировали первую семью Н.К.Соколова.
Занимательная механика
Начавшийся в 1957 году, на втором году обучения в Станко-инструментальном институте курс теоретической механики не предвещал каких-либо неожиданностей. Будущие инженеры-конструкторы должны были, конечно, глубоко понимать механику. Лекции читал профессор Александр Фёдорович Николаев, а через пару недель начались семинарские занятия по решению задач механики.
На первое занятие в аудиторию быстрой походкой вошел элегантно одетый, аккуратно причёсанный, энергичный, стройный преподаватель средних лет, представившийся как Иван Иванович Станкевич. Буквально от двери аудитории, он приступил к объяснению материала, чётко формулируя доставляемые сведения и дополняя рассуждения аккуратными рисунками мелом на доске.
Его имя напомнило моё детское увлечение футболом. Тогда, в 1945 году, состоялась триумфальная поездка московской команды «Динамо» в Великобританию, за которой следила вся страна. Команда была усилена моими кумирами, нападающими из ЦДКА, Всеволодом Бобровым и Григорием Федотовым. «Динамо» выиграло два матча и два свела вничью, закончив турне с общим счетом 19:9.
Главным английским бомбардиром в команде «Арсенал» играл против «Динамо» специально приглашенный из другого клуба легендарный футболист Стэнли Мэтьюз. Именно его должен был опекать динамовский защитник с такими же именем и фамилией, как у преподавателя - Иван Станкевич. Об этом много писали. Считалось, что ему удалось блокировать Мэтьюза, не забившего ни одного гола, хотя один гол был всё-таки забит с подачи Мэтьюза.
Прибежав домой после занятий, я бросился искать старую брошюру под названием 19:9, подробно освещавшую триумфальную поездку команды «Динамо». Наконец, найдя её, я обнаружил среди фотографий членов команды портрет нашего нового преподавателя.
Из брошюры я узнал, что Иван Станкевич был единственным игроком в команде, имевшим высшее образование, закончив в параллель со своей выдающейся спортивной карьерой Московский институт инженеров транспорта. На следующее занятие я принес брошюру и показал в группе. Это была сенсация!
Иван Иванович прекрасно владел материалом и вёл практические занятия очень организованно и серьёзно. Ни о каких разговорах с ним на не относящиеся к механике темы не могло быть и речи. Поэтому удовлетворить наше дальнейшее любопытство о его триумфальной спортивной карьере нам так и не удалось.
Позже я узнал, что покойный отец Ивана Ивановича, доктор физико-математических наук, профессор Иван Вячеславович Станкевич, был первым заведующим кафедрой теоретической механики в Станкине (сочетая заведование с многолетней профессурой в МГУ). В 1896 году он закончил с золотой медалью физико-математический факультет Московского университета и по рекомендации Н.Е. Жуковского был командирован в Париж, где работал в 1908-1909 годах под руководством выдающихся математиков и механиков: Пуанкаре, Аппеля, Пенлеве, Дарбу и др.
Запомнилось одно личное впечатление. Для того, чтобы быть допущенным к экзамену, мы должны были сдать Ивану Ивановичу зачёт по решению задач. Быстро справившись с основными предложенными задачами, я неожиданно застрял на последней. Проходя мимо и заметив мою растерянность, наш непробиваемый бескомпромиссный преподаватель тихо подсказал мне направление решения. У этого 'железного' человека оказалось доброе сердце.
***
Однажды, сидя в комнате отдыха со своими новыми английскими коллегами за чашкой кофе в университете города Лафборо, я рассказал им, что моим инструктором по теоретической механике в университете в Москве был бывший игрок команды «Динамо», блокировавший легендарного Стэнли Мэтьюза. Они не могли поверить, что футболист высшей лиги, да ещё такого класса, мог просто преподавать в университете механику. Для нового поколения это было невероятно.
Стэнли Мэтьюз является символической фигурой английской спортивной истории. Дважды он был признан в своей стране футболистом года, причём первый раз, в 1948 году, открыв этот список. В 1956 году он был назван первым обладателем звания лучший футболист Европы, получив приз «Золотой мяч».
Как раз во время нашей учёбы в Москве под руководством Ивана Ивановича Станкевича закончились триумфальные выступления Стенли Мэтьюза за сборную Англии. В советских газетах это широко комментировалось. За всю свою рекордно многолетнюю футбольную карьеру (более 700 игр) он не получил ни одного судейского замечания.
Королева Елизавета II пожаловала ему рыцарский титул, который также впервые был присвоен футболисту. В городе Сток-он-Тренте, клуб которого он неизменно поддерживал, ему возведён посмертно монумент. Ещё один бронзовый памятник установлен в его родном городе Хенли.
***
Позже, один из наших лафборовских лекторов, Ник Биркетт, рассказал мне, что его мама, урожденная Наталья Михайловна Яковлева, внучка профессора Склифосовского от первого брака, была переводчицей во время приезда команды «Динамо» в Глазго.
Со своим будущим мужем, Жоржем Артуром Биркеттом, она познакомилась в Москве ещё до революции. Будучи исследователем русской истории, он приехал пополнить свои знания и был принят во многих лучших домах города. Здесь и произошло его знакомство с будущей женой, перешедшее в многолетнюю супружескую связь.
В 1915 году в связи с войной Жорж Биркетт должен был вернуться в Британию. Однако разразившаяся русская революция надолго разлучила его с женой и дочкой, Купавой, оставшимися в Москве. Лишь зимой 1922 году они были высланы с маленьким чемоданом вещей из СССР в Финляндию по приказу Сталина в составе других семей иностранцев.
Жорж и Наталья вырастили пятерых детей, боготворящих своих благородных родителей. Дети сохранили огромную переписку родителей во время вынужденной разлуки, и, благодаря стараниям одного из сыновей, она полностью переведена на английский и собрана в двадцати томах.
Со своими близкими, жившими в СССР, Наталья Михайловна, тем не менее, переписываться не могла, боясь скомпрометировать. Наличие заграничных родственников могло полностью перечеркнуть их жизнь.
***
Живя и работая в Англии в качестве университетского профессора динамики, мне приятно осознавать, что один из моих первых наставников в механике - заслуженный мастер спорта, дважды чемпион СССР, кандидат технических наук, сын известного профессора механики, Иван Иванович Станкевич, сумел достойно противостоять здесь, на родине популярнейшей спортивной игры, легендарному Стэнли Мэтьюзу. Такая вот занимательная механика!
P.S. Отдав с юных лет безусловное предпочтение интересу к механике перед футболом, я неожиданно столкнулся со следующей дилеммой, работая в Англии.
Дело в том, что наш университет является абсолютным спортивным лидером среди всех британских университетов. По количеству призов и медалей, завоёванных нашими студентами и преподавателями на международных соревнованиях, включая олимпийские игры, университет мог бы выступать успешно как отдельная солидная страна.
Видимо, не без влияния этих достижений школа механики и технологий, в которой я работаю, начала развивать исследования по совершенствованию спортивного оборудования.
В начале этих работ, профессор Нил Халливел, мой бывший шеф, а теперь один из руководителей университета, зашёл ко мне.
- Владимир, я осмотрел новые лаборатории спортивного оборудования. Изучение удара яляется ключевым в большинстве исследований. Твоя экспертиза в этой области им бы очень помогла.
- Понимаешь, Нил, - прокомментировал я, - для меня спорт – просто приятное времяпрепровождение. Поэтому я с готовностью отвечу на их вопросы, но такая техника не может конкурировать с моим интересом к высоким технологиям, ставящим перед динамикой гораздо более сложные проблемы.
Так получилось, что поддержанная группой спортивных технологий разработка новой Адидасовской модели футбольного мяча для розыгрыша мирового кубка FIFA и европейских чемпионатов UEFA вместе с разработанным моей группой сверхбезопасным отбойным молотком для концерна JCB по представлению премьер-министра Великобритании были отмечены премией Королевы Елизаветы II в области образования, присуждённой нашей школе "в знак признания исследований и разработок высокоценных технологий, способствующих экономическому росту". Вот и реши тут, то ли футбольные мячи стали высоко технологическим оборудованием, то ли высокие технологии достигли публичного интереса, близкого к футболу?!
Глоток воздуха свободы
В начале 1990 года я впервые получил разрешение на служебную поездку в капиталистическую страну в качестве приглашённого профессора Института механики Мюнхенского технического университета. Перестройка принесла свои плоды.
В иностранном отделе Президиума Академии наук мне выдали служебный паспорт и авиационные билеты. Они предназначались в салон первого класса. Никогда раньше я первым классом не летал.
Моё место оказалось рядом с пожилой представительной дамой. Большинство остальных мест в салоне заняла команда спортсменов. Это была сборная команда страны по хоккею, летевшая в Германию на международные соревнования.
Мы быстро нашли общий язык с моей соседкой, обсуждая московские культурные новости, в которые она, как оказалось, была глубоко посвящена. Во время нашей оживлённой беседы она часто упоминала свои высокие знакомства, рассказывая о приёмах у Горбачёва, патриарха, председателя КГБ Крючкова и других важных персон.
Чувствовалось, что ей очень хотелось быть узнанной, и я лихорадочно прокручивал в голове различные варианты, пытаясь по случайным намёкам понять, с какой знаменитостью я сижу рядом.
Где-то в разговоре я рассказал ей о впечатляющих встречах на даче в Серебряном бору, в кругу моего бывшего учителя физики и проживавшего в их семье переводчика Сергея Таска, с живой историей, Ритой Яковлевной Райт-Ковалёвой. Моя соседка отметила, что её родственник - старый революционер тоже имел там дачу. 'Пазл' наконец сложился!
- Так вы Ольга Васильевна Лепешинская?! – сказал я восхищённо.
Со мной сидела легенда балета, многократно титулованная всеми высшими наградами и званиями, окутанная славой, почётом государства и поклонением многих поколений любителей балета. Её искромётные исполнения в постановках балетов «Дон Кихот» и «Красный мак» я видел ещё будучи школьником.
Моя соседка была абсолютно счастлива, что я её узнал.
***
Между тем, наши знаменитые хоккеисты, беспрерывно курившие и пившие всю дорогу, становились всё более шумными и раскованными, никак не сдерживая свою пересыпанную матерщиной речь и заполняя салон табачным дымом.
Ольга Васильевна деликатно игнорировала этот фон, продолжая беседовать со мной, однако я почувствовал, что ей становилось всё трудней дышать прокуренным воздухом.
Обратившись к сидящему поперёк кресла прямо через проход курильщику, я вежливо попросил его не курить в нашу сторону из-за присутствия пожилой дамы.
Презрительно осмотрев нас обоих и глядя ей в лицо, 'гордость советского спорта' процедила сквозь зубы: «Жаль, что Гитлер не спалил вас всех в крематориях!»
На мою соседку лучше было не смотреть. Её лицо покрылось красными пятнами. Я как мог старался её отвлечь.
К счастью, мы вскоре приземлились и вышли из самолёта, вдохнув, наконец, свежий и свободный мюнхенский воздух. Ольгу Васильевну встречала машина прямо у трапа.
***
Так случилось, что после переезда на следующий год в Мюнхен на постоянное жительство моя жена начала работать аккомпаниатором в Балетной академии Высшей школы музыки. Ольга Васильевна Лепешинская оказалась почётным патроном Академии и ежегодно приезжала на мастер-классы и выпуски. Коллеги жены, среди которых было несколько русских музыкантов, рассказали ей ужасную историю, случившуюся с выдающейся балериной в самолёте, о которой она уже знала от меня.
Совесть нации
Начало трудовой деятельности в Мюнхене после переезда в 1991 году и обустройство во вновь снятой квартире на улице Гогенцоллернов быстро выявили необходимость срочного приобретения пианино для профессиональной работы моей жены - Эллы - в качестве аккомпаниатора Высшей школы музыки.
Нашим центром социальной жизни на этом этапе стала еврейская община, самоотверженно поддерживавшая вновь прибывших членов. По приглашению главы культурного центра общины, доброжелательной и энергичной Элен Прессор, Элла подготовила и провела концерт камерной музыки с одним из аспирантов её бывшего коллеги по Гнесинскому институту, Якова Гильмана, работавшего уже много лет профессором скрипки в Мюнхенской консерватории.
Концерт прошёл с большим успехом и по 'гемайнде' распространился слух, что приехавшая русская пианистка не имеет инструмента. Вскоре в нашей квартире раздался телефонный звонок. Всеведущая Элен рассказала, что она разговаривала с семьёй фон Вестфаллен, и они сообщили, что собираются заменить имеющийся у них старый инструмент. Они пригласили нас приехать и опробовать его, добавив, что если он устроит Эллу, они его ей подарят.
Упоминание аристократической фамилии фон Вестфаллен, из которой, как известно, происходила жена Карла Маркса, Женни, произвело впечатление, и я попытался узнать у Элен подробности. Она подтвердила, что это очень известная в Германии семья. Её глава – профессиональный писатель, а его супруга - талантливый художник.
В назначенное время мы появились в старином доме на окраине Мюнхена и были гостеприимно встречены приятными хозяевами. Угостив нас кофе в красивой гостиной с видом в сад, они показали инструмент и предложили Элле его опробовать. Это было немецкое пианино 20-х годов с хорошим звуком и в хорошем состоянии.
При изучении его механики я обнаружил, что пианино имеет необычно массивную чугунную раму, что, по моим представлениям, должно было сильно утяжелить его транспортировку.
Поблагодарив хозяев за столь щедрый подарок, я пообещал заняться его перевозкой.
- Не затрудняйтесь, - сказали они. – Когда рабочие привезут нам новый инструмент, мы договоримся с ними о доставке вам этого пианино, предварительно предупредив вас.
- Проблема в том, - объяснил я,- что мы живём на пятом этаже старого дома с высокими потолками, и в наш маленький лифт инструмент не поместится. Поэтому доставка такого тяжёлого пианино потребует дополнительной рабочей силы.
- Мы сообщим им об этом, - пообещали приветливые хозяева.
Тепло распрощавшись и оставив наш телефон и адрес, мы счастливые вернулись домой. Главное приобретение было сделано.
***
Вскоре позвонила баронесса (или графиня?) и назвала дату и примерное время доставки. Элла в это время должна была быть на работе и оставила мне чёткие инструкции по приему рабочих и оплате. В кухне был накрыт обед с вином, водка охлаждалась в холодильнике, и я приготовился гостеприимно встретить перевозчиков драгоценного груза.
Наконец раздался телефонный звонок и рабочий сообщил, что они направляются к нам. Через некоторое время позвонили снизу и двое молодых людей появились в квартире. Стояло жаркое лето, и они были в серых рабочих майках. Их тела покрывали плотные татуировки. Почти как русские рабочие, - подумал я. "Стиль татуировок", конечно, различался.
Выяснив, куда нужно поставить пианино и оставив на пороге каталку, они направились к двери.
- Ваши коллеги ожидают внизу? - спросил я.
- Мы сделаем это вдвоём, ответил один из них.
- Но инструмент имеет увеличенную чугунную раму, он необычно тяжёлый, - возразил я.
- Мы знаем, но мы профессионалы, - объяснил старший, показав широкие ремни.
Я вышел на лестницу, чтобы наблюдать эту механику в немецком исполнении. Будучи мужем пианистки, мне приходилось видеть подобную операцию несколько раз в Москве.
Перекинув подведённые под пианино ремни через плечо, два человека начали медленный подъём тяжеленного груза со ступеньки на ступеньку на пятый этаж. На них было почти невозможно смотреть. Пот катился с них градом, намокшие майки облепили мускулистые тела. Каждый пролёт преодолевался с огромным перенапряжением, и они регулярно останавливались, чтобы восстановить дыхание. При опускании на каменную лестничную площадку инструмент наполнял весь пролёт протяжным реверберирующим гулом.
Мне показалось, что это не может кончиться благополучно, и, совершенно расстроенный, я ушёл к себе наверх. После продолжительного времени, рабочие появились в проёме входной двери и поставили пианино на каталку. Они были полностью истощены, бледность проступала даже через их загорелые лица.
Подкатив инструмент к назначенному месту, они установили его наконец, сняв с каталки. Мы все трое вздохнули с облегчением.
- Моя жена приготовила для вас обед (время как раз соответствовало), и я приглашаю вас к столу, - объявил я.
- Спасибо, у нас ещё много работы, - заявили такелажники, направляясь к выходу.
- Жаль, что у вас нет времени, тогда вот ещё плата за доставку, - поспешил я, вынув из кармана заранее приготовленную хорошую сумму.
- Нам уже заплатили предыдущие хозяева, - бросил мне через плечо уходящий старший, оставив меня стоящим растерянно с деньгами в протянутой руке.
Да, это были какие-то другие рабочие, а ведь как внешне похожи!
***
Наше знакомство с немецким аристократическим обществом, как оказалось, на этом не закончилось. Однажды, нам позвонил член общины, с которым мы встречались несколько раз на организуемых общиной приёмах, один из которых происходил в его небольшом доме. При первом знакомстве он рассказал, что занимается продажей недвижимости.
Сейчас он сообщил, что из Америки приехала его хорошая приятельница-пианистка, и он говорил с ней об Элле. Она пригласила нас к себе в гости. Имя пианистки оказалось Маргарет Мольтке. Я был ошарашен.
Напомню читателям, что фамилия Мольтке является символом Германии. Граф Хельмут Карл Бернхард фон Мольтке (1800 — 1891), германский генерал-фельдмаршал, русскийгенерал-фельдмаршал, военный теоретик, начальник генерального штаба, считается наряду с Бисмарком одним из основателей Германской империи. В Берлине ему установлен памятник.
Его племянник, граф Хельмут Иоганн Людвиг фон Мольтке (1848-1916), генерал-полковник, был начальником Большого генерального штаба Германской империи и, фактически, управлял германскими войсками во время первой мировой войны.
Ещё одна выдающаяся фигура германской истории, граф Хельмут Джеймс фон Мольтке (1907-1945), правнучатый племянник фельдмаршала, получив юридическое образование в лучших университетах Европы, стал убеждённым противником нацизма, собрав вокруг себя группу единомышленников, готовивших будущее преобразование Германии после падения нацизма на основе принципов, близких христианскому социализму. Молодые люди не были заговорщиками, их беспокоила судьба своей страны.
Как специалист в области международного права, граф помогал эмигрировать евреям и другим жертвам нацистского режима, защищал их в суде. Во время своей поездки в Осло ему удалось через надёжные каналы предупредить норвежских участников сопротивления о готовящейся депортации евреев, что позволило переправить многих евреев в нейтральную Швецию. В январе 1944 года он был арестован гестапо и впоследствии казнён. Ему было 37 лет.
Наш знакомый не мог удовлетворить моего исторического любопытства и сказал, что Маргарет нам расскажет о своих предках сама. Сев в его машину, мы отправились в путь и вскоре выехали на площадь Нимфенбургского дворца – резиденции баварских королей. Красивый старинный дом, к которому мы подъехали, располагался в непосредственной близости от дворца.
Дверь открыла хозяйка дома, приветливая миловидная женщина средних лет. Наш 'водитель' тепло поздоровался с ней и, представив нас, уехал.
Маргарет провела нас в красиво обставленную старинную гостиную, в которой стоял концертный рояль. Посадив нас в центре на уютный диван, она легко присела на ковёр у наших ног. Её располагающие манеры мгновенно растопили нашу скованность, и началась интереснейшая беседа, запомнившаяся на всю жизнь. Разговаривали на английском.
Из разговора выяснилось, что казнённый граф является её свёкром, поэтому их семья живёт постоянно в США, где она преподаёт музыку в университете, а её муж занимается адвокатурой.
- В Германию мы наезжаем только, чтобы повидаться с родственниками, - пояснила она. – Канцлер Коль звонил нам в Америку и просил нашу семью вернуться, но это для нас неприемлемо.
Сама Маргарет оказалось дочерью выдающегося дирижёра Ойгена Йохума, который до войны возглавлял Симфонический оркестр Берлинского радио, затем стал преемником Карла Бёма на посту руководителя Гамбурской государственной оперы, а после войны руководил Симфоническим оркестром Баварского радио, а также, оркестром Концертгебау в Амстердаме.
Маргарет рассказала, как отец восхищался талантом Эмиля Гилельса и много выступал с ним.
- Он часто бывал в нашем доме, и отец активно приглашал его остаться работать в Европе, объясняя какая триумфальная мировая карьера его ожидает, - дополнила она свои воспоминания.
- Можно себе представить, сколько волнений стоили Гилельсу эти разговоры, - подумал я.
Она подробно расспрашивала Эллу о её музыкальных предпочтениях, иногда подходила к роялю, чтобы что-то проиллюстрировать. В заключение этого незабываемого общения она предложила: «Мы можем пройти прогуляться в сад Нимфенбургского дворца. Мой отец был почётным гражданином Мюнхена, и город вручил нашей семье навсегда ключ от парка».
Прогулка по утопающему в лунном свете пустынному дворцовому парку, ворота которого Маргарет открыла собственным ключом, завершила этот незабываемый вечер.
По дороге домой я размышлял о том, почему эти высокие аристократические семьи – гордость немецкой истории, проявляют столько внимания еврейской общине. Может быть, это повышенное чувство ответственности за преступления нацизма, жертвой которых они тоже стали?!
Я так и не пришёл к однозначному заключению, но на основе своего опыта и последующих событий уверовал, что 'совесть нации' не просто удачный оборот речи. И ещё я подумал, только ли музыка позволила нам легко найти взаимопонимание с этими людьми? Наверное, они и есть воплощение того, что мы называем 'европейской культурой', такой благородной, близкой, понятной и притягательной.
Напечатано: в журнапе "Семь искусств" № 1(70) январь 2016
Адрес оригинальной публикации: http://7iskusstv.com/2016/Nomer1/Babicky1.php
