Иван Таран
(Таран Барабан Бумбум)
«Говорят мне: тЫ БУдешь поэтом»,
или
Порицание точности
В журнале «Литературный ковчег» (Омск, 2014, выпуск 9) «бабушка омской поэзии» – Татьяна Четверикова – отвечая на вопрос о том, каковы критерии истинной поэзии, сформулированный мной в бытность литературным редактором этого издания и заданный по телефону Галиной Ворониной (главным редактором), утверждает, что настоящая поэзия должна быть нравственной.
В стихотворной книге Т. Г. Четвериковой «Мостик» (Омск: Синяя Птица, 2012) нравственности, которой трудно дать какое-либо терминологическое обозначение, но всё же нравственности, – хоть отбавляй. Однако, судя по этому сборнику, Четверикова уделяет недостаточно много внимания художественной составляющей собственных сочинений. Наверняка мои слова прозвучат странно и даже дико для многочисленных учеников и учениц Татьяны Георгиевны, но в упомянутой выше книге – слабая техника.
У «бабушки омской поэзии» чрезвычайно много эпитетов. В «Мостике» эпитет – основное средство создания художественного образа:
Я родилась и выросла
На улице ЗЕЛЁНОЙ,
Где в мае царство ирисов,
В июле – буйство клёнов.
Если поэт любит природу, он должен её изображать. Изобразительный потенциал прилагательного «зелёный», употреблённого применительно к улице, ничтожно мал. А ведь, согласно Блоку, «под каждою былинкой / Жизнь кипит» («Полный месяц встал над лугом…»). Кроме того, сочинение Четвериковой напоминает о совковом понятии «зелёная улица», употребление или даже обыгрывание которого в стихотворении о первой любви совершенно неуместно.
Эпитеты Четвериковой – слишком точные, тривиальные, прямолинейные, грубые: НЕСПОКОЙНАЯ речка, СЕРЕБРЯНЫЕ капли (дождя), дождь ХОРОШИЙ, ЯРКАЯ косыночка, мальчик РЕЗКИЙ, РАЗБИТОЕ сердце, обида ГОРЬКАЯ, ЯРКИЕ цветы. «Я учусь любить тебя (город) таким – / СОВРЕМЕННЫМ, ДИНАМИЧНЫМ, РЕЗКИМ». «Он (город) был УЮТНЫМ и ЗЕЛЁНЫМ, / Цветами душу веселя».
<…>
И с ВЕСЁЛОЙ мудростью
Вслед ей (велосипедистке) смотрит город.
Здесь нет диалога с Ницше, написавшим книги «Злая мудрость» и «Весёлая наука».
Попадаются в «Мостике» предсказуемые рифмы: смелости – зрелости, речка – сердечко, бывало – поднимало, неизвестностью – зрелостью, тихи – стихи, кино – окно, путей – новостей. Что касается индивидуальных (изобретательных, «крутых», необычных) рифм Четвериковой, они производят впечатление вычурности на фоне убогого содержания (из-под содержания, как из-под пятницы суббота, торчит форма):
УТРО
Город сер от стылости,
Небо низко-низко.
И по этой серости –
Велосипедистка.
Яркая косыночка,
Сумка – и под горку!
Словно ветер выточил
Тонкую фигурку.
В предрассветной хмурости
Набирает скорость.
И с весёлой мудростью
Вслед ей смотрит город.
Другим недостатком «Мостика» – книги с серой обложкой – является авторская глухота на стыках слов: семантика фразы деформируется, исчезает благозвучие. Более того: в сборнике Четвериковой – мат на мате.
«Я Б навеки сохранила этот миг. / Я Б навеки удержала первый снег, / Необычный, удивлённый мир, / Словно просветлённый человек.» «Расплескались ромашковой пеной / ПО России июльские дни. / И не кровьЮ НАполнены вены, / А берёзовым соком одним» («пара», «юно»). «Словно сотнИ БАрабанов», «А Я Бы это всё оставила», «А Я Пишу о снеге снова». «И мне часто снится ночами / Моей первой книжки названье» (читается как «Им нечасто снится ночами / Моей первой книжки названье»). «Говорят мне: тЫ БУдешь поэтом.» «Я МОлчу и не очень верю» («яма»), «Я Припала повиликой / К тёплым рученькам твоим», «И Я Боюсь случайно наследить / На чистом голубеющем асфальте», «И утро, как наполненную кринку, / Удерживает солнЦЕ НА весу», «ТА Ярко-солнечная Радость – / Как руки под слепым дождём…», «Я сегодня очень верю / В белыХ АНгелов без крыл», «И небесное сиянье / С плеч стряхну и сберегу / Только в сердцЕ БЕлой тайной», «НичеГО НЕ повторится, / И не надо повторять!» («вони»), «Тебе расслышать БЫ Тогда», «КАК Оказалось, это малость…» («кака»), «Ностальгию, едкую, как дым, / Смою С ГЛАЗ я дождиком апрельским». «ДА, НЕ без хитрости, ДА, НЕ без лени» (о кошках), «С утРА НА Северных жара» (повторяется в триолете, а Северные – это ряд улиц в Омске). Для сравнения. У Марины Безденежных, кандидата филологических наук, ученицы Татьяны Четвериковой: «И я утешаюсь властью / Над строчкой и над судьбой, / ПоКА КАрандаш и ластик – / С собой», «Я ничеГО НЕ заберу» («вони»), «И БУдет ночь тревожной снова, / И БУдет белый день тяжёл…». Для сравнения. Из «Сонета к форме» Валерия Брюсова (6. 06. 1895): «Пускай мой друг, разрезав том поэта, / Упьётся в нём и стройностью сонета, И БУквами спокойной красоты!». У Фёдора Сологуба: «Я Б У твоих склонился ног» («О, если б сил бездушных злоба…», 16. 07. 1894).
К слову, Татьяна Четверикова, борющаяся за нравственность, закрывает глаза на то, что в книге Марины Безденежных «Покадровый просмотр» слишком часто изображается блуд:
Какие помыслы и чувства!
Прекрасным принцам несть числа…
Да, я из тех, кто верит в чудо.
На два часа.
Увы, киношные волненья…
Могущественнее, чем джинн,
Ты даришь мне то вдохновенье,
То жизнь.
Ещё один недостаток «Мостика» – неоправданные сбои ритма (неуклюжие сверхсхемные ударения): «И мне часто снится ночами / МОЕЙ первой книжки названье», «А самой мне нужны не очень / О любви МОИ нежные строки», «ПЕРЕД рассветом затихают крики / В дремучем, полусказочном лесу».
«Я посещал сады Ликеев, Академий, / На воске отмечал реченья мудрецов; / Как верный ученик, я был ласкаем всеми, / Но сам любил лишь сочетанья слов», – писал Валерий Брюсов в 1899-м году. Четверикова и Безденежных пытались учить меня созданию произведений изящной словесности, но я выбрал поэзию – «буквы спокойной красоты», пусть и не адекватные какому-либо этическому учению. Дружба ценнее истины, но поэзия дороже учителей.
