30 ШЕКЕЛЕЙ
так, как ветер вздымает новые паруса,
так, как воздухом наполняется парашют –
он стремился ворваться в сказочный райский сад,
забывая о том, что сначала положен суд.
а когда над каналом свешивалась луна,
ему снился тот, кто однажды его спасёт…
убиенных своих нашёптывал имена,
забывая о том, что за это представят счёт.
только утро всегда приносило такую муть,
что простить себя никаких не хватало сил…
день за днём проходил он тот же порочный путь,
забывая, о чём недавно ещё просил.
день за днем, постигая суть своего стыда,
он скитался по миру, прячась от пустоты…
правда, даже самые мудрые города
забывали о нём, не успев от шагов остыть.
и когда, наконец, случился тот самый суд
и спаситель ему представил тот самый счёт,
тридцать шекелей – знал он – точно его спасут,
тридцать шекелей – это мелочь, Искариот.
ИСТИНА
прозрачные слова меняются местами,
а истина лежит незыблема на дне…
лежит себе и ждет: ну кто ж меня достанет,
не век же мне торчать на этой глубине.
поднимется песок, закрутятся воронки
и, кажется, вот-вот начнётся путь на свет…
но истина лежит по-прежнему в сторонке
и горечи её конца и края нет.
проносятся года, муссоны и пассаты,
и тысячи комет, и сотни тысяч дней,
и мы с тобой, увы, совсем не виноваты,
что истина никак не станет нам видней.
в кромешной темноте, под тоннами иллюзий
не слышно ничего, здесь только тишина.
познавшему её нельзя вернуться к людям,
он больше никогда не сдвинется со дна.
БОННИ И КЛАЙД
ты сидишь в темноте и размеренно крутишь глобус.
я закуриваю сигарету, включаю свет.
это просто такая игра, чтоб развеять злобу…
говоришь: «доигрались, мы снова летим в европу.
ну поехали зарабатывать на билет».
на часах половина восьмого, уже светает,
очень холодно в тоненьких курточках на ветру.
я стараюсь не думать вообще о горячем чае,
ты – забыть обо всех судимостях за плечами
и уверенно так расстёгиваешь кобуру.
через пару часов в терминале мелькают в штатском
мы сжимаемся в точку и смешиваемся с толпой.
и пока мы всё ещё вертимся в этом танце,
никакие боги не вынудят нас расстаться,
никакие пули не вынудят нас расстаться…
я с тобой, мой любимый,
с тобой я,
с тобой,
с тобой…
***
расскажи мне о счастье, внезапно попавшем в кровь,
обернувшимся ядом, сжигающим изнутри…
как случилось так, что пройдя миллион дорог,
я застыл истуканом в проёме твоей двери?
расскажи мне о боли, которая вяжет трос
из оборванных нервов в жерле моей груди…
как случилось так, что пройдя миллион костров,
я сумел в это пламя адское угодить?
расскажи мне о жизни в свинцовом твоём плену,
где на завтрак потчуют лезвием под ребро…
как случилось так, что убив миллион минут,
лишь теперь получаю я самый жестокий срок?
расскажи мне о смерти. в прохладной её тени
танцевал я бездумно свою вековую жизнь…
как случилось, что именно здесь оборвётся нить?
объясни мне, хоть что-нибудь, господи, объясни.
***
на расстоянии вытянутой руки,
на поводу у расширенного зрачка,
неразделимы и варварски далеки
будем с тобой вот так коротать века.
будто бы нас казнил бесноватый царь,
только постигший пыточные азы.
будто бы в горло влили тебе свинца,
мне же скормили собственный мой язык.
вот и лежим раздавлены и тихи
каждый теперь в своём ледяном гробу,
лишь по ночам оттуда слышны стихи,
благодарящие и проклинающие судьбу.
***
я могу показать тебе рай и ад,
провести по канату к вершине фудзи,
но лежу неподвижно, как тот солдат,
подыхая от множественных контузий.
я могу открывать для тебя портал
в те места, где ступала нога шамана,
если ты досчитаешь со мной до ста,
если ты мне покажешься из тумана.
я могу написать тебе сотни книг,
миллионы пустых бесполезных строчек,
но любые слова заведут в тупик,
из которого выбраться ты не хочешь.
я могу непрерывно в тебя смотреть,
как другие глядят на огонь и воду…
продолжай же пожаром во мне гореть,
вытекай же из памяти на свободу.
***
меж бесконечных тавтологий
и бесполезных биохимий –
ты луч во тьме любой дороги,
ты штиль в груди любой стихии.
своей не понимая силы,
ты излучаешь столько света –
что мог спасти бы хиросиму,
родись ты раньше на полвека…
но вторгнись ты в клубок событий –
наперекор скупому небу –
его запутанные нити
не привели тебя ко мне бы.
и в мире – всё равно паршивом
(пусть малость просветлевшем внешне),
меня бы тихо удушила
тебе не отданная нежность.
***
остудить бы сердца, отвести войска,
привести бы в порядок свою страну…
и не следует правых в войне искать
(это тоже ведь способ вести войну).
поедает купюры голодный мир,
но когда-то приблизится «время Ч»…
и тогда не поможет ни фунт, ни лир,
ни кредитная карта, ни тревелчек.
не помогут подземные города,
не помогут воздушные корабли,
если с неба исчезнет одна Звезда
оттого, что с ней справиться не смогли,
оттого, что в спирали прозрачных дней,
заслонившись от света других планет,
разукрашенным стадом ползли по ней
почитатели блеска чужих монет.
но однажды обрушиться звездный шлейф
и когда ты увидишь его вдали –
не жалей, человечество, не жалей
положить пятаки на глаза Земли.
***
воображаемому сыну
всё начнется со света и им же кончится…
и пока твоя матушка в родах корчится,
ты впервые поступишь не так, как хочется,
покидая уютный мир.
из него выползаешь, как будто из лесу
(оторвавшись от самой надежной привязи)
в ледяные тиски мирового кризиса,
дикарём – на роскошный пир.
поначалу ты нем и не знаешь правил, но
не бойся, тебе объяснят, как правильно
нужно жить, чтоб тебя подключили к кабелю,
раздающему барыши.
реверансами будет намного проще, но
когда ты поймёшь, что везде непрошеный –
обнаружишь внезапно себя на площади,
среди груды горящих шин.
можно делать что хочешь, и жить по совести,
пребывая в тактической невесомости.
не просить и не спорить, ни с кем не ссориться,
посадить свой контрольный бук.
всё, что ты в этот мир принесёшь хорошего –
обернётся в итоге троянской лошадью,
и ты вновь очутишься на той же площади,
проклиная свою судьбу.
расширяется космос, планета вертится,
продолжает надежда оттуда черпаться,
и я знаю, родной, как тебе не терпится
доказать мне, что неправа.
твоя матушка просто трусиха, нытик и
переевшая этики да политики
на сегодняшний день может стать родителем
лишь красивым своим словам.
***
в сплошное полотно сливаются пути,
срывается состав с последнего маршрута.
не спрашивай меня, хочу ли я спастись…
пролистываю жизнь минута за минутой:
пытала тишиной, свистела соловьём,
то улыбаясь нам, то пробегая мимо,
мы грелись, как в мехах, в дыхании её
и верили всерьёз, что мы неуязвимы.
нам даже удалось не выжить из ума,
под сапогами тех, кого пустили в душу…
но ветер остывал, и близилась зима,
и мы в своих домах не знали, что снаружи.
сквозь горы и леса, поля и города,
сквозь суету витрин и тротуаров кротость –
по рельсам ледяным несутся поезда
и чёрная звезда им освещает пропасть.
