В ЗОНЕ ТУРБУЛЕНТНОСТИ
Ни птиц, ни снегов, ни дождей, ни иных завес –
Всё ниже существенно ночью во тьму упрятано,
Но есть турбулентность, а значит, и воздух есть,
И тряска в салоне, и оторопь неприятная.
Каких-то два локтя по карте от N до М,
Но карта в масштабе бегов тараканьих свёрстана,
Не хочешь, а вспомнишь звучанье иных морфем,
Попав в завихренья над снежной сибирской пропастью.
Вжимайся поджилками в ночь, аки в стенку тать,
В пустое пространство недюжинной мощью вброшена,
В трёхсотый с копейками раз зарекись летать,
К земле прирасти, как бескрылым сие положено.
Считай бегунов-тараканов и множь в часы,
Опору глазами ища в темноте до чёртиков,
До взлётно-посадочной узенькой полосы,
Линейкой огней от сугробов светло отчёркнутой.
Носком сапога задубелый бетон нашарь,
И страхи свои в отпустившее небо выпростай.
…Но в пятке останется ночь ночевать душа,
На волю из пятки никак не решаясь выбраться.
ДОРОЖНОЕ
Когда закончатся дороги,
Сойдясь у нового начала,
Где вёрсты, мили и аршины
Свои подсчёты обнулят,
Где нас ещё не примут боги,
Ещё не сварят черти в чане,
Мы сядем в жёлтую машину,
Ты будешь точно у руля.
Мы будем ехать осторожно –
На то и цвет машины жёлтый –
Пускай нас резво обгоняют
Все смельчаки и лихачи,
Мы будем есть дорогу с ложки,
И слушать Beatles под шинный шёпот,
И не спешить играть с огнями
Без уважительных причин.
..........
Я не люблю водить машину,
Мой путь дрожит на стыках рельсов,
Вплетая в день людскую ругань
И луг в ромашковом соку,
Твоя дорога тянет жилы
Под свист хлыста, дождей завесу
И холкой дыбится упруго,
Как необъезженный скакун.
Где на сто первом километре
(А может быть намного дальше)
Разобран старенький шлагбаум,
Сойдя с небес, дежурит Бог.
Он не дурак, во всём он петрит,
У нас не просит метрик наших
И намывает мылом банным
Пересечение дорог.
ВОТ И СТРОКА, ОТ КОТОРОЙ ПОЙДУТ СТИХИ…
Вот и строка, от которой пойдут стихи:
по часовым поясам разлетелся день –
в тысячи срочных вполне бесполезных дел,
выйдет ли к вечеру гусем из вод сухим…
Выйдет ли, выплывет? Берег нескладно крут,
оползнем съехали в воду его пески,
а над водой, как и в самой воде – ни зги,
следом в неё оползает настой цикут.
Есть варианты: колодой идти на дно
или грести до сведения ног и скул,
втягивать в лёгкие до дурноты тоску…
(ото дня незаметно к себе, родной).
Бог не оставит, а леший не разберёт…
Вынесет речка к намытым волной пескам,
по часовым поясам будет ночь плескать.
…не получается, чтобы сухой из вод.
По часовым поясам собираю сны
в точку кипения нашей с тобой зимы,
песня без слов в паутинах для снов звенит,
до пробуждения только бы не забыть.
Срочно проснуться и вставить слова в строку,
и языком зализать для тебя конверт,
а затеряется если в пути – поверь:
там про любовь, про гусей и настой цикут.
Оползнем в воду уходит сквозь сон песок,
переметает дорогу колючий снег,
мне до тебя хоть на запад, хоть на восток
только и дотянуться, что в этом сне…
***
На игрушечных счётах отброшу седьмой понедельник.
Слышишь, щёлкнули бойко костяшки на тоненьких прутьях?
Переключится память с минувшего на упрежденье,
На голодном пайке ожидания вновь не уснуть ей.
Успокою – надолго ли? – скорой строкой неуклюжей –
Мне стихами сегодня опять отрабатывать карму –
А потом приготовлю тебе незатейливый ужин:
Макароны по-флотски под соусом «чили кон карне».
Ешь хотя бы во сне под мои стихотворные бредни,
Мне от бредней, похоже, теперь уже не откреститься,
Ты почти что цитировал – помнишь? – в письме предпоследнем:
С ощущением высшего замысла нужно родиться.
Под десницею Божией?.. Будет добряге икаться!
Что ни попадя лезет в стихи, словно войско на стенку…
..........
Жаль что в этом году не застали цветущих акаций,
По неведомой воле прорвавшихся в сад самосевкой.
***
Исчеркан, за стеклом окна больничного,
Кристальный снег равняется письму:
Сизарь ей носит письма необычные,
Их чтение подобно волшебству.
Ещё она читает сказки Гофмана
И вышивает крестиком цветы,
И греет ноги вязаными гольфами,
Смотря на мир с особой высоты.
Мороз вокруг всё топает и топает,
Зубастое не пряча естество,
А на макушке высохшего тополя
Вьют аисты просторное гнездо.
СЕСТРЕ…
То приснится ли, помстится или станется когда-то? Тихо скрипнет половица, громко охнется с подхватом, с причитанием, подвывом и заждавшейся слезою... рук тугие перевивы, вот оно, моё, босое, что в сандалиях ходило и в бумажном сарафане, мне лицо твоё забыть ли, мне оно чужим ли станет?
…Ничего, что ты под вечер, слава Богу, что не позже, выпьем капелек сердечных да присядем на дорожку. Вздохи долги, всхлипы тихи, жаль, что вышло так неловко, задержись, а мне – на выход, до последней остановки. Ляжет скатертью дорога на закат багряно-алый… Всё бы ладно. Да продрогла. И слеза в глазу застряла.
КОРЗИНКА ЁЛОЧНЫХ ИГРУШЕК
Упрятать в самой долгой ночи
Тринадцать самых-самых лих.
Стары диваны в доме отчем,
Но как вольготно спать на них!
В изножье стихнут дня обрезки,
А заоконья белизна
И страсть к прозрачным занавескам
Добавят лиха в сети сна.
…Дорожный наст раскатан ветром,
На нём, ну как ни изловчись,
След Volvo, валенок и вепря
Сумеешь вряд ли различить.
Увидишь тот, что каплей бурой
Кропит порог и поставец –
Лернейской гидрой ли, Амуром
В кого прицелился Стрелец?
Всю ночь иди на след тревожный,
Ищи, спасай и падай ниц,
Корми овсянкой тёплой с ложки
Проголодавшихся синиц,
Небытие аршином меряй
От сна до звёздного ковша,
Дели паршивицу-химеру
На льва, козлёнка и ужа…
Воскресной ночи тунеядство –
Источник вымышленных бед
Тебе, которой сны не снятся
Последних двести с лишним лет.
Где их былое простодушье,
В каком истаяло огне…
…Корзинка ёлочных игрушек
С луной играет на окне.
ПАМЯТЬ
Подкатится тихою сапой, а мы только: Ох те!
У памяти мягкие лапы, да острые когти,
Печалит, качает, тревожит и на ухо дышит,
И с нами играет, как кошка с испуганной мышью.
Боимся и молим её полуночных приходов,
В ней – летнее пламя и холод январской погоды,
И замков воздушных обломки, беда и потеха,
У памяти голос негромкий, но долгое эхо.
Въедается в сны и подушки кармической былью,
И пьёт из одной с нами кружки, чего б мы ни пили,
Беспомощным старцем-младенцем смеётся и плачет,
Читая запретные письма из связанных пачек.
Ладонью слезу вытирает, ласкает и нежит,
И фигу не держит в кармане, надеждой не тешит…
…Поднимется день суетливый, подушка остынет,
Нам память – весенние ливни в иссохшей пустыне.
А МНЕ ДЫШАТЬ БЫ В ЭТОМ АВГУСТЕ…
И красоты без слёз не выдержать,
И не сыскать ответных слов:
Как будто бы спешила выдышать
Все ароматы из цветов –
В сосредоточенье загадочном,
Что только сердцем и понять,
Взбивала крылышками бабочка
В дрожащий свет остаток дня.
С непостижимой, дикой храбростью
Летела на цветочный зов,
Ей оставалось жизни в августе
Всего лишь несколько часов.
Спешила, будто сроки ведала
Иль просчитала наперёд,
Когда и где прервётся временный
Её восторженный полёт.
Мелькал – сиреневым по жёлтому –
Узора красочный сумбур:
По голограмме крыльев шёлковых
Давала выпытать судьбу.
Не ограничивалась малостью,
Всё предрешая и губя…
..........
А мне дышать бы в этом августе,
Не надышаться на тебя.
