Есть какая-то неизбывная горечь в любовной лирике Льва Болдова, даже когда он пишет о счастливой любви. Какой-то вопиющий знак неравенства между музой и любимой женщиной. В пьесе Горького «Дети Солнца» автор условно делит всех своих персонажей, а заодно и всё человечество, на «ушедших вперёд» и «оставшихся позади», обозначив, таким образом, духовную пропасть между людьми разных сословий. Горький задаётся вопросом: как уменьшить эту разницу, чтобы люди научились понимать друг друга? Но лучшие люди уходят всё дальше вперёд, относительно оставшегося позади человечества. Нечто подобное, на мой взгляд, происходит и с двумя героинями любовной лирики Льва Болдова: его музой и любимой женщиной. С той лишь, может быть, небольшой разницей, что муза Болдова отрывается по дистанции не за счёт какого-то собственного движения, развития. Нет, она всё время находится на одной и той же недосягаемой для земных женщин высоте, но пропасть между нею и реальной женщиной, тем не менее, увеличивается.
Но драма героя Болдова заключается в том, что он убеждён: это не два разных существа в женском обличье, а одно. То есть, он убеждён, что где-то есть такое место, где реальная земная женщина достигнет небесных высот музы. Так Лобачевский был уверен в том, что параллельные линии, в конце концов, обязательно пересекутся. Это лишь вопрос времени. И пространства. Но жизнь проходит, а пропасть между героинями остаётся – так бесконечно далека реальная женщина от той, что грезилась во снах.
Но ведь любит же герой Болдова своих незадачливых героинь – невзирая на, казалось бы, безнадёжную их отсталость от идеала! Он не может, а, может быть, и не хочет сразу «просканировать» им душу, чтобы понять, кто сейчас рядом с ним. Но жить – и не влюбляться скучно, лучше опутать любимую женщину собственными фантазиями и не думать о предстоящем разочаровании. Не на себя же, в конце концов, устремлять любовную энергию!
Но вернёмся к идеальной женщине, которую ищет и не находит наш герой. Что же ищет он в женщине? «Отраженье своё в женском лике». Поэт убеждён, что не он первый, не он последний раздираем противоречием между фантазиями, идеалом – и реальной жизнью. Он даже берёт в союзники Леонардо да Винчи, несмотря на упорные слухи о гомосексуализме последнего. «Ты придумал её, Леонардо, – отраженье своё, Мону Лизу…». Герой Болдова ищет в женщине великую душу – в «довесок» к её телу. Но он никак не может избавиться от гнёта идеала – этого тирана из тиранов. Он помнит свой потерянный Рай – и жаждет обрести его снова.
Но герой Льва Болдова – отнюдь не рыцарь печального образа. Ничто человеческое ему не чуждо, даже радость земная. Возьмём стихотворение «Придёшь – за окнами кисель…», «Поставим чай, грибы с картошкой пожарим, разберём постель». Простые, казалось бы, будничные вещи – а мир уже изменился, что-то в нём стало «не от мира сего»… «И Время медленно умрёт… мы будем так с тобой близки, как никогда никто на свете… и мы проснёмся в полшестого, чтоб Царство Божье не проспать». Герой, наконец, забыл про свою музу, оттеснил её на задворки памяти – и произошло чудо: он обрёл обыкновенное счастье с обыкновенной женщиной. И возвёл её в ранг музы, написав о встрече с ней прекрасное стихотворение.
Вообще, встреча поэта с Незнакомкой – это всегда лотерея в смысле предстоящих взаимоотношений: слишком много разных факторов могут повлиять на будущее данной пары. Наверное, не нужно ожидать слишком многого от каждой встречи – и тогда ты обязательно встретишь женщину, которая превзойдёт твои ожидания. С одной стороны, нас, поэтов, губит излишняя требовательность к предмету поисков, с другой – хочется, чтобы это была встреча надолго, может быть, на всю оставшуюся жизнь. Но, завладев своей мечтою – например, женившись на ней, мы уже не способны оставить её на том пьедестале, где она пребывала ранее. «Не к добру людям исполнение их желаний» – писал Гераклит. Может быть, потому поэты и строят воздушные замки, творят, как Пигмалион, своих героинь по своему образу и подобию, чтобы никогда не найти их в реальной жизни и тем самым сохранить дистанцию между музой мечты и сегодняшней любимой. Или – склоняются к мудрости Дон Жуана и Казановы, которые уходили от любимых женщин в момент наивысшего наслаждения, когда костёр любви полыхает высоким пламенем, чтобы не доживать с ними до того времени, когда пламя превращается в пепел…
Но истинное счастье, пожалуй заключается в том, чтобы всё совпало – и время, и место, и темпераменты, и интерес к личности, и взаимность чувств, и их одновременность… Вот такая встреча – истинная удача, подарок Божий. Но сердце человечье не терпит пустоты одиночества, и потому наши встречи так случайны и больны несовпаденьями, как в стихотворении Льва Болдова «С этой женщиной мы разошлись на полкруга…».
Вообще, это какая-то кармическая штука – всё время искать и не находить свою пару. Я знаю сколько угодно людей, которые не ищут – и находят. И – что самое удивительное – плодотворно живут вместе. Но есть Сизиф, который вечно катит свой камень, есть Вечный Жид, который всё время странствует, есть, наконец, и Лев Болдов, вечно ищущий влюблённый.
Конечно, Лев Болдов – не поэт одной темы. Его лирика пестрит разнообразием. Особенно интересны его исторические стихи, когда он пишет о нашей недавней истории сквозь призму современности. Однако мало кто из поэтов способен переживать отсутствие своего женского alter ego как личную трагедию. Этим мне интересен поэт Болдов.
Некоего Божьего духа не хватает героине Болдовского стихотворения «Должно быть, Бог, когда тебя творил…». Это уже не статуя Пигмалиона, это бесконечно живая, если можно так выразиться, женщина. «Он пытливый ум в тебя вложил и тонкую, чувствительную душу». К тому же эта женщина хороша собой, как Даная. Чего же ещё надобно нашему герою? Что-то в ней оказалось, тем не менее, недоработанным Создателем – как мрачно шутит сам автор, наверное, кто-то отвлёк Господа в самый последний момент, когда нужно было навести последний штрих. И герой наш не в силах простить ей этот маленький недостаток за все её достоинства. Прав он или нет? Не знаю, я не видел этой женщины. Скорее всего, прав, раз его душа её отвергла. Наверное, это был такой недостаток, который перевесил все вышеупомянутые достоинства. Так тоже иногда бывает. Ведь поэту нужна женщина, которую не стыдно взять с собой в бессмертье!
Вообще, неживые женщины часто оказываются у Болдова привлекательнее живых, и это один из незабываемых парадоксов его любовной лирики. Достаточно вспомнить фотомодель, рекламирующую шампунь в метро. Живое и неживое в нас порой так причудливо смешано, что и не отличить… У Болдова неживая женщина часто оказывается подлинной, а живая – наоборот, фальшивой. И что тут поделаешь: с неживыми проще. Живыми нужно заниматься, нужно уметь с ними ладить, уживаться. Живая может в один прекрасный миг предать тебя – и устремиться к другому. В общем, живые – сплошная головная боль. Но миражами жить нельзя. Герой Льва Болдова это прекрасно понимает. Поэтому он так бесстрашно заявляет: «я вышел на поиски музы – и нет мне дороги назад!».
Но, увы… любовь убегает, как мудро заметил скульптор Роден. И жизнь убегает.
И лишь муза, мечта, бумажный кораблик безумного поэта – никуда не убежит. Может быть поэтому поэт периодически «ампутирует» земных женщин, неудачниц его «почвенной» любви – и остается верен своей Музе… которую пока не нашёл.
Лев Болдов выдает стихи в книгах порционно, неторопливо. Он не грузит читателя избытком стихов. Его книги рассчитаны на прочтение залпом, в один заход, от начала и до конца. Чтобы читатель тоже поймал вдохновение, и оно не иссякло до последнего стихотворения в книжке. Поэтому Лев Болдов не издаёт крупных фолиантов, неудобных в хранении и перевозке. Последняя книга Болдова «Солнечное сплетение» – очень удачное, на мой взгляд, название для сборника стихов. Предыдущая книга поэта называлась «Секретный фарватер». Лев Болдов, в сущности, всё время переиздаёт свои избранные стихотворения, добавляя в первую часть новой книги то, что написалось за последнее время. В такой компоновке есть свой резон: читатель получает и неизвестное «новенькое», и уже любимое «старенькое». Потом, как правило, что-то из «новенького» перекочёвывает в «старенькое», и так – до бесконечности.
Есть в стихах Льва Болдова некий «патриотический сегмент». Хотя сам он, скорее, кочевник по натуре, патриот не территории, а духа. Родился и долгое время жил в Москве. Потом – осел в Харькове. Сейчас – предпочитает жить в Крыму, в Ялте. Но для Льва Болдова всё это – одна большая Родина. Он никогда не призывал к пересмотру существующих границ. А когда границы всё-таки пересматривались, как в случае с Крымом, поэт воспринимал это как должное. Забавно, что книга «Солнечное сплетение» – текущего, 2014 года, была издана ещё в украинском Симферополе. Об этом свидетельствует аннотация к книге, написанная на украинском языке. Как же быстро меняется жизнь!
Патриотика у Льва Болдова напрямую вытекает из его увлечённости русской историей. Болдов считает, что в истории не должно быть не только замалчиваний, но и выпячивания одних исторических личностей в ущерб другим. Поэтому в своих стихах он всех посмертно реабилитирует – и красных, и белых. Что само по себе достаточно революционно – до сих пор в народе преобладала та точка зрения, согласно которой «нерусские» политические деятели начала ХХ-го века надругались над нашей верой и нашими исконными традициями.
Личностная и человеческая драма Льва Болдова заключается, на мой взгляд, в том, что у него жизнь и творчество не образуют единого целого. Жизнь у него сама по себе, а творчество, хотя оно напрямую вытекает из жизни, от жизни обособлено. «Я люблю тебя, жизнь, не надеясь, что это взаимно», – с нескрываемой горечью пишет поэт. Главный для него диссонанс – как раз это несоответствие между жизнью и творчеством. Есть замечательная иллюстрация художницы Ирины Ганжи к той части книги, что озаглавлена «Точка невозврата». Когда стоишь под Шуховской телебашней, вверху, в центре концентрических колец, которые поддерживают конструкцию башни, виднеется крошечная точка. Это и есть «точка невозврата». Она мерцает там, в вышине. В поэтике поэта-перфекциониста Болдова точка невозврата – это нежелание понижать градус своего идеала. Я бы сказал так: покорённые Джомолунгмы снижают интерес альпиниста к вершинам, которые пониже. А дважды взойти на один и тот же пик нельзя: время ушло, это всё равно как дважды войти в одну и ту же реку. Женский идеал для поэта не меркнет – он просто уходит в другую жизнь, где нет места нашему герою. Вот и целая страна – тоже слетела, как с катушек, со своих идеалов…
В поэзии Льва Болдова нет «двойного дна» и прочих словесных изысков и ухищрений. Всё у него очень просто: неоклассика. Но как же здорово он рассказывает свои истории! Оторваться невозможно! И не надо ему закладывать никаких третьих-четвёртых смыслов: его лирика и в таком виде самодостаточна. «Нет, я не Бродский. Я – другой», – говорит поэт. Но это «антибродское» начало в нем – самой высокой пробы. Болдов не просто повествует. Он – священнодействует, он всё время нагнетает – до катарсиса, до коды, до полного очищения. Драматургически и лингвистически его стихи – безупречны.
И нет ни печали, ни страха.
Откинуты пряди со лба.
Под властными пальцами Баха
Свершается наша судьба.
Он смотрит спокойно и мудро,
Раздвинув на миг облака.
И сыплется снежная пудра
На землю с его парика.
У Льва Болдова есть одно замечательное свойство. Он не боится взять на себя ответственность за происходящее в стране, так сказать, убить в себе Молчалина. Порой даже его стихи производят впечатление «слишком громких». Но он всегда собирает полные залы в самых разных городах. И, значит, людям такая поэзия нужна.
