(на вопросы Ирины Чайковской отвечает писатель Сергей Юрьенен)
- Сергей, если посмотреть на вашу жизнь, то вы – вечный странник. Остались на Западе, в Париже, в 1977 году, перебрали несколько стран Европы - Францию, Германию, Чехословакию, сейчас живете в Америке. «Что же вас гонит?» - задам вам вопрос из лермонтовских «Тучек небесных».
- Перед вами, Ирина, география человека, который ехал в Америку. С пересадками и остановками на много лет. Но вполне маниакально.
- Лермонтов о своих тучках говорит: «Нет у вас родины, нет вам изгнания». А у вас есть родина? Или вы человек вселенной? Испытываете ли вы ностальгию? Вы писатель, пишете по-русски. А могли бы писать, скажем, по-французски или по-немецки?
- Я испытываю благодарность к возникающим в памяти образам. Это было, было именно это, и от этого не избавиться. Однако всегда, с тех пор когда начал об этом задумываться, исходил из того, что родина – это то, что предстоит. Будущее, а не прошлое (что в моем случае Франкфурт-на-Одере и Бранденбургские концерты). И конечно, равнозначна она свободе.
- В эпиграфе к «Дочери генерального секретаря» вы приводите слова Достоевского из набросков к «Бесам», что, если человеку милы иностранки, значит он оторван от «почвы и корня». Вы много лет были женаты на испанке Ауроре Гальего. Что скажете о своей оторванности от «российского корня»?
- Эпиграф задает тему, но употреблен там в ироническом смысле. Брак с испанкой, родившейся в Париже, везде побывавшей и переводившей мне со всех языков, конечно же, изменил мои перцепции, весь аппарат восприятия советского гражданина 24-х лет. Впрочем, отчасти я к этому был подготовлен своим интересом к «иным мирам» и обстоятельствами происхождения.
- Вы ведь по отцовской линии «последний представитель эмигрантов из ниоткуда, когда-то возлюбивших империю Российскую и взявших курс на Петербург». Это я привожу цитату из «Сделай мне больно». Так уж из «ниоткуда»? Вы Юрьенен, первоначально Юргенен, это скандинавская фамилия... А по матери вы из Австро-Венгрии, тут только догадываться можно, какой национальности был ваш австрийский дедушка. Вы оставили себе фамилию отца, что мешало в советской жизни, провоцировало вопросы о национальности. Спрошу вот о чем: кем вы себя ощущали тогда, в свои 16? И кем ощущаете себя сейчас?
- В 16 лет я – такой, каким был, со всеми названными атрибутами – казался себе ходячим абсурдом. Монокультура исключала, и порою весьма агрессивно, мое право на существование – даже физическое. Не то чтобы я надувал щеки от важности, что я такой другой и многосоставной, но взял под защиту свою индивидуальность и экзистанс. Что завершилось бегством от «чудища обло, озорно и лайяй» – прекрасный образ этой монокультуры оставил нам перводиссидент Радищев. То есть сначала я не без риска, поскольку как невозвращенец попал в особо опасные госпреступники, изменил мир вокруг себя. Затем этот новый - стал меняться в мою мультикультурную пользу: представьте себе Францию Жискар Д’Эстена (возлагавшего венки к Мавзолею) и эту же страну наших дней. Сегодня в мире, что у всех у нас за окном и в Интернете, теперь я, если и абсурд, то худо-бедно воплощенный.
- Ваша первая жена, Аурора Гальего, была дочерью генерального секретаря Компартии Народов Испании. У меня есть к вам несколько испанских вопросов. Мы знаем, что Советский Союз активно участвовал в Гражданской войне в Испании, на стороне республиканцев воевало много советских так называемых добровольцев, были командиры, летчики... Знаю, что в Испании после победы Франко произошло «национальное примирение». Но интересно, как испанцы относятся к Советскому Союзу, к России? Моя старшая подруга Юлия Добровольская, участница испанской войны, считает, что Сталин хотел присоединить Испанию, сделать ее советской. Что же это было - «героическая страница в истории наших народов» или что-то другое?
- С госпожой Добровольской всецело согласен. Франко, конечно, малоромантическая фигура, и холодная беспощадность расстрелов в белых перчатках не менее отвратительна, чем убийства служителей церкви и прочие запредельные зверства «рохос» (= «красных»). Но Франко знал, что другого шанса не будет у страны на западном краю Европы. Патриа о муэрте.[1] Думаю, что Испания справедливо чтит своего каудильо как спасителя от абсолютного зла.
- Многих испанских коммунистов после поражения республиканцев в Гражданской войне Сталин уничтожил, посадил, довел до самоубийства. Но Советский Союз в конце 1930-х принял большое число испанских детей. Потом, в 1956-59 гг. и позже, кто-то из них вернулся на родину. Что они говорили о приютившей их стране? ругали, проклинали, были благодарны?
- Вы, конечно, помните образы испанцев в «Зеркале» Тарковского. Стресс, под которым жила эта эмиграция в СССР, передан там так, что я помню восторги молодой моей жены. До окончательного отъезда из СССР мы с Ауророй пять лет прожили в Москве. В двух шагах от «Детского мира» и еще более известного здания за ним находился так называемый «Испанский центр». Мы держалась на дистанции от испанской эмиграции (как потом на Западе от русской), но бывших «ниньос» пришлось наблюдать во множестве, и самых разных. Несмотря на привилегии и льготы, меньшинство это страдало куда больше, чем советские аборигены. Даже те, кто «роптали» по заданию и с целью вызвать нас с Ауророй на откровенности ради пополнения компромата. Невозможность вернуться на родину была для них как постоянный нож в сердце. При том, что Испания, как они знали, стремительно менялась к лучшему. Не только процветала, но и становилась все более свободной. Испанцы, в общем-то, экстраверты и фанфароны («Принять смерть, что таблетку аспирина», говорили рохос на гражданской), и это прорывалось иногда у них и в Москве 70-х. Но атмосферный столп тоталитаризма поголовно превращал их в пугливых интровертов. Даже самых отчаянных когда-то. Не знаю, что может быть печальнее испанца с потухшими глазами. Самый трагический случай описан в «Дочери генерального секретаря». Это советское самоубийство младшего брата Сантьяго Карильо, генсека КПИ и одного из основателей еврокоммунизма. Роберто Карильо, которому выезжать не давали дальше Румынии, где была антифранкистская радиостанция «Пиренаика», даже не роптал. Все было понятно и совершенно безысходно. Формой антикоммунизма в данном случае стал беспощадный, совершенно мазохический алкоголизм, остановивший сердце.
- Хотела вас спросить о вашем пасынке, счастливо обретенном Ауророй ее сыне, которого она считала умершим, Рубене Гальего. Больной церебральным параличом, он стал писателем, написал о своих мытарствах в инвалидных домах в книге «Белое на черном». Как все-таки он нашелся? Это вы помогли ему издать книгу? Как сейчас складывается его судьба? Слышала, что в Америке в 2011 году он упал в инвалидной коляске на рельсы в метро, ему делали операции. Почему сейчас он живет в Израиле – из-за тамошней медицины? И еще такой вопрос: отыскался ли его родной отец, бывший в момент его рождения студентом МГУ из Венесуэлы?
- Что значит «пасынок»? О существовании Рубена я не подозревал. Я знал, что первый брак Ауроры с венесуэльцем закончился смертью их близнецов, и, конечно, не мог предвидеть, что «песни мертвых детей» услышу не только я, но и весь мир. Мы прожили с Ауророй в разных странах 27 лет, а после победы над коммунизмом развелись. Это было в Праге. Мы работали в одном месте и сохраняли вполне диалогические отношения. Рубен прорезался из небытия года через два после нашего развода. Так что, как пасынок он для меня не состоялся. К моему искреннему сожалению. Но я постарался сделать в Праге все, чтобы Рубен обрел голос. Потому что сразу увидел в нем писателя. Каждый из нас есть, как минимум, одна интересная книга. Многие меня упрекали за то, что я их побуждал и даже принуждал к самовыражению в письменном виде. Мама, например. Но для мамы с ее довоенным советским и немецким лагерным опытом мне пришлось стать медиумом, и за четыре года мы произвели «Германию, рассказанную сыну». Рубен же написал свою книгу самостоятельно. Видел текст на потолке и указательным пальцем набирал на клавиатуре компьютера, который ему купила в Праге обретенная мама: для нее Рубен стал смыслом последнего десятилетия ее жизни.
Нашелся же Рубен потому, что решил, что пришла пора возникать из небытия, на которое его обрек «международный коммунизм». В 2000 году я получил по электронной почте несколько коротких рассказов из Новочеркасска. Город расстрелянного пролетариата, а имя — Давид Гонзалес. Писал этот Давид о судьбах в СССР детей «с ограниченными возможностями». Тексты меня потрясли. Мы стали общаться путем взаимной переписки, я сделал передачу на «Свободе», где занимался культурой и, среди прочего, вел литературную программу «Экслибрис». Эту передачу «Рубен Давид Гонзалес Гальего. Записки из детского дома» можно и сейчас услышать по линку archive.svoboda.org/programs/ex/ Аурора в передаче выступила диктором, читала рассказы сына, воскресшего в российской глубинке. Невероятный резонанс вдохновил Рубена, который приехал в Прагу и воссоединился с мамой, на первую книгу. Отклик аудитории и поддержка мамы. Были и другие источники вдохновения. Гертруда Стайн, которую я ему принес, почувствовав какое-то сродство его прозы с прозой наставницы молодого Хэмингуэя. Юз Алешковский, которого привел к Рубену, тоже энергично поддержал. Последующее общеизвестно. Премия Букера, признание в России и переводы на двадцать с лишним языков. Совершенно уникальная судьба. Трагедия, героизм, триумф.
- Извините, если вопрос не вполне корректен, но все же: почему вы ушли со «Свободы»? Очень любила и люблю это радио, слушала его в тяжелые времена, слушаю и сейчас, когда «Эхо Москвы» становится скучным. Вы были прекрасный ведущий «Поверх барьеров», вели программу «Экслибрис». Было время – я мечтала, чтобы вы прочитали какой-нибудь из моих рассказов. Что вас там не устроило?
- Я помню нашу с вами переписку. Чтобы не вдаваться в корпоративный драматизм десятилетней давности... Без малого двадцать семь лет было отдано подрывному эфиру. Что было оценено по заслугам. «Свобода» дала мне свободу без кавычек.
- Сергей, ваш последний роман "Фен", который мне довелось прочитать, не стал ли для вас неким итогом взаимоотношений с радио "Свобода", или, как вы называете его в книге "Подрывным центром"? Это своеобразный реванш?
- Это история персонажа, который попал в уникальную организацию и помог привести ее к победе над.
- Как писатель, мне кажется, вы опираетесь не на русскую классику, а на какие-то другие образцы. Какие? Кто у вас из любимых? У вас много, с одной стороны, политики, «диссидентства», с другой – эротики. Откуда это? У Нагибина было что-то похожее в его последних повестях, сейчас – у Виктора Ерофеева. Но вообще русская литература довольно стыдлива, вы не находите?
- Я с детства полюбил экстремалов. Как Франсуа Рабле, чья книга была главной в детстве: уже в третьем классе я достал «взрослое» издание, хотя в Советском Союзе и оно было адаптированным. «Путешествия на край ночи» — последняя книга, которая довела меня до слез еще в конце 60-х. Англоязычный эротизм влиял намного меньше, чем французский. Но англичан с американцами мы любим за другое. Особой стыдливости в русскоязычной литературе сегодня я не наблюдаю, но похоже, в экстремальных образцах ее интересует не столько эротика, сколько совсем обратное и производное от Танатоса. Скатология[2] и некрофилия в многоразличных формах. Что контекстуально понятно, но не есть моя «чашка чая».
- Вам не говорили, что вы «непонятны»? что вы пишете словно для себя, пропуская всякие объяснения, не желая облегчать читателям их работу? Понимаю, что это сознательный прием, но не слишком ли вы им злоупотребляете? Что, если плюнут – и отбросят книжку? Вообще для какого читателя вы пишете? Кто он? Откуда?
- Насчет непонятности — нет, не говорили. Но вот от вас услышал. И что сказать мне в оправдание? Understatement, недоговоренность и суггестивность - для меня не только литературный прием, но, возможно, свойство характера. А человек, как мы знаем, — стиль. Я не особенно ропщу на то, что замолчан в России как писатель, хотя отчасти так и есть, включая украденные и уничтоженные тиражи. До конца ничто не уничтожается и не исчезает, а мне нравится быть раритетом. Пишу же я для того альтер эго, каким и сам являюсь: для глобального русскоязычного читателя. Где он именно обретается и каким способом достает мои тексты — это вопросы не ко мне.
- Расскажите, чем вы сегодня живете, в чем черпаете силы для жизни?
- Пишу, издаю. Люблю свою американскую жену. Атлантику с Карибами. Совершаю трипы в иные миры.
- Вы говорите о "трипах в иные миры". Мне не совсем понятно, о чем вы (вот образец той "непонятности", о которой я упоминала) - о путешествиях, о чтении книг или о спиритических сеансах и мистических озарениях?
- Океану, конечно, предпочтение, но тут я имею в виду горы. Трипы в Катскильские горы, которые открывают вид на иные миры. Настолько, что там забылся сном на двадцать лет Рип ван Винкль, герой писателя-романтика Вашингтона Ирвинга. Там полно разнообразных ашрамов. Вообще, это самые мистические горы в стране. Наши Гималаи.
- А что такое ашрамы?
- Это учебные центры-храмы. Например, буддистские.
- Теперь понятно, почему вы сказали «мистические». Бываете ли вы в России? Что думаете о ее будущем - и расширю – о будущем всех нас, живущих в очень сложное, чреватое катастрофой время?
- Последние 38 лет бывать не доводилось. Когда я уезжал, хорошие люди говорили: «Роковую ошибку делаешь». Тогда был Советский Союз. Новая страна сумела доказать, что ошибку сделали те, кто остались, возлагая надежды на лучшее. Станет ли она роковой для них всех и всех нас?
Знаете, во времена той холодной войны, которая, казалось бы, благополучно закончилась для человечества, на «Свободе» был штамп, который мы, редактора, в конце вычеркивали у всех подряд автоматически: «Поживем — увидим».
Чайковская Ирина. Писатель, критик, публицист. Родилась в Москве. По образованию педагог-филолoг. C 1992 года на Западе. Публиковалась в журналах «Вестник Европы», «Нева», «Звезда», «Знамя», «Вопросы литературы» (Россия), «Новый берег» (Дания), «Чайка», «Слово/Word», альманахах «Побережье», «Связь времен» (США). Автор восьми книг. Живет в штате Мэриленд.
[1] Родина или смерть (исп.)
[2] [< гр. skor (scatos) - кал + logos - учение] - литература, анекдоты, шутки о физиологических отправлениях; влечение к такой литературе и анекдотам.
