Транссибирский экспресс
Поезд стучит по стыкам, ломится сквозь пургу,
Вязнет надрывным криком тонкий гудок в снегу.
Заметены все тропки на перегон вперед.
Жаркое жерло топки уголь с лопаты жрет.
Окна купе погасли, ночью побеждены.
Ходят в холодном масле поршни и шатуны.
Ни огонька снаружи, только снега, снега,
Мертвым дыханьем стужи выморена тайга.
Старого машиниста медленно клонит в сон,
Раз уж, наверно, триста здесь проносился он,
Только сегодня тяжко в долгой ночи ему...
Он теребит фуражку. Пялит глаза во тьму.
Стынут во мраке ели, сгрудившись вдоль пути,
Сквозь пелену метели тянут ветвей культи.
Но не дотянут, полно, и не задержат бег.
Словно корабль сквозь волны, поезд идет сквозь снег.
На кочегарской кепке выступил едкий пот,
А буфера и сцепки утяжеляет лед.
Вьюга в стекло стучится, искры летят во мрак,
Что-то должно случиться, только когда и как?
Ложка дрожит в стакане. Полка слегка скрипит.
Доктор-американец в долгой ночи не спит.
Быстро, как в лихорадке, словно спеша успеть,
Что-то строчит в тетрадке, полной уже на треть.
Прямо напротив - дама, зрящая чрез вуаль
То ль на соседа прямо, то ль сквозь соседа вдаль.
Кажется, молодая. Нервно ее рука,
Бледная и худая, тискает ткань платка.
Доктору нету дела в том, что с начала дня
Так она и сидела, слова не пророня.
Что ей уснуть мешает, кто ее разберет?
Лампа слегка мерцает. Поезд летит вперед.
Севший в Чите поручик также не смежит век,
Как и его попутчик, некий восточный бек -
Так он сказал при встрече: родина, мол, Ташкент,
Только в манере речи слышен иной акцент,
И через эти щелки спит он иль нет, пойми!
Что у него на полке в ящике, черт возьми?
Из багажа сочится странный какой-то дух...
Что-то должно случиться, или одно из двух.
В третьем купе, во мраке, молча сидит один
Немолодой, во фраке, выбритый господин.
Признанный гость в столице многих почтенных мест,
Орден в его петлице, алый на шее крест.
Белые, как перчатка, пальцы холеных рук,
Перстень, на нем печатка - герб, заключенный в круг.
Свет у него погашен - верно, глаза болят...
Но отчего так страшен, так неподвижен взгляд?
Юноша в коридоре, лбом упершись в окно,
Замер, как будто в горе. Так он стоит давно,
Но на губах - улыбка, вызов ненастной мгле,
Хоть отраженье зыбко в черном ночном стекле.
Две непокорных прядки выбились у виска.
"Все ли у вас в порядке?" - голос проводника.
"Alles in Ordnung, danke." Тихие прочь шаги.
Станции, полустанки? Нет, не видать ни зги.
Там, за стеклом нагретым - тысячи верст глуши...
Ломкая сигарета тлеет в ночной тиши,
А в глубине жилета - лишь протянуть и взять -
Черного пистолета твердая рукоять.
Что-то как будто чуя, под паровозный свист
Едущий из Чанчуня бритый монах-буддист
Замер, скрестивши ноги в желтых своих штанах...
Даль дорогой дороги как оплатил монах?
Все остальные люди этой порою спят,
Медленно дышат груди, вялые рты храпят.
Заперты по вагонам, вырваны от основ,
Два или три - со стоном, но большинство - без снов.
Спят, позабыв устало тайны, интриги, страсть,
Пламени и металлу отданные во власть,
Планы не вспоминая, раны не бередя,
И ничего не зная, и ничего не ждя.
Спят они в первом классе, спят они во втором.
Поезд стучит по трассе. Доктор скрипит пером.
Что-то должно случиться. Ночь все темней, темней.
Поезд сквозь вьюгу мчится и пропадает в ней.
2015
Британский экспромт
Волны. Скалы. Шум прибоя.
Крики чаек над водою.
Ветер. Водорослей кучи.
Низкие сырые тучи.
Холод. Галька. Запах йода.
Невеселая погода -
Третий день метеосводки
Не пускают в море лодки.
Лишь маяк торчит над кручей,
Между пропастью и тучей,
Словно памятник погибшим -
Не пришедшим, не доплывшим...
Чем бродить теперь вдоль моря
Метрономом в грустном хоре,
Воротник подняв из драпа
И придерживая шляпу,
Было б лучше по тропинке
В паб подняться по старинке,
Заказать седому Тому
Кружку грогу или рому.
Там тепло и даже душно,
Но приветствуют радушно
Бородатые мужчины
У трещащего камина.
Но, не обернувшись даже,
Ты шагаешь прочь по пляжу -
Узкой галечной полоске,
Где лишь птичьи отголоски.
Где гранит седая пена
Размывает постепенно,
И верно и постоянно
Лишь дыханье океана.
И щербатые ступеньки
Трехсотлетней деревеньки
Исчезают за спиною,
Словно смытые волною...
2015
Гроза
Гроза выхватывает парк из темноты,
Как будто бог фотографирует со вспышкой:
Трава зеленая, зеленые кусты
Под черным небом, холм с водонапорной вышкой,
Насквозь промокший, но непобежденный флаг
На длинной мачте посреди мемориала
Во всей красе на миг являются - и мрак
Вновь поглощает все цвета, как не бывало.
Не потому, что ты большой любитель гроз
Порою летнею, когда и ночи жарки,
А потому лишь, что подвел тебя прогноз,
Ты задержался в этот вечер в этом парке,
Но утешаться можешь тем, что ты один -
Не бродят парочки, не взвизгивают дети;
Ты в мокром парке - суверенный господин,
А может, даже и последний на планете.
И, соответственно, ты попадаешь в кадр
(И распадаешься на пиксели и биты)
Несуществующего бога иль эскадр
Инопланетных, наблюдающих с орбиты.
И, одного тебя сквозь тучи увидав,
Они там в космосе, у монитора сидя,
Твой образ заново из точек воссоздав,
На том и выстроят все выводы о виде.
И от тебя зависит, быть или не быть,
Но, разглядев твое ядро сквозь оболочку,
Заместо опций типа "выжечь" или "смыть"
Судья небесный снова миру даст отсрочку.
Дождь прекратится. В лужах высохнет вода,
И утром люди, наслаждаясь воскресеньем,
Не догадаются, конечно - как всегда -
Кому опять они обязаны спасеньем.
2015
Закат прекрасен
Закат прекрасен. Собственно, каким
Еще и быть закату над лагуной,
Где небо и вода отражены
Друг в друге, дважды повторяя спектр
От синего к оранжевому и
От розового снова к голубому?
И более, заметим, ничего -
Ни древнего готического замка,
Ни скал, на коих он бы мог стоять,
Ни парусника под пиратским флагом,
Ни снизу волн, ни сверху облаков,
Разнообразно озаренных солнцем -
Лишь небо, и вода, и горизонт.
При этом упомянутый закат
Как этот четкий горизонт, линеен,
Лишен интриги, равно как и тайны,
Не намекает ни на что вообще,
Ни на мгновенье не оригинален
И предсказуем до последней краски...
Закат прекрасен. Критик, застрелись.
2014
Юрий Нестеренко. Прозаик, поэт, публицист. Родился в 1972 в Москве. Окончил факультет кибернетики МИФИ с красным дипломом. В 2010 году эмигрировал в США, где получил политическое убежище. С 2013 живет во Флориде.
