ЧЁРНЫЙ ВТОРНИК
Памяти М.С.Л.
Молча чёрный гроб несли
К свежевырытой могиле.
Тихо в яму опустили.
Каждый бросил горсть земли.
А потом был чёрный зал.
Долго говорили речи.
Сын сидел, сутуля плечи.
Он ни слова не сказал.
Над виском его седым
В свете тусклого плафона
Плыл, похожий на дракона,
Сизый сигаретный дым.
* * *
Мне снился ночью страшный сон:
На перекрестке улиц шумных
Я был внезапно окружен,
Растерзан, смят и оглушен
Толпой уродов и безумных.
И карлик прыгнул мне на грудь,
И щелкали у горла зубы.
Его хотел я оттолкнуть,
Но мне рукой не шевельнуть
И не разжать для крика губы.
Лежу недвижимый в грязи,
Толпа уродов дышит смрадом.
Их рты зловонные вблизи
Визжат: «Коль хочешь жить – ползи!..»
И сыплются удары градом.
Ночь разорвал мой громкий крик,
Казалось, дом от крика рухнет.
Ночной кошмар растаял вмиг,
Лишь кашлял за стеной старик,
Да тикали часы на кухне.
ГРОТЕСК
М. Т.
В вытертой местами черной паре
Старый тенор, праздный и хмельной,
В ресторанном гаме и угаре
К грязной скатерти клонится головой.
Музыкант, известный повсеместно –
Он играл в престижных кабаках,
Спился и сидит теперь без места,
Щеголяет в драных башмаках.
Все плывет, оркестр играет танго,
Не расслышать в разговоре слов.
Пьяный критик подступает с фланга,
Мутным взглядом поводя из-под очков.
Спит конферансье в мясном салате,
Хрюкает, пускает пузыри,
Рядом примадонна в мятом платье,
Чьи аншлаги в прошлое ушли.
Здесь приют для сломленных, усталых,
Разменявших свой последний грош.
След распада на щеках их впалых,
Скатертей края в разводах алых, –
Зрелища печальней не найдешь.
* * *
Н. К.
Нести свой крест, хрипя и стиснув зубы,
До дней последних мы обречены,
Тяжелый крест из древесины грубой,
Не возроптав, не разогнув спины.
Плюют в лицо, швыряют камни в темя,
На ребрах мясо сбито до кости,
Сколь ни целебно, не излечит время
Того, кто обречен свой крест нести.
ТАК ЗДЕСЬ ВСЕГДА
И так всегда здесь – эти их красные рожи в подъезде –
Погромщиков слободских и мясников Охотного ряда.
Средь шума большого города, а особо – в предместье.
В полуденный липкий зной и под шорох сухой листопада.
Поспешно продравшись через ряд их гадливых ухмылок,
Я чувствую себя совсем никому не нужным и лишним.
И странный запах всегда здесь – трески и прелых опилок,
И чье-то сморщенное лицо в окне на этаже нижнем.
* * *
Душа мертва. Утихла боль тупая.
Вползает, корчась, в комнату рассвет.
Дождь бьется об асфальт, с него смывая
В числе других мой одинокий след.
Я мокрый плащ повесил в коридоре,
Войдя в свой дом, который потерял,
Душа мертва и не саднит от горя,
И дальний путь лежит через вокзал.
Вокзальный сумрак. Вечное мельканье
Лиц незнакомых, грохот поездов,
И миг неотвратимый расставанья
Приблизился, перехватил дыханье,
Вбивая в глотку рвань прощальных слов.
ЖАЖДА ШТОРМА
«А он, мятежный, ищет бури...»
М. Ю. Лермонтов
Спасенья нет от этих Вечных бабок,
Они, увы, не кормят голубей
И не гуляют в парке, где так сладок
Прозрачный воздух в глубине аллей.
О нет, они из сумрака квартиры
Следят за всем, творящимся вокруг,
Уверен, точки нет на карте мира,
Свободной от назойливых старух.
Вот я сижу один в пустой квартире,
Едва дыша, как мышь в чужом углу,
Боюсь и воду слить в своем сортире,
И хлипкой доской скрипнуть на полу.
Перечитал недавно книгу Хармса:
Там пачками старухи из окон
Вниз выпадают – торжество баланса
Над хаосом плюс пышность похорон.
Хармс хулиган, а если без фантазий,
За это схлопотать здесь можно срок
И, стиснув зубы, нужно ждать оказий, –
Вдруг рухнет на старушку потолок
Иль наводненье подойдет лихое
И смоет разом старых гарпий сонм,
Устроит шторм, тайфун вполне устроит, –
Я жду, я ожидание сплошное,
Как будто в ожиданьях есть резон.
МОНОЛОГ ОТСТАВНОГО ГУСАРА
Я от жизни устал, господа,
От интриг, от дуэлей, от славы.
Прочь от тяжкой порфиры державы –
Покидаю я свет навсегда.
Не блистать на балах больше мне
В окруженье поклонниц игривых
И к барьеру мужей их спесивых
Не вести при туманной луне.
Оставляю рулетку и штос,
Аксельбанты, и шпоры, и шпагу,
И теперь проявлять мне отвагу
Не в бою, а в деревне в покос.
Что ж, прощайте, гусарские годы,
Пунш, шампанского море, свиданья,
Вспомню вас, пленник дикой природы,
Я в селе на краю мирозданья.
Там женюсь, затоскую, запью,
И от скуки со штатским соседом
Вдруг повздорю и перед обедом
На дуэли его заколю.
А потом на могиле жены,
Что не вынесет жизни со мною,
Застрелюсь и уткнусь головою
В окровавленный куст бузины.
ВЕЧЕРНИЙ РОМАНС
«Старым снам затерян сонник.
Все равно - сбылись иль нет».
Владислав Ходасевич
Тенями изрисована стена.
Венчает вечер церкви звон хрустальный.
В просторном доме ты совсем одна,
Но не манит, как прежде, берег дальний.
Ты подойдешь, растерянно-бледна,
И робким пальцем тронешь подоконник.
Печальный звон прольется из окна,
И выпадет из рук дрожащих сонник.
Твой старый друг ушел за горизонт,
За ту черту, которой не коснуться.
И говорил не раз о том, что он
К тебе не сможет никогда вернуться.
И вдруг поймешь, что нет пути назад.
Не воскресить тот мир, который снится.
А звезды, чуть дрожа, в глаза глядят,
И чуть дрожат от слез твои ресницы.
САН МАРКО
Здесь лев крылатый
с раскрытой книгой
парит над площадью в вышине.
И ты, пришелец,
ногами двигай,
ты грезишь в жизни,
не в странном сне.
Реальны улицы и каналы
и гондольеров
призывный клич.
И катеров
над волной сигналы.
И город тонет. И не постичь
лагунной клинописи.
Кружевами,
стеклом венецийским
жить пришлецу.
И брызги соленые
под мостами
наотмашь в гондоле
бьют по лицу.
Из Пауля Целана
ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?
Что случилось? Камень под горою.
Кто проснулся? Только ты да я.
Речь, лишь речь. В созвездьях. Под землею.
Бедная. Родимая. Моя.
И куда пришли? К глухонемому.
С камешком одним, чтоб в ров бросать.
Сердце к сердцу. Трудным было слово.
Было трудным, чтобы легче стать.
Из Райнера Рильке
ОСЕНЬ
На землю листья желтые летят,
небесный сад увял, покровы сбросил;
земля упала в бездну звездной ночи.
На одиночество похожа осень,
жизнь отрицает этот листопад.
Мы тоже падаем. Моя рука
строкой падет на лист: во всем есть это.
Но есть Один, он в запредельном где-то,
в чьей власти и паденья, и века.
ДАМА ПЕРЕД ЗЕРКАЛОМ
Как в глотке снотворного она
растворялась в глубине зерцала,
отраженью подмигнув устало;
улыбалось ей оно со дна.
И ждала, чтоб поднялась волна;
волосы в глубины опускала
и плечо слегка приподнимала
над разрезом декольте, верна
лишь себе. Пила из отраженья,
что один любовник страстно пил,
взгляд в упор, исполнена сомненья;
горничной рассеянный кивок,
профиль чей свет в зеркале затмил,
хмурый поздний час, шкафы, зевок.
Родился в 1954 году в Одессе. В 1962 году вместе с семьей переехал в Таллинн. Журналист. Работал во многих русскоязычных газетах Эстонии, а также репортером еженедельной криминальной хроники на телевидении. В Германии с 2001 года. Живет в Ганновере. Входит в Объединение немецких журналистов и прессы (DPV e.V.) и в редколлегию русско-немецкого литературного журнала «Studio | Студия». Автор 4 книг стихов и переводов.
