На очередном спиритическом сеансе наш постоянный медиум вызвал дух замечательного американского писателя Курта Воннегута и вступил с ним в беседу, которую мы имеем честь здесь представить:
Курт Воннегут (1922–2007): «Мы здесь для того, чтобы помочь друг другу пройти через это, что бы это ни было».
М. – Уважаемый мистер Воннегут, Вы прожили долгую, интересную, насыщенную событиями жизнь, воевали, написали книги, которые и сегодня с наслаждением читают люди во всем мире, воспитали шестерых детей. На склоне лет Вы проявили себя как художник, рисуя чернилами на искусственном шелке. Ваши выступления в университетах проходят в переполненных аудиториях – Вам есть что сказать молодежи. Как Вы думаете, Ваш ум, талант и трудолюбие оценены по достоинству?
К.В. – Моя жена думает, что я крутой парень. Она ошибается. Я не думаю, что я такой уж крутой. Я безмерно уважаю Джорджа Бернарда Шоу. Он был социалист, а еще умный и забавный драматург. Разменяв девятый десяток, он сказал, что его, конечно, считают умным, а он всегда жалел тех, кого считали глупыми. Он сказал, что, прожив такую долгую жизнь, может, как ему кажется, считать себя достаточно смышленым, чтобы успешно работать мальчиком на посылках. Я о себе того же мнения.
М. – Тем не менее, сэр, Вы являетесь почетным президентом Американской ассоциации гуманистов. Что для Вас означает этот пост и каковы цели этой организации?
К.В. – Я никогда не был в штаб-квартире этой организации в Амхерсте, штат Нью-Йорк. Я сменил на этом бесполезном посту покойного доктора Айзека Азимова, писателя и биохимика. Нам нужна организация – заниматься ее делами жуткая скучища – лишь для того, чтобы другие знали, что нас много. Мы предпочли бы жить своей частной гуманистской жизнью и никому об этом не говорить и вспоминать об этом факте не чаще, чем мы вспоминаем, что пора сделать вдох.
М. – Кто такие, по-Вашему, гуманисты?
К.В. – Гуманисты просто пытаются жить порядочной и достойной жизнью, не ожидая ни наказаний, ни наград в жизни загробной. Создатель Вселенной остается для нас неизвестным. Мы служим по мере наших сил не ему, а той величайшей абстракции, о которой мы хоть что-то знаем, – обществу, в котором мы живем.
М. – Значит ли это, что Вы категорически отвергаете религию?
К.В. – Являемся ли мы врагами адептов официальных культов? Нет. Мой старый фронтовой друг Бернард О/ Хара, ныне покойный, потерял свою веру – он был католиком – во время Второй мировой войны. Мне это не понравилось. Я считаю, что потерять веру – значит потерять слишком много.
М. – Но ведь Вы сами обходитесь без веры.
К.В. – У меня никогда не было такой веры, потому что меня воспитывали порядочные и интересные люди, которые, несмотря на это, были очень скептически настроены по отношению к тому, что говорили в проповедях священники. Но я знаю, что Берни потерял что-то важное и достойное.
М. – То есть другим людям лучше придерживаться религии?
К.В. – Вчера я получил письмо от человека… который долгое время был пленником наших бесподобных исправительных заведений. Вскоре его выпустят в мир, где у него нет ни родственников, ни друзей. И вот я, почетный президент Американской ассоциации гуманистов, написал ему сегодня ответ. Я посоветовал ему: «Вступите в лоно церкви». Я посоветовал это потому, что такому взрослому беспризорнику больше всего нужно что-нибудь вроде семьи.
М. – Почему же Вы не посоветовали ему примкнуть к семье гуманистов?
К.В. – Я не могу посоветовать такому человеку стать гуманистом. Я не посоветую стать гуманистами подавляющему большинству населения планеты.
М. – Но почему?!
К.В. – Гуманисты, в массе своей образованные, уверенные в себе представители среднего класса, жизнь которых не проходит даром – вот вроде меня,– находят радость в знании, не зависящем от религии, и в обычной человеческой надежде. Большинство людей так не может.
М. – Вы действительно считаете, что быть гуманистом – привилегия человека среднего класса?
К.В. – Французский писатель Вольтер, автор «Кандида» – для гуманистов он, что Авраам для евреев,– скрывал свое презрение к Римской Католической Церкви от своих менее образованных, простых и перепуганных слуг, поскольку знал, что жизненным стержнем для них является только и исключительно религия.
М. – Это вполне разумно. Впрочем, он сам говорил, что «торжество разума заключается в том, чтобы уживаться с людьми, его не имеющими». С другой стороны, люди не виноваты, что они родились не в том месте и не в то время, что им не дали хорошего образования и воспитания, и жизнь их тяжела и убога. Ведь наше рождение – дело случая.
К.В. – Мне ужасно повезло, что я родился здесь, а не где-нибудь еще, что я родился белым, что я родился в семье среднего американца, что я родился в доме, полном книг и картин, и, наконец, что я родился в большой семье с кучей родственников.
М. – Вы гордитесь своим происхождением и социальным положением?
К.В. – Этим летом я слышал лекцию поэта Роберта Пинского, в которой он извинялся за то, что его жизнь была намного лучше, чем у многих. Он говорил таким тоном, будто хотел всем преподать пример. Ну что ж, я тоже, пожалуй, извинюсь.
М. – Это достойный ответ. К сожалению, сегодня в нашей стране некоторые люди, достигнув разными способами довольно высокого положения, начинают им кичиться и презирать окружающих. Впрочем, во все времена внезапно разбогатевшие люди быстро теряют представление о мире вокруг и нормальных человеческих отношениях. Вы согласны?
К.В. – Сейчас среди нас живут бесчестные держатели капитала, мультимиллионеры и мультимиллиардеры, которым интереснее бросать деньги на ветер, чем тратить их на создание рабочих мест, на обучение людей, которые могли бы работать на этих местах, на воспитание молодежи и заботу о стариках, на то, чтобы все чувствовали себя удобно и в безопасности.
М. – А зачем им тратить свои деньги на чужие проблемы?
К.В. – Зачем тратить деньги на решение проблем? Затем, что деньги для этого придуманы.
М. – Эти люди так не считают. Пока они распоряжаются всеми ресурсами страны, остальные зависят от их доброй или недоброй воли. Какой вывод?
К.В. – Надо ли перераспределить заново богатство нации? Оно каждую секунду заново перераспределяется между очень небольшим числом людей, причем самым бесполезным образом.
М. – Возможно, следует изменить общественный строй на более справедливый. Что Вы думаете о коммунистической идее? В нашей стране она считается скомпрометированной и устаревшей.
К.В. – Я, конечно, понимаю, что широко распространенное по сию пору и, возможно, пребудущее во веки веков отвращение к слову коммунизм является здравой реакцией на жестокости и идиотизм советских диктаторов, которые называли себя – как-как? – коммунистами, видимо, по примеру Гитлера, который называл себя – как-как? – христианином.
М. – Вы не разделяете это мнение?
К.В. – Мне, как и всем тем, чье детство пришлось на Великую депрессию, все еще кажется очень несправедливым объявлять это слово неприличным только из-за того, что те, кто называл себя коммунистами, были кровавыми преступниками. Для нас это слово означало только лишь возможный достойный ответ на зверства людей с Уолл-стрит.
М. – О зверствах людей с Уолл-стрит пожалуйста поподробней: моим соотечественникам полезно послушать.
К.В. – Великая депрессия была временем, пригодным для обсуждения всех вариантов альтернативы зверствам людей с Уолл-стрит. Они неожиданно разорили массу фирм, в том числе банки. Крах Уолл-стрит оставил миллионы и миллионы американцев без денег. Им не на что было есть, не на что купить одежду, нечем заплатить за ночлег.
М. – Ужасно!
К.В. – И что с того? Это было почти сто лет назад. Следствие окончено, забудьте! Почти все, кто был тогда жив, сейчас мертвее дохлой кошки. Счастливого социализма в раю!
М. – К несчастью, все повторяется, и сегодня, уже в ХХI веке, мы снова встали на те же грабли. Финансовый кризис потряс почти все страны мира, и конца ему пока не видно. Однако когда в 1945 году Советская армия освободила Вас вместе с тысячами других людей из лагеря военнопленных, Вы верили во все хорошее?
К.В. – Мы ожидали, что СССР постарается стать похожим на США, со свободой печати и вероисповедания, праведными судами и честными выборами, и так далее. А США, в свою очередь, постараются воплотить то, что воплощено – так говорили – в СССР, именно распределение благ по справедливости. «От каждого – по способностям, каждому – по потребностям». Вроде того.
М. – Уважаемый сэр, не совсем так. Это принцип коммунистического распределения. В СССР действовал в какой-то мере принцип социализма: «От каждого – по способностям, каждому – по труду». Но это тоже неплохо – в этом есть справедливость. С тех пор Вы не изменили свои взгляды?
К.В. – Мне до сих пор нравится то, что мы… ответили немецким солдатам после нашего освобождения: что Америка станет более социалистической, будет стараться дать всем работу, обеспечить наших детей, чтобы, по крайней мере, они не мерзли, не голодали, умели читать и писать и не были перепуганы до смерти. Раскатали губу.
М. – Тогда Вы глядели в будущее с оптимизмом. Ваши чаяния не оправдались?
К.В. – Оптимизм, которым пропитано большинство наших произведений, основан на нашей вере, что после Великой Хартии Вольностей, Декларации независимости, Билля о правах и девятнадцатой поправки к Конституции, которая в 1920 году дала женщинам право голоса, мы просто обязаны создать некую систему экономической справедливости. Это было бы вполне логичным следующим шагом. И сегодня… я в своих выступлениях предлагаю следующие поправки к Конституции.
Поправка XXVIII: Каждый новорожденный должен быть желанным и о нем следует заботиться до его совершеннолетия.
Поправка ХХIХ: Каждому совершеннолетнему, если он нуждается в этом, будет предоставлена интересная работа с доходом не меньше прожиточного минимума.
М. – Ваши пожелания услышаны? Что-то изменилось к лучшему?
К.В. – Вместо этого мы – покупатели, наемные рабочие, инвесторы – создали такие горы ценной бумаги, что горстка людей, за них отвечающая, может класть миллионы в собственный карман так, что никто этого не заметит.
М. – Значит, оптимизма поубавилось?
К.В. – Мое поколение в большинстве своем разочаровано.
М. – Разочарование присуще только Вашему поколению или вообще большинству людей, чья молодость осталась позади?
К.В. – Мне кажется, что самые высокоразвитые создания на Земле находят жизнь обременительной, если не сказать хуже.
М. – Неужели?! Очень многие люди весьма довольны своей жизнью. Кого Вы имеете в виду?
К.В. – Две женщины, сыгравшие важнейшую роль в моей судьбе, моя мать и сестра Алиса – обе давно на небесах – ненавидели жизнь и не скрывали этого. Самый веселый американец своего времени, Марк Твен, считал свою жизнь, да и жизнь всех остальных людей, такой ужасной штукой, что, разменяв восьмой десяток – а я, заметьте, тоже разменял восьмой десяток, – написал: «С тех пор, как я стал взрослым, мне ни разу не захотелось, чтобы кто-нибудь из моих покойных друзей возвратился к жизни». Это цитата из эссе, написанного спустя несколько дней после неожиданной смерти его дочери Джин. Среди тех, кого он не хотел вернуть к жизни, были и Джин, и другая его дочь, Сюзи, и его любимая жена, и его лучший друг Генри Роджерс. Вот какие чувства были у Марка Твена, а ведь он не видел Первой мировой войны – не дожил.
М. – Действительно, иногда до таких катастроф лучше не дожить. Но не всегда же случаются войны, революции и природные катаклизмы. Бывают вполне спокойные времена.
К.В. – Жизнь – сущий кошмар, если послушать слова Иисуса из Нагорной проповеди. Вот они: «блаженны нищие духом», «блаженны плачущие», «блаженны алчущие и жаждущие правды». Генри Дэвид Торо сказал еще лучше: «Для большинства людей слова «жизнь» и «отчаяние» значат одно и то же, только они об этом никому не рассказывают».
М. – Это звучит как-то безнадежно. Но ведь Вы сами прожили интересную и яркую жизнь. Наверняка, Вы знаете еще людей, которые могут сказать, что, в общем, жизнь удалась.
К.В. – Этим летом я спросил у писателя Уильяма Стайрона, у скольких людей на всей планете есть то, что есть у нас, именно жизнь, которую стоит жить. Между нами говоря, мы сошлись на семнадцати процентах. На следующий день я отправился на прогулку вместе со своим давним другом, врачом, который лечит всяких разных наркоманов в больнице Бельвю. Многие его пациенты – бездомные, у многих – СПИД. Я рассказал ему о наших со Стайроном семнадцати процентах. Он с нами согласился.
М. – Наверное, замечательный человек этот врач!
К.В. – Как я писал где-то в другом месте, это святой человек. Я считаю святым любого, кто ведет себя порядочно, живя в непорядочном обществе.
М. – Это справедливо. Но вернемся к нашим баранам: возможно, у остальных 83% не столь высокие запросы, и они готовы жить как угодно, лишь бы жить.
К.В. – Я спросил его – почему половина из его пациентов не покончила с собой. Он сказал, что сам задавал себе этот вопрос. Иногда он их спрашивал, хотя это не относилось к обычной медицинской практике при лечении наркоманов, нет ли у них мысли о самоубийстве. Он сказал, что почти все – исключений было ничтожно мало – были удивлены и оскорблены этим вопросом. Идея совершить ТАКОЕ никогда не приходила им в голову.
М. – Значит, большинство людей остаются оптимистами, несмотря ни на что. Возможно, они просто умеют радоваться пустякам, и это придает им силы.
К.В. – Мой дядя Алекс Воннегут, страховой агент с гарвардским образованием, научил меня кое-чему важному. Он сказал, что мы должны обязательно научиться замечать, когда наши дела идут по-настоящему хорошо. Он говорил о простых вещах, не о каких-то там свершениях: вот ты пьешь лимонад в тени в жаркий полдень, или учуял запах хлеба из соседней булочной, или ловишь рыбу, и тебе не важно, поймаешь ты что-нибудь или нет, или когда слышишь, как за соседней дверью кто-то хорошо играет на пианино. Дядя Алекс убеждал меня, что в такие моменты – их еще называют откровениями – надо говорить: «Если это не прекрасно, то что же?»
М. – Видимо, Ваш дядя очень помог Вам стать тем, кем Вы стали.
К.В. – Я бесконечно благодарен ему, а также – опосредованно – тому, чем был когда-то Гарвард, за то, что я умею находить в хороших книгах, иной раз очень смешных, что-то, что придает жизни смысл, несмотря ни на что.
М. – Кстати, в чем Вы видите смысл жизни?
К.В. – Смысл и ценность в мою жизнь приносили только святые, которых я встречал.
М. – Вам приходилось встречать святых? Кто же они?
К.В. – Святые – это люди, которые приносят пользу и поступают бескорыстно. Я встречал их в самых неожиданных местах.
М. – Вот как. Я полагал, что здесь, на земле, все мы в большей или меньшей степени грешники.
К.В. – Я верю в первородный грех. А еще я верю в первородную добродетель. Оглянитесь вокруг себя!
М. – Оглядываясь вокруг, чего только не увидишь! Впрочем, христианство нас учит, что на том свете всем воздадут по заслугам. Так что когда-то нам придется за все держать ответ.
К.В. – Смягчающее обстоятельство, которое мы огласим на Страшном суде: мы не просили, чтобы нас произвели на свет.
М. – Спасибо, дорогой мистер Воннегут, за интересную беседу. Что Вы скажете Вашим читателям на прощание?
К.В. – Ради Бога, давайте поможем нашим перепуганным до смерти собратьям пройти через это, что бы это ни было.
Сегодня наш медиум мысленно связался с американским писателем Ралфом Уолдо Эмерсоном и побеседовал на волнующие его темы:
Ралф Уолдо Эмерсон (1803–1882): «Люди видят лишь то, что готовы увидеть».
М. – Уважаемый сэр! Вы прошли долгий путь писателя и философа. Итак, что такое наша жизнь?
Р.У.Э. – Жизнь состоит из того, что человек думает в течение всего дня.
М. – Только и всего? Ведь день – это так мало.
Р.У.Э. – День – это вечность в миниатюре.
М. – Возможно, вечность для мухи, но обычный человек за день успевает узнать и обдумать совсем немного.
Р.У.Э. – Годы учат нас многому, о чем знать не желают дни.
М. – Судя по всему, и прожитые годы мало чему нас научили.
Р.У.Э. – Мы умнее, чем нам кажется.
М. – Конечно, хотелось бы верить. Но когда каждый день сталкиваешься с глупостью, пошлостью и наглой ложью, это довольно трудно.
Р.У.Э. – Никто не говорит правду и не живет праведно две минуты подряд.
М. – Это говорит об испорченности человеческой натуры или болезни данного общества?
Р.У.Э. – Общество – это лечебница для неизлечимых.
М. – Кажется, именно это писал Шопенгауэр, и его прозвали пессимистом и мизантропом. А ведь он подчас просто называл вещи своими именами. Почему люди не любят признавать очевидное?
Р.У.Э. – Люди видят лишь то, что готовы увидеть.
М. – Может быть, поэтому с ними так трудно иметь дело. От некоторых и вовсе хочется держаться подальше. Только как это сделать?
Р.У.Э. – Хорошие манеры – это то, что позволяет умному держаться на расстоянии от дурака.
М. – Вот как! А хорошие манеры бывают у образованных людей. Их дают школы и университеты?
Р.У.Э. – То, чему мы учились в школах и университетах, – не образование, а только способ получить образование.
М. – Действительно, никого нельзя научить, но можно дать возможность научиться. А как узнать, воспользовался ли человек такой возможностью?
Р.У.Э. – Признак хорошего образования – говорить о самых высоких предметах самыми простыми словами.
М. – Действительно, когда человек сам понимает, о чем говорит, его может понять каждый.
Р.У.Э. – Речи спартанцев, стоиков, святых и богов были кратки и определенны.
М. – Тем не менее, потомки трактуют их очень по-разному и редко следуют их заповедям.
Р.У.Э. – Быть великим – значит быть непонятым.
М. – Увы! История знает немало таких примеров.
Р.У.Э. – В сущности, никакой истории нет; есть только биографии.
М. – И читать их иногда очень полезно. А порой и приятно. Особенно, если книжка только что вышла, и все о ней говорят.
Р.У.Э. – Никогда не читай книгу, которой еще не исполнился год.
М. – Что Вы говорите! Так ведь можно совсем отстать от жизни. Хотя, признаюсь, иногда отстать хочется, потому что многих современных авторов я просто не воспринимаю.
Р.У.Э. – Люди, которым за сорок, не вправе судить о книгах, написанных в новом духе.
М. – Возможно, Вы правы, и я – просто консерватор.
Р.У.Э. – После обеда всякий становится консерватором.
М. – А не находите ли Вы, что время и жизненный опыт делает человека консервативным?
Р.У.Э. – То, что у других мы называем грехом, у самих себя мы называем жизненным опытом.
М. – Значит, наши грехи, равно как и чужие, приводят нас к мысли, что новое – не всегда лучшее? Ну, конечно, я – не святой, а поживший скептик.
Р.У.Э. – Каждый святой бывает скептиком хотя бы раз в день.
М. – Да, живя среди людей, и святой станет скептиком.
Р.У.Э. – Добродетели общества – пороки святого.
М. – Но ведь святые всегда живут ради людей.
Р.У.Э. – Жить для других легко; так живет каждый.
М. – Тогда чем отличается святой от прочих людей? Наверно, героизмом?
Р.У.Э. – Герой не храбрее обычного человека, но сохраняет храбрость на пять минут дольше.
М. – А хотелось бы Вам дружить со святым или, например, с героем?
Р.У.Э. – Каждый герой в конце концов становится занудой.
М. – Вы думаете? А кого Вы хотели бы видеть в друзьях?
Р.У.Э. – Друг – это человек, при котором можно думать вслух.
М. – И доверять свои секреты?
Р.У.Э. – Вы сможете позаботиться о своей тайне лучше, чем кто-либо еще.
М. – Но друг всегда поможет нам в беде: накормит, напоит и отогреет. И мы готовы всегда ему протянуть руку помощи.
Р.У.Э. – Мы не до конца прощаем дающего. Рука, которая кормит, может быть укушена.
М. – Как это может быть! Такой поступок вызовет законное возмущение!
Р.У.Э. – Мы закипаем при разных температурах.
М. – Это верно. Но если дружба приносит подчас горечь разочарования, то есть на свете другие радости.
Р.У.Э. – Все прочие удовольствия не стоят страданий любви.
М. – Пожалуй. Хотя это сомнительное удовольствие порой доводит влюбленных до самоубийства.
Р.У.Э. – Любовь временна и кончается браком.
М. – Вы думаете, что брак разрушает чувство?
Р.У.Э. – Большая часть мужчин и большая часть женщин имеют лишь на одного супруга больше, чем надо.
М. – Что Вы говорите! Как же быть, чтобы избежать разочарований в людях?
Р.У.Э. – Людей следует принимать небольшими дозами.
М. – Это мудрый совет. Недаром один афорист заметил, что бриллианты – лучшие друзья девушки. Ведь за деньги многое можно купить. Почти все. Кроме счастья, конечно.
Р.У.Э. – Деньги часто слишком дорого стоят.
М. – Действительно, за них люди платят достоинством, покоем, совестью, а иногда и жизнью. Но быть бедным тоже тяжело.
Р.У.Э. – Самый великий человек в истории был самым бедным.
М. – Это правда. А вообще бедность – это неумение работать и зарабатывать или просто отсутствие удачи?
Р.У.Э. – Слабые люди верят в удачу, сильные – в причину и следствие.
М. – Здесь с Вами не все согласятся. При одной и той же причине возможны варианты события в зависимости от удачи, т.е. других случайных факторов, которые невозможно предвидеть. Но все же я считаю большой удачей возможность путешествовать. Сколько красивых мест и памятников искусства можно увидеть!
Р.У.Э. – Хотя бы мы объездили весь мир в поисках красоты, мы не найдем ее, если не взяли ее с собой.
М. – Действительно, «красота – в глазах смотрящего». Но не каждому человеку доступны высшие проявления человеческого духа, равно как и возможность путешествовать, наслаждаться жизнью, пользоваться уважением соотечественников и даже ближних. Что Вы скажете в утешение таким не очень удачливым людям?
Р.У.Э. – Каждый человек для кого-нибудь герой и оракул.
На этой оптимистической ноте мы прощаемся с духом нашего интересного собеседника.
Елена Пацкина. Окончила Московский авиационный институт по специальности инженер-экономист. Автор нескольких книг стихов (Уходящая натура, Фотография минуты, Счастливый дилетант и др.) Автор серии «Беседы с мудрецами» (более семидесяти персонажей, начиная с Эпикура, Демокрита и других античных авторов до Курта Воннегута, Агаты Кристи и пр.).
