Много ли вы вспомните писателей, имеющих медицинское образование? Чехов, Булгаков, Вересаев, которые сразу приходят на ум. Если подумать получше, то их окажется больше. Теперь их ряды пополняет перспективная писательница Елена Тулушева с образованием психолога. Она дистанционно пообщалась со студентами факультета журналистики КубГУ и рассказала о себе, своих произведениях, об отношении к читателям и своим пациентам.
Новоселова К. Рассказ «Надо будет посмотреть» произвел на меня очень сильное впечатление. В своей жизни я встретилась с похожей ситуацией. Один мой знакомый лишен зрения вот уже 16 лет. Он, как и герой вашего рассказа, испытывает чувство одиночества, ему не хватает внимания детей. Но мой знакомый не унывает: мечтает стать массажистом и открыть свое дело. В его речи часто звучат фразы, подобные тем, которые употребляет ваш герой: «Надо будет посмотреть», «Вот смотрю я и думаю…», «Я смотрю и не понимаю…». Герой вашего рассказа и мой знакомый во многом похожи. Как вы считаете, это сходство просто случайное совпадение или же это ожидаемый вами результат художественного обобщения?
Е.Т. Полагаю, что это логичное сходство таких людей. Мне хотелось, как раз сделать акцент на том, что они в какой-то степени продолжают жить более интересно, чем нам, зрячим, кажется. И они меньше нуждаются в нашем сочувствии, скорее, в конкретных советах или какой-то помощи по мелочам.
Висицкая Е. Ваш рассказ «Мамы» вы обрываете на самом интересном месте. Возникает множество вопросов, которые остаются без ответа. Сможет ли Богдан снова назвать Веру мамой?
Е.Т. Хм, ну, в этом, собственно, и основная идея: оставить читателя самого думать и предполагать, сможет или нет. Мне не нравится подводить читателя к конкретному выводу. Я верю в умного читателя, которому интересно самому строить предположения, делать выводы. И ваш вопрос подтверждает мою теорию: для вас это интересное место, значит, фантазия начала работу.
Висицкая Е. Если бы к вам как специалисту за помощью обратился герой вашего рассказа «Мамы» Богдан, что бы вы ему сказали первым делом?
Е.Т. В нашем реабилитационном центре очень часто оказываются ребята с похожей историей. Они обижены и озлоблены. Первая задача — дать им возможность выговориться, пообижаться, прогоревать. Ведь им есть о чем горевать — так много обмана. Сейчас им не до того, почему обманывали. Поэтому первым делом, как и в большинстве случаев, я просто слушаю, мягко направляя вопросами в разные уголки души. Периодически поддерживаю словами: «Наверное, это очень больно. Наверное, ты сейчас обижен» и тому подобное. Важно не навязывать «мораль»: «Это все равно твоя семья» и бла-бла. Ему больно. Он имеет право на эту боль. Не надо ее затыкать. Надо помочь пережить. А затем в большинстве случаев ребята сами потихоньку начинают скучать по семье, невольно вспоминают теплые моменты, рассказывают добрые истории из детства. И из этих теплых чувств мы черпаем ресурс, чтобы помочь принять реальность, которая так обрушилась на пациента. Мы говорим о том, что это уже случилось. Что на уровне действий ничего в его жизни не поменяется, если он не захочет. Он может жить там же, в таком же ритме, распорядке дня и так далее.
Новоселова К. Как часто вам приходилось сталкиваться с ситуациями, подобными той, что происходит в рассказе «Слава»?
Е.Т. Конкретно с таким случаем, как в этом рассказе — к счастью, всего один раз. Увы, мальчик не остановился, теперь отбывает наказание за убийство в состоянии алкогольного опьянения. А ребята жестких националистических взглядов попадают к нам часто. Заканчивают все по-разному. Зависит от запущенности их духовной дыры. И похожие отстраненные матери встречаются тоже нередко. Но я работаю в таком месте, куда не попадают благополучные подростки, так что это просто концентрат той детской боли, которая рассеяна по нашему городу.
Новоселова К. Один из ваших рассказов, по моему мнению, довольно сильно отличается от остальных. Я говорю о «Tu me manque». Он весь пропитан чувствами героини, особенно преобладает в нем тоска. Скажите, пожалуйста, а не о себе ли вы писали, не о тех ли чувствах, которые вас переполняли в то время, когда вы жили в США или во Франции? Ведь, наверное, вы, как и ваша героиня, очень тосковали по России?
Е.Т. Вы внимательно читали и вы абсолютно правы. На этот рассказ меня долго подбивали редакторы. Говорили, что это такой интересный опыт, это наверняка было увлекательно и так далее. После очень долгих колебаний (я не понимала, о чем писать) все же рискнула. И писала, в отличие от других рассказов, без конкретного замысла. Этот рассказ о самом нелегком периоде моей жизни — обучении во Франции сразу после школы. Тоска была ведущим чувством в те годы. И она была по дому в целом, не только по стране, но по родным, друзьям, языку, образу мысли. Дом — как широкое понятие.
Чеснокова Я. А счастливы ли ваши герои? У каждого из них, безусловно, своя трагедия, которая заставила их многое пережить. Но пережили ли они хоть раз счастье?
Е.Т. Хороший вопрос… Для меня счастье — это исключительно момент. Полагаю, что такие моменты бывали в жизни у каждого из моих героев. Вопрос ведь в том, хотят ли они сконцентрироваться именно на этих моментах, замечать их каждый день. И Славе наверняка не раз было удивительно хорошо с мамой, иначе бы он так не горевал из-за ее дистанцирования. И у Марины с братом были детские счастливые искры.
Чеснокова Я. Боитесь ли вы, что ваши рассказы не будут читать?
Е.Т. Хм-хм-хм. Боюсь ли… Оттенок этого чувства немного другой. Я в литературу попала абсолютно случайно. Я не из тех, кто писал с пяти лет. И дальнейшее продвижение для меня было не целью или планом, а, скорее, счастливым стечением обстоятельств. Я совершенно не предполагала, что мои рассказы будет читать кто-то кроме моих коллег или однокурсников литинститута. Но как автору мне очень приятно, что рассказы читают. А когда Маргарита прислала ваши вопросы, это меня особенно тронуло. Не верьте писателям, высокомерно заявляющим, что им все равно, кто их будет читать. Это фарс. Каждому автору важно, чтобы его читали. Если не читают — это, скорее, про чувство грусти. Грусть, что не получилось сказать то, что хотелось, что не получилось сказать так, чтобы услышали. Значит, неинтересно сказал, скучно, не о том сказал.
Семизарова Е. Есть ли у вас такие произведения, которые вы не опубликуете никогда? Почему?
Е.Т. Пока таких нет. Наверное, потому, что я не стану писать о том, что не будет предназначено для чтения другими. Свои переживания необязательно выплескивать в форме литературного произведения. Может быть, это только пока. Я пишу очень медленно, много правлю и работаю с текстами. Поэтому идей копится много. Возможно, когда они иссякнут, я и захочу написать что-то исключительно для себя. Но, честно говоря, даже не могу себе представить, что бы это могло быть.
Висицкая Е. Есть рассказы, которые просто описывают определенное явление или событие, отражая все его негативные и положительные стороны. А есть рассказы, которые несут в себе большую смысловую нагрузку, призывают задуматься о важных вещах. К какой категории относите свои произведения вы?
Е.Т. По-моему, это провокационный вопрос. Хочется верить, что мои рассказы из второй категории.
Висицкая Е. В основном вы пишете о трудностях нашей бытовой жизни, о социальных и личностных проблемах. А если вас попросят написать о чем-то прекрасном, что станет центральным предметом рассказа?
Е.Т. Уже написала. Почитайте «Чудес хочется» на сайте Литература.
Даниелян Ш. Что вы считаете самым большим несчастьем?
Е.Т. Потерю близких.
Новоселова К. Не стали ли вы испытывать разочарование в людях, в жизни после тяжелой работы с трудными подростками, познакомившись на их примере с многочисленными несправедливостями, лишениями и другими испытаниями, выпадающими на долю людей?
Е.Т. Разочарование — нет. Часто появляется горечь, иногда обостряется чувство несправедливости происходящего. И чаще всего — бессилие. Но нужно понимать, что мы не боги. Вот это самое сложное: найти в себе мудрость и не пытаться изменить то, что тебе не дано изменить. Важно просто работать так, как будто это твой самый главный пациент.
Тяжелее всего переживаются такие моменты, как со Славой, когда узнаёшь спустя год, что не смог достучаться и парень убил невинного человека.
Семизарова Е. Вы работали с детьми из районов гетто, через полгода вернулись в Москву, продолжив работу в рамках программы «Духовность для детей», но уже с русскими детьми из детских домов и приютов. Ваши впечатления от работы с российскими и американскими детьми, есть ли разница?
Е.Т. Разницы в детях практически нет. Культурные отличия, школы другие, цвет кожи, язык, манеры… Но смеются они одинаково, и плачут над одним и тем же. В Америке нет такого количества брошенных детей. Их практически сразу усыновляют. Хотя некоторые дети в гетто живут в таких родных семьях, что лучше бы их оттуда изъяли. Но такое же есть и в России.
Семизарова Е. Интересуетесь ли вы судьбой трудных подростков, с которыми работали? Поддерживаете ли вы с ними связь?
Е.Т. Да, интересуемся, конечно. Их официально обзванивают наши соцработники, ведут статистику. А мы жадно ждем новостей. С единицами поддерживаем контакт напрямую. Это не очень корректно в рамках работы, но у меня есть три пациента, отлежавших целый год. Очень за них болею, сопереживаю. Им, конечно, не показываю, но они часто обращаются с вопросами, просто приходят в гости. В отделении каждый по желанию может оставить свое фото. Проходим, вспоминаем. Конкретно своих пациентов помню всех по именам, лицам, историям. Они же рассказывают о себе так много, ты становишься уже частью их жизни.
Висицкая Е. Почему вы стали работать с неблагополучными подростками? Легко ли вам это дается? Многие ли из тех, с кем вы работали, изменили свои взгляды на жизнь, открыли в себе что-то новое, проявили желание меняться?
Е.Т. С подростками — как-то жизнь сама вывела. Это не было осознанным выбором. В частной практике я работаю со взрослыми, с детьми реже, так как корень детских проблем — во взрослых, начинать надо с них. Сложный вопрос про пациентов. Хочется верить, что да, многие. С другой стороны, может быть, они просто повзрослели и мы здесь ни при чем, они просто стали мудрее. Легко ли… смотря что. Когда у самой настроение хорошее, то с юмором воспринимаешь и их гнев, и мат. А когда у самого специалиста что-то на душе не так, то и тоскливо на работе, бывает, становится.
Даниелян Ш. В той или иной мере в каждом вашем произведении показаны пороки: скажите, какие людские пороки вам сложнее всего простить?
Е.Т. Наверное, глупость. Раньше думала, что ложь… но, поработав в разных областях психологии, начала понимать, как много бывает у человека причин для лжи. Страхи, воспитание, отсутствие другого примера в семье. А глупость я имею в виду уже осознанную — как нежелание человека развиваться. Не как врожденную, конечно же.
Семизарова Е. Кого из писателей прошлого и настоящего вы считаете своим авторитетом?
Е.Т. Нет. Не знаю, как вам ответить. Само слово «авторитет»… не идет у меня к нему ничего. Мои литературные вкусы все еще в процессе формирования. Всегда притягательными были малые форматы Чехова, Бунина. В литинституте открыла с новой стороны многих авторов. Например, Кафку. Особенно его «Письмо к отцу». У меня нет узких предпочтений по авторам. Скорее, отдельные произведения. Часто небольшие рассказы. Как «Белые холмы» или «Дары волхвов». У Достоевского «Записки из мертвого дома». Список можно продолжать и продолжать. Недавно открыла у Юрия Олеши рассказ «Лиомпа» — поразительное описание того, как уходит от умирающего человека мир. Без надрыва и горечи. Просто описание. Много его читала. А вот этот рассказ нашла случайно. Несколько раз перечитала.
Семизарова Е. Думаете ли вы над созданием большего произведения? Каким вы его видите?
Е.Т. Думаю. Пока мысль об этом пугает. Я вообще не очень усидчивый человек. Править рассказы для меня титанические муки. Само слово «роман» для меня как бесконечное эхо-хо-хо. Повесть — может быть. Но пока я не вижу, о чем можно было бы написать. Ведь нужно держать внимание читателя. На форуме молодых писателей в Шанхае в декабре минувшего года моя речь была как раз о тенденции литературы к публицистичности. Читатель стал менее терпелив. Интернет, соцсети воспитывают в нем любовь к сжатым коротким сообщениям. Чтобы все по существу. Нужно писать очень хорошо, чтобы читатель захотел хотя бы открыть твое большое произведение, потратить на него свое время.
Семизарова Е. Почему вы решили начать писать, что вас на это подтолкнуло?
Е.Т. Спор. Обычный спор с другом. Он хотел поступать на ВЛК в литинститут и сказал: «Там надо прислать 50 страниц текста! Ты можешь себе представить — 50 страниц!». Я ухмыльнулась: «Да что там писать! (Это я-то, которой мама до 8-го класса писала домашние сочинения.) Я о каждом пациенте могу страниц десять накатать». Ну и так, «на слабо», и написала. А потом уж надо было до конца довести: отправить в литинститут. А там приняли. И поехало.
Чеснокова Я. В чем для себя вы видите смысл жизни?
Е.Т. Буду банальна: в самом процессе жизни. Вывела это для себя эмпирически, путем долгих хождений по граблям.
Семизарова Е. Какой совет вы можете дать нам, начинающим журналистам?
Е.Т. Читайте. Читайте как можно больше. Читайте разное, учась самостоятельно отсеивать некачественную литературу. Инвестируйте время в чтение — это отличное вложение. Оно пригодится вам вне зависимости от профессии и образа жизни. А с позиции основной моей профессии — старайтесь говорить себе правду. Может быть, только по ночам, под одеялом, чтобы никто другой не слышал. Но чтобы сами вы с собой были честны.
