«Делая человека ответственным, христианство тем самым признает свободу его. Делая же человека зависящим от каждой ошибки в устройстве общественном, учение о среде доводит человека до современной безличности, до совершенного освобождения его от всякого нравственного личного долга, от всякой самостоятельности, доводит до мерзейшего рабства, какое только можно вообразить» [1, с. 49]. Так оценивал формирование личности человека великий русский писатель Ф.М. Достоевский. Как же происходит постижение культуры и духовности собственного народа человеком? Как от детского возраста до зрелости складывается то неповторимо индивидуальное состояние, именуемое духовностью и нравственностью, одновременно основывающееся на народном опыте? С нашей точки зрения главным инструментом является родной язык. Тот уровень языковой культуры, который присутствует в семье, способствует либо препятствует развитию ребенка.
О роли русского языка в формировании в человеке нравственного облика и духовности писали критики, литераторы, философы, педагоги еще в XIX веке. Великий русский педагог К.Д. Ушинский категорически требовал не обучать ребенка иностранным языкам раньше, чем «будет заметно, что родной язык пустил глубокие корни в духовную природу дитяти» [7, т. 2, с. 537]. Причина такого подхода в убежденности, что в языке заключена вся история и весь опыт предшествующих 89 поколений. Наши предки именно в родное слово вкладывали «плоды исторических событий, верования, воззрения, следы прожитого горя и прожитой радости, словом, весь след своей духовной жизни…» [7, т. 2, с. 558]. А.С. Хомяков убедительно свидетельствовал, что «строй ума у ребенка, которого первые слова были бог, тятя, мама, будет не таков, как у ребенка, которого первые слова были деньги, наряд или выгода» [9, с. 347].
Трудно не согласиться с К.Д. Ушинским, заметившим: «Лет двадцать проживет немец в России и не может приобресть даже тех познаний в языке, которые имеет трехлетнее дитя» [7, с. 563]. Именно через язык закладывается особое внутреннее состояние (зачастую скрытое, дремлющее до поры на уровне подсознания), которое проявляется в кризисные моменты человеческой жизни и именуется генетической памятью.
Я сам испытал такие прозрения на себе. Воспитывался я в советское время в атеистическом окружении. Научно-популярные издания, классные часы, на которых показывали химические реакции смешения двух прозрачных жидкостей, становившихся молочно-белого цвета (так якобы в церкви обманывают прихожан чудом превращения воды в молоко), передачи телевидения и радио сформировали во мне твердое убеждение в отсутствии Бога. Но какая же сила, как не православная духовность, воспринятая интуитивно, через родной язык, заставила меня перекреститься впервые в жизни в Киево-Печерской лавре у нетленных мощей святых Антония и Феодосия Печерских? До сих пор не знаю, правильно ли крестился! За два года до этого, гуляя по Ростову Великому, увидел нетуристические достопримечательности: храм, превращенный в склад, внутрь которого въезжали грузовики; колокольню, переведенную в общежитие, с развешенным внутри на веревках бельем; часовню (на ней красовались таблички «Памятник архитектуры XII века, охраняется государством» и «Архив Ростовской области»), внутри которой посередине неописуемой красоты и свежести фрески была пробита дверь, замазанная по периметру алебастром. Отчего же так долго болела душа у меня, даже некрещеного тогда 14-летнего восьмиклассника, после возвращения из путешествия по Золотому кольцу России?
Кстати, историк и литературовед В.В. Кожинов еще в 60-е годы ХХ века в, казалось бы, сухой по содержанию книге по теории литературы высказал мысли о постижении духовности народа через язык. Размышляя о приобщении к поэзии, о понимании глубинного содержания, скрытого в ней, В.В. Кожинов рассказал, что дети удивительно точно и тоньше, чем взрослые, чувствуют поэтическое слово, «восхищаясь ритмическим рисунком и эмоциональной напряженностью стиховых интонаций» [6, с. 11]. Чтобы разбудить в себе такое чувство, нужно «вернуться к духовному состоянию малыша, самозабвенно твердящего «Дядю Степу» [6, с. 13]. Таким образом, естественность, природная простота есть объективная основа формирования, сохранения и существования духовности.
Именно Московская Русь (от себя замечу: православная Московская Русь) накопила в сердце русского человека такую драгоценность, как чувство Родины. Наша задача сегодня возродить и сохранить это чувство для следующих поколений на основе православного взгляда на национальную культуру, педагогику, историю и литературу.
Безусловно, сегодня другое время, иные условия жизни, чем в XIX столетии. Эти условия запускают иные механизмы приобщения к вере и духовности народа. Раньше, как справедливо замечает В.В. Кожинов, «ребенок с самых ранних лет вместе с родителями входил в храм и веру, религию воспринимал как нечто непреложное, не подлежащее обсуждению» [5, с. 5]. Но и сегодня для осмысленно национального воспитания, в том числе и через художественное слово, есть как минимум два пути: религиозного образования и постепенного приобщения (уже взрослого человека) к духовности, культуре, обычаям своего народа. А оно возможно через осмысленное постижение языка и через одновременное общение с богословами.
Даже отдельные исторические, геополитические моменты закреплены в языке. Например, история России самым тесным образом связана с историей Сербии. И связь эта неразрывно закреплена на метафорическом уровне языка. «Сербы к этому очень серьезно относятся и постоянно напоминают об этом. „Раша“ — русские, „рашка“ (старое название южной части Сербии) — сербы» [8, с. 7]. «Косов» по-сербски означает кулик. Сегодняшняя потеря Косова поля для сербов равноценна потере русскими своей святыни — Куликова поля. Примеры таких совпадений можно продолжать.
В русском языке есть важное слово — подвиг. Под подвигом мы понимаем героический, самоотверженный поступок, совершаемый ради других. Но поступок — явление единичное. Оно совершается порою под сиюминутным порывом. Останови время, сохранив человеку возможность думать, анализировать, чувствовать, и через пару минут вновь запусти: каждый ли сделает второй шаг к подвигу, в опасность и неизвестность? В древнерусском языке слово подвиг было однокоренным со словами движение, подвижник. То есть подвигом считалось неукоснительное постоянное служение единожды взятым на себя обязательствам и принципам. ПОСТОЯННОЕ, без права на отступление, на ошибку, без права на слабость! НА ВСЮ ЖИЗНЬ! Разница принципиальная. Сродни любви. Состоянию, в котором человек распрямляется, вырастает, но и одновременно оказывается в обязанности всегда, ежесекундно быть достойным избранного идеала. Идеала воплощенной в конкретном человеке любовной привязанности…
В языке закреплены и особенности национального характера. Размышляя о геополитических аспектах формирования национального характера, замечательный русский философ Иван Ильин писал, что широта и безудержность русского характера, проявляющиеся хоть в безграничной радости, хоть в горе, сложились на бескрайних просторах России. Для души русского мужика единицей видения была бесконечно далекая точка на горизонте, где небо сходится с землей. А горизонтом видения — небесный свод. Не потому ли, выезжая за город, видя бескрайнее, бездонное небо, ощущаешь необыкновенное воодушевление, тягу к заботе и любви ко всем, кто тебя окружает! Стремление выразить это необыкновенное воодушевление в словесной форме.
Неудивительно, что в теории и практике и общественной, и педагогической мысли особое место отводится родному языку. «Маменька не знает, каким ядом она отравляет свое детище еще с двухлетнего возраста, приглашая к нему бонну», — писал Ф.М. Достоевский, размышляя о роли семьи в приобщении к русскому языку [1, с. 228].
На глубину и силу духовного воздействия родного языка указывал К.Д. Ушинский: «Являясь… полнейшей и вернейшей летописью всей духовной многовековой жизни народа, язык в то же время является величайшим народным наставником» [7, с. 573]. Проблема сохранения родного языка остается актуальной и сегодня. Атаки на него в виде «реформы» языка, засорения иноязычными словами-паразитами лишь усиливаются год от года. Свидетельство тому — многочисленные новообразования, узаконивание которых есть одна из целей грядущей реформы. Жонглируя фразами о необходимости достижения консенсуса после дефолта, ставшего причиной секвестра, легко скрыть истинные основы происходящего, традиционно обозначаемые в русском языке как подлость, предательство, глупость, невежество, лицемерие, христопродавство. Нынешние руководители разных рангов никак не могут вступать в должность, «ибо необходимо» пройти «обязательную» процедуру инаугурации.
Между тем русская православная церковь рассматривает атаку на язык в качестве геноцида народа, сопоставимого с наиболее тяжкими человеческими грехами: «Небывалое растление детей и молодежи в России — это сегодня второе самое эффективное средство геноцида в нашей стране. А первое — это уничтожение родного языка и подмена его чужим, чтоб от народа и духу не осталось» [2, с. 16]. Это не образное, эмоциональное выражение. Известен факт исследований психолингвистов, проводившийся в 70-е годы XX века в одном из советологических центров США. Работы велись с эмигрантами из СССР, в основном русскими. Исследовались психологические и психические реакции людей на слова «мать», «Родина», «родной дом», «семья» и т.п. Далее опытным путем моделировались выражения, в совокупности с которыми вышеназванные слова теряли свою теплоту и притягательность. Нетрудно восстановить эти фразы по подшивкам газет, журналов, статьям представителей левого крыла общественной мысли конца 80-х и 90-х годов прошлого века.
Именно поэтому простые и понятные формулы, данные Ф.М. Достоевским, А.С. Хомяковым и К.Д. Ушинским, должны стать лозунгом сегодняшнего дня: «Язык — народ, в нашем языке эти слова синонимы, и какая в этом богатая и глубокая мысль!» [1, с. 286]. «Вымер язык в устах народа — вымер и народ» [1, с. 559].
Только опора на историю и культуру России, глубокое постижение родного языка, подкрепленное знакомством с работами представителей русской общественной, литературной, педагогической мысли, может в полной мере достичь целей и задач воспитания гражданина, патриота, формирования нравственности подрастающего поколения.
Закономерным развитием тезиса об особой роли родного языка в формировании духовного мира подростков стали размышления Достоевского о непереводимости и непередаваемости на другие языки подлинно народных писателей, таких как А.С. Пушкин, Н.В. Гоголь.
Развивая мысль, рискнем предположить, что причина не только в замкнуто-своеобразном выражении европейского духа, но и в той коренной черте национальных европейских литератур (и шире — европейского искусства), на которую обращал внимание В.В. Кожинов. «В западной литературе перед нами предстает индивид и нация, а в русской личность и народ» [4, с. 204]. Таким образом, именно народное отношение ко всему окружающему, осознание личностью себя самой частью народа оказывается утраченным либо непонятым при чтении в переводе. Тем более сомнительной представляется аргументация многих исследователей левого толка, ставящих в заслугу поэтам, например А. Вознесенскому, большие тиражи зарубежных изданий, то, «что он, как дома, во многих странах» [3, с. 15], то есть космополитично-интернационален, лишен народного лица.
Среди размышлений о русской литературе и русских писателях в «Дневнике писателя» Ф.М. Достоевского содержится глубокое по мысли замечание о главной черте народной души, не понимаемой и не принимаемой Западом: «Народ наш считал и считает за самую высшую нравственную красоту души человеческой… тихое, кроткое, спокойное (неколебимое) смиреннолюбие — если можно так выразиться: что-то младенчески чистое и ангельское живет в представлении народном о том, что народ считает своим нравственным идеалом» [1, с. 127].
Те тяжелые условия, в которых существует современная Россия, требуют внимательного отношения к духовному наследию народа. Бережного его сохранения и знакомства с русским искусством, историей и литературой, языком. Изучение истории и культуры родного народа, его литературного наследия занимает особое место в процессе воспитания гражданина, патриота. Дело это требует сил, смирения и терпения.
«Среди тридцати тысяч пословиц Даля из всех качеств на первом месте ставится спасение, а на втором — терпение. Часто они соединяются: за терпение Бог дает спасение», — писал И.Р. Шафаревич [10, с. 123]. Таким образом, спасти Родину, а значит и свои семьи, мы сможем, лишь смиренно терпя груз лишений и страданий, неизбежный в условиях выхода страны из нравственного, экономического и политического кризиса. Особое терпение и такт требуются в общении с детьми в семье. Порою правильно подобранное слово, имеющее большое количество синонимов, способно затронуть в растущей душе такие струны, которые дадут отдачу, пускай не сиюминутно, но в будущем.
Важно беречь и постоянно постигать родной язык, родную народную речь, в лучших своих образцах обладающую такой эмоциональной и образно-метафорической силой, что не уступит литературным поэтическим аналогам. И ради этого стоит ждать и жить. Стоит обстоятельно и откровенно говорить с ребенком. Ради будущего…
Библиографический список:
1. Достоевский Ф.М. Дневник писателя: Избранные страницы. — М.: Современник, 1989.
2. Емельяненко Г. О Деве, Девстве и целомудрии. — СПб.: Собеседник православных христиан, 2011.
3. Кедров К. Поэтарх Вознесенского / А. Вознесенский. Стихотворения. Вступит. статья. — М.: Молодая гвардия. 1991.
4. Кожинов В.В. Судьба России: вчера, сегодня, завтра. — М. : Молодая гвардия, 1990.
5. Кожинов В.В. Духовность — понятие широкое// Кожинов В. Грех и святость русской истории. — М.: Яуза, Эксмо, 2006.
6. Кожинов В.В. Как пишутся стихи. О законах поэтического творчества. — М.: Просвещение, 1970.
7. Ушинский К.Д. Родное слово // Ушинский К.Д. Собр. соч. — М., 1948, Т. 2.
8. Харламов С. Мы вместе на кресте. // Слово. — 1995. — № 7–8.
9. Хомяков А.С. Об общественном воспитании в России // Хомяков А.С. ПСС. — М., 1911.
10. Шафаревич И.Р. Мы все оказались на пепелище. / В кн.: Шафаревич И. Есть ли у России будущее. — М.: Советский писатель. 1991.
