***
Как хитро сплетена словесная канва,
Ячейки так малы – так велики уловы,
Я высказала все, но замолчу ль едва,
Коль тычутся в ладонь мне слов болиголовы.
Круглись, но не боли, словесный рой,
Всё заполняй, теснись
Здесь под небесным кровом,
На травах настою и укреплю настой,
Размашисто над ним пройдясь молитвословом.
***
Плюс сорок. Я скитаюсь, огнеликий.
Как будто мне привил садовник дикий
Тяжелую цветочную проказу,
Я всеми красками болею сразу –
Багровой, желтой, черной, золотой,
Меня пустить боятся на постой.
Я с берега пустынного, я брежу,
Я сам себя сейчас под корень срежу,
В кувшин поставлю, влагой напою…
Блаженных двадцать пять теперь в раю.
***
На внутреннем огне вскипают слезы,
Текут по пальцам, сомкнутым у век,
И пальцы намокают будто лозы,
И им уже не высохнуть вовек.
Текут по шее на пол, на кровать,
И я бессильна их поток прервать.
И слезная река меня качает,
Да так, как будто успокоить чает,
И так слеза в слезе отражена,
Что вся река освещена до дна…
Но как ни глубока, как ни хрустальна,
А тайна слез моих все та же тайна.
***
Остаться точкой в мареве лучей
И отблеском на горлышке ручья,
И шепотом в плетении речей
Для всех и для себя самой ничья.
Я – только зренье, зрение и нюх,
И вряд ли пожелаю быть иной.
Впитала леса многослойный дух –
Лист преющий и аромат грибной,
И банный чад откуда ни возьмись,
И тишина… Такая тишина…
Откинься – и готическая высь.
Ты от себя самой отрешена.
***
Ван Гог волнистый – линии, мазки,
Живу в кругу его тоски и света,
Воронки звезд – так дивно небо спето,
Кувшинок звезды – линия реки,
Подсолнухи – подсолнечности мета,
И сам он – перевязанное ухо,
Натянутая кожа, желто глухо
Светящаяся… С трубкою в руке…
Я с ним уже почти накоротке,
Я в спальню вхожа. На кровати кто-то…
Десятки мельниц. Вспомним Дон Кихота.
Он сам в своем сраженьи Дон Кихот
С палитрою как со щитом идет.
И дерево цветущее – миндаль –
Надежды вспышка, будущего даль…
***
У озерной плоскости… Откуда
Вдруг высоты Дудергоф вознес?
На машине огибаем чудо –
Древняя земля из-под колес.
И высоты замкнутой подковой
Заслоняют небо, гасят свет.
Говорят, период ледниковый,
Проходя, оставил этот след.
Я расправлю крылья за плечами
И вгляжусь в былое тяжело,
Озеро придонными ключами
Как подводным лесом проросло,
Валуны здесь воздвигали стену,
Ельник по откосу в гору лез,
Гладь воды едва крылом задену
И случайно раскачаю лес.
***
Слово к слову, вечны как в Завете –
Треугольник из военной тьмы,
Я одна, и только я в ответе,
Что тебе так редко пишем мы.
Сердце встрепенулось – перекличка,
Сжались до нуля десятки лет.
Развернула – ветхая страничка
Чуть жива на сгибах, на просвет.
Слышите от годовалой дочки,
Что едва подсвечивает тьму:
«Скоро ночь, а вы еще ни строчки,
Ни привета папе моему».
Безнадежно канувшие сроки –
Не под силу долу гнущий рок.
Вы тогда не знали – ваши строки
Лечь могли бы смерти поперек.
***
Все наискось, все на беду.
Петляю, как опытный лис.
Я чистое слово найду,
Такое как белый нарцисс.
Оно повлечет за собой,
Проляжет как мартовский путь,
Путь белый, почти голубой,
Текуче подвижный как ртуть.
И бег мой отчаянно рьян,
Хотя и на выдохе лет.
Срываю я желтый тюльпан –
И вот мой весенний букет.
***
Всю ночь мне снились деньги:
Луидоры, червонцы, и дукаты, и гинеи,
Я рыцарем скупым при них была.
В них руки запустив, я их ласкала
И в отсвете металла молодела,
Как зеркало подсказывало мне.
Потом война мне снилась: гром орудий,
Ряды солдат из глубины веков,
Доспехов блеск, энергия движенья
И топот приближающейся смерти,
Страх, от меня стоящий в стороне…
***
Ангел крыльями по щеке –
Так быстры, что не ловит глаз.
И не видно, что вдалеке.
Важно только что здесь, сейчас.
Среди снежно-привычной тьмы,
Как нетронутого листа,
Счастье ангельской кутерьмы
Нам даровано неспроста.
Свечи теплятся без огня,
И еловый суров настил,
Ангел мой, ты бы взял меня
И мне место определил.
***
Тамаре Петкевич
Какие знаки, прочерки, края,
И воздух для дыхания пригоден,
Не верится самой, что это я,
Все та же я, и взмах крыла свободен.
Свободен взмах и угол все острей,
И на крыло встаю покуда в силе,
И выстрелы захлопнутых дверей
Изранили меня, но не убили.
Лавина голосов, лавина лиц,
Разбег до взлета – долгая надсада
И энностью исписанных страниц
Отмечен путь, что вел кругами ада.
29.03.2015 г.
***
Март у зимы ворует вьюгу,
Она цветет во всей красе.
По отношению друг к другу
Мы инопланетяне все.
Истерлось слово «дорогие»
Вдали, вблизи, и под, и над.
Ад – это все вокруг другие,
Другие все, и это ад.
В глухих скафандрах вместо платья
Мы все подобия нулей,
И расстоянья до объятья
Преодолеть все тяжелей.
Преодолеем для порядка,
Хоть строит козни сатана,
Жизнь – бесконечность, только кратко
Для нас изложена она.
***
На цыпочках готовая к прыжку –
Единственному на твоем веку,
За ветви краем глаза зацепись,
Они-то знают, что такое высь:
Ни цветика, ни бабочки, лишь синь,
Ты приглядись, одумайся, остынь…
Они-то знают мудростью корней,
И ты остановись, зазеленей
И руки вскинув, будь и здесь и там,
Свои ладони подставляй ветрам,
Под их напором стой и гнись сама,
Не мудрствуя и не сходя с ума.
***
Расходился полем грач,
Клюв стреляет метко.
Все кидают в небо мяч,
Только ловят редко.
Бросил в небо – и забыл,
Всё дела земные,
Только дни идут враспыл,
Как холсты льняные.
Слово к слову – туча слов –
Жалящи и пылки.
Мяч – ребяческий улов,
Дедушкин – бутылки.
Если много наберет –
Хватит на пол-литра.
А весна идет вперед –
Горяча палитра.
Что ни листик – всякий зряч,
Зря не прекословит.
Все бросают в небо мяч,
Но не каждый ловит.
***
Весенний ветер – он все злей и пуще,
Я зиму пролежала, как в гробу.
По облакам, не по кофейной гуще,
Учусь теперь угадывать судьбу.
Выходит скособоченной, небрежной,
Какая есть – я примиряюсь с ней.
Из пустоты безлиственной, бесснежной
Все видится и дальше, и ясней.
Гляжу насквозь, прищуривая веки,
Не принимая в счет людской поток.
Ни холмика, лишь острова и реки,
И все, как в невозможное, рывок.
***
Пролетел Господь над нею
Да прошлась по ней коса,
Глуби – черного чернея
Да седьмые небеса.
На авось сколочен дольник –
Ладной песни не проси.
Что Бермудский треугольник
Для отчаянной Руси?
Мураши бегут по коже
Холодею, но горю.
В пропасть кубарем, но все же
Притворяюсь, что парю.
***
Вот дерево мое черно как инок,
Гляжу и говорю себе: уймись.
Опять весь город сложен из снежинок,
Что тонкой нитью ускользают ввысь.
Под фонарями празднично и ладно,
Да только мало фонарей на Русь.
А фоном – ночь и степь, и непроглядно
Я Аввакума матушкой плетусь.
Согбенна от усталости и боли,
Платок от снега не прикрыл лица.
«Доколе, – я шепчу ему, – доколе?»
«А до конца, родная, до конца».
***
Крылами обвивал с небес слетая,
Недолгая была, но золотая
Та полоса, тот солнечный отвес.
Тот леший нас заманивавший в лес,
В пучок собрав веселые морщины,
Отплясывал на дне сухой лощины…
Теперь вокруг все сумрачно, елово,
Я белое перо как знак былого
Поймаю вдруг и приложу к щеке,
На миг, но с прошлым я накоротке.
Та жизнь моя была подобно свитку,
Теперь все хлипко, на живую нитку.
Пустынно так, непрочно все окрест,
Что даже память – слишком резкий жест.
***
Хорошо, что не знала заранее,
Не накаркало мне воронье.
Это мертвая зыбь – умирание –
Ничего нет страшнее ее.
Прахом все – и надежды, и чаянья,
И стихов приближавшихся гул.
Как ни странно, в минуту отчаянья
В паруса мои ветер подул.
Море хмуро, погода толковая
И камней оголившихся сыпь…
Я, к девятому валу готовая –
Лишь бы только не мертвая зыбь.
***
Я как глину разминаю каждый стих,
И толчками кровь по венам – чистый хмель.
Ноги вынесут, хоть мысленно от них
Нахожусь я аж за тридевять земель.
Все тесней сжимает времени кольцо –
Год за годом наступают будто рать.
Не в лицо мое глядите, не в лицо,
А на версты, что успела отмахать.
Напечатано: в журнале "Семь искусств" № 2(71) февраль 2016
Адрес оригинальной публикации: http://7iskusstv.com/2016/Nomer2/Gamper1.php
