Уже совсем стемнело, когда фигура в сером балахоне, с надвинутым на лицо капюшоном, приблизилась к приземистому зданию городской тюрьмы. В небольшой прихожей было душно, освежающий ночной воздух еще не пробрался под ее каменные своды. В светильнике – плошке, низко свисающей с потолка, – чуть подрагивало неяркое пламя. Оно, словно нехотя, нарисовало на стене мрачную тень позднего гостя. С дубовой скамьи поднялся стражник:
- Меня предупредили о твоем приходе.
Пока он возился с подвешенной к поясу связкой ключей, пытаясь найти нужный, вошедший достал принесенный с собой крошечный огарок свечи и зажег его от светильника. Стражник отомкнул, наконец, дверь, пропустил вперед посетителя и, похлопав его по спине, участливо спросил:
- Тяжелая работа, не так ли, приятель? – после чего разразился громким смехом.
- Напрасно скалишь зубы, - огрызнулся мужчина, - тебе бы иметь дело с бесчувственным бревном, я бы посмотрел на тебя.
- Неужели? Тогда давай поменяемся! Ты тут постой пока вместо меня, а я зайду выполнить твою обязанность.
- Ладно, но в таком случае тебе придется заменить меня и завтра – подняться на эшафот, взять в руки топор и ...
- Ну что ты, я пошутил, - вмиг осипшим голосом откликнулся стражник. – Проходи.
Он отпер угловую дверь в конце узкого коридора. Гость взялся за ручку и, обернувшись, досадливо произнес:
- Зачем ко мне вязаться? Не я придумал этот обряд. Но с другой стороны, против такого закона и возразить нечего – действительно, убивать девственниц – не богоугодное дело. А кому же лишать их невинности перед казнью, если не палачу? Нам ведь и пытки доверяют, то есть самую ответственную работу.
Облегчив душу этим наставительным монологом, он вошел внутрь и закрыл за собою дверь. На стене еле заметно блеснуло распятие, под ним оказалась полочка, на которую он поставил свою свечку. Придвинул к себе поближе табуретку, очевидно, предназначенную для священника, сбросил на нее балахон и не спеша, стал раздеваться.
Ему было под сорок. Ростом немного ниже среднего, он выглядел подтянутым и чуть ли не стройным. Широкие плечи, крепкие руки, приличные бицепсы. Коротко остриженные волосы без признаков седины. Лицо почти квадратное. Освободившись частично от одежды, он впервые окинул взглядом камеру.
На деревянном, грубо сколоченном настиле – подобии кровати – лежала девушка. Длинная, до пят, холщовая рубаха скрывала ее формы. Серая стена сливалась в полумраке с цветом рубахи, и приподнятая голова как будто существовала отдельно: волосы разметались, на белом овале лица глаза светились дерзко и вызывающе. Она была красива. Она знала, кто этот человек и зачем он пришел. Неожиданно для себя палач залюбовался ею. Он сделал шаг к настилу и доброжелательно предложил:
- Ложись на спину.
Реакции не последовало.
- Не бойся, теперь тебе бояться нечего.
Она не пошевелилась.
- Я сказал: ляг на спину. И побыстрее – уже раздраженным голосом приказал палач.
Он протянул руку к ее плечу, она уклонилась и отскочила, сжавшись в комок в конце настила.
- Хватит играть в кошки-мышки, - жестко отрубил он и повернулся, чтобы схватить ее в охапку и приступить к делу.
И тут произошло невероятное: словно сжатая пружина, она распрямилась и ловким ударом обеих ног в грудь отбросила его на тот самый шаг, с которого он начал движение к цели.
Палач взревел и накинулся на нее как ураган на утлое суденышко. Она еще пыталась сопротивляться, но устоять перед стихией было невозможно. Завершив обряд, он растянулся на настиле, не обращая больше внимания на свою жертву. Возможно, стражник и прав, подумал он. Хотя опыт подсказывал ему прямо противоположное.
За 11 лет службы в городском управлении ему довелось выполнять эту процедуру дважды. Последняя клиентка лежала без движения, вперив взгляд в потолок, и ни на что не реагировала. Похоже, мыслями она уже была на том свете. Что касается предыдущей, то с ней дело обстояло еще хуже. Почти старуха – сорок два года – и девственница. Она беспрерывно плакала, прямо ревмя ревела, и повторяла одно и то же: «Может, меня помилуют? Может, меня помилуют?» С этими словами и потоком слез она схватила его за руку, когда он задрал ей рубаху, и с этими же словами схватила за ногу, когда он собрался уходить. Зато третья, сегодняшняя, оказалась птичкой другого полета.
Полежав совсем немного, палач глубоко вздохнул, намереваясь завершить свой краткосрочный визит. В то же мгновение лицо приговоренной внезапно преобразилось, она приподнялась и голос ее зазвучал благоговейно и восторженно одновременно:
- Я всю жизнь мечтала о тебе! И верила в нашу встречу! Я увидела тебя еще совсем девчонкой. Сколько лет прошло с тех пор? Восемь? Семь? Ты стоял возле плахи. Точнее, вас было двое. Один – связанный; говорили, что он грабитель и убил человека. Крепкий мужчина с бородой. Но куда ему было до тебя! Ты возвышался над площадью, над тысячами собравшихся горожан. Топор в твоих руках блестел на солнце, и все понимали, что ты служишь добру и справедливости. Потом того, второго, положили так, что его голова оказалась на плахе, ты взмахнул топором и ... Я влюбилась в тебя сразу и навсегда!
Всё это прозвучало настолько неожиданно и странно для палача, что он поддался магии ее глубокого голоса, тем более, что говорила она приятные вещи.
- Да, меня ценят. Есть у меня и представительность, и сноровка, ты верно заметила. Я учился. Долго учился. Кому-то может показаться, что это простое ремесло. Нет! Два года тренировки – упорной, изо дня в день.
Ему давно хотелось поделиться с кем-нибудь, и вот сейчас объявился благодарный слушатель – настоящий подарок судьбы.
- Потом я сначала служил помощником, пока не исполнил свой шедевр – на площади в Генуе. Это была отличная работа!
Вдруг какая-то мысль пронзила его, он слегка отодвинулся и подозрительно уставился на девушку:
- Но если ты так хотела меня, почему же ты только что сопротивлялась как дикая тварь?
Она засмеялась:
- Разве ты не знаешь женщин? Это же игра – чтобы сильнее завлечь мужчину, раскалить его, зажечь в нём огонь страсти! Разве не так произошло у нас с тобой?
- Что верно, то верно, - вынужден был признать он. И опять что-то всколыхнуло его: - Но откуда тебе известны подобные приемы? Ты ведь девственница!
- Я наблюдательная, а в жизни чего только не увидишь.
- Ты совсем не похожа на ведьму, хотя и красивая.
- Иногда я сама об этом жалею. Хотя уверена – мое имя, Лючия, не подходит для такой роли.
- Но ведь в мои руки тебя передали именно как ведьму!
- Разве ты не знаешь, почему?
- Откуда? Меня пригласили выполнить мою работу. Я никогда прежде не выступал в вашем городе. На тебя донесли?
- Как обычно.
- И всё-таки...
- Ладно. Раз тебя так волнует, за что я сюда попала, я расскажу. Всё – как было на самом деле. А не – как записано у судей в протоколе. Это началось полгода назад. Один очень приличный горожанин стал встречаться с моей сестрой. Тайно.
- У него была жена?
- И дети. Но это его не останавливало.
- Любовь?
- Думаю, да. Во всяком случае, со стороны моей сестры – точно.
- Она красивая?
- Как я.
- Тогда его можно понять. И что же было дальше?
- Кто-то догадался. Или подглядел. И поспешил донести законной супруге. В мире всегда есть добрые люди, которые спят и видят, как бы раскопать всю правду и вытащить ее наружу.
- Да, - важно подтвердил палач, - это замечательно, что есть добрые люди. Они настоящая опора общества, ревнители нравственности и порядка.
- Вот я и говорю – кто-то из ревнителей нравственности и порядка доложил супруге. Она устроила слежку и застукала своего мужа в самый откровенный момент.
- Он покаялся перед ней?
- Ты потрясающе догадлив. Наверно, мужчинам сразу приходит в голову именно такая мысль. Я бы никогда не сообразила, что так можно... – она замолчала на несколько секунд и добавила: - Если бы любила...
- А что было потом?
- То и было. Застигнутый врасплох муж быстренько вскочил на ноги, обвел безумным взглядом комнату, как будто видел ее в первый раз, и вдруг закричал: «Это она! Ведьма!» Его жена тут же бросилась к сопернице, но муж перекрыл ей дорогу, тыча протянутой рукой куда-то в пространство: «Это она! Она меня приворожила!»
- Ты была при этом?
- Нет, конечно. Я узнала бо всём позже. Оказывается, он кричал, что это я его приворожила. И он, не понимая, что делает, направился к нашему дому, вошел в первую попавшуюся комнату и лег в кровать к находившейся там женщине, считая, что это я.
- Завлечь мужчину – самое нормальное для ведьмы занятие. Ты действительно это сделала?
Она посмотрела на него с некоторым удивлением:
- Ты, наверное, забыл, они с моей сестрой уже давно были любовниками.
- Одно другому не мешает. Значит, ты раскрыла всем глаза на правду.
- Как я могла?! Для меня нет никого дороже сестры. В тот же день обманутая жена отправилась в мэрию, заявила, что я – ведьма, и меня надо срочно казнить.
- Муж тоже ходил с ней в мэрию?
- Да.
- Я так и думал.
- А потом меня вызвали на допрос – нет, точнее сказать, - на дознание.
- Подожди, подожди, - спохватился палач, - но ведь там была твоя сестра.
- Да, там была моя сестра, - эхом отозвалась Лючия.
- И она могла всё объяснить!
- И она могла объяснить, - эхом повторила Лючия.
- Ну так что?
- Она объяснила.
- Как же повернулось дело, когда она призналась?
- Она сказала, что находилась в комнате одна, когда вдруг ворвался незнакомый мужчина, напал на нее и начал насиловать.
- Это усложняет ситуацию. Тебя пытали?
- Долго и очень мучительно.
- Чем закончилось?
- Я созналась, что действительно приворожила его, а потом напустила на сестру.
- Теперь всё понятно. То, в чём человек сознался под пыткой, - истинная правда, тут уже возразить нечего. Значит, так оно и было. Хотя как-то странно: охмурила для себя, а направила к сестре.
- Ну как я могла сказать, что ложилась с ним в постель? Ты же знаешь – я девственница. Была, во всяком случае, еще час назад. Ты же ради этого сюда и пришел.
Она замолчала. Он лежал, что-то обдумывая, потом повернулся к ней:
- Тебе повезло, ты попала в хорошие руки. Сама увидишь завтра. Мне говорили, что на площадь явится весь город. Интересные представления у вас не часто бывают.
- Я рада, что поделилась с тобой. Теперь мне завтра будет куда легче. Тем более, что в мой последний час ты будешь рядом. Ты – такой сильный, мужественный. Все будут с восторгом смотреть на тебя! И я тоже...
- Судьи сделали правильный выбор: плаха – это то, что нужно. Костер – там, конечно, тоже есть место для творчества, но показать мастерство невозможно. Ты не расстраивайся! Всё пройдет лучшим образом. Вот увидишь!
Он приподнялся на локте, притянул к себе ее голову, пригнул ее. Внимательно всмотрелся в шею. Удовлетворенно кивнул и отпустил:
- Хорошо пойдет. Шея длинная, тонкая. Это будет отличный удар. Тут многое зависит от плахи. Я усовершенствовал свою и всюду вожу ее с собой. Ну и от топора, разумеется. Может быть тесак. А может – колун. Или – ятаган. У каждого свои преимущества, свой рисунок, своя траектория разгона.
Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, и в мерцающем свете свечи непонятно было, чего в них больше – ужаса или восхищения.
- Когда ты поднимаешь топор – это... ну как тебе сказать... тебя наполняет такой же экстаз, как с женщиной?
- Нашла, с чем сравнивать, - пренебрежительно бросил он. – Нет! Нет! Несравненно сильнее!
Он почувствовал на себе ее руку. Она мягко касалась его тела, поглаживала кожу. Как когда-то в детстве руки матери. Он давно не испытывал такого ощущения. Когда мать умерла, ему еще не было четырех. Волна благодарности к Лючии охватила его, и он поделился самым сокровенным.
- Я долго думал, как усилить впечатление от своей работы, чтобы добиться полного восхищения публики – как это получается у актеров комедии дель арте. Но у них главное – слово, а у меня – действие. И я придумал! Желоб! Я сколотил его из нескольких частей, они соединяются друг с другом, и таким образом его легко протянуть от эшафота в направлении зрителей. Представляешь – я делаю красивый удар, голова точно попадает в приемную чашу желоба и, наращивая скорость, скатывается к первым рядам торжествующей публики! Я уверен – зрелище предстоит незабываемое. Завтра я впервые испробую свое изобретение. Это будет мой подарок тебе.
Ее рука непроизвольно дернулась – но лишь на мгновение – и тут же восстановила прежнюю вкрадчивость.
- Ты такой умный! И красивый... Как наш господин, герцог.
- Кто такой герцог? Всего лишь человек, - отверг он явную похвалу. – Я бы тоже сумел есть на фарфоре и танцевать на балах. А он смог бы точно рассчитать, на каком расстоянии от плахи стать и под каким углом положить голову своей дамы на чурбак?
- Конечно, ты прав. И поэтому я хочу сына не от герцога, а от тебя. Чтобы он вырос таким же сильным и мужественным. Чтобы умел защищать. И мстить.
Он усмехнулся:
- Хорошее желание. На его выполнение, на всё, что ты сейчас сказала – зачать, родить, вырастить, защищать – на всё это у тебя есть одна ночь. И утро. Завтра в полдень мы встретимся у эшафота.
Лючия подвинулась, устроилась поудобнее. Свеча, потрескивая, заморгала – раз, другой, третий, пламя ее истончилось до крохотного пятнышка – и растаяло. Комната погрузилась в кромешную тьму. По телу палача пробежала дрожь – он снова ощутил почти невесомое прикосновение скользящих пальцев – на плечах, на груди, на бедре. Но теперь это были руки не матери – любовницы. Они то касались его, то куда-то отстранялись, и он с неведомым ранее напряжением ждал, когда они вернутся и каков будет их дальнейший путь.
С другими женщинами картина была совершенно иная. Он регулярно, два раза в неделю, ходил к Марии из таверны старого Джузеппе. Она брала установленную таксу, отрабатывала свои деньги честно, и Палач получал требуемую дозу удовлетворения. Всё происходило пристойно, по раз и навсегда отработанной программе, и он четко знал все этапы – с чего начнется, чем закончится и что будет в промежутке между началом и концом. Здесь же, сейчас, действие развертывалось куда интереснее. С каждой минутой возбуждение нарастало, пока, наконец, вспыхнувшее желание не побудило его накинуться в экстазе на свою подопечную, которая на сей раз не сопротивлялась.
Потом он лежал, откинувшись на спину, обмякший, расслабленный, и Лючия гладила его по короткой шевелюре и убаюкивающим тоном повторяла:
- Закрой глаза, засни... Ты устал, тебе надо отдохнуть. Завтра тебе предстоит тяжелый день... Спи, спи, спи...
Вскоре в темноте раздалось легкое похрапывание – иногда более громкое, иногда приглушенное – нормальный сон здорового мужчины. Женщина бесшумно лежала рядом...
Задолго до рассвета из угловой комнаты вышла фигура в длинном балахоне и капюшоне, надвинутом на лицо. Из-за приоткрытой в коридорчик двери просачивался тусклый свет. За ней, сидя на лавке, боролся со сном стражник. Он махнул уходившему рукой, нехотя поднялся, прошел к угловой камере, запер ее и, вернувшись, задвинул тяжелый засов на металлической двери, ведущей наружу. После чего прилег на лавке и снова задремал.
Утром, как и положено, свежий часовой сменил своего товарища. А через некоторое время пришли за осужденной. Открыли ее последнее пристанище, впустили туда священника. Но он почти тотчас же вышел, почему-то на цыпочках, и прошептал:
- Ее там нет.
На настиле, рядом с холщовой рубахой, лежал полураздетый мужчина. Сначала решили, что он спит и пытались его растолкать, но тут один из конвоя вскрикнул: «Глаза!» Мужчина был мертв. Никто не знал, кто он такой, пока прибывший мэр не опознал в нём Палача, приглашенного из столицы княжества для совершения казни. Ночной стражник повторял одно и то же: тот пришел, потом ушел. Беднягу отправили на дознание.
Немедленно отдали приказ искать и найти пропавшую ведьму. Однако все отряды, посланные по разным направлениям, вернулись ни с чем – никто из жителей ее не видел. Искали еще целых две недели – по окрестным городам и селениям. Безрезультатно.
Женщина исчезла бесследно.
Напечатано: в журнале "Семь искусств" № 2(71) февраль 2016
Адрес оригинальной публикации: http://7iskusstv.com/2016/Nomer2/Kur1.php
