Поэзия Нины Карташевой
В нашей конституции канонизирован ленинский декрет об отделении церкви от государства и школы — трогательная для антикоммунистического режима деталь! Однако отделить народ от святынь невозможно. Те интеллектуалы, которые считают, что практические дела можно «окончательно» решить вне церкви, заблуждаются. Они никак не хотят понять и принять простой и гениальный евангельский постулат: «А все остальное приложится». Неужели история их так ничему и не научила?
Заблуждаются и те, которые тешат себя иллюзией «самостоятельного» общения с Богом, вне церкви. По словам Самого Господа, таковые «не имеют ничего общего со Мною». Святые Отцы заметили: «Для кого церковь — не Мать, для того Бог — не Отец».
К счастью, современная русская поэзия в большинстве своем создается верующими авторами. Православная лирика рассматривается отечественным литературоведением не просто как возрождающаяся традиция духовной поэзии, а как оригинальный литературный феномен, как новаторское явление литературного процесса рубежа XX–XXI веков. (5).
Истинная поэзия всегда духовна. Но в последнее время этот термин все чаще употребляется применительно к стихотворениям с религиозной тематикой, трактуя ее не в меру широко.
Русские духовные стихи получили наибольшее распространение в XV–XVI веках. Они имели «религиозное содержание, заимствованное из Библии, Житий святых и других церковных источников, с примесью разных посторонних элементов» (2). Наиболее популярными были стихотворения о Страстях Господних и страданиях Лазаря, о Богоматери, о приближении антихристова века и Страшного Суда. Их пели бродячие калеки — «калики перехожие».
Современному же оседлому, обладающему отменным здоровьем стихотворцу достаточно только несколько раз упомянуть Имя Божие, как его тут же зачисляют в легион пишущих на «религиозную тему». Сейчас, кажется, уже все поэты «дружно взывают к Господу, благо снят такой долгий запрет» (10). Справедливости ради надо сказать, что русские поэты и в советское время обращались к Библии (А. Тарковский, И. Бродский, Д. Самойлов, О. Чухонцев, В. Соколов, Н. Тряпкин, Н. Рубцов, Ю. Кузнецов).
Современную духовную поэзию можно разделить на три группы. Первая, самая многочисленная и словоохотливая, отличается необыкновенной оперативностью, быстротой мышления и инициативностью…
Раньше они воспевали КамАЗ,
Лихо строчили про БАМ.
Ныне советский поэт-богомаз
Бодро вторгается в храм.
(Сергей Воробьев) (3)
Духовная поэзия — необычайно сложная и деликатная область русской литературы. Вступающему в нее необходимо преодолеть три основных препятствия: филологическое (проблема соединения церковного и литературного языков, особенно в семантическом отношении), религиозное (проблема обновленчества) и личностное (проблема духовного роста, степени постижения Бога). «Вот почему, — пишет А. Архангельский, — профессионалы отступают перед величием и непосильностью задачи… А дилетанты ничего не страшатся — ибо они не чувствуют, не слышат страшного безмолвия своих слов» (1).
Анатолий Пикач заметил, что для целой ветви поэзии «характерны на сегодня… слияние политического и религиозного пафоса» (10). Многие лирики просто не понимают сущности религии, они считают ее разновидностью идеологии: «Спаси, Христос! Кругом одна измена…» (В. Костров). А ведь Иисус Христос был послан не для того, чтобы развязывать чьи-либо политические или идеологические узлы, а спасать весь род человеческий.
Есть, к счастью, у нас лирики, умеющие говорить о высоком без наивного восторга и без досадной для читателя напыщенности. Они составляют вторую группу поэтов (это покойный Юрий Кузнецов, о творчестве которого нужно говорить отдельно, Нина Карташева, Николай Рачков, Инна Лиснянская, Новелла Матвеева, Глеб Горбовский, Денис Коротаев, Владимир Скиф, Татьяна Смертина, Юрий Лощиц, Мария Аввакумова, Олеся Николаева, Светлана Кекова, Надежда Веселовская и др.) Литературовед Наталья Гордиенко считает, что их лирика относится к творчеству православно-созерцательного типа, которое «создается приверженцами православной традиции, но не ревнителями, а участливыми наблюдателями и созерцателями ее; их жизнь протекает не внутри церковной традиции, а вне ее, хотя и в согласии с основными духовными импульсами, порождаемыми ею. Данный вариант духовной лирики сопровождается сложной мировоззренческой эволюцией, мотивами исканий и сомнений, борьбы веры и неверия при безусловной устремленности к высшему началу, тяготеет к индивидуально-авторскому преломлению духовной традиции, а не к всецелому, канонически строгому, всепроникающему погружению в нее как в единственно возможный способ духовно-телесного существования» (5).
Таков, например, Николай Рачков, обладающий чистым и умиротворенным голосом:
В надзвёздном царственном эфире,
Где дух на троне, а не плоть,
Один, один безгрешный в мире
Всемилостивый наш Господь.
В руках, как дивное сказанье,
Наполненная по края,
Сияет чаша со слезами,
И это Родина моя. (11)
Новелла Матвеева более эмоциональна, она живо откликается на события и факты, которые имеют внутренний, сакральный смысл. Когда Анатолий Чубайс, один из вождей и идеологов наших либералов, заявил о своей ненависти к Ф.М. Достоевскому — тут же появилось и стихотворение поэтессы:
Ганечка Иволгин грянулся в обморок, но —
В пламя камина за кипой деньжищ не полез.
Гордый. А эти полезли бы. Им всё равно.
Помнишь, в начале тупых девяностых годов
Эти — полезли. А кто и сегодня готов…
Странная «гордость» однако у этих скотов!
И к Достоевскому — странный у них интерес…
(«Новые типы») (9)
Матвеева понимает: зло сидит не только в собственной личности, оно вообще персонифицировано, и борьбу с ним вести необходимо — как внутреннюю, так и внешнюю:
Все гре́шны. Всех уравнять бы,
Кажись, по общему сходству?
Но кто-то грех ненавидит,
А кто-то — рад греховодству. (9)
Православные поэты, искренне и глубоко верующие и понимающие, что «духовный стих по своему религиозному содержанию стоит вне текущих мелочей действительности» (2), составляют третью группу.
Самая заметная поэтесса, сражающаяся и сегодня на «внешних рубежах» — Нина Карташева.
Печататься она начала в 1990-м году, публикация состоялась в девятом номере журнала «Наш современник». «Это еще были такие времена, — рассказывает Карташева, — когда слово “Бог” писали с маленькой буквы, а слово “Воскресение” было известно только, как день недели.
Потом был разрушен коммунистический режим. Все смешалось, и в этом смешении могли разобраться только посвященные. А бывшие советские атеистически воспитанные люди поверили во все: и в экстрасенса Кашпировского, и в НЛО... И вот тогда я, опять же почти помимо моей воли, решила, то есть не решила, а Бог привел, нести мое простое православное слово людям — и я вышла на это служение. И жить мне стало гораздо труднее и страшнее. Но я благодарна Богу, если хоть один человек, читая мои стихи, открыл для себя мир Божьего чуда, молитвы и радости православной веры.
В России ныне царствует власть денег, деньги в чужих руках. Русские вновь унижены и обобраны, русских все меньше, в России поселяются кавказцы, среднеазиаты, неудивительно, что их становится больше и больше, для них другие условия. И они сплочены, помогают своим. Русские должны также помогать своим, где бы они ни были, мы кровные сродники» (4).
Помогите тому, кто слабее.
Русский русского да не покинет,
И в беде своего пожалеет,
Не забудет и не отринет. (8) (здесь и далее цитируется этот источник — В.Б.)
«— Нина, как Вы, будучи православной христианкой, относитесь к Вашему поэтическому дару?
— На этот вопрос ответить и просто, и сложно. Понять меня сможет только верующий человек. Талант у всех от Бога. Но этим талантом во чтобы то ни стало старается завладеть противобог, за талантливым человеком ходит не один бес, а семеро, бороться с ними очень тяжело, если нет помощи Бога и Его светлых ангелов. А к Богу обращаться не все таланты хотят. Поэтому в ХХ веке, и ныне, так мало духовных поэтов и писателей, стихотворцев я не считаю, даже если они и пишут православно, но бездарно. Бог одаряет одного из тысячи. Конечно, сатана тут же платит гонорар долларами и рублями, если поэты служат ему, воспевая измену, жестокость и прочие прелести. Бог же с платой хоть и медлит, но уж Его награда не сравнится с долларами, ибо это красота и жизнь, свет и любовь. Только в них судьба России. Тогда и хлеб насущный приложится.
Время сейчас гораздо страшнее и коварнее советского. Сказано: не бойтесь убивающих тело, бойтесь убивающих душу. С телом уже расправились, теперь враги рода человеческого покусились на душу.
— Что Вы думаете о положении православной веры и Церкви в современной России?
— К Церкви сейчас у власть и деньги имущих отношение лояльное, но им нужна церковь смирившихся перед ними. Из рабов Божиих сделать рабов себе, используя наши самые прекрасные христианские качества: смирение, терпение. Поэтому в народе появилось непротивление злу, теплохладность. Уже нет того горячего подъема, который был в 1990–95 гг. Для Церкви лучше гонители, чем растлители» (4).
Теперь не жди свободы в слове,
Статья за то, что мы без прав.
Законы стряпчие готовят,
Законы Божии поправ.
Неужто я была в гордыне,
Когда воспела русский стан?
Кругом и трусость, и обман.
Вождя не вижу в русском стане,
Терпенье и бесплатный труд.
С двойным гражданством россияне
За экстремизм меня сметут.
Но все же я смиренным слогом
Напомню русским об одном:
Смиряться надо перед Богом,
Но не смиряться перед злом.
Бороться со злом — вот нравственное кредо Нины Карташевой: «Даже наши лучшие православные христианские качества враги Божии и враги России стараются приспособить к себе. Нас, рабов Божиих, они хотят превратить в рабов для себя: “Смиряйтесь, терпите!”. Но, дорогие мои, смиряться мы должны перед Богом; перед врагами смиряться — сугубый грех. Любить их можно, но смиряться, позволять им делать бесчинства — это грех. Наступили те времена, когда компромиссы уже неприемлемы, уже нельзя ладить. Середины между злом и добром не может быть» (6).
О предназначении поэта Нина Карташева говорит кротко, но твердо: «Что делать мне, если у меня ни власти, ни денег, ни оружия? У меня только слово, стихи. Но и этим малым я стараюсь помочь. Иду в школы, институты, детские дома и воинские части, когда мне это начальство разрешает, чаще под благовидным предлогом отказывают. Но ведь как важно сейчас, когда оплеваны с высоких трибун все русские идеалы, открыть детям красоту подвига, веру в Бога, честь и славу наших великих предков, целомудрие и кротость русских жен и дев. Спасем детей — спасем Родину» (6).
Патриотическая деятельность поэтессы вызвала ожесточение в известных кругах. На семью Нины Карташевой было совершено покушение. Этот случай стал известен русским людям. «Благодарю Вас за дружеское внимание к моей судьбе и моему творчеству, — откликнулась поэтесса. — Я признательна Вам за беспокойство обо мне в связи с этим ужасным нападением. Я жива. У нас ничего не украли, не разгромили. Пострадал только муж, ему перебили руку и разбили голову. Но он уже выздоровел, работает.
Причины нападения, совершенного на нас 10 августа, мне не понятны, хотя и не удивительны: в наше время в России, как на войне, могут убить и без причины, и за кусок хлеба, и за стихи. Ни я, ни мой муж (простой строитель) коммерцией, “крутой” политикой и прочими криминальными делами никогда не занимались и абсолютно не способны к этому. Явных врагов у нас нет, зла мы никому никогда не делали, долгов тоже никогда не было, живем скромно и тихо 26 лет в Подмосковье в научном городке Менделеево» (6).
Поразительно, но еще в начале 90-х годов, когда поэтессу широко публиковали в патриотической периодике, ей угрожали, и Карташева предсказала:
«— Придем с ножом и грабежом,
И кружева твои разденем,
Убьем тебя и труп сожжем,
И пепел во поле развеем!
За что?! — За то, что ты жива,
За то, что мыслишь и страдаешь,
Что запрещенные слова
По-русски чисто называешь».
Свои программные идеи Нина Карташева высказывает как всегда откровенно: «Приход к власти национального русского лидера возможен только в случае перелома в самой власти. А народ устал. России нужен, пожалуй, пиночетовский вариант, все другие, более мягкие варианты невозможны, потому что упущено время. Только здоровый русский Национализм спасет Родину. Национальный Вождь и его правительство — потом, возможно, теократическое, православное правление для укрепления духа нации — и только потом, если Бог даст, самодержавный, а не кукольный Царь. Пока у нас ни Государя, ни государства. Ни самодержавия, ни православия? А Народность? Наш Народ уже добивают. Разброд и шатания по партиям и блокам. Только национальная идея нас спасет. Русского национализма не надо бояться, будет хорошо русским — будет хорошо всем народам России. Добьют русских — свалят древо, с которого сами кормятся» (6). Эти мысли перекликаются с программными заявлениями Валентина Распутина: «Национальную идею искать не надо, она лежит на виду. Это правительство наших, а не чужих национальных интересов, восстановление и защита традиционных ценностей, изгнание в шею всех, кто развращает и дурачит народ, опора на русское имя, которое таит в себе огромную, сейчас отвергаемую силу, одинаковое государственное тягло для всех субъектов Федерации. Это покончить с обезьяньим подражательством чужому образу жизни, остановить нашествие иноземной уродливой “культуры”, создать порядок, который бы шёл по направлению нашего исторического и духовного строения, а не коверкал его» (12).
В отличие от «среднерусской» светской лирики (на самом деле атеистов среди подлинных русских патриотов очень мало), Нина Карташева призывает к действию, к сопротивлению:
В беспамятстве время от крови и слез,
Бесчинствуют новые тати...
Великомученик-великоросс
И всякий народ! Вставайте.
Ее не останавливают ни наветы врагов, ни зависть друзей:
Коричневым и красным метят нас,
Но мы убелены самой Россией.
Но мы опять страданья пересилим,
И не опустим рук, и не закроем глаз.
Держитесь! Скоро грянет грозный час.
(«Держитесь, братья. Это лишь начало…»)
Нина Карташева осознает, что самые главные недруги России сидят в Кремле:
От Бога за убийство отлученные,
Отец ваш дьявол. Он всегда за вас.
Вокруг него одной семьей сплоченные,
Вы дружно выполняете приказ.
Я не о нации. Ведь вы разноплеменные.
Я не о старом. Вы воспели грех.
Вы не из древних. Слишком современные.
Но древнее клеймо на вас на всех.
Теперь не вы, а к вам идут с поклонами.
Напрасен труд, вас лучше не проси.
Пугаете самих себя погромами
Среди разгрома нового Руси.
Уехали бы вы без возвращения,
Освободили бы наш древний русский Кремль.
За это мы вам вымолим прощение.
Езжайте с миром. Только насовсем.
О врагах в стихах поэтессы сказано предельно конкретно:
Нерусские Россией правят,
И во главе ее враги.
Поэтесса не видит в наших лидерах православных, она знает, что судить надо не по словам, а по делам:
Не верьте этим господам,
Хоть крест они теперь целуют,
И строят храм, но стыд и срам,
Рубли сиротские воруют.
А Бог не жертвы просит, нет!
Он милости от сердца хочет,
Не толковать Его Завет,
А исполнять. И не порочить.
А эти господа всегда,
Еще товарищами были,
Героев славили труда,
Но сами по труду не жили.
Исчезнут снова, яко дым.
Ложь не исправить новой ложью.
Не приспособить Церковь к ним,
Она еще покуда Божья.
Не случайно в ее поэзии говорится о народном ополчении:
Нет, я люблю не битву, а уют,
Детей, наряды, музыку, природу.
Да только жить спокойно не дают,
Конец готовят Русскому Народу.
Но за уют я не пойду в полон,
Напрасно ворон надо мною кружит.
Как испокон я встала у икон,
Сняла кольцо, чтоб ты купил оружье.
Земная брань — отражение битвы небесной. Кондопога, Манежка, Сагра — ее зримые вехи. Нина Карташева предчувствует победу, в грохоте «окаянных дней» она слышит горний голос:
Там у Бога обителей много,
Здесь в России нет места для нас,
Гонят Русских с родного порога,
Спущен с гор иудеем «кавказ».
Богородица очи открыла:
«У Христа вы остались одни.
Только русская вера и сила
Победит окаянные дни».
Поэтесса не боится смерти, она знает, что правду уничтожить невозможно:
Как все продумано, как злобно отработано
В глубинах опрокинутых систем.
Всё роздано чужим, всё наше продано,
И в спину нож: НЕТ РУССКИХ — НЕТ ПРОБЛЕМ.
Мне больно, я кричу, пытаюсь вырваться,
Захлёбываюсь в собственной крови.
Крест перевёрнут вниз: «А ну, не рыпаться!
Пиши стишки о счастье и любви!
И запиши: с законом ознакомлена,
И распишись: о тайном промолчишь.
Сопротивляться больше не позволено.
Ты! Экстремистка! Ты еще кричишь?»
Я падаю убитая, безмолвная,
Чтоб встать за Русь уже на Божий Суд,
Где воинство Христа сверкнёт, как молния,
И гром нагрянет: РУССКИЕ ИДУТ!
Нина Карташева обращается к нам со словами, наполненными мужеством и внутренней нравственной силой:
Открытый бой и тайный бой идёт,
Не уроните ж Доблести и Чести.
Встать — и вперёд! Россия не умрёт.
А если и умрёт, то с нами вместе…
Откликнемся ли мы на этот призыв?
Использованная литература:
1. Архангельский А. Огнь бо есть. Словесность и церковность: литературный сопромат // Новый мир. — 1994, № 2.
2. Буслаев Ф. О литературе: Исследования; Статьи. — М., 1990. — С. 306.
3. Воробьев С. Стихотворения // Наш современник. — 1994, № 2.
4. Всеволод, инок. Что есть поэзия Православия. Беседа с православной поэтессой Ниной Карташевой // Аскетическое творчество. — 2002, № 2 (165). (http://www.russian-inok.org/page.php?page=ascetic1&dir=ascetic&month=1002).
5. Гордиенко Н.Н. Русская поэзия рубежа ХХ–ХХI веков в контексте православной духовной традиции. Автореф. дисс. на соиск. учен. степ. канд. филол. наук. — М., 2008.
6. Карташева Н. «Мы должны не выживать, а жить!» Письмо в редакцию Русской линии // Русская народная линия (http://www.ruskline.ru/analitika/1999/10/16/my_dolzhny_ne_vyzhivat_a_zhit/).
7. Карташева Н. Порфира и Виссон: Лирика. — М., 2000.
8. Карташева Н. Слава России!: Стихи. — М., 2001.
9. Матвеева Н. Дым отечества // День литературы. — 2010. —17 ноября, № 11.
10. Пикач А. Бездомные стихи (Поэзия-90) // Литературное обозрение. — 1991, № 2.
11. Рачков Н. Стихотворения // День и ночь. — 2010, № 6.
12. Шумейко И. Уроки русского (беседа с Валентином Григорьевичем Распутиным) // Российский писатель (http://www.rospisatel.ru/shumeiko-rasputin.htm).
